14-й год правления императора Чэнхуа

Рано утром на следующий день Тан Фань пошёл прямиком в окружной ямэнь и попросил Фань Юэчжэна разыскать Линь Фэнъюаня. Однако посланный за ним человек вернулся и доложил главе округа Фаню, что Линь Фэнъюань нездоров и сегодня уже направил сюда слугу с прошением об отпуске, чтобы он мог восстановить свои силы дома. Фань Юэчжэн нахмурился: — Пойди в дом Линь и скажи ему, что как бы он ни был болен, он должен явиться сюда… Тан Фань удержал его. — Ты знаешь, где живёт помощник главы округа Линь? — Этот скромный чиновник знает! — поспешно ответил Фань Юэчжэн. — Поскольку он не придёт, я сам к нему схожу, — сказал Тан Фань. — Назови его адрес кому-нибудь из своих людей, чтобы нас туда отвезли. Когда императорский посланник приказывает, то даже если ты занят — должен сделать вид, что свободен. Глава округа Фань быстро согласился и вместо того, чтобы поручить это кому-нибудь, он сам вызвался проводить его. В глубине души он чувствовал, что Линь Фэнъюань ведёт себя очень неблагодарно: это большое горе, что ты потерял сына, но господин Тан приехал, чтобы выяснить правду о его смерти, а ты не только не стремишься с ним сотрудничать, но и притворяешься больным. Чтобы это значило? Когда они прибыли в дом семьи Линь, глава округа Фань понял, что Линь Фэнъюань не притворялся больным — он действительно был болен. Даже если он не встречался с Линь Фэнъюанем каждый день, а лишь тогда, когда этого требовали служебные обязанности, он был его непосредственным начальником и виделся с ним по крайней мере раз в два-три дня. После смерти Линь Чжэня Линь Фэнъюань сильно осунулся и выглядел очень мрачным, что было неудивительно. Но человек, вышедший их поприветствовать, казался не просто измождённым, он вообще не был похож на себя. Серебряные нити в волосах Линь Фэнъюаня, ранее едва заметные, покрыли почти всю его голову, лицо побледнело и исхудало, а под глазами залегли чёрные тени. Казалось, он постарел лет на десять. Тан Фань никогда раньше его не видел, поэтому не удивился, тогда как глава округа Фань и Лу Линси были шокированы. — Он не выглядел таким старым, когда я видел его в последний раз, — прошептал Лу Линси на ухо Тан Фаню. Линь Фэнъюань вышел вперёд и поклонился: — Этот ничтожный чиновник Линь Фэнъюань приветствует императорского посланника и хозяина округа. Тан Фань помог ему подняться: — Не нужно церемоний, помощник главы округа Линь. Ты не очень хорошо выглядишь. Ты уже пригласил врача? — Благодарю за вашу заботу, господин. Этот скромный чиновник просто немного простыл на ветру, ничего страшного. Но это не было похоже на простуду. Вероятнее всего, он не спал ночами и слишком много думал, и в этом не было ничего странного, поскольку его сын умер. Было бы куда страннее, если бы он всё ещё мог улыбаться. Тан Фань знал, что у Линь Фэнъюаня было трое сыновей. Умерший Линь Чжэнь был старшим, второй сын немного моложе и также учился в академии Байлучжоу, а самый младший, которому шесть или семь лет, ходил в начальную школу. Самому Линь Фэнъюаню было за сорок. И хотя его должность была невысока, даже такого положения могли достичь далеко не все. К тому же, в этом возрасте у него уже было трое сыновей. Если бы не белые полотна ткани, развешанные по всему дому, жаловаться было бы не на что. Тан Фань вежливо выразил ему соболезнования, расспросил ещё о здоровье, а затем сказал: — Я пришёл с довольно дерзкой просьбой. Линь Фэнъюань оборвал его, прямо заявив: — Если господин здесь, чтобы поднять гроб этого щенка и произвести вскрытие, пожалуйста, лучше не продолжай. Мой сын умер и предан земле, его уже похоронили, как можно выкопать его обратно и потревожить его прах? Этот чиновник лишился старшего сына, моё сердце и так разбито, прошу господина проявить сострадание к чувствам отца! Тан Фань поднял брови, слегка раздосадованный этим решительным отказом, но не выдал своих эмоций и произнёс по-прежнему тёплым и искренним тоном: — Помощник главы округа Линь, я слышал, что ваша семья Линь и семья Шэнь в прошлом серьёзно враждовали, и об этом многим было известно. Мне бы хотелось узнать, правда ли это? Линь Фэнъюань на этот вопрос рассердился не так сильно, как раньше Шэнь Куньсю, и коротко кивнул: — Это так. — Нельзя ли рассказать поподробнее? — Шэнь Куньсю занял первое место на окружном экзамене в том году, но после экзамена при дворе его лишили учёной степени. Поскольку мой покойный отец был тогда главным экзаменатором, Шэнь Куньсю был так обижен на него, что даже успешно получив впоследствии степень цзиньши, затаил зло и всем всегда говорил, что мой отец настолько невзлюбил его, что намеренно не включил в список успешно сдавших экзамен. Он даже заявлял, что в дальнейшем карьера моего отца сложилась неудачно потому, что тот был недостаточно добродетелен. Он делал всё, чтобы оклеветать его! — А у него были для этого основания? — уточнил Тан Фань. Линь Фэнъюань сердито буркнул: — Конечно, нет! В тот раз его работу действительно хорошо оценили другие экзаменаторы, но когда она наконец попала в руки моего отца, тот обнаружил, что один из иероглифов там был под запретом. А потому отклонить эту работу было правильно и справедливо, и в этом не было ничего плохого! Под запрет попадало, например, использование в работе иероглифов, которые встречаются в имени царствующего императора. Экзаменующимся приходилось заменять эти иероглифы на другие, или они могли намеренно написать в таком иероглифе на одну черту меньше, чтобы сделать его непохожим на имя Сына Неба. Но в экзаменационном зале все обычно очень нервничают и некоторые просто забывают о запрете, так что здесь многое зависит от удачи. Если экзаменатор или проверяющий чиновник просто отклонял работу, он, конечно, не совершал ничего неправильного. Но если попадался человек более терпимый и видел, что работа действительно отлично написана, по возможности он закрывал глаза на ошибку и мог оставить учащегося в списке, просто местом немного ниже. Выслушав Линь Фэнъюаня, Тан Фань уклончиво произнёс, не вынося никаких суждений: — Значит, ты думаешь, что причина смерти твоего сына в том, что Шэнь Куньсю затаил обиду и хотел отомстить? — Верно! — откликнулся Линь Фэнъюань. — У Шэнь Куньсю трусливая душа и ограниченный ум. Если бы он не напирал так, разве мой сынок бы повесился? Прошу господина восстановить доброе имя моего сына! — То есть, ты считаешь, что твой сын невиновен, — сказал Тан Фань, — а его так называемый обман — это несправедливое обвинение со стороны Шэнь Куньсю? Линь Фэнъюань не ожидал, что Тан Фань задаст такой вопрос, и на мгновение замер, прежде чем ответить: — Да, знания моего сына не слишком хороши, но это не означает, что ему нужно было жульничать, чтобы получить учёную степень! — Но, насколько мне известно, некоторые соученики молодого господина Линя, которых тоже подозревали в жульничестве на экзамене, сознались, что получили закрытую информацию от Линь Чжэня. Линь Фэнъюань разозлился: — Это невозможно, это клевета, господин. Прошу вас рассудить по справедливости! — Конечно, нам нужно прояснить ситуацию, — слегка кивнул Тан Фань. — Я никогда не проявляю предвзятость в своих суждениях. Я выслушал их признания и, разумеется, выслушаю и твои. Как человек со стороны, я не могу судить о прошлых разногласиях между вашими семьями, но раз от этого зависит решение проблемы, тогда другое дело. В конце концов, ты в этом не замешан, только Линь Чжэнь знал всю правду. Честно говоря, хотя я и не осмотрщик трупов, у меня есть некоторый опыт проведения вскрытий. Хотя Линь Чжэнь мёртв, он всё ещё может говорить. Вынудил ли его Шэнь Куньсю покончить с собой, чтобы доказать свою невиновность, или он умер по другой причине, можно узнать, только осмотрев тело. Я уверен, что как отец, ты тоже хотел бы, чтобы твой сын упокоился с миром. Линь Фэнъюань всё же возразил, покачав головой: — Господин, я на самом деле не вижу необходимости снова поднимать гроб. Прежде чем моего сына привезли сюда в тот день, его тело уже осмотрел официальный осмотрщик трупов и подтвердил, что он повесился. Почему господин не расследует дело в отношении Шэнь Куньсю, а стремится создать проблемы с моим сыном? То, что он сказал, прозвучало очень грубо, и глава округа Фань отчитал его: — Да как ты смеешь! Тан Фань оборвал Фань Юэчжэна и обратился к Линь Фэнъюаню: — В прошлом уже бывали случаи, когда осмотрщик трупов выносил решение о самоубийстве, но это решение отменялось. Профессиональный уровень осмотрщиков всегда был неоднородным. Некоторые считают, что им достаточно прочитать трактат «Си юань цзи лу», чтобы проводить вскрытия, но мало кто понимает, что из-за их безграмотности порой выносятся несправедливые и неправомерные приговоры. С тех пор, как я стал чиновником, таких примеров было немало. Если, как ты говоришь, Шэнь Куньсю и правда так ненавидит вашу семью, он не упустил бы возможность. Шэнь Куньсю хотел отстранить больше дюжины экзаменующихся, но все они в добром здравии, и только Линь Чжэнь мёртв. Возможно, Шэнь Куньсю что-то сделал с твоим сыном, оставшись наедине, и это послужило истинной причиной его смерти. Разве помощник главы округа Линь не хочет выяснить правду? Говоря всё это, Тан Фань был достаточно терпелив, но Линь Фэнъюань по-прежнему отказывался: — Прошу господина понять и простить меня. — А что, если я буду настаивать на открытии гроба? — Если господин будет настаивать, этот ничтожный чиновник не сможет остановить его, — помолчав немного, ответил Линь Фэнъюань. — Но я слышал, что императорский двор направил ещё одного посланника для расследования этого дела. Этот ничтожный чиновник непременно обо всём ему доложит! Учитывая служебное положение Линь Фэнъюаня, было нелепо угрожать Тан Фаню подобным образом, но в те времена ситуация в обществе была такова, что покойных принято было почитать. Попытка Тан Фаня поднять гроб и провести вскрытие действительно встретит всеобщее неодобрение. Люди непременно встанут на сторону Линь Фэнъюаня и посчитают, что императорский посланник действует недобросовестно и использует свою власть для запугивания. Несмотря на то, что он был сейчас советником государственной канцелярии, ему всё равно приходилось думать о том, как его поведение может повлиять на репутацию. Услышав эти слова, Лу Линси пришёл в ярость: брат Тан хочет провести вскрытие, чтобы выяснить, почему твой сын умер, а ты этого не ценишь и создаёшь препятствия на каждом шагу. Какой же ты неблагодарный! С тех пор, как они прибыли в округ Цзиань, они постоянно сталкивались с неблагодарными людьми. Сначала Сюй Бинь на званом обеде, потом Шэнь Куньсю, а теперь и Линь Фэнъюань. Возможно, здесь просто неблагоприятная обстановка, которая им не подходит? Даже глава округа Фань считал, что поведение Линь Фэнъюаня было слишком возмутительным, однако Тан Фань был не так зол, как могло показаться. Возможно, раньше он встречал слишком много людей, с которыми иметь дело было ещё сложнее, чем с Линь Фэнъюанем, потому эта сцена не заставила его измениться в лице и впасть в ярость. Он даже взял с чайного столика чашку чаю, аккуратно снял крышку и, опустив голову, сделал глоток. Хотя Линь Фэнъюань и отказался сотрудничать, он не осмеливался открыть рот, чтобы выгнать Тан Фаня, когда тот показал своими действиями, что не собирается уходить. На какое-то время в комнате застыла напряжённая тишина. Через пару минут Тан Фань внезапно произнёс: — А картина выглядит недурно. Все были обескуражены, удивляясь, почему он вдруг заговорил о картинах, но, проследив за взглядом Тан Фаня, поняли, что он имеет в виду картину, висящую на стене дома Линь. Горы и реки вдалеке. Большая река стремится на восток, а маленькая лодка плывёт вниз по реке. Человек в лодке заложил руки за спину, любуясь восходом солнца. Это напомнило Тан Фаню строки «Утром покидая Боди, погружаюсь в разноцветные облака, тысячи ли по реке до Цзянлина промчусь за один день» . Рядом с картиной начертаны стихотворные строчки: Два ряда гор вдали под сенью деревьев, лёгкая лодка как листок в течении реки. Это была самая обычная картина — хотя и с глубоким смыслом, но не работа выдающегося мастера. Довольно заурядная картина, как и двустишие. Линь Фэнъюань объяснил: — Эта картина — последняя работа этого чиновника, написанная просто для собственного развлечения. Она недостаточно проникнута высокой культурой. Сомневаюсь, что она заслуживает вашей похвалы. Тан Фань ограничился слегка небрежным одобрением и улыбнулся, услышав эти слова: — Раз уж помощник главы округа Линь отказывается открыть гроб — закончим с этим, прощайте. Линь Фэнъюань поспешил сложить руки в поклоне: — Спасибо господину за понимание. Если господин пожелает узнать что-нибудь другое, этот чиновник обязательно расскажет всё и приложит все силы, чтобы быть полезным! — В этом нет необходимости, просто останься дома и отдохни, — спокойно сказал Тан Фань, поднялся и ушёл. Глава округа Фань со злостью посмотрел на Линь Фэнъюаня и тихо выругался: — Ты и правда чёрное с белым перепутал! Его мучили какие-то странные ощущения. До того, что случилось с Линь Чжэнем, Линь Фэнъюань и глава округа Фань, его начальник, были в довольно хороших отношениях. Более того, Линь Фэнъюань умел льстить и угождать людям. Он никогда не подводил своего начальника, но теперь чуть ли не из кожи вон лез, чтобы оскорбить императорского посланника Тан Фаня, как будто сошёл с ума. Не только Фань Юэчжэн, но и люди, которые пришли с Тан Фанем, включая Лу Линси и Си Мина, считали, что Линь Фэнъюань заслуживал порицания. То, что Тан Фань с его положением лично пришёл в дом Линь Фэнъюаня расследовать смерть его сына, уже было для него большой честью, но вместо того, чтобы сотрудничать, тот наоборот, всячески отталкивал его. Если бы не поведение Тан Фаня, который никак не реагировал на это, Лу Линси даже собирался раскрыть рот пошире и поставить на место Линь Фэнъюаня. — Брат Тан, ты не хочешь, чтобы я нашёл возможность преподать ему урок? — спросил Лу Линси, выйдя из дома Линь. — Не надо. — Тан Фань махнул рукой. На его лице застыла задумчивость, но никто не догадывался, о чём он размышляет, а сам он не говорил. Когда все они покинули дом Линь, Тан Фань попросил главу округа Фаня и Цзи Миня не сопровождать его дальше. Он сказал, что хочет прогуляться по городу, а для этого ему достаточно Лу Линси и Си Мина. В конце концов, Фань Юэчжэн и Цзи Минь — местные чиновники, и им каждый день нужно заниматься местными делами, так что невозможно повсюду следовать за Тан Фанем. Поэтому, услышав его слова, они вежливо откланялись и ушли. Тан Фань после этого дважды прошёлся по улице со своими спутниками, а затем зашёл в ресторан, расположенный немного дальше. Так получилось, что это был павильон Цинфэн, то самое место, где, по признаниям Цэн Цзиня и его товарищей, они купили кодовые слова для экзамена. Убранство этого места было великолепным, посетителей было много, и вкус блюд, надо полагать, также неплох. Такие люди, как Тан Фань с сопровождающими, которые пришли внезапно и не забронировали столик заранее, могли рассчитывать лишь на место в большом зале. Большой зал также делился на два этажа, и на втором этаже каждый столик был отгорожен ширмой. Конфиденциальность обеспечивалась не так хорошо, как в отдельных кабинетах, но здесь было тише, чем на первом этаже, хотя и цена немного выше. Официант гостеприимно поприветствовал их и, узнав, что Тан Фань хочет снять отдельную комнату, извинился, что они все уже заняты. Тан Фаня это не особо расстроило. Он попросил отвести их на второй этаж, где можно было сесть и заказать разные блюда. Рано утром все ушли с постоялого двора вместе с Тан Фанем, выпили по чашке чая в доме Линь, затем были вынуждены сдерживать гнев, и теперь сильно проголодались. При виде привычных домашних блюд, таких как курица в трёх чашах, мелкая жареная рыба, свинина на пару с таро и жареные лесные грибы, у всех потекли слюнки. Они все четверо устроились за одним столом, Тан Фань не позволил Си Мину и Хань Цзиню удалиться за отдельный столик. Когда все сидели вместе, было довольно весело. У каждого были палочки для еды, и все быстро управились со своими блюдами и смели со стола всё, что там было, включая белый рис, будто порывом ветра. — Кстати, — Тан Фань обратился к Си Мину, когда все уже насытились почти до отвала, — у меня есть двоюродная сестра по материнской линии, она в детстве переехала с родителями в Цзянси. Её родители умерли несколько лет назад, и ей пришлось очень нелегко. Узнав, что я тоже сейчас в Цзянси, она решила искать у меня приют. Когда вернёмся на постоялый двор, предупреди людей, пусть приготовят комнату, которая изначально была предназначена для Цзи Миня. Си Мин не стал долго раздумывать и, естественно, согласился, а Лу Линси спросил: — Брат Тан, а почему я раньше никогда не слышал, чтобы ты говорил об этой двоюродной сестре? Тан Фань улыбнулся: — Раньше мы были далеко и даже не переписывались. Только накануне моего отъезда из столицы я узнал от своей старшей сестры о том, что с ней произошло. Но почему ты не упомянул об этом сразу, когда приехал в Цзянси, а теперь эта тема возникла без какого-то предупреждения? Си Мину были не интересны подобные вопросы, он бы в любом случае сделал всё, что велел ему Тан Фань. И хотя Лу Линси распирало от любопытства, он понимал, что не стоит лезть с расспросами. В конце концов, он и раньше мало что знал о семье Тан Фаня. Лу Линси озадаченно помолчал, а потом спросил, будто стремясь подчеркнуть свою деликатность: — Брат Тан, твоя двоюродная сестра всё-таки женщина, разве это хорошо, если она будет жить с тобой и со мной в одном дворе? Тан Фань ненадолго задумался. — В твоих словах есть смысл. Ты можешь переехать жить к Си Мину и остальным, а я с двоюродной сестрой буду жить в одном дворе. Мы помолвлены с детства, и теперь, когда она осталась совсем одна и так беспомощна, нет нужды относиться так строго к правилам приличия. — …. Услышав это, Лу Линси почувствовал себя ещё более подавленным. Он лишь задал несколько вопросов, но в итоге сам себя загнал в угол. После долгих раздумий он не смог найти причину, чтобы отказаться, и удручённо сказал: — Если она с детства помолвлена с братом Таном, то должна быть образованной женщиной, добродетельной и непорочной красавицей. Как мне лучше называть её при встрече? Я хотел бы попросить брата Тана подготовить меня к этому, чтобы я не утратил вежливость, когда эта встреча произойдёт! Услышав о «добродетельной и непорочной красавице», Тан Фань едва сдержался, уголок его рта всё же дёрнулся, но, к счастью, Лу Линси этого не заметил. Он тут же исправился и принял слегка скучающий вид. — Зови её просто барышня Цяо. В последний раз я видел её ещё в детстве, мы встречались пару раз, и с тех пор больше не виделись. Она всегда была очень застенчивой… Сказав это, Тан Фань остановился и подумал: «Меня сейчас стошнит», но немного успокоился и продолжил: — Она застенчива, поэтому, возможно, для неё покажется непривычным, если ты будешь звать её сестрица или госпожа. Мы ведь ещё не женаты, имя девушки не должно быть запятнано. Тан Фань думал, что рассказать Лу Линси и остальным об истинной личности Суй Чжоу на самом деле было неплохой идеей, но он не был уверен, что среди местных чиновников не скрываются люди из секты Белого Лотоса. Лу Линси слишком молод, и если он допустит ошибку в словах или поступках, то можно потерять больше, чем приобрести. Поэтому лучше быть осторожным и подождать, пока уладятся дела, прежде чем признаваться в обмане. Лу Линси некоторое время было трудно переварить эту ошеломительную новость, а услышав последние слова Тан Фаня, он и вовсе не мог прийти в себя. Си Мин тем временем спросил: — Господин, нужно ли мне и моим подчинённым что-нибудь предпринять в отношении семьи Линь? Тан Фань улыбнулся: — Вообще-то, да, но это дело довольно неэтично. Придётся закрыть людям глаза и уши и подумать наперёд, чтобы тщательно всё спланировать. — Господин, просто отдайте мне приказ! Тан Фань хмыкнул: — В таком случае, пойди и выясни, где похоронен Линь Чжэнь. Ночью, когда всё стихнет, раскопаем могилу. Он произнёс это совершенно спокойно, но его спутников ошеломили эти слова. Можно ли было предположить, что Тан Фань не стал сердиться на сопротивление Линь Фэнъюаня, потому что уже давно вынашивал эту идею? — Брат Тан, это так необходимо? — спросил Лу Линси Хотя он и происходил из знатной семьи, но с юных лет скитался по миру и обладал характером, которому не страшны ни небо, ни земля. Но всё же это совсем не то же самое, что раскапывать могилу, ведь так можно было лишиться репутации, если кто-то об этом узнает. И Тан Фаню тоже. Хоть он и императорский посланник — но если он ничего не обнаружит и об этом деле станет известно, его не спасёт его статус, поэтому ради Тан Фаня Лу Линси решился настаивать, снова повторив свой вопрос. Тан Фань вместо ответа сам спросил: — Что ты обнаружил сегодня, когда пришёл в дом Линь? Лу Линси понял, что Тан Фань твёрдо намерен провести расследование, и наконец задумался всерьёз: — Линь Фэнъюань вёл себя как-то странно. — Что именно было странным? — Человек вроде Линь Фэнъюаня, у которого умер сын и который винит в этом Шэнь Куньсю, должен больше, чем кто-либо другой, желать его разоблачения. Поэтому, даже когда брат Тан попросил открыть гроб, он не должен был отказываться. Но он так упрямствовал, что это казалось просто бессмысленным. К тому же, и глава округа Фань сказал, что до гибели Линь Чжэня Линь Фэнъюань был совершенно другим человеком. — Что-то ещё? — спросил Тан Фань. Почувствовав его одобрение, Лу Линси продолжил рассуждать: — Возможно, в смерти Линь Чжэня было что-нибудь подозрительное? Иными словами, его смерть никак не была связана с Шэнь Куньсю, но Линь Фэнъюань боялся, что мы это обнаружим, и потому не позволил открыть гроб и осмотреть тело? Тан Фань кивнул: — Очень вероятно. Лу Линси сильно воодушевили эти слова, и он развил своё воображение ещё дальше: — Единственное, что могло заставить Линь Фэнъюаня беспокоиться и испытывать страх — это его собственная совесть. Могло ли так случиться, что Линь Фэнъюань сам убил своего сына и теперь боится разоблачения? Тан Фань рассмеялся и покачал головой: он зашёл слишком далеко. — Ты помнишь ту картину, которая висела там на стене? — Помню, — подтвердил Лу Линси. — Но в этой картине не было ничего особенного. — Когда Линь Фэнъюань говорил со мной, краем глаза он всё время косился в сторону — сначала я не понял, почему, но позже догадался, что он, вероятно, смотрел на эту картину. Поэтому я спросил его вскользь, и его ответ вызвал сомнения. Он сказал, что это его новая работа. Будет ли у человека, потерявшего сына и выглядящего настолько измождённым, желание рисовать картины? Лу Линси вздохнул. Он действительно не думал об этом с такой точки зрения. Тан Фань добавил: — Живопись отражает стремления, а поэзия — это голос сердца. Даже если бы он захотел рисовать, чтобы выразить свои чувства, эти картины отражали бы печаль и воспоминания. Разве мог он написать, что «лёгкая лодка, как листок, в течении реки»? Это слишком открытая и смелая картина. Лу Линси кивнул: — Значит, в Линь Фэнъюане есть что-то странное? — Не просто странное, а нечто крайне подозрительное! — уверенно заявил Тан Фань. — И не только в Линь Фэнъюане, но и в Шэнь Куньсю. Лу Линси был озадачен: — Ты хочешь сказать, что Шэнь Куньсю отомстил за личную обиду? Тан Фань покачал головой, но не стал уточнять и только сказал: — Не будем спешить. Посмотрим для начала, что мы сможем узнать о Линь Чжэне. Всякий раз, слыша, как Тан Фань анализирует дело, Лу Линси чувствовал себя беспомощным, потому что он так не умел. Он мог только заставить себя работать ещё усерднее и быть осмотрительнее, надеясь когда-нибудь достигнуть уровня Тан Фаня. Но если Тан Фань отказывался говорить о чём-нибудь прямо, он сам не смог бы об этом догадаться, и это обстоятельство удручало его. Будто прочитав его мысли, Тан Фань похлопал его по плечу: — Ицин, вообще-то, когда я был в твоём возрасте, я умел не больше, чем ты сейчас. Нужно откусывать по кусочку, ни к чему торопиться. Лу Линси думал совсем о другом, и когда услышал, как Тан Фань говорит с ним таким тоном, будто подбадривает младшего, ощутил обиду в своём сердце ещё сильнее, и не мог не возразить: — Брат Тан, я не намного младше тебя, и вообще-то очень тебе помог! Тан Фань не стал с ним спорить: — Хорошо, хорошо, конечно, ты мне очень помог, спасибо тебе, и Си Мину, и Хань Цзиню, и всем остальным за всё, что вы сделали за это время! Лу Линси: … Да, у него такой же статус, как у Си Мина и остальных. Автору есть что сказать: В деле появилось много зацепок и оно значительно продвинулось, поэтому я не смогла впихнуть в эту главу сестрицу Суй, это будет уже в следующей~ Кто-то из читателей спрашивал меня о развитии отношений между СуйТанами и ситуации в книге. Поскольку в прошлой главе об этом написано не слишком внятно, сейчас всё объясню: 1. Как следует из описания, Сяо Лу нужен здесь лишь для украшения сюжета. Автор никогда не меняет состав главных парочек по мере написания книги. Всем, кто давно меня читают, это известно. 2. В основной части новеллы постельных сцен не будет, а вот в экстрах — будут. Господин Тан будет чертовски счастлив на следующий день идти к императору с больной задницей. Но подробных описаний точно не будет. У этого произведения низкий рейтинг. Такова политика, ничего не поделаешь ~ 3. Эта книга будет издана, но концовку в печать не пропустит цензура. Однако она всё равно будет опубликована. Кроме того, в онлайн-версии будут опубликованы экстры, которых не будет в печатной, а в печатной будет эксклюзивная экстра, которая отсутствует в электронной версии. Вот так! Мини-театр: Ван Чжи: До меня дошли слухи, что в Цзянси ты притворялся женщиной? Суй Чжоу: Угу. Ван Чжи (с недоумением): Ты же такой высокий и крепкий. Каким слепым нужно быть, чтобы принять тебя за женщину? Суй Чжоу: Я знаю одну хитрость. Ван Чжи: Что за хитрость? Давай рассказывай. Суй Чжоу: Научился у тебя жесту орхидеи, который ты делаешь при разговоре. Ван Чжи (с гневом): Ты, безмозглая скотина! Хватит очернять имя этого командующего! Когда это великолепный я делал жест орхидеи? Суй Чжоу: Это обязательный признак всех последующих поколений евнухов. Ван Чжи: … [Жест орхидеи — жест, при котором большой и средний палец руки сведены вместе, а оставшиеся три изящно растопырены. Пришёл из индийских мудр. Со временем стал считаться женским жестом. Само словосочетание «жест орхидеи», «пальцы орхидеи» может использоваться как обозначение женщины или евнуха, поскольку все евнухи женственны и ведут себя как женщины. В настоящее время используется в Китайской опере.]