14-й год правления императора Чэнхуа

После некоторой обработки и приукрашивания рассказчиками, история мудрого цензора Тана, раскрывшего дело внутри другого дела, стала популярной, и молва о нём быстро распространилась. Несмотря на то, что в те времена не так легко было путешествовать, людям нравятся такие истории, и через несколько месяцев об этом слышали уже на юге Цзяннани. Говорят, что даже сочинили народную песню, которая передавалась из уст в уста. С тех пор, как Тан Фань поступил на службу в префектуру Шуньтянь, он расследовал множество дел, среди которых были такие сложные случаи, как дело хоу У Аня, и такие опасные, как дело древней гробницы Лохэ, но мало кто знал о них, и только после того, как стало известно о деле уезда Сянхэ, он стал популярен как бог раскрытия преступлений, и обрёл настоящую известность. Причина заключалась в том, что те дела были слишком далеки от простых людей, пусть даже они и являлись странными и опасными, это было всего лишь развлечение. Подобно двум зверям, оберегавшим гробницу хоу Гуна, которых видел Тан Фань, такое редко встречалось в мире, и даже если об этом говорили, мало кто в это верил. Вместо этого их считали преувеличением, и потому они не получали должного признания. Однако случай в уезде Сянхэ имел отличие. Несмотря на взлёты и падения, это дело не казалось чем-то непостижимым, и люди хотя и слушали с удивлением, но в то же время сами сопереживали, вздыхая о том, что случилось с отцом Ху и жалея о его судьбе. Поэтому вместе с главой уезда Вэном, Суй Чжоу и остальными, участвовавшими в разрешении дела, все они прославились. С тех пор стали ходить слухи, что Тан Фань был воплощением судьи Бао, а Суй Чжоу воспринимали как Чжан Луна или Чжао Ху рядом с ним, что было действительно иронично. Но всё это случилось позже. Как сказал Тан Фань главе уезда Вэну, для обычных людей понимание правильного и неправильного очень просто. Хотя госпожа Ху кого-то убила, её мотивом была месть за отца, что достаточно трогательно с точки зрения почтения к родителям. Теперь, несмотря на то, что факты не подтверждали подозрение в том, что Вэй Цэ целенаправленно подставил Ху Ханьиня, по крайней мере, можно было доказать, что тот действительно был несправедливо обвинён. Также это не помешало людям начать строить предположения, какую недостойную роль Вэй Цэ сыграл в этом деле… Вполне возможно, он был злодеем, убившим свою жену, чтобы присвоить имущество семьи Ху, и свалившим вину на приёмного отца. И теперь, спустя двадцать лет, имя ошибочно обвинённого Ху Ханьиня наконец было очищено. И хотя этот мир несправедлив, правда рано или поздно восторжествует. После возвращения Тан Фаня в столицу, глава уезда Вэн и губернатор префектуры Шуньтянь подробно доложили об этом деле. Двор был потрясён, а молва быстро распространилась среди простого народа, и даже министры обсуждали этот случай. Многие не отваживались вызвать неудовольствие Вань Аня, однако им пришёлся по душе смысл такого драматичного дела, и они готовы были высказаться по его поводу. Немало советников императора тут же представили доклады трону. Одни защищали госпожу Ху и называли Вэй Цэ зверем в человеческом обличье. Другие, как начальник уезда Дамин, считали Вэй Цэ образованным человеком и сомневались, что он мог убить жену и подставить названного отца. Вряд ли госпожа Чжан погибла от его рук, поэтому он, как и господин Ху, был ничего не подозревающей жертвой. Это расследование наделало много шума, и каждая из сторон стояла на своём. Бушевали споры, которые, наконец, потревожили даже Сына неба. Император Чэнхуа заинтересовался этим делом, так как в него был вовлечён Тан Фань, поэтому его вызвали во дворец, чтобы расспросить. Естественно, Тан Фань не забыл про своё обещание и сразу упомянул заслуги главы уезда Вэна, а затем беспристрастно изложил обстоятельства дела. Учитывая его красноречие, он мог даже заурядную историю превратить в интересную, не говоря уже об этом сложном деле, полном невзгод. Он говорил красиво и без умолку. Император мало чем отличался от людей на рынке. От начала и до конца он слушал, затаив дыхание. Возможно, никогда раньше он так не сосредотачивался, просматривая доклады. В конце рассказа император дал волю своему гневу и ударил рукой по столу: — Это Вэй Цэ наверняка убил свою жену, иначе как бы он смог внезапно разбогатеть после падения семьи Ху? А ещё, он отказался от возможности продолжать карьеру учёного и занялся торговлей. Очевидно, что он пытался скрыть источник своего богатства! — Ваше величество мудры, — ответил Тан Фань. — Этот подданный тоже пришел к такому выводу. Но только на основе этих заключений невозможно обвинить Вэй Цэ в преступлении. Теперь, спустя столько лет, тело госпожи Чжан давно разложилось. Каким бы проницательным ни был осмотрщик трупов, он не сможет ничего установить. И Ху Ханьинь давно уже мёртв. Если Вэй Цэ сам не признается, никто не сможет с уверенностью утверждать, что именно он убил свою жену. Император Чэнхуа был весьма расстроен из-за семьи Ху: — Ну разве не будет это тогда означать, что злодеи могут блаженствовать, а хорошие люди терпеть несправедливость! Он сам совершил немало глупых поступков, однако сейчас, выслушав чужую историю, вопреки ожиданиям, почувствовал, как благородный гнев распирает его грудь. Тан Фань не знал, плакать ему или смеяться, и невольно бросил взгляд на Суй Чжоу. Тот не обманул его ожидания и заговорил: — Ваше Величество, причина, по которой Ху Ханьиня в то время несправедливо обвинили, состояла в том, что глупый начальник уезда вынес заключение, не имея неоспоримых доказательств. Следующие поколения должны учиться на таких примерах и стараться ясно разглядеть даже осеннюю шерстинку, действовать по совести и не следовать примеру бестолкового магистрата, обвиняя Вэй Цэ без неопровержимых доказательств. Тан Фань немедленно добавил: — Теперь, когда все об этом говорят, множество людей переживает из-за несправедливости по отношению к семье Ху и призывают главу уезда Сянхэ как можно скорее осудить Вэй Цэ. Очень важно отметить, что глава уезда может противостоять общественному давлению и придерживаться принципов. Это достойно похвалы! — Мы сами лишь высказали недовольство, — рассмеялся император Чэнхуа — что и привело вас к этим пространным и поучительным рассуждениям. Тан Фань, Гуанчуань такой серьёзный и скучный, тебе самому не тоскливо? Почувствовав в его тоне симпатию к Суй Чжоу, Тан Фань улыбнулся: — Гуанчуань холоден снаружи, но горяч внутри. К тому же, его навыки непревзойдённы. Когда этот слуга работает вместе с ним, он скорее приятно удивляется, но никак не скучает. Император Чэнхуа с гордостью кивнул: — Среди Наших родственников именно Гуанчуань способен больше всех постоять за себя. Кстати, раз уж ты так хорошо решаешь дела, Мы решили назначить тебя на должность в Цензорате, вместо того, чтобы вернуть в Министерство наказаний. Ты доволен? — Повысив меня в должности, вы уже оказали мне огромную милость. У меня ещё не было времени отблагодарить Ваше Величество. Как могу я быть недоволен? Более того, этот подданный на самом деле допустил ошибку в прошлом деле. Этот подданный полностью признаёт правоту Вашего Величества. Император Чэнхуа и не думал, что человек, которого старательно защищали Хуай Энь и Суй Чжоу, имел волчье сердце и собачью душу и был неблагодарным, потому остался доволен ответом: — Пусть Цензорат и не похож на Министерство наказаний с его тюрьмами и влиянием по всей стране, но в твои обязанности будет входит разоблачение чиновников, расследования и восстановление справедливости. Ты также обязан помнить, что, как и в деле уезда Сянхэ, необходимо быть проницательным во всех вопросах и разделять добро и зло, хорошее и плохое. — Этот подданный не забудет слова Вашего Величества, — сказал Тан Фань. — Он не станет щадить себя и будет преданно трудиться изо всех сил! На самом деле, после того, как Тан Фаня повысили до левого цензора, кто-то подал на него жалобу за то, что он уже был отстранён ранее и не справляется со своими обязанностями. Тот человек намекал, что должность цензора даёт власть, а Тан Фань уже допустил ошибку. Как же он сможет быть примером другим чиновникам? Вне зависимости от намерений подателя жалобы, она показывала, что были и те, кто не желал, чтобы Тан Фань вернулся в круги чиновников. Однако молва о деле Сянхэ быстро долетела до столицы, Тан Фань блестяще опроверг несправедливые обвинения в адрес Ху Ханьиня, а значит, тем людям не оставалось ничего другого, как закрыть рот. К тому же, это повысило авторитет императора Чэнхуа, лично назначившего его. Император любил не только дом, но и ворон на его крыше, так что он не был недоволен Тан Фанем. Но это дело, привлекшее внимание общественности, на этом не закончилось. Хотя оно встревожило двор, и Император лично им заинтересовался, тот самый начальник уезда Дамин давно скончался, и не было неоспоримых доказательств того, что Вэй Цэ убил свою жену и обвинил в этом приёмного отца. Госпожа Ху убила ребёнка из семьи Вэй, но это нельзя было считать местью за отца, а скорее, убийством невинного. Но даже так император пожалел эту преданную родителям женщину и не допустил смертной казни. Он приказал выслать её за три тысячи ли и разрешил родственникам сопровождать её. Однако госпожа Ху понимала, что доброе имя её отца было очищено, её заветное желание исполнилось. Её муж уже давно покинул этот мир, а сын обзавёлся семьей и жил самостоятельно. Поэтому ей было не о чем беспокоиться. В конце концов, она отказалась от пищи и умерла на седьмой день. Пусть Вэй Цэ и не осудили, все уже решили, что это он убил тогда свою жену, а затем присвоил имущество семьи Ху. Повсюду в уезде Сянхэ семью Вэй встречали косыми взглядами. В итоге, госпожа Вэй, не вытерпев, вернулась в дом родителей и устроила скандал, засыпав отца вопросами в попытке узнать правду. Вскоре после этого в Сянхэ явился с инспекторским осмотром начальник провинциального управления образованием Северной Чжили и по причине того, что Вэй Цэ опозорил всех образованных людей торговлей, лишил его учёной степени и приказал ему подумать о своих ошибках за закрытыми дверями. Глава уезда Вэн тоже несколько раз приходил к нему. Не считая того старого случая, он не мог найти доказательств преступлений Вэй Цэ. Изощрённые мысли этого человека оказывались вне его понимания, поэтому главе уезда оставалось только надеяться, что ему удастся убедить Вэй Цэ самого во всём сознаться. Но Вэй Цэ ни в коем случае не сделает этого. Теперь, когда не было никаких доказательств, даже Император не мог арестовать его без причины. Конечно же, Вэй Цэ не был настолько глуп, чтобы явиться с повинной. Но из-за распространения слухов, его здоровье ухудшилось, он не вставал с постели, и лучше ему не становилось. Люди шептались, что Вэй Цэ не даёт покоя нечистая совесть, и это возмездие. Также поговаривали, что госпожа Ху не упокоилась, а превратилась в злого духа и явилась, чтобы отомстить. В итоге, нужно сказать, что в осенне-зимнюю пору Вэй Цэ испустил последний вздох и покинул этот мир. Ходили слухи, что на смертном одре он продолжал отчаянно кричать, хотя у кровати никого не было: — Не подходи, не подходи! Так или иначе, Тан Фаня это не касалось. Вернувшись в столицу, он принялся помогать сестре и племяннику обустроиться в городе. Дом, который помог им купить Суй Чжоу, был очень хорошим. Пусть и не такой большой, как его собственный, он тоже состоял из двух дворов. За воротами первого по обеим сторонам располагались комнаты, в которых ранее жили слуги прежних хозяев. Множество растений было высажено у дверей, что делало двор совершенно не похожим на обычное жилище прислуги. За вторыми воротами находился внутренний двор, по центру которого располагался главный зал, а по бокам — кабинет и спальня. Его главным украшением был бонсай. Тан Фань также принял предложение Суй Чжоу. Он продолжал жить в его доме, а Тан Юй с сыном переехали вместе с А-Дун. Приехав в столицу и встретившись с А-Дун, Тан Юй прониклась к ней сочувствием из-за того, что ей пришлось испытать, и полюбила эту бойкую девочку. Сёстры сошлись характерами, но Хэ Чэн был всего на три года младше А-Дун, поэтому звать её “тётей” сначала было неловко. На серебряные таэли, подаренные семьёй Хэ, Тан Юй открыла в столице лавку румян и кремов. До того, как она вышла замуж, ей нравились все эти безделушки, она даже готовила некоторые по рецептам из старинных книг, но оставила это занятие после свадьбы. Теперь же она снова с интересом взялась за это дело. Поскольку Тан Юй, в конце концов, была женщиной, некоторые вещи, связанные с ведением дел, ей не пристало открыто решать самой, потому Тан Фань попросил Цянь Саньэра управлять делами и помогать ей в лавке. Это было по душе Цянь Саньэру. Несмотря на то, что он был невежественным, с малых лет он занимался бродячим промыслом вместе с наставником, и общение и работа с разными людьми давались ему в совершенстве. С его умением выживать за счёт языка можно было не беспокоиться за будущее лавки. Однако в лавку с косметикой и вещами для женщин время от времени неизбежно будут приходить покупательницы из богатых семей, чтобы лично выбрать товары. В таких случаях требовалось присутствие Тан Юй. Она сама была из влиятельной семьи, и манеры выдавали в ней девушку из хорошего дома Цзяннани. Поэтому её поведение отличалось от поведения обычной торговки. Не говоря уже о том, что одна только её красота и изящество могли быть живым примером использования представленных товаров. Поэтому, даже если лавка не сразу станет приносить прибыль, при умелом управлении она рано или поздно прославится. Через несколько месяцев Тан Фань получил известие от семьи Хэ. Оказалось, что после отъезда Тан Юй и её сына, Хэ Линь некоторое время пребывал в упадке духа, но потом на него вдруг словно что-то нашло. Тогда он порвал отношения со своими приятелями и отдался всем сердцем и душой учёбе. Похоже, он намеревался отказаться от зла и обратиться к добру. Тан Фань сообщил новости сестре, но та лишь покачала головой и сказала, что легче сдвинуть горы и реки, чем изменить характер человека. Если бы так много блудных сыновей возвращались на праведный путь, в мире было бы меньше трагедий. Она не особо надеялась на перемены в Хэ Лине. Казалось, что с тех пор, как старшая сестра Тан покинула семью Хэ и уехала в столицу, несмотря на то, что она была очень занята целыми днями напролёт и её ноги едва касались земли, она улыбалась намного чаще, чем раньше. Тан Фань был рад, что сестра повеселела, и не стал больше тревожить её рассказами о Хэ Лине. Что же касается цензората, то он отличался от Министерства наказаний, и несмотря на то, что Тан Фань был там человеком новым, он не встретил трудностей. Во-первых, потому что сейчас он работал в столичном цензорате, где и большие, и мелкие чиновники были отчасти начальниками, и в его подчинении находилось много служащих ниже него по рангу. Стоящие ниже и не пытались его притеснять, а вышестоящие не хотели искать неприятности на свою голову. Более того, Тан Фань не был импульсивным человеком, не разбирающимся в людях. Ранее в Министерстве наказаний его приняли холодно, поскольку ему досталась чужая должность, однако пост левого столичного цензора и без того пустовал, поэтому в данном случае не было смысла говорить, что он украл его у других. А что ещё более важно, выше него стояли ещё две должности в цензорате: старший левый столичный цензор Чан Чжиюань, и правый столичный цензор Лю Шаоцзюнь. Места старшего правого столичного цензора и левого столичного цензора были не заняты. Где мало людей, там мало и противоречий, а повседневная работа никогда не заканчивается, поэтому здесь были рады, если бы он помог им разделить эту ношу. Кому из них могло быть настолько скучно, чтобы постараться вытеснить его? Так что, всем было хорошо. Тан Фань наконец наладил отношения с людьми в столичном цензорате. Там было дружно и весело, царила счастливая и гармоничная атмосфера. Случайные чужаки считали, что ошиблись зданием, так как создавалось впечатление, что это не Цензорат, преследующий любого, кто под руку попадёт, а миролюбивое Министерство обрядов. Однако в такой гармоничной среде были и свои проблемы, например, на нижних и верхних уровнях Цензората недавно появились странные веяния. Многие принялись старательно жаловаться на третьего министра Лю Цзи. Да, для этих цензоров отправить Лю Цзи в отставку было наивысшей целью жизни. Сначала Тан Фань подумал, что ослышался, но позже убедился, что это правда. Лю Цзи был старейшиной Государственной канцелярии и дасюэши Павильона Литературной Глубины, среди министров он имел третий ранг, выше него были только первый министр Вань Ань и второй министр Лю Сюй. Неужто старейшина Лю совершил что-то, из-за чего небо гневается и люди ропщут, и это привело к тому, что многие возненавидели его? С этого и начинается работа Цензората. Проще говоря, Цензорат является ушами и глазами Сына Неба, следит за чиновничеством и видит, что ты делаешь. Если ты нарушишь закон, то цензор тут же представит на тебя жалобу. Однако цензор тоже человек, и невозможно вечно оставаться бесстрастным и строго соблюдать закон. Где есть люди, там будут и проблемы. Если людей становится больше, они объединяются в группы со своими собственными планами и расчётами. Что касается нынешних старейшин среди министров, то первый министр Вань Ань держался за Драгоценную супругу Вань, и от него невозможно было избавиться за короткое время. К тому же, он был весьма злопамятным. Тот, кто вызовет его недовольство, пожнёт плоды своих поступков. Например, в прошлый раз действия Тан Фаня привели к тому, что помощника министра Ляна отправили в Нанкин в отставку, и Вань Ань точно это запомнил, и кто знает, когда он проявит свой гнев. Все люди стремятся к выгоде и избегают потерь. Не то чтобы никто не пытался привлечь Вань Аня к ответственности, но падения его не добились — все его противники сами пали. Со временем все поняли, что он не тот, кого легко запугать, поэтому и не напрашивались на неприятности. У второго министра Лю Сюя не было столько приверженцев, как у Вань Аня. Он был достаточно бескорыстным, но вместе с тем не желал с кем-либо сближаться, чем оскорбил немало людей. Однако цензоры не спешили подавать на него жалобу. Поскольку он являлся самым уважаемым учителем императора, тот никогда не называл его при встрече по имени, а звал “Господин Лю с Востока”. Этот человек, конечно, занимал особое место в сердце императора, и против него нельзя бы действовать опрометчиво. Раньше против него уже подавали несколько жалоб, но безуспешно. К тому же, этот Лю Сюй был высокомерным и не соглашался примкнуть к Вань Аню и идти у него на поводу, а значит, улик против него было сравнительно мало. Даже если бы он пал, это бы ничего не изменило. В отличие от двух предыдущих, третий министр Лю Цзи был независим и выделялся среди остальных. Он стал любимой целью жалоб цензоров. По природе Лю Цзи был весьма изворотлив, он общался и с Вань Анем, и с Лю Сюем, но создал свою отдельную от них партию. Его влияние было довольно значительным. А значит, если подобного человека получится отстранить от должности, то тот, кто напишет на него жалобу, сразу же станет известным. Самое важное то, что Лю Цзи прославился среди людей как “Хлопковый Лю, которого не повалит и сотня ударов”. Он был весьма толстокожим. Когда на других подавали жалобы, они, как правило, оставляли свои посты, закрывались в доме и размышляли об ошибках, а затем подавали прошение об увольнении. Это было неписаное, но общепринятое правило, которое демонстрировало, что они чисты и не жаждут власти. Но Хлопковый Лю был не таким. Несмотря на жалобы, он продолжал как ни в чём ни бывало плевать на мнение окружающих, упорно оставался на своей должности и нахально отказывался уйти. Говорили, что “несмотря на порывы ветра и дождя, он стоял непоколебимо, как скала”. У других зубы чесались подать на него донос, и они дивились, что у этого человека кожа толще городской стены. Вань Ань тоже его недолюбливал. Если бы Лю Цзи согласился уйти в отставку из-за жалоб, Вань Ань подтолкнул бы лодку по течению и послал бы его домой отдыхать. Но Лю Цзи просто не следовал правилам этого мира. Император же не интересовался кознями, которые министры строили друг против друга, и потому Вань Ань никак не мог отправить Лю Цзи в отставку. Цензоры стремились оставить своё славное имя в истории, и чем сложнее цель, тем большее ощущение выполненного долга ждёт после победы. Таким образом, Лю Цзи, несомненно, уже много лет подряд занимал для цензората первое место в списке тех, кого необходимо отстранить от должности. Многие упорно стремились свергнуть этого важного чиновника и объединялись против него, чтобы “бить хлопок”. Никто не находил это странным, а наоборот, считали за благодетель. Дошло до того, что даже самые незначительные события в доме Лю Цзи подвергались критике цензоров, спешивших сунуть в них свой собачий нос. Будучи одним из этих “собачьих носов”, Тан Фань не одобрял такие нравы, но он был лишь левым столичным цензором. Лишний иероглиф в названии его должности говорил о том, что он был только третьим по значимости, а не самым главным. К тому же, будь он даже начальником, старшим левым или старшим правым цензором, он бы не смог помешать подчинённым доносить на кого-то, потому что обязанности цензора прежде всего в этом и состоят. Надзирающие чиновники действовали согласно своему праву и никто не мог ничего против этого возразить. Естественно, Тан Фань не стал бы давать указания другим и нагло вмешиваться в их работу. В цензорате было немного дел, в отличие от Министерства наказаний, куда ежедневно приходили доклады о значимых делах из разных мест. Ему нужно было с ними разбираться, а когда у него оставалось свободное время, то он работал над тем, что не успел закончить, заполняя пробелы в “Законах Великой Мин”. В это время в Цензорат назначили ещё одного человека, заполнив свободное место старшего правого цензора. Это был не кто иной, как господин Цю Цзюнь, ранее отправленный в отставку почтенный учитель Тан Фаня. За некоторое время до этого, Цю Цзюнь представил императору жалобу на Ван Чжи, чем вызвал его недовольство, и был сослан в Нанкин. Позже у него не было возможности вернуться на службу. Не то чтобы Тан Фань и Пань Бинь никогда не хотели помочь учителю, но их должности были недостаточно высоки, а слова мало значили, и потому у них просто не было возможности это сделать. Хотя ученики и последователи Цю Цзюня имелись повсюду, в столице, однако, у него осталось только два ученика на хороших постах — Тан Фань и Пань Бинь. Но он был главным экзаменатором на императорском испытании одиннадцатого года правления Чэнхуа, и впоследствии сдавшие этот экзамен также уважали его как учителя. Их отношения не могли сравниться с Тан Фанем и Пань Бинем, однако они всё равно были связаны, как сломанные кости с сухожилиями. В этот раз Хуай Энь вступился за Цю Цзюня, поскольку Ван Ао, один из соучеников Тан Фаня, который был в числе лучших и занял третье место на императорском экзамене, впоследствии стал учителем наследного принца. Во время уроков Ван Ао по неосторожности упомянул Цю Цзюня, сетуя, что его учитель был таким справедливым, однако его не допускали к службе. Наследный принц решил просить о милости к Цю Цзюню, чтобы тот смог вернуться в столицу. Конечно, он не мог обратиться напрямую к императору, поэтому отправился к Хуай Эню. Благодаря заступничеству Хуай Эня перед императором, Цю Цзюня наконец вернули в столицу, а затем назначили непосредственным начальником Тан Фаня. Естественно, Тан Фань и Пань Бинь очень обрадовались, что учитель смог вернуться в столицу. В день возвращения Цю Цзюня они, вместе с Ван Ао, Се Цянем и другими его учениками лично вышли из города на десять ли, чтобы поприветствовать его. Учитель и ученики встретились после долгой разлуки и были переполнены радостью. Они сразу же отвели учителя в ресторан, чтобы устроить пир в честь его приезда. В отличие от господина Тана, который, прежде чем вступить в должность, ещё полмесяца разбирался с делами в уезде Сянхэ, почтенный учитель Цю искренне стремился приступить к работе. В первый день все пили до глубокой ночи и только потом разошлись. Но на следующий же день он явился в Министерство назначений, а затем отправился на службу в Цензорат. Хотя у Тан Фаня и были свои принципы, в целом он был достаточно хитрым и учитывающим обстоятельства человеком, способным признавать, что некоторые вещи нельзя изменить и лучше отступить. Но господин Цю был другим. Ему было уже много лет, но страсть в нём кипела, как пламя, он был непреклонным и справедливым. Всего через несколько дней после прихода в Цензорат он обнаружил, что цензоры бездельничали, сосредоточившись на Лю Цзи. На его взгляд, в Великой Мин было достаточно проблем, и имелось немало более важных дел, чем жалобы на Лю Цзи. Например, императорские земельные угодья, Западная Ограда, и, по меньшей мере, Вань Ань. Почему жалобы подают только на Лю Цзи? Разве им больше нечем заняться? Цю Цзюнь действовал решительно и тут же представил доклад трону. Он назвал три главных недостатка текущего правления и даже отругал Цензорат, обвинив их в безделии и указав, что они целыми днями только и думают, как угодить начальству, используют государственные ресурсы в личных целях и злоупотребляют властью, данной им императором-основателем, для собственной выгоды. Кто же хотел такое услышать? К тому же, Цю Цзюнь среди прочего отругал старшего левого столичного цензора Чан Чжиюаня. Тут же поднялась суматоха, и никто не мог обрести покой. Безусловно, Тан Фань поддерживал точку зрения Цю Цзюня, потому что его учитель говорил о настоящих проблемах. Однако Цю Цзюнь был слишком нетерпелив, желая в один присест наесться до отвала, и потому неизбежно вызвал недовольство многих людей. Но только потому, что это не хорошо для вас, не значит, что это неправильно. Мир стал таким, какой он сейчас есть, именно из-за отсутствия людей, подобных Цю Цзюню. Тан Фань понимал, когда следует наступать, а когда отступить, лучше, чем Цю Цзюнь, но это не мешало ему уважать своего учителя. Этот период совпал с 50-летием Вань Туна, младшего брата драгоценной супруги Вань, который был недавно назначен командиром Императорской стражи. Он разослал приглашения всем столичным чиновникам выше пятого ранга. Цю Цзюнь и Тан Фань, естественно, оказались среди них. Автору есть что сказать: Мини-театр: Тан Юй: Пушистик, я хочу открыть лавку. Как думаешь, что лучше продавать? Тан Фань: Баоцзы? Цзяоцзы? Чуньцзюань? Вонтоны? Сестричка, вонтоны в той лавке на севере очень вкусные. Тан Юй: … Суй Чжоу: Сестра, если ты откроешь лавку с едой, как это отразится на моей значимости? Тан Юй: Ну что же, ради важного поворота в жизни младшего брата, придётся мне продавать косметику.