14-й год правления императора Чэнхуа

Семья Вэй была самой богатой в уезде Сянхэ. Её глава Вэй Цэ умело занимался торговлей, а его жёны и наложницы жили в согласии и мире. Теперь же в старости у него появился сын, и жизнь его смело можно было назвать прекрасной. Откуда ему было знать, что его жена, госпожа Чай и её старший двоюродный брат пожелали заполучить имущество семьи Вэй и устроили против него заговор. Кто бы мог подумать, что младшая дочь семьи Вэй, барышня Вэй Чжу, пройдёт мимо заговорщиков, играя в прятки с сёстрами. Брат и сёстра Чай решили, что она что-то знает, и опасаясь, что она выдаст их, убили девочку. К сожалению, так совпало, что няня Ху воспользовалась хаосом в семье и лишила жизни младшего сына Вэй, таким образом совершив ещё одно преступление. Она использовала брата и сестру Чай, чтобы запутать всех и заставить их подумать, что оба убийства совершены одним человеком. Неожиданно, стараясь очистить от подозрений племянника, в дело вмешался Тан Фань, и сначала помог главе уезда Вэну выяснить, кто на самом деле погубил барышню Вэй Чжу, а после узнал кое-что подозрительное о Вэй Цэ, порывшись в деле двадцатилетней давности, и выяснил, что убийцей младшего сына семьи Вэй была няня Ху. С этого момента события начали раскручиваться. Несмотря на то, что на каждой волне три излома, и всё изменчиво, это дело нельзя было назвать странным. Только когда няня Ху стала взывать к справедливости и рассказала всю правду о том, что произошло более двадцати лет назад, это заставило всех признать, что в этой истории много слоёв, и вздохнуть, удивляясь таким причудливым поворотам. Если сказанное няней Ху было правдой, то это означало бы, что богатое и добродетельное лицо Вэй Цэ — просто маска лицемерия. Однако, насколько сложно будет опротестовать обвинительный приговор? Этого явно нельзя добиться одним умением красиво говорить. Во-первых, прошло более двадцати лет с того дела, и свидетельства того времени давно исчезли. Если бы госпожу Чжан отравили, в останках можно было бы найти какие-то зацепки, но её закололи ножом для бумаги, а тело уже давно разложилось и остался лишь скелет. Поэтому Тан Фань не мог использовать метод, который применил в деле поместья хоу У Аня, когда он искал ключ к разгадке на теле Чжэн Чэна. В этот раз на трупе нельзя было найти ничего такого, что помогло бы оспорить приговор. Во-вторых, если госпожа Ху сказала правду, Вэй Цэ был двуличным человеком. Он почитал Ху Ханьиня как названного отца, чтобы затем свалить на него смерть госпожи Чжан и присвоить семейное имущество Ху. Значит, у него действительно были далеко идущие намерения. Двадцати лет хватило ему, чтобы избавиться от улик в префектуре Дамин. Даже если Тан Фань и его спутники отправятся наводить справки, они вряд ли найдут что-то полезное. А если Вэй Цэ действительно так поступил, он бы не испугался Тан Фаня и остальных до такой степени, чтобы сразу признаться во всём, когда они его допрашивали. К тому же, другой вовлечённый в это дело, так называемый “насильник” госпожи Чжан, Ху Ханьинь уже был казнён и не смог бы защитить себя. Его дочь также слышала только его заявления, на месте преступления её не было, и многие подробности были ей попросту неизвестны. Поэтому такое старое дело ещё сложнее опротестовать. Думая об этом, глава уезда Вэн понимал, что попал в затруднительное положение. Если он поверит госпоже Ху, то сам создаст себе проблемы и навлечёт на себя лишние неприятности. Если же решит проигнорировать, то сможет почивать на лаврах, однако его совесть этого не выдержит. В конце концов, Тан Фань и Суй Чжоу пришли только для того, чтобы поддержать его, и не могли решать за него. Глава уезда Вэн не мог просто переложить это дело на кого-то другого и забыть о нём, и потому он поинтересовался: — Когда господа собираются вернуться в столицу? — Ты на самом деле хочешь поскорее выпроводить нас отсюда? — смеясь, спросил Тан Фань. — Нет-нет! — поспешил заверить их глава уезда Вэн. — Этот подчинённый боится, что вам, господа, это дело доставит много затруднений и создаст проблемы! — Что ты собираешься делать? — спросил Тан Фань. Глава уезда Вэн нахмурился, задумавшись, и стиснув зубы, произнёс: — Продолжу расследование! — Очень ответственно с твоей стороны. — Морщинка между бровями Тан Фаня разгладилась. Глава уезда Вэн горько скривил губы. Что толку быть ответственным? Он не умел льстить и угодничать, у него не было надёжной поддержки, в сорок лет он всё ещё оставался мелким чиновником седьмого ранга. Тан Фань улыбнулся: — Цзымо, если это дело будет успешно решено, то вернувшись в столицу, я представлю императору доклад о твоих заслугах. Поднимаясь наверх, кто не захотел бы лёгкими шагами взобраться к синим облакам? Это не мешает быть хорошим чиновником. Услышав эти слова, глава уезда Вэн не смог скрыть свою радость. Что ещё важнее, Тан Фань назвал его по имени в быту, выразив тем самым своё дружеское отношение. Чтобы сменить тему разговора, Тан Фань продолжил: — Но не радуйся раньше времени. Как мы только что сказали, попытки оспорить приговор будут не только щекотливыми, но и довольно сложными. Трудность состоит в том, что спустя много лет почти все, кто причастен к этому делу, умерли, и остался только Вэй Цэ. И если он на самом деле такой коварный, как утверждает госпожа Ху, то его слабые места будет нелегко отыскать. Как в тот день, когда мы к нему пришли: если бы не его колебания, мы бы так ни о чём и не догадались. Глава уезда Вэн кивнул: — Этот подчинённый отдаст все силы расследованию, однако дело касается сразу двух мест, люди из уездной управы бесполезны. Когда придёт время, может потребоваться содействие одного-двух способных служащих господина Суй… Сказав это, он искоса глянул на Суй Чжоу. Тан Фаня немного позабавило его боязливое выражение лица. Про себя он подумал, что они были знакомы уже несколько дней и глава уезда Вэн должен бы знать, что Суй Чжоу не станет пользоваться своим положением, чтобы притеснять других. Так почему же он смотрит с такой опаской? Однако Тан Фань не учёл, что он сам считал, что с Суй Чжоу легко ладить, потому что они давно дружили и хорошо друг друга знали. Другим было сложно понять нежелание Суй Чжоу много говорить, его каменное лицо делало его скрытным, а положение командира Императорской стражи — величественным, заставляя людей останавливаться перед ним. Пусть даже глубоко в душе Суй Чжоу был маленьким белым кроликом, глава уезда Вэн не посмел бы вести себя бестактно, не говоря уже о том, что этот свирепый тигр вовсе не казался кротким. Выслушав его, Суй Чжоу не стал сразу соглашаться, а спросил: — С чего ты собираешься начать расследование? — Начну с имущества Вэй Цэ в прошлом, — поспешно ответил глава уезда Вэн. — Госпожа Ху сказала, что раньше у него было тяжелое материальное положение, поэтому он и искал убежище у семьи Ху. После смерти Ху Ханьиня он тут же покинул уезд Дамин и внезапно разбогател, занявшись торговлей. Он уже был сюцаем, так почему же он отказался от возможности получить учёную степень и государственный пост после экзамена и занялся торговлей? Если госпожа Ху права, то уверен, имелся какой-то большой соблазн, раз он предпочёл отказаться от императорского экзамена и стать торговцем. Поэтому я хочу узнать, что именно стало с имуществом семьи Ху после смерти Ху Ханьиня. Эта идея была неплоха, хотя, скорее всего, она не принесёт никаких результатов. Суй Чжоу посмотрел на Тан Фаня, позволяя тому принять решение, посылать ли людей на помощь. Тан Фань поразмыслил: — Мы можем отправить людей проверить сказанное главой уезда Вэном. Кто знает, может, удастся что-то выяснить? Цзымо, записи об этом деле у тебя с собой? Дай их мне, хочу просмотреть по возвращении, возможно, что-нибудь обнаружу. — Тогда этот подчинённый тут же принесёт их. Когда речь заходила о некоторых вещах, Тан Фань оказывался невероятно упрямым. Это дело явно не было непосредственно связано с ним, и он мог полностью отдать его главе уезда, но когда головоломка возникала прямо перед его глазами, это распаляло интерес, и он не давал себе передышки, пока не выяснит правду. Поэтому, вернувшись на постоялый двор с документами, он заперся в своей комнате, и его не удалось выманить даже на ужин. Только когда Суй Чжоу зашёл и вытащил его наружу, Тан Фань покорно приступил к трапезе. Но он даже есть спокойно не мог: то жевал, то останавливался, ещё и разговаривал сам с собой, бормоча под нос: —Ху Ханьинь вернулся домой из ломбарда посреди бела дня. Даже если у него были недобрые намерения в отношении госпожи Чжан, ему ни к чему было так спешить. По словам госпожи Ху, в их доме было три отдельных дворика. Ху Ханьинь был приёмным отцом Вэй Цэ, но чтобы избежать пересудов, женатая пара не могла жить слишком близко к Ху Ханьиню. Если он на самом деле хотел навредить госпоже Чжан, то как смог утащить её так далеко в свой кабинет, чтобы никто не увидел?.. Янь Ли и Гунсунь Янь всё ещё оставались в Дамине, чтобы помочь главе уезда Вэну выяснить местонахождение имущества Ху. Тан Юй с сыном тоже не было рядом. Цянь Саньэр не выдержал этого шума, и в итоге, с горестным выражением на лице решительно бросил их, сбежав за другой стол, чтобы поесть в одиночестве. Остался только Суй Чжоу, который продолжал есть рядом. Но в конце концов, даже он не удержался и сказал: — Это соевый соус, а не уксус. Ты вымачиваешь все пельмени в нём. Хочешь умереть от соли? — А? — Тан Фань непонимающе посмотрел на него, видимо, обернувшись просто потому, что рядом с ним раздался голос, а не из-за того, что услышал, что именно сказал Суй Чжоу. У Суй Чжоу не было другого выбора, как просто пододвинуть к нему миску и направить его руку с палочками, сжимающими пельмень, в уксус, а затем и в рот Тан Фаня. От кислого запаха Тан Фань наконец пришёл в себя и скривился, ощутив странный вкус пельменя, вымоченного сразу и в уксусе, и в соевом соусе. — Что это за вкус такой? Почему у них такой солёный уксус! — Это уникальный уксусно-соевый соус семьи Тан, нигде нет ничего похожего, — Суй Чжоу оставался невозмутимым и думал, что в следующий раз нужно заменить уксус на острый перец. Однако он знал, что такой уж у Тан Фаня характер: если он сталкивался с чем-то важным, то сосредотачивался на этом настолько, что никто не мог его отвлечь, и нынешняя ситуация также не была исключением. Как и следовало ожидать, после рассеянной трапезы, господин Тан вернулся к своим размышлениям в собственной комнате. На кровати и на столе были разбросаны документы по делу, а также копии переписки из дома Вэй Цэ и прочие бумаги. Тут были даже скопированные судебные обращения госпожи Ху, которые она писала ради оправдания своего отца. Нужно сказать, эта женщина была весьма дотошной. Поскольку у Ху Ханьиня не было других детей кроме дочери, он старательно обучал её, она выросла в богатстве и была избалована, чем конечно же, отличалась от обычных женщин, даже не умеющих читать. Когда она хлопотала о деле, то проявила разумность и прозорливость и сделала копии жалоб в двух экземплярах, кроме того, здесь была вся её старая переписка с отцом. Бумаги хранились в надёжном месте и теперь были переданы главе уезда Вэну. Возможно, всё это казалось бесполезным, но Тан Фань всегда верил в одну истину: когда человек что-то делает, не важно, хорошее или плохое, обязательно остаются следы. Даже на платье небожителя есть швы — в этом мире невозможно скрыть что-либо идеально. Человеческие сердца непостоянны, а отношения между ними ещё более изменчивы. Пока они остаются людьми, у них будут собственные мысли и вести себя они будут по-своему. Так что, даже если госпожа Чжан и Ху Ханьинь уже были мертвы, а большая часть доказательств была уничтожена, нить паутины и следы копыт всё ещё оставались, нужно было просто узнать, возможно ли их найти. Тщательная проверка всех этих официальных документов, поиск недостатков и изъянов, несомненно, были скучным делом, не намного лучшим, чем когда Тан Фаню пришлось учиться писать восьмичленное сочинение. Однако он придерживался принципа: либо не делать вообще, либо делать как можно лучше, если уже решился. В слабом свете свечи он изучал всё очень тщательно, чуть не лёжа на столе. Иногда он хмурил брови, бормотал что-то себе под нос, а иногда на его лице появлялось выражение озарения. Когда Суй Чжоу толкнул дверь и вошёл, то застал именно такую картину. Увидев, как Тан Фань всей душой отдался исследованию документов, он невольно наморщил лоб. Суй Чжоу сначала решил, что раз не сможет помочь, то лучше не беспокоить друга и не мешать ходу его мыслей. А теперь казалось, что если за Тан Фанем не присмотреть, он проведёт так весь день и всю ночь. — Ещё не спишь? — Суй Чжоу предполагал, что так и окажется, но не показал этого. — Который час? — Тан Фань поднял голову и потянулся, на короткое время расслабившись. Суй Чжоу шагнул вперёд и, положив руки на его плечи, сжал их с умеренной силой. Тан Фань не сдержал стона от удовольствия. — Уже наступил час цзы, хватит изучать всё это. Иди поспи, а обсудить это мы можем и завтра. — Уже так поздно? — испугался Тан Фань и взглянул на песочные часы, стоявшие на чайном столике. — Тогда почему ты не ложишься спать? — Жду тебя. — Какой ты хороший брат! — Тан Фань был очень тронут. — О да, да, вот тут болит, чуть выше!.. Суй Чжоу отметил какие у него густые и гладкие волосы. Завязанные назад, они отливали иссиня-чёрным в тусклом свете свечи. Кожа на задней стороне шеи ниже затылка была белой и мягкой, словно нефрит “бараний жир”, что создавало контраст с его волосами. Ему хотелось прикоснуться к ней, чтобы понять, какова она на ощупь. Подумав об этом, он так и поступил. К тому же, тот, к кому прикоснулись, явно показал, что ему это приятно, и сам потребовал продолжения: — Помассируй с обеих сторон! Уголки губ Суй Чжоу приподнялись: как господин пожелает. Внезапно Тан Фань словно что-то почувствовал и удивлённо ахнул: — Гуанчуань, я заметил, что ты массируешь мне шею левой и правой руками, и по силе они не отличаются друг от друга. Как правило, каждый человек привык больше использовать одну руку, чаще всего правую, поэтому даже если бы массировал кому-то шею обеими руками, те бы казались разными по силе. Суй Чжоу кивнул, а затем вспомнил, что стоит за спиной Тан Фаня, и тот не видит его, потому сказал вслух: — Да, я специально тренировался. Таким, как я, иногда приходится участвовать в сражениях, когда жизнь и смерть разделяет одно мгновение. Я не хочу, чтобы моя небрежность однажды открыла брешь в моей обороне. Тан Фань давно уже знал, что под его холодной внешностью скрывается очень острый ум. Услышав это, он почувствовал скорее восхищение, чем удивление. И когда уже собирался похвалить его, ему в голову неожиданно пришёл вопрос: — Значит, ты можешь писать левой рукой? — Могу, но не так искусно, как правой. — А если тебя попросят написать один иероглиф и левой, и правой рукой, чтобы нельзя было отличить, какой рукой ты написал, это возможно? Суй Чжоу серьёзно задумался, а потом сказал: — Я мог бы написать их очень похоже, но поскольку левая и правая рука движутся по-разному, то если присмотреться, будет заметно, что иероглифы отличаются. Невозможно сделать это совершенно одинаково. Тан Фань внезапно встал, взял со стола листок пожелтевшей почтовой бумаги и передал его Суй Чжоу. — Взгляни на это! Суй Чжоу поднёс его к свету и некоторое время внимательно рассматривал. — Ну как? Это написано левой рукой? — Да, — наконец уверенно ответил Суй Чжоу. — Тогда всё верно! — Тан Фань хлопнул по столу. — Взгляни сюда, тут ясно написано, что исследовав тело госпожи Чжан, осмотрщик трупов определил, что она была убита ударом ножа для бумаги, в результате чего её селезенка лопнула и она умерла от потери крови. Если бы Ху Ханьинь на самом деле попытался изнасиловать её, а потом уже убить, то она бы наверняка боролась. А раз он был левшой, это о многом говорит. Суй Чжоу кивнул, понимая, что тот имеет в виду: — Реакция человека в критический момент бывает инстинктивной и необдуманной. Если бы Ху Ханьинь на самом деле убил госпожу Чжан, столкнувшись с ней лицом к лицу, то, будучи левшой, он бы ударил ножом в правый бок, а не в селезёнку, которая располагается слева. — Значит, Ху Ханьинь действительно никого не убивал! — улыбнулся Тан Фань. Заметив, что он выглядит усталым, Суй Чжоу не выдержал и предложил: — Иди отдохни, мы ещё успеем сделать всё завтра. Тан Фань покачал головой: — Первый барабанный бой поднимает дух, при втором дух станет ослабевать, а при третьем и вовсе иссякнет. Раз у меня уже есть самое главное, то будет уже не так сложно свести все нити воедино. Я всё быстро запишу, а ты иди отдыхать. Не беспокойся обо мне. — Что ты хочешь поесть? Я приготовлю. У Тан Фаня, который только что казался уставшим, загорелись глаза. — Лапшу с луком! Вечером я видел, как повар на кухне месил тесто! Его глаза были способны различить всё тайное и явное. Помимо Тан Фаня, кто бы ещё стал постоянно заглядывать на кухню, живя на постоялом дворе? Уголок рта Суй Чжоу невольно дёрнулся: — Хорошо. Вернувшись с лапшой, он увидел, что его друг уже заснул прямо за столом. — Жуньцин? Ответа не последовало. — Пушистик? По-прежнему никакой реакции. Скорее всего, он истратил слишком много сил за день, потому расслабившись, тут же уснул. Суй Чжоу подошёл, поставил лапшу на стол и слегка потормошил Тан Фаня. Тот издал невнятный звук, пошевелился, но продолжил спать. Суй Чжоу не оставалось ничего другого, кроме как поднять его на руки и положить на кровать. Честно говоря, спящий господин Тан выглядел весьма неплохо. Он не храпел и не имел других недостатков, которые характерны для многих мужчин, а также не занимал всю кровать, раскинув в стороны руки и ноги. Наоборот, он послушно сложил руки на животе и сладко спал с закрытыми глазами. Суй Чжоу долго смотрел на него с лёгкой улыбкой на лице. В свете свечи на стену падали две тени. Одна стояла, наклонившись, и медленно приближалась к лежащей фигуре. Постепенно две тени практически слились в одну… Но на самом деле, лишь их поза казалась двусмысленной. Как раз в тот момент, когда его губы были готовы коснуться губ другого… Тан Фань перевернулся, пошарил рукой рядом с собой и, найдя одеяло, перекатился ещё дважды, превратившись в рулон. Закутавшись, он повернулся лицом к стене и продолжил так же крепко спать. Суй Чжоу замер. Он на самом деле проснулся или нет? Суй Чжоу протянул руку и коснулся лица Тан Фаня. Теперь только его голова и была открыта внешнему миру. Тан Фань даже не шевельнулся. Суй Чжоу почесал мочку его уха. Казалось, Тан Фань почувствовал небольшой зуд, но его руки были завёрнуты в одеяло, и он не мог пошевелиться, поэтому он просто нахмурил лоб со слегка удручённым выражением лица. Если бы он только притворялся спящим, то уже давно бы себя выдал. Судя по всему, он и правда спал. Суй Чжоу тихонько вздохнул, задул свечу, закрыл окно и ушёл, забрав лапшу. На следующее утро Тан Фань проснулся рано утром и принюхавшись, почувствовал, что в воздухе витает слабый аромат лапши с луком. Он долгое время ничего не мог понять, а потом вдруг вспомнил. Прошлая ночь… Кажется… Суй Чжоу приготовил ему миску лапши с луком. …И где она? Насколько он помнил, он её не ел. Господин Тан протёр глаза, попросил слугу принести воду и, умывшись, подошёл к соседней двери и постучал. Через некоторое время дверь открылась и перед его глазами предстал Суй Чжоу. Увидев его, Тан Фань ужаснулся: — Ты плохо спал прошлой ночью? Такое случалось с ним крайне редко, но под глазами у Суй Чжоу и правда виднелись два тёмных пятна. Суй Чжоу вздохнул, развернулся и пошёл умываться. Тан Фань последовал за ним и сказал с улыбкой: — Что случилось, говори, я помогу тебе со всем разобраться! — Я переел. — …а? Суй Чжоу взглянул на него: — Я приготовил тебе лапшу с луком, но ты уже спал, поэтому её съел я. Тан Фань внезапно вспомнил, что именно произошло вчера ночью. Он криво улыбнулся. — Прости, я слишком утомился прошлой ночью и заснул сидя, забыв об этом. “Ага, ты заснул и потом завернулся в одеяло”, — подумал Суй Чжоу. — Я съел лапшу, и у меня заболел живот. Поэтому я всю ночь не смыкал глаз. Теперь Тан Фань почувствовал себя на самом деле виноватым: — Я схожу с тобой к врачу! Но разве это не разоблачит его? Суй Чжоу невозмутимо ответил: — Нет необходимости. Я полежу и всё будет хорошо. Чем более спокойным он был, тем более виноватым чувствовал себя Тан Фань. Именно ради него Суй Чжоу посреди ночи ходил на кухню готовить лапшу, а он её не съел, и вся тяжелая работа была выполнена впустую, так ещё у его друга разболелся живот и он плохо спал. Только посмотрите какое злодеяние он совершил! Чувство вины господина Тана устремилось к небесам. — Нет, так не пойдёт. Давай сначала сходим к врачу. Ты можешь нормально передвигаться? Хочешь, чтобы я тебе помог? — Тан Фань выглядел встревоженным. — Не нужно, я не хочу идти, просто полежу и всё будет хорошо, — повторил Суй Чжоу. — Хорошо, тогда приляг сейчас же. Я попрошу слугу принести воды и рисовую кашу, а ещё приготовить закуски. Раз у тебя болит живот, то можно съесть их. Договорив, Тан Фань сразу же потащил Суй Чжоу к кровати, уложил его и укрыл одеялом, а потом развернулся и отправился за едой. Вскоре он вернулся с рисовой кашей. Суй Чжоу собирался встать, но Тан Фань поспешил его остановить: — Лежи и не двигайся, я тебя накормлю! Если бы он этого не сказал, всё бы было нормально, но теперь Суй Чжоу вспомнил, что когда они выбрались из гробницы хоу Гуна, Тан Фань давал ему лекарство и в итоге перевернул всю пиалу ему на лицо. — …. Тень того события всё ещё не рассеялась. Сложнее всего принимать милость красоты, древние были правы. — Не надо, — сказал Суй Чжоу, — я сделаю всё сам, а ты просто присядь. Очевидно, господин Тан тоже помнил, что случилось, когда он в прошлый раз давал ему лекарство, но он был толстокожим, потому просто рассмеялся и передал пиалу. Суй Чжоу осторожно попробовал кашу. Температура оказалась в самый раз, и он, ускорившись, доел её в пару глотков, как делал это всегда. — Разве твой живот не болит? — изумился Тан Фань. — Уверен, что нужно есть так быстро? — … Кажется Суй Чжоу случайно вновь раскрыл себя. — Всё нормально, — он невозмутимо поставил пиалу. — Намного приятнее, когда в желудке что-то есть. — Он решил сменить тему. — Теперь, когда основные ключи к разгадке дела обнаружены, мы можем наконец вернуться в столицу. В конце концов, ты же не служащий Министерства наказаний, и ещё не приступил к составлению докладов в цензорат. У тебя нет права расследовать такое дело. Не стоит давать другим повод обвинять тебя сразу же, как только ты получил эту должность. Ему удалось отвлечь внимание Тан Фаня, который кивнул: — Я передам это дело главе уезда Вэну. Благодаря этим уликам, вода спала и камни обнажились. И хотя пока не получилось найти доказательства, что именно Вэй Це убил свою жену, репутация семьи Вэй наверняка пострадает. Они с семьёй Хэ являются родственниками через брак, поэтому я надеюсь, что Хэ не подумают, будто я намеренно нацелился на них из-за Хэ Линя. Как бы то ни было, моя старшая сестра — формально всё ещё член их семьи. — Вряд ли, — Суй Чжоу покачал головой. — Они и так пытаются завоевать твоё расположение и не посмеют вызвать недовольство. Тан Фань тоже об этом подумал. В отличие от Хэ Линя, глава семьи Хэ был из тех людей, что всегда взвешивают все за и против. Даже если он будет недоволен поступками Тан Фаня, он этого никогда не покажет. Кроме того, дело Вэй Цэ не имеет никакого отношения с госпоже Вэй. Возможно, она подвергнется осуждению, но пока Хэ Ин рядом, он не позволит Хэ Сюаню с ней развестись, иначе другие заподозрят, что семья Хэ пользуется чужой бедой. Пока они разговаривали, к ним подошел Цянь Саньэр и сообщил, что снаружи ждёт глава уезда Вэн и хочет что-то обсудить. Тан Фань попросил передать, что встретится с ним в главном зале внизу, а потом сказал Суй Чжоу: — Если у тебя всё ещё болит живот, не спускайся, а просто хорошенько выспись. Я попрошу Цянь Саньэра попозже принести обед. Суй Чжоу кивнул: — Ступай. Тан Фань спустился в зал и встретился с главой уезда Вэном. Тот был хмурым, потому что не смог найти улики. — Господин, Янь Ли и его спутники передали мне известия, что после конфискации имущества семьи Ху оно поступило в общественную казну, а потом начальник уезда Дамин вернул часть Вэй Цэ под предлогом, что тот — приёмный сын Ху, и что его жена была убита Ху Ханьинем. Именно на основе этого состояния Вэй Цэ смог разбогатеть, и оно досталось ему законно, так что невозможно использовать это против него. Тан Фань рассказал ему о догадках из-за левой и правой руки прошлой ночью. Услышав это, глава уезда Вэн просиял, и его печаль исчезла. — Господин мудр! Вэй Цэ не сможет отрицать такие доказательства! Тан Фань не был так оптимистичен, как он. — Это поможет лишь доказать, что отец госпожи Ху не был убийцей. Но не то, что смерть госпожи Чжан как-то связана с Вэй Цэ. Всё еще остаётся фактом то, что госпожа Ху убила ребёнка семьи Вэй. Дело её отца можно опротестовать, но её обвинение — нет. Хотя мы оба знаем, что не может быть, чтобы Вэй Цэ никак не был связан с убийством госпожи Чжан, сам он никогда этого не признает. Глава уезда Вэн понимал, что это правда, и вздохнул. — Госпожа Ху должна быть рада, что, по крайней мере, её отца оправдают. В конце концов, мы сделали всё, что могли. Но даже из этого уже ясно, что Вэй Цэ добр лишь напоказ, а на самом деле его нутро испорчено и он не представляет из себя ничего хорошего! — Когда ты предоставишь отчёт об этом деле, я поддержу тебя. Оно должно быстро привлечь внимание Двора. Когда придёт время, дело Ху Ханьиня можно будет пересмотреть. В своей жизни он сделал немало добра, а закончил так… Он заслужил награды, и я постараюсь об этом доложить, — сказал Тан Фань. Глава уезда Вэн колебался: — Не произведёт ли это дело слишком много шума? — Совсем нет, — Тан Фань покачал головой, — этого недостаточно, чтобы шокировать народ. Тем чиновникам, которые судили, не разобравшись как следует в деле, придётся крепко задуматься и извлечь урок. Его слова поддержки не были пустой болтовнёй. Сейчас Тан Фань занимал должность цензора, и его служебное положение могло поднять волны высотой в три чи и без ветра. Для него не было проблемой разоблачать чужие проступки, не говоря уже о том, что совершил Вэй Цэ. Если глава уезда Вэн раскроет дело двадцатилетней давности, когда придёт время, Тан Фаню останется лишь обратиться ко Двору и поддержать его. Вполне возможно, что эта странная и запутанная история вызовет интерес у сидящих без дела цензоров и советников императора. Поскольку госпожа Ху отомстила за своего отца, пусть Тан Фань сам и считал, что ей не следовало убивать невинного ребёнка семьи Вэй, но если говорить о взглядах того времени, этого было достаточно, чтобы назвать её преданной дочерью. Это поможет добавить ей достоинства, а также побудит очистить несправедливо запятнанное имя её отца. — Как только правда об этом выйдет наружу, это потрясёт мир и ты прославишься, — сказал Тан Фань главе уезда Вэну. — Но тебе нужно не забывать об одной вещи. Прибыв в уезд Сянхэ, Тан Фань был доброжелательным посредником и не пользовался своим положением, но сейчас он впервые вёл себя как начальник, обращавшийся с речью к подчинённому. — Пожалуйста, говорите, господин, — поспешил сказать глава уезда Вэн. — Хотя госпожа Ху заслуживает сочувствия, но ребёнок семьи Вэй был невиновен. Нельзя игнорировать то зло, которое она совершила для того, чтобы оправдать отца. Здесь нет противоречия. Советников императора это дело никак не касается, они могут обвинять без разбора, и народ встанет на ту сторону, потому что не знает правды. Но ты, почтенный начальник, должен отстаивать справедливость и не быть предвзятым. Поступок Вэй Цэ отвратителен, но нужны неопровержимые доказательства, чтобы обвинить его в преступлении двадцатилетней давности. Именно глупость начальника уезда Дамин привела к тому, что старший Ху был несправедливо обвинён и умер. Нельзя повторить его ошибку. Глава уезда Вэн поспешил почтительно ответить: — Этот подчинённый поступит по справедливости и будет беспристрастен. — Цзымо, — Тан Фань улыбнулся и похлопал его по плечу, — хотя тебе не везло с продвижением по службе в первой половине жизни, но я верю, что это Небеса проверяли тебя. Многим в этом мире нужно время, чтобы чего-то достичь, поэтому я надеюсь, что ты не станешь падать духом. Настанет день, когда ты сможешь пробиться сквозь облака и туман и добраться до чистого неба. Глава уезда Вэн тоже улыбнулся: — Этот подчинённый благодарит господина за добрые слова. На этом дела были закончены, Тан Фань больше не мог здесь ничем помочь. Дальше будет уже не так сложно, учитывая способности главы уезда Вэна. Если он останется в Сянхэ, то только помешает ему. Как и следовало ожидать, главе уезда Вэну удалось найти слугу Ху Ханьиня, который подтвердил, что его хозяин был левшой, а также страдал ревматизмом, поэтому его правой руке по самое плечо не хватало силы, и он не мог нанести удар ножом, что и подтверждало верность догадки Тан Фаня и главы уезда Вэна: левша, собираясь убить человека, нанесёт удар подсознательно так, как ему удобнее всего. Другими словами, отца госпожи Ху на самом деле оболгали. Он не убивал госпожу Чжан и вообще не нападал на свою невестку. Только потому что госпожа Чжан умерла в его комнате и была убита его ножом для бумаги, глупый магистрат с грехом пополам “раскрыл” это дело. Также оно совпало с политической нестабильностью в столице, из-за чего вышестоящим чиновникам не было до этого дела, что и привело к несправедливости. Узнав об этом, госпожа Ху не могла удержаться от слёз, воскликнув, что теперь душа отца на небесах может упокоиться с миром. Её горестный плач тронул сердца тех, кто его слышал, и смог заставить плакать и их. Услышав от главы уезда Вэна, что Тан Фань нашёл ключи к решению этого дела, госпожа Ху трижды поклонилась в направлении того места, где остановился Тан Фань. Она сказала главе уезда, что знает, её смерть неизбежна и она не сможет отплатить тем, кто очистит имя ее отца, и ей самой придётся расплачиваться в следующей жизни. Затем она спокойно ожидала своей судьбы в тюрьме и не проронила ни слова, несмотря на постоянные визиты и вопросы сына. Глава уезда Вэн чувствовал сожаление от того, что с ней случилось, и специально велел тюремщикам не осложнять ей жизнь и позволить провести спокойно некоторое время до вынесения решения суда. Что касается Тан Фаня, то он обсудил это с Суй Чжоу, спросил мнение Тан Юй, и выбрал день, чтобы попрощаться с главой семьи Хэ и затем отвезти сестру и племянника в столицу вместе с Суй Чжоу и остальными. Всем объяснили, что отъезд Тан Юй и Хэ Чэна связан с возвращением в дом родителей на некоторое время, однако из-за старых слухов о супружеских ссорах Хэ Линя с женой, люди вскоре поняли, что произошло. Друзья Хэ Линя снова начали над ним насмехаться, заставляя его метать гром и молнии, поэтому он просто оборвал отношения с этим сбродом и отсиживался дома. Однако он, очевидно, затаил обиду на своего шурина. Перед отъездом, какими бы ни были причины, вся семья Хэ пришла проводить путников, и только Хэ Линя не было видно. Тан Фань и Тан Юй не обратили на это особого внимания, но глава семьи Хэ чувствовал себя неловко и сам разыскал Тан Фаня и принёс ему извинения. Слухи о деле семьи Вэй распространилась по всему уезду Сянхэ. О нём узнали даже в соседних уездах. Теперь чиновники, шэньши, и простой народ, все обсуждали это необычное дело на досуге. Строго говоря, дела было три: убийство дочери Вэй Цэ от наложницы, совершённое его второй женой и её старшим двоюродным братом, затем смерть младенца семьи Вэй. И казалось, на этом всё закончится, кто же знал, что наружу выплывет дело двадцатилетней давности. Всё казалось таким запутанным, но цензор Тан неожиданно нашёл зацепки в письмах, таким образом очистив имя отца госпожи Ху. Такие запутанные дела, полные неожиданных сложностей, на самом деле являются самыми любимыми поводами для пересудов на рынке. Отныне в чайных домах и тавернах появились новые темы для рассказов: дети из дома Вэй были зверски убиты, подозревали, что в этом замешаны злые духи, добродетельная женщина взывала к справедливости, чтобы отомстить за отца, а господин Тан мудро раскрыл преступление в ходе другого дела.