Они распрощались с Эретом и пошли по домам, потому что улицы уже заливались красным светом, а они даже не поспали.
Сегодня была очень напряжённая ночь.
Уилбур, за неимением собственного жилища, увязался за Томми. Куда же ещё может пойти этот ходячий труп? Проблема лишь в том, что у Томми кровать маленькая, но, возможно, он где-то откопает какой-нибудь коврик, лишнюю подушку и одеяло.
Уилбур идёт вровень с Томми, молчит. Он рассеянным взглядом обводит всякие маленькие деревянные домики, которые настроили после уничтожения Л’Манбурга. Уилбур на мгновение задирает голову и осматривает башню из чёрного кирпича, в которой тускло горит фонарик, а потом отмахивается и следует за Томми, прямиком в дряблую землянку.
Томми скользит взглядом по Другу, жующему траву около его грядки. Может…
— А Друга ты не помнишь? — необычайно тихо спрашивает Томми, оборачиваясь.
Непонятно когда осунувшийся Уилбур резко выпрямляется, расправляя плечи. Это всё сопровождается неприятным хрустом, состоящим из несколько коротких щелчков позвонков и плечевых суставов. Томми морщится.
Уилбур как-то нехотя смотрит на Друга. Овца медленно поднимает голову и поворачивает её к Уилбуру, умные чёрные глаза блестят в свете факелов. Они смотрят друг на друга секунд пять, пока Друг не возвращается к своей траве. Уилбур вздыхает.
— Нет, — понуро отвечает он. — Разве я не нашёл эту овцу, когда был призраком? Почему я должен её помнить?
Томми жмёт плечами.
— Мало ли…
Дверь со скрипом впускает их в землянку. Пол — вся та же земля, только более сухая, поэтому Томми не разувается, проходя внутрь. Он заворачивает вправо, где стоит его потрёпанный сундук с припасами. Томми поднимает тяжёлую дубовую крышку, ныряет под неё, как мышь в нору, и роется в банках с маринованными овощами и всяких пакетах. Рука натыкается на пакет с нарезанными хлебом.
Томми достаёт два куска хлеба, мнёт их, пытаясь нащупать плесень, но, ничего не найдя, отдаёт один Уилбуру.
Восходящее солнце обдаёт Уилбура красным светом. Окошки в дверях пропускают немного лучей, и они освещают всю его правую сторону. Карий глаз на мгновение сверкает алым, но этот блеск исчезает, когда Уилбур наклоняется, чтобы взять хлеб.
Он откусывает мякоть и блаженно мычит.
— М-м-м, давно я ничего не ел, — мямлит Уилбур с забитым ртом, прикрывая глаза.
— Логично. Ты же помер, — говорит Томми, тоже откусывая кусок.
Они жуют так в звенящей тишине, хотя она прерывается редким свистом ветра и жужжанием ночных насекомых.
— Так… — тянет Уилбур, сглатывая кусок хлеба. Тени на его шеи меняют положение, когда кадык дёргается. — Ничего не хочешь рассказать?
Он задаёт вопрос этим специфичным интересующимся и одновременно за ранее осуждающим тоном, каким разговаривают мамы с напортачившими детьми. Томми инстинктивно выпрямляется, сжимает кусок хлеба. Похоже, эта привычка останется с ним на долгие годы.
— Э-э-э… ты о чём? — в свою очередь спрашивает Томми. Уилбур пялится в маленькие окошки в дверях, щурясь, рассматривает кровавый рассвет.
— Ну, о… тех выборах, — Уилбур откусывает ещё немного хлеба и, быстро прожевав, проглатывает. — О том, как мы пытались стать президентами. О… Погтопии, верно?
Томми застывает. В горле пересохло, хлеб больше не лезет, а сердце постепенно набирает темп, подгоняя больше крови к мозгу. И вот что ему сказать Уилбуру? Не говорить же, что он спрятался в подземном каньоне, сошёл с ума и решил разрушить всё, что так долго и заботливо строил, когда окончательно утратил контроль. Причём контроль над всем: над собой, над ситуацией, над людьми. И он не нашёл выхода лучше, чем заставить собственного отца пронзить его сердце алмазным клинком, чтобы не отвечать за свои действия. Кто же спросит с него на том свете?
Томми мрачнеет на глазах. Голубые глаза, превратившиеся в узкие щёлочки, пристально смотрят куда-то вдаль. Томми поджимает губы, оставляя от них лишь розовую ниточку на лице, а затем понимает, что Уилбур вообще-то следит за ним и считывает все эмоции.
— Бля, Уилбур, это пиздецки долго рассказывать, — жалостливо ноет Томми, показательно зевая. Уилбур вздёргивает одну бровь. — Давай мы начнём завтра? Память же, ну, надо постепенно восстанавливать… надо сначала вспомнить про Л’Манбург, а до Погтопии там далеко.
Томми доедает кусок хлеба и уходит глубже в землянку, скрываясь в тенях.
— Давай лучше подумаем, где ты дрыхнуть будешь, — кидает Томми, спускаясь в хранилище. Где-то должна быть раскладушка.
И Томми чувствует, как Уилбур сверлит дырку в его спине. Спина покрывается кусающимися мурашками, холодок ползёт по пояснице, а волосы на затылке встают дыбом.
Томми резко хлопает по спине, скрываясь за каменными стенами. Что это, мухи? Взгляд
не может ощущаться настолько чётко: у Томми не настолько чувствительная кожа, чтобы она реагировала на такие мелочи. А интуиция помогает лишь вовремя уворачиваться от стрел, но никак не понимать, что именно в этот момент на тебя кто-то смотрит.
В итоге Томми находит старую, потрёпанную раскладушку. Её матрас уже практически достаёт до пола, и сидеть на ней невозможно, но поспать можно. Томми кидает на неё старую подушку без наволочки с какими-то непонятными пятнами и лёгонький плед, достаточно большой, чтобы Уилбур мог укрыться им полностью.
Уилбур в это время неловко мнётся у входа, не зная, куда себя пристроить. Он смотрит окно, наблюдая за тем, как постепенно жёлтое солнце встаёт из-за горизонта, окрашивая красно-рыжее небо в фиолетовые и голубоватые тона. Томми идёт в хранилище ещё раз, чтобы отыскать старую одежду Уилбура, сохранившуюся ещё со времён Камарвана.
Когда Томми во второй раз возвращается из хранилища, Уилбур неловко сидит на краешке его кровати, щёлкая пальцами. Томми морщит нос.
— Бля, чувак, ты мне всю постель испоганишь, — фыркает Томми, кидая рядом с Уилбуром белую футболку и огромные оранжевые штаны. Тот оранжевый американский бомбер, который Уилбур куда-то закинул, когда они боролись за свободу европейцев, Томми так и не нашёл. — На, переодевайся. И кинь куда-нибудь своё дерьмо, от твоей одежды разит невозможно, — Томми показательно зажимает нос рукой.
— Как же ты тогда всё это время ходил со мной? — с усмешкой спрашивает Уилбур, аккуратно снимая запачканное пальто. Он складывает его и кладёт на табуретку в дальнем углу землянки.
Уилбур бросает быстрый взгляд на Томми, который вновь зарывается в сундуки с едой. Он, похоже, не наелся одним-единственным куском хлеба.
Уилбуру же, с другой стороны, пока что и этого достаточно.
Он быстро снимает жёлтый свитер, оголяя бледную кожу. Солнце взошло не настолько высоко, чтобы облить Уилбура своими лучами, что ему на руку.
Огромное вспухшее трупное пятно сине-розового цвета покрыло всю спину в области лопаток и плеч. Другое пятно — поменьше и чуть более жёлтое — расположилось на пояснице. Несколько фиолетовых пятен облепили руки, поэтому Уилбуру стоит поскорее найти куртку, чтобы скрыть их.
Уилбур быстро натягивает белую футболку, и она немножко жмёт ему в плечах. Со штанами он справляется чуточку быстрее.
— Томми, у тебя тут немного прохладненько, — говорит Уилбур, разворачиваясь к нему. Томми вытаскивает свою голову из сундука, и Уилбур замечает, как его светленькие волосы пушатся и вьются. Это выглядит забавно. — У тебя нет никакой кофты?
Томми хмурится. Он уже успел взопреть в своей футболке, да и в землянке духота, а он ещё хочет кофту нацепить?
— Чего? Тут же духотища, Уилбур.
— А мне холодно.
— Каким, блять, боком тебе может быть холодно в прогретой землянке?
Уилбур жмёт плечами.
— Может, последствия смерти? — предполагает Уилбур, заведя руки за спину. — Я же вроде холодный.
Томми многозначительно мычит.
— Может быть, — в итоге соглашается он и захлопывает сундук. Томми вытягивает руки вверх, сцепив их в замок, выпрямляет позвоночник и жмурится. — Щас чё-нибудь поищу.
И Томми уже в третий раз спускается в свой подвал, чтобы найти одежду Уилбуру.
Когда он возвращается, Уилбур уже лежит на его кровати и жуёт кусок хлеба. Томми прыскает.
— Уилл, это моя кровать, — смеётся Томми, кидая в него ещё один синий бомбер, валявшийся где-то на дне сундука с одеждой.
Уилбур откладывает кусок хлеба в сторону и мигом надевает бомбер. Томмм пользуется момент и тут же хватает чужой хлеб.
— Эй! — обиженной интонацией восклицает Уилбур, дуя губы, как ребёнок.
— Слезешь с кровати — возможно отдам, — Томми победно хохочет и откусывает немного хлеба.
На языке мгновенно появляется горьковатый привкус, как у пепла или…
— Тьфу, блять! — Томми отплёвывает и кидает ломтик хлеба обратно Уилбуру. — Когда он успел заплесневеть?
Похоже, пора менять хлеб.
Уилбур тщательно осматривает кусок, а потом переводит взгляд на Томми. Мутные глаза так внимательно смотрят, что Томми аж пугается.
— Томми, тут нет плесени.
Томми моргает.
— В смысле?
— Я же как-то его ел. Тут нет плесени.
— Бля, дай сюда.
Томми выхватывает хлеб и быстро выходит на улицу. Солнце уже достаточно высоко, чтобы Томми смог разглядеть ломтик получше.
И правда. Там ничего нет.
Но горький привкус-
Уилбур хлопает его по плечу.
— Видишь? Плесени нет, — говорит он рядом с ухом Томми.
— Но я её почувствовал! — продолжает препираться Томми, резко разворачиваясь. Уилбур просто снисходительно смотрит, впрочем, как и всегда. Но Томми не сдаётся. — Нужно проверить остальной хлеб.
— Так это был последний кусок, — невозмутимо отвечает Уилбур.
Томми тупо моргает.
— Там ещё оставался хлеб! Я же смотрел… — растерянно говорит Томми, бегая глазами по земле.
— Томми, там ничего не осталось, — шепчет Уилбур спокойно-снисходительным тоном. — Я взял последний кусок.
Томми резко вскидывает голову, в мозгу резко что-то щёлкает.
— Хватит пиздеть, Уилбур! — рявкает он и кидается обратно к двери. Томми слышит, как она бьётся о земляную стенку, но ему плевать.
Он распахивает сундук, роется в тех же банках и пакетах, но… ничего.
Никакого хлеба. Ничего.
Но он
был.
Точно был?
— Что там? — Уилбур появляется сзади, заглядывает за плечо Томми, словно стрёмная горбатая тень. У Томми опять волосы встают дыбом.
Томми оборачивается, захлопывает сундук. И смотрит на Уилбура по-злобному искрящимися глазами. В голубом небе назревает буря.
— Это ты его уволок, да?! — вскрикивает Томми, натурально рыча. Уилбур испуганно отшатывается, хватается за стену. Томми подходит и берёт его за грудки. На фоне накопившегося стресса ему вообще снесло крышу. — Ты чё, газлайтить меня вздумал?
— Том-
— Пиздец, нахуя ты это делаешь?!
— Томс-
— Газлайтить с каким-то, блять, хлебом?! Ты издеваешься, да?! Ты реально издеваешься?!
— Томми-
— Блять, да ты ничем не лучше Дрима. Какого хуя-
Шлепок.
Не очень сильный, но ощущение достаточно больное, чтобы прийти в себя.
У Томми щека краснеет и горит. Уилбур хмуро смотрит на него, его грудная клетка чересчур медленно поднимается и опускается.
Перед тем, как Томми дотронется до своей щеки, Уилбур кладёт на неё свою собственную ладонь.
Она ледяная. Холоднее льда. Хуже пустоты, которая являлась его Лимбо. Но она очень хорошо остужает щёку.
— Томми, — Уилбур вдавливает в свой хриплый голос толику нежности. — Томми, я бы подумать об этом не смог. Зачем? Зачем мне тебе врать? Ты так много сделал для меня за последние несколько часов… я даже вспомнил что-то! Нет никакого смысла в том, чтобы причинить тебе боль… понимаешь?
Уилбур поглаживает его по щеке, улыбаясь настолько мягко, насколько позволяют закоченевшие мышцы. В мутных глазах невозможно ничего прочитать, но Томми и не нужно.
Они вновь обнимаются. Томми поглаживает Уилбура по спине.
— Уилл, прости пожалуйста… — тихо просит Томми. — Я… Я не знаю, что на меня нашло. Просто столько всего произошло…
— Чш-ш, всё в порядке, Томс, — Уилбур гладит его по волосам, чешет его голову. Томми прикрывает глаза и отмечает, что запах гнили теперь не настолько сильный, как раньше. Хотя Уилбуру всё ещё нужно вымыться. — Ты не хочешь поговорить об этом?
Томми проглатывает тихое «хочу». Они оба ложатся на кровать Томми, и Томми очень долго говорит до самого утра. Про изгнание, Таббо, Дрима, Судный День.
А Уилбур слушает, молчит. И тихонько улыбается.
За землянкой валяется пакет заплесневелого хлеба, который вскоре уберут добросовестные соседи.
***
Сэм закусывает губу, лёжа в своём раскладном кресле начальника. Настенные часы стучат каждую секунду.
Примерно шесть часов назад Томми, этот треклятый мальчишка, попытался убить Дрима топором, за что поплатился не он, а Гостбур.
Слышать его крики было больно. Но
терпимо.
Сэм выволок Томми за шкирку, как мелкого щенка, и сказал ему больше никогда,
никогда не приближаться к Темнице Пандоры.
После этого Сэм вновь скрыл камеру Дрима завесой лавы, настроил систему безопасности и пошёл спать. Он не думает, что Томми бы предпринял такую попытку вторжения дважды.
Сэму вроде жаль. А ещё он зол. В какой-то степени даже разочарован. О чём думал этот мальчик, когда под эффектом невидимости крался вслед за Гостбуром, а затем решил
убить Дрима?
Убивать неправильно. И смерть — что-то слишком лёгкое для такого, как он. Учитывая, что послесмертие всё-таки существует.
И сам Томми тоже мог пострадать.
На дубовом столе стоят толстые мониторы. Камеры, незаметно висящие прямо под потолком, отслеживают всё, что происходит у Дрима. Конечно, не все из них подключены к комнате содержания Дрима, но как минимум две точно.
Сэм лениво переводит взгляд на один из мониторов. Дрим там не пытается ничего-
Его лицо загораживает весь обзор.
Лишь усеянный шрамами лик Дрима виден в одном из мониторов. Сэм поднимает спинку кресла, выпрямляется и двигается поближе к столу.
Отросшие светло-русые волосы закрывают часть лица, но это не мешает безумным зелёным глазам впиться в душу, хоть их разделяет несколько слоёв обсидиана.
Сэм не устанавливал микрофон в камеры, но хотел этим заняться. И почему Дрим решил покрасоваться перед камерой? Способности некроманта взамен отбирают частички разума?
Дрим переводит взгляд вниз, а потом спускается. Теперь Сэм вновь видит очертания камеры.
И минуты не проходит, как перед ним появляется кусок бумаги.
Что за?…
Сэм всматривается в него. Там что-то написано. Благодаря хорошему качеству камеры, он может разобрать часть каракуль.
«
Я просчитался. Я попы***ся воскресить Уилбура с помощью Гос***ра, но в итоге воскресил какую-то черто***ну из недр ада. Оно оттолкнуло душу Уилбура и вс****ось в его тело вместо ****. Это что-то бе***но сильное, др***ее и очень злобное».
Сэм едва успевает дочитать до конца, как Дрим меняет листочек.
«
У меня есть пред*****ение, что это. И если моя теория по**верд**ся, то этот Монстр сначала переб**т всех на этих землях, и потом ****** меня з**иво, а я не хочу этого. Пожалуйста, Сэм, вы***ти меня, и я помогу. Пожалуйста».
Сэм хмурится, отталкивается от стола. Дрим вновь меняет листочек, но Сэм уже его видел. Дрим собирается часами торчать тут и перебирать эти хреновы листочки.
У Сэма глаз дёргается. Что за чертовщину несёт Дрим? Он серьёзно думает, что Сэм на это клюнет?
Он никогда особо не верил в магию до воскрешения Томми, но он не думает, что можно верить в сказки про подмену души.
Кто знает, что Дрим сделает, находясь на свободе?
— Очень смешно, — рычит Сэм в респиратор и, резко встав, уходит в коридоры темницы. Нужно проверить освещение.
***
Фил резко распахивает влажные глаза и спрыгивает с кровати, будто его ужалила оса. Крылья беспокойно бьются, и чёрные перья разлетаются по комнате.
Он попытался заснуть, когда время уже перевалило за восемь, но он вновь оказался под водой.
И Фил вновь услышал голос. Но на этот раз он чётко запомнил его.
Вроде.
Фил выходит из комнаты, спускается на кухню. За столом уже сидит Техноблейд и попивает горячий кофе.
Он скользит по Филу своими рубиновыми глазами и кивает в знак приветствия.
— Выспался? — спрашивает Техно, попивая напиток из забавной белой чашки с нарисованным на ней медведем.
Фил сглатывает.
— Честно говоря, нет, — нервно смеётся Фил, его крылья дёргаются в такт грудной клетке. — Я… Я опять увидел видение.
Техно хмурится, ставит чашку подальше.
— Опять? — удивлённо переспрашивает Техно, выразительно дёргая головой вперёд. Он протирает глаза. — То же?
— А-Ага… — кивает Фил и весь сжимается. Крылья прижимаются к бокам, будто пытаются обернуть хозяина. — Только я узнал голос…
И Фил хочет сказать имя, но вновь оно незаметно упорхнуло из головы. Крылья резко расправляются, и Фил цыкает.
— Да что же за напасть… — цедит он, нахмурив лоб. — Почему я не могу запомнить?
Техно жмёт плечами.
— Это обычное дело для видений или снов, — Техно вновь отпивает немного кофе. — Проходит несколько минут, и ты уже ничего не помнишь. Или это наша с тобой память начала подводить. Я не уверен.
Филза смыкает губы.
— Понимаешь… — он массирует виски и зажмуривает глаза, чтобы вспомнить хотя бы отголосок имени, — есть ощущение, что это очень важно. Что-то такое, что может изменить-
Со стороны Техно раздаётся хихиканье. Фил непонимающе смотрит на него, чуть приоткрыв рот.
— Фил, те времена, когда нам присылали что-то гипер важное, давно прошли, — мягко улыбается Техно, вставая из-за стола. — Эпоха войн и кровавых сражений не закончится никогда, но, по крайней мере, в истории наши имена будут захоронены под завалами новых.
Техно бьёт давнего друга по плечу, чтобы взбодрить его. От этого крыло Фил попадает прямо по носу Техно, и тот ойкает. Фил смеётся.
— У нас ещё собрание Синдиката сегодня, если не забыл, — говорит Техно, подходя к одному из окон. Белые ночи позволяют увидеть всё на многие километры. — О, Ники уже подходит. Пошли.
Филза кивает, надевает чёрные уги и выходит на улицу. Сильный мороз ему нипочём — спасибо
Ей за благословение.
Как
Она там? Зачем посылает видения? Почему не скажет прямо?
Филза выходит из хижины, полностью погружённый в свои мысли. И он упускает момент, когда Ники подходит к нему.
Она перекрасила волосы из розового в более светлый цвет. Ники сверкает лучистыми глазами и тепло улыбается Филу, а тот смущённо улыбается в ответ. Всё-таки Ники — очень хорошая девушка.
На её плечах висит тяжёлый коричневый плащ с капюшоном, обшитый чьим-то мехом, наверное, норки. Под плащом блестит незеритовая броня, благодаря которой Ники имеет право не беспокоиться о том, что она может окоченеть.
— Привет, Фил, — тепло приветствует она и тянется за объятиями. — Давно не виделись.
И Фил обнимает её, оборачивая огромными вороньими крыльями. Эдакое проявление привязанности.
Спустя минутки объятий, Фил оборачивается, чтобы понять, где же Техно. Он уже должен был выйти.
И он выходит, только не из того места, из которого ожидал Фил. Он выходит из-за дома, а около его правой руки идёт долговязый мальчик — Ранбу.
На плечах Техно его обычный красный плащ, а тонкая рубашка скрывает грудь. Он тоже благословлён своим Богом к морозостойкости. Всё-таки Кровавый Бог был могущественным существом, раз благословение действует даже после его смерти.
Ранбу закутан в светло-голубую меховую куртку и белый шарф.
— Привет, Ранбу, — улыбается Фил и машет рукой. Ранбу машет в ответ, даже более неловко, чем обычно. Фил хмурится. — Что-то не так?
И он отдёргивается, словно его током ударило.
— М-м-м… — Ранбу мычит. — Привет, Фил, Ники. Просто у меня, э, есть важная новость, и до базы она не подождёт.
— И какая? — Ники заинтересованно подходит поближе, даже чуть-чуть наклоняется вперёд.
Техно лениво смотрит на него из-под полуоткрытых век. Ранбу мнётся на месте, сжимает кулак, явно хочет что-то сказать, но не может подобрать слов.
— В общем, — выдыхает Ранбу и смотрит своими разноцветными глазами прямо на Фила, — Уилбур воскрес.
И сердце его уходит куда-то вниз.
