* * *
— Мне нужно рассказать Гарри о нас, — первое, что говорит Луи, добравшись до дома Томми. У него есть ключи. Он входит, проходит через светлые комнаты, которые бывают скорее во дворце, нежели в доме, и вываливает признание мужчине, как только находит его в одной из гостиных. Томми кажется совсем не впечатленным. Он поднимает бровь, глядя на Луи, после чего продолжает накладывать обед на тарелку. — Вижу, ты вернулся из Амстердама. — Я был на его концерте, — объявляет Луи. Томми сидит за кофейным столиком, рядом с ним на угловом диване много места, но Луи продолжает стоять. Еще есть бежевый диван, как минимум три кресла, чертова барная стойка с табуретками на заднем плане и мягкий ковер. Тем не менее, Луи не садится, потому что какая-то необъяснимая, тревожная энергия течет сквозь него, и он понимает, что попросту не усидит на месте. — Разве мы не говорили об этом? — спрашивает Томми. Он находится где-то между смирением и жизнерадостным злорадством, но по факту никакой враждебности нет. — И в его гостиничном номере, — продолжает Луи, словно разговаривая сам с собой. Он начинает ходить взад и вперед перед кофейным столиком. Парень приземлился несколько часов назад, и, хотя полет длился всего полтора часа, он до сих пор чувствует скованность в ногах. — Он сказал, что хочет трахнуть меня. Буквально. Томми медленно сминает в кулаке картонную упаковку от сэндвича и снова поднимает голову. — Я закопаю твой хладный труп на своем заднем дворе, — объявляет он с пустым выражением лица. Луи невольно усмехается. Тихо, но в смешке слышится некая истерическая нотка. Он делает еще несколько шагов, затем останавливается посреди комнаты и упирает руки в бока, глядя на Томми. — Слушай, — начинает он с вновь появившейся решимостью. — Речь не о том, чтобы засветиться с ним где-то, окей? Но мне нужно сказать ему. Мне нужно, чтобы он знал, потому что у нас есть вся эта история, и теперь… что-то происходит в настоящем, и я просто… я ненавижу лгать ему, — наконец признается Луи. — Ох, — говорит Томми, откусив первый кусочек сэндвича. Он жует, глотает и, наконец, снова смотрит на Луи. — Речь идет о соглашении о неразглашении, — говорит он. Это не вопрос. — Не знаю, что тебе сказать, Томмо. Поговори с моими адвокатами, ладно? Грубости в этом нет, но и приятного мало. Луи чувствует искорки зарождающегося гнева. — Ой, да пошел ты, придурок. Прямо сейчас я разговариваю с тобой. С чего ты вдруг стал таким душнилой? — Я душнила? — рявкает Томми. Луи, должно быть, попал в его ахиллесову пяту, даже не прилагая усилий. Вот что получается после двух лет совместной жизни. — Это ведь ты хочешь все испортить из-за какой-то старой одержимости членом парня, который носит юбки и красит ногти. Что абсолютно нормально, — добавляет Томми, прежде чем Луи успевает на него осуждающе посмотреть, — но, Господи, Томмо, я думал, что давал тебе достаточно. Луи сужает глаза. — Извини, ты злишься, что я могу случайно раскрыть нас или что я могу захотеть переспать с кем-то другим? — он бросает вызов, теперь окончательно раздраженный. — Ты такой трудный, Господи Иисусе, — бормочет себе под нос Томми. Затем добавляет, на этот раз громче. — Мне плевать, встречаетесь вы или нет, пока это происходит за закрытыми дверьми, понятно? Серьезно. Но раньше мы были командой, Томмо. Ты и я, мы привыкли прикрывать друг друга, и вот почему это, — он машет рукой между ними, — так чертовски хорошо работало. А теперь вдруг ты хочешь самоустраниться, чего бы это ни стоило. И это меня бесит, ясно? Меня бесит, что ты готов рисковать не только своим дерьмом, но и моим. Вот так просто. Луи отвечает не сразу. Они молча смотрят друг на друга: Томми на диване, наклонившись вперед, чтобы дотянуться до тарелки, Луи стоит посреди комнаты. Пауза затягивается, и напряжение, кажется, немного спадает, чем дольше они смотрят друг другу в глаза. — Черт возьми, — наконец вздыхает Томми. — Присядь, приятель, ладно? Нам нужно разобраться с этим, блять, здесь, — без особого энтузиазма решает он. — Хочешь мой сэндвич? Луи усмехается. — Я даже отсюда вижу этот блядский авокадо, друг. Так что спасибо, но нет. Он не принимает еду, но в конце концов падает на диван. Внезапно тишина становится знакомой. Даже комфортной. — Так что с этим парнем? — спокойно спрашивает Томми, еще немного пожевав. Он довольно расслаблен, но вопрос серьезный. — Только давай начистоту. Потому что я никогда раньше не видел тебя таким. Луи зарывается поглубже в подушки, мечтая не отвечать на этот вопрос, потому что для ответа ему нужно серьезно обо всем подумать и найти настоящую причину. А это то, чего он – в истинно томлинсоновской манере – пытался избежать. Томми – спортсмен, он не курит, так что нигде рядом не валяется пачка сигарет, а Луи совсем не горит желанием вставать. Хотя, если бы он мог, он бы закурил. Вместо этого он тихо вздыхает. — Я многое упустил, пока рос в шкафу, — медленно начинает он. — Уверен, мне не нужно тебе это объяснять, — добавляет он, взглянув на Томми. Они оба скрывали большую часть своей жизни. У них никогда не было первого невинного поцелуя на детской площадке, они не сплетничали о горячих парнях во время обеденных перерывов. Господи, Луи объехал полмира, но ни разу не был в гей-клубе. Все состояло лишь из паники, стресса и страха за них. — Теперь, оглядываясь назад, я вижу, сколько всего у меня украли, — осторожно продолжает Луи. Он никогда не говорил этого вслух никому, кроме своего терапевта много лет назад. Важно, чтобы мысль получилось донести правильно. — А Гарри… Томми, приятель, я не уверен, что смогу правильно объяснить, но Гарри кажется мне одним из того, что я потерял. И похоже, что сейчас, после всех этих лет, у меня вдруг появился шанс… получить это, наверное. Я понятия не имею, что это за «это», так что не спрашивай меня, но это… Это как шанс получить что-то взамен. После тридцати чертовых лет потерь, упущений и жертв... Луи замолкает и наклоняется вперед, качая головой. Боже, он ненавидит говорить об этом дерьме. Однако Томми молчит, явно не позволяя ему соскочить. Луи почесывает щетину, смотрит на стену перед собой и признается: — Думаю, у меня никогда не получится побороть это в себе. Я никогда не избавлюсь от необходимости иметь какие-либо отношения с Гарри… чем бы это ни обернулось. Даже если под этим подразумевается, не знаю... просто вернуться в жизни друг друга или что-то тип того. Я не могу… Оно будет возвращаться ко мне, поэтому не вижу смысла отворачиваться. Не в этот раз. Я хочу увидеть, к чему это приведет, Томми, и для этого мне нужно, чтобы Гарри узнал правду. Он не хочет разрушать свои пиар-отношения. Еще больше не хочет, чтобы его видели с Гарри, потому что это заставит всех вернуться к старым видео One Direction и снова их проанализировать. А это значит, что Луи откатится назад, к годам его глубоко укоренившейся гомофобии, Элеонор получит новую волну ненависти без всякой причины, парни снова будут изводиться всем этим… Ему ничего из этого не нужно. Но за закрытыми дверями, подальше от посторонних глаз, он хочет, чтобы Гарри знал правду. И, может быть, он хочет заполучить связанные с этим возможности. Томми проглатывает последний кусочек сэндвича и какое-то время внимательно смотрит на Луи. А затем просто усмехается. За что получает удар в колено, но, благо, угол неудобный, так что едва ли ему больно. — Ты мудак, — объявляет Луи, хотя сам пытается сдержаться ухмылку. — Нет, извини, нет, — Томми пытается вернуться в нужное русло. — Просто… я думаю, у тебя есть песня об этом, Томмо. — Что? — Луи настолько сбит с толку, что забывает восторжествовать, что Томми знает его песни, хотя футболист активно отрицает это при каждом удобном случае. — О привычке, от которой ты не можешь избавиться, но даже не можешь описать, что это такое? Детка, я почти уверен, что ты написал о нем песню еще в 2018 году, даже не подозревая об этом. Ты должен признать, что это довольно забавно. Луи из вредности ничего не признает. Хотя это и правда немного забавно. На самом деле, это очень смешно. Вселенная просто ухахатывается, наверное.* * *
Они просят помощников все уладить. Юристам требуется шесть дней, чтобы встретиться и пересмотреть соглашение о неразглашении. Пиарщики тоже здесь, готовые начать распускать слухи о потенциальном разрыве. Пока только на уровне «а если» и «может быть». Этим людям платят за правильные ответы на правильные вопросы, и, если по какой-то причине Луи завяжет отношения с кем-то другим и это всплывет, возникнет много вопросов. Таким образом, с концерта в Амстердаме прошло две недели, и Луи, наконец, может признаться Гарри. За это время они никак не контактировали. Снова. Это понятно. Гарри может выглядеть богом секса (это не личное наблюдение Луи, а просто общественное мнение, которое он, как оказалось, считает не таким уж и неправдивым), но на самом деле он милый, и нет реальности, в которой Луи хотел бы, чтобы тот стал разлучником. Поэтому его молчание оправдано и, по иронии судьбы, довольно громкое. Луи, с другой стороны, не хочет становиться изменщиком в глазах Гарри, и единственный способ сделать это — никуда не соваться до тех пор, пока он не сможет сказать правду. 25 июля Луи официально может перестать лгать одному человеку на этой планете, согласно новому соглашению. Однако всего за три дня до этого интернет заполонили зернистые фотографии, на которых Гарри целуется с высокой темноволосой девушкой у черного входа в какой-то очень модный ресторан. Жизнь нельзя назвать легкой, но все же она та еще шлюха, если так часто всех нас трахает, да?* * *
Это та самая девушка, которая была на VIP-балконе с Луи в Амстердаме. Ее зовут Мэй Лапре, и она довольна известна благодаря Gucci. Луи звонит Лиаму по причине, которой он совсем не гордится. Сплетни в СМИ — это всегда хуйня из-под коня, и он проигнорировал бы все это, но тема новой интрижки Гарри облетает и внутренние круги. А это означает, что, хотя социальные сети обычно выставляют все в неправильном свете, на этот раз они не так уж и неправы. Луи мог бы попросить Олли прощупать почву, но это было бы довольно неловко. Он мог бы позвонить Найлу, но у ирландца был чертовски высокий интеллект по части эмоций, и он читал Луи как книгу, а потом задавал неудобные вопросы. В общем ни то, ни то не казалось особо приятным. В итоге Луи звонит Лиаму, потому что Лиам милый, но не самый прозорливый, когда дело доходит до социальных и эмоциональных нюансов. (Луи нравится думать, что такое поведение делает его стратегом. В реальности, по словам его друзей и семьи, это делает его мудаком). — Подожди, — говорит Лиам, когда Луи задает свой вопрос. — У тебя нет номера Гарри? Я думал, что после Ливерпуля вы, ребята, снова наладили общение. Луи удается сдержать истерический смех. Разве не мило со стороны Лиама думать, что очевидным выбором в данной ситуации будет прямой вопрос Гарри о том, с кем он трахается в последнее время? — Я тот, кто задает вопросы прямо сейчас, мальчик Лайма, — слишком весело объявляет Луи. — Выкладывай. — Да нечего выкладывать, Томмо, — говорит Лиам немного потерянно. — Я не знаю, что ты хочешь знать... Ну, то есть, это правда. Это все, что я могу сказать, если честно. У них есть несколько общих друзей. Модели. Он встретил ее на вечеринке какого-то друга или что-то вроде того. Теперь «у них связь», как любят говорить люди. О да. Наличие друзей в модельной индустрии звучит очень в стиле Гарри, не так ли? Потому что ублюдок теперь поп-звезда, актер и ценитель моды. Луи едва ли мог справиться с ним, когда тот был неуклюжим бывшим работником пекарни, спасибо.* * *
Томми пытается не выглядеть слишком самодовольным по поводу абсолютного фиаско потенциального романа Луи с Гарри. Справедливости ради следует отметить, что Луи злорадствует всякий раз, когда какая-либо футбольная команда соперника выигрывает игру, так что, может быть, он это заслужил. Но сейчас это не к месту. Гарри до сих пор не выходит на связь, потому что явно занят. Луи бросается писать тексты с ребятами из Only The Poets для их нового альбома и пытается забыть поцелуй и амстердамский эпизод. Все идет нормально месяц. А потом чертовому Джеймсу Кордену приспичило устроить блядскую вечеринку по случаю дня рождения. Все бывшие участники One Direction подтверждают свое присутствие. И вот мы снова здесь, блять.***
Остается неясным, что подтолкнуло Джеймса Кордена к организации самой странной вечеринки 2022 года. Голоса разделились между тем, что это была либо выходка ради The Late Late Show, либо кризисом среднего возраста. С одной стороны, этот человек уже объявил, что снимается в своем последнем сезоне, так почему бы не заложить в бюджет огромную вечеринку по случаю дня рождения, раз уж он уходит? С другой стороны, Джеймсу исполняется сорок четыре года, цифра, которая может ударить в голову и скучному человеку. А он никогда не был скучным. Гарри тайно склоняется к теории кризиса среднего возраста. Хотя, если честно, может быть и то, и другое. Вероятнее всего, и то, и другое. В результате вечеринка абсолютно нелепа и экстравагантна, но заполнена только знаменитостями, которые действительно небезразличны Джеймсу. Это не рекламный ход, и на кажущейся бесконечной вилле в Лос-Анджелесе, арендованной специально для этого случая, нет никаких камер. Тем не менее, все знают, что некоторые истории попадут в шоу. Разумеется. Но, наверное, без визуала и только после согласования с пиарщиками всех причастных. Двадцать первый день рождения Пэрис Хилтон длился пять дней (на трех континентах), Майли Сайрус каталась на механическом члене, когда ей исполнилось двадцать два, а не так давно Кайли Дженнер устроила огромную вечеринку в стиле парка развлечений для годовалого ребенка. Планка высока, но Джеймс Корден — талантливый человек.* * *
Старшая дочь Кордена отвечает за тематику, так что выбор пал на «Волшебный лес». Внутри огромного особняка будто вырос настоящий лес, наполненный волшебными огнями, темными уголками, блестящими кристаллами и яростными, движущимися объектами, которые, хочется верить, не живые. В комнатах по всему особняку есть множество сумасшедших развлечений, и, хотя большинство из них предназначены для взрослых, детям Джеймса разрешено веселиться со всеми первые два часа. Гарри их не застанет, потому что опаздывает. В свою защиту стоит отметить, что он делает это намеренно. Он все еще гастролирует. Сейчас он как раз на середине марафона на Мэдисон Сквер Гарден. А это четырнадцать шоу с перерывами всего в один или два дня между каждым. Перелет между Нью-Йорком и Лос-Анджелесом занимает всего шесть часов, так что, конечно, он едет отпраздновать день рождения Джеймса, но у него нет ни сил на то, чтобы слетать с катушек, ни времени на похмелье. Он рассчитывает приехать достаточно поздно, когда все уже будут слишком заняты друг другом, чтобы попытаться впихнуть в него алкоголь или кокаин. Мэй идет с ним, настроенная на вечеринку. Впрочем, как и большинство знаменитостей здесь, так что Гарри уверен, что она в любом случае хорошо проведет время. Она на два года старше его, энергична и определенно не нуждается в нем (вероятно, именно это и было первопричиной, по которой он нашел ее привлекательной).* * *
К совершенно обычной футболке Луи приклеены маленькие голубые блестящие крылья феи. Это первое, что видит Гарри, когда добирается до самой темной стороны огромного бассейна. Вокруг практически нет людей. Сам бассейн выглядит флуоресцентным, а посередине плавают странные цветы. Светло-зеленый цвет воды довольно подозрительный, но, конечно, Луи Томлинсону плевать. Джинсы подвернуты, он сидит на краю с обнаженными икрами и окунутыми в воду ступнями. Гарри не искал его. Совсем нет. Он просто хотел найти свежий воздух, который не пахнет табаком или травкой. Вместо этого он смотрит на спину Луи, пока тот, сам того не замечая, курит сигарету. Существует вероятность, что что-то всегда будет притягивать Гарри к Луи. В голове мысль звучит подозрительно знакомо, но услышь он, как ее произносят вслух, – испугался бы до чертиков. — Хорошие крылышки, — наконец произносит Гарри, а затем прочищает горло, потому что голос звучит хрипло. Луи вздрагивает, поворачивает голову и смотрит на Гарри через плечо. — Найл приклеил их мне, — объявляет он, явно все еще обиженный. — Прикинь, этот мудила не скотчем их прикрепил, а приклеил хуй знает чем, и теперь я не могу их оторвать. Гарри усмехается, представляя сцену в своей голове. Это длится всего мгновение, после чего он явственно осознает, что Луи пялится на него. Луи тем временем оценивает гаррин наряд. — Черт возьми, Стайлс, — бормочет он и отворачивается. Гарри одет в черные струящиеся брюки с высокой посадкой и розовую сетчатую рубашку. У нее длинные рукава, на которые нашиты десятки крошечных ярких цветков. Выглядит ли это красиво? Да. Можно ли это считать рубашкой? Нет. Нет, блять. Он может видеть его соски, черт возьми. Луи следовало бы сказать ему, чтобы он немедленно проваливал, но он уже достаточно выпил, чтобы считать нахождение с Гарри наедине хорошей идеей. — Миленько выглядишь, — поддразнивает Гарри и бесцеремонно плюхается на бортик бассейна. Близко к краю, однако не приближается, как это делает Луи, лишь вытягивает ноги, не окуная их в воду. — А ты выглядишь развратно, — вызывающе парирует Луи. Он смотрит вперед, на что-то в темноте ночи. — Спасибо? — Гарри ничуть не разочарован. — Я полагаю…? — ладно, может быть, совсем немножко. Томми где-то здесь. Гарри знает, потому что видел, как он играл в эльфийский бирпонг с Лиамом и Джулией Кэри. Гарри знает, но вместо того, чтобы уйти, просто откидывается на руки и продолжает смотреть на крылья Луи. — Ты так и не написал, — говорит Гарри после долгого молчания. Тихо и мягко, и неистовая скорость, с которой Луи поворачивает голову, чтобы посмотреть на него, совершенно не соответствует этому. — Ты, блять, тоже ни разу не написал мне, да, Стайлс? В волосах Гарри тоже запутаны крошечные цветы. Теперь Луи замечает это в слабом свете флуоресцентной воды в бассейне. Боже, он хочет врезать этому человеку по лицу и поцеловать его. Очень сильно. Невероятно сильно хочет сделать и то, и то. Гарри делает странное лицо. — Я не хотел, чтобы ты чувствовал себя неловко. После всего… И с Томасом… — Гарри никак не может подобрать правильные слова. — Как твоя девушка? — прерывает Луи. В его тоне столько злости, что Гарри вздрагивает. Потом хмурится. Потом бросает на Луи короткий взгляд. — Может, подскажешь, в чем проблема? Вместо того, чтобы кидаться на меня из-за… Что я тебе сделал? Последнее предложение Гарри звучит скорее обиженно, нежели раздраженно, и Луи чувствует укол вины. Что, впрочем, довольно быстро проходит. — Значит, ты всегда так с людьми поступаешь? Говоришь им то, что сказал мне, и надеешься, что они накинутся на тебя? — с легкой насмешкой спрашивает Луи, не отводя взгляда. — Ты надеялся, что я буду умолять тебя трахнуть меня после того, как сказал, что хочешь? Чтобы по итогу во всем оказался виноват я, да? Тебе бы не пришлось беспокоиться о Томми… — Луи, — Гарри останавливает его одним словом. Ледяным голосом. Звучит как предупреждение. — Не знаю, почему ты вдруг такого низкого мнения обо мне, но это не дает тебе никакого права… так меня оскорблять. Ты сейчас ведешь себя жестоко, — говорит Гарри гораздо более спокойным тоном. Почти безразлично, что ему совершенно не идет. — Ты жесток и знаешь это, — повторяет он. Напряженный взгляд Гарри в сочетании таким прямолинейным обращением, вызывает у Луи мурашки по коже. Очень странное и неприятное ощущение. Еще и эти ебучие крылья, приклеенные к спине. Они делают эту стычку еще более нелепой. Это ведь стычка, да? В итоге Луи ничего не говорит и снова отворачивается, смотря вперед. Лишь бы не на Гарри. Гарри вздыхает. — Все, что я когда-либо говорил тебе, было правдой. Серьезно. Я не строю заговор о том, как… использовать тебя или что-то в этом роде. С Мэй все закрутилось только сейчас, понимаешь? — он снова вздыхает. — И она не моя девушка. Нам нравится проводить время вместе, нравится общество друг друга. Мы оба взрослые люди… — в конце Гарри звучит странно смирившимся. После этого между ними возникает тишина. Луи снова ничего не говорит, потому что в очередной раз потерял контроль над собственными эмоциями, когда дело касалось Гарри, и теперь все стало только запутаннее. Он слишком пьян для этого дерьма. Луи никогда не будет достаточно трезвым для этого, потому что от близости Гарри у него кружится голова. — Лу, — через некоторое время говорит Гарри. Больше ничего. Лишь имя, превратившееся в причудливый гибрид мольбы и обвинения. — Да, — говорит Луи с ноткой разочарования, которая в этот раз направлена исключительно на него самого. — Да, хорошо. У тебя бывает случайный перепихон, и это не мое дело. Я понял, — заканчивает он. Как-то слишком резко выходит. — Извини, — добавляет он секундой спустя. — Извини, Эйч. Меня заносит. Просто игнорируй меня или что-то в этом роде. — Но в этом нет ничего случайного, — возражает Гарри. Он не выглядит обиженным, просто… как будто ему нужно, чтобы Луи (или, возможно, весь мир) понял. — Я… я ненавижу, когда в СМИ создается впечатление, что я просто трахаюсь, понимаешь? — признается он, удивляя Луи внезапной честностью. — Потому что я просто… мне нравятся люди, и я иногда общаюсь с кем-то так, как это важно для меня. И это часто идет в сцепке с близостью, что тоже приятно, ведь секс – это весело. Но это не случайно. Это важно для меня. А это много значит, — он делает паузу и хмурит брови, явно подыскивая нужные слова. — Знаешь… то, что это не навсегда или не в долгосрочной перспективе, не означает, что это не важно. И я не люблю, когда люди превращают это во что-то, чем оно не является. Понимаешь? Луи не ожидал такого признания, и, честно говоря, не знает, что, черт возьми, ему теперь с этим делать. Потому что, хоть он и понимает точку зрения Гарри, но все равно абсолютно ее ненавидит. Он думал… Он думал, что между ним и Гарри есть что-то очень большое и, возможно, очень старое. Он не хочет быть просто какой-то чертовски короткой, но важной связью. К черту это дерьмо, черт возьми. Гарри такой открытый, свободный и неопределенный, и Луи ненавидит это, хотя и не должен. — Хорошо, — наконец говорит Луи. Кончики его пальцев внезапно нагреваются, и он понимает, что забыл о сигарете. Он морщится и кладет бычок на землю. — И мне, в любом случае, нелегко состоять в настоящих отношениях, понимаешь? — добавляет Гарри. Он явно ожидал от Луи иной реакции, и это понятно. «Хорошо» было довольно дерьмовым вариантом ответа. — Со всеми… гастролями и сплетнями, и социальными сетями, и…, — он снова замолкает. Этот человек никогда не умел заканчивать свои мысли. — Честно говоря, я не понимаю, как вам с Томми удавалось так долго сохранять ваши отношения в секрете. — Мы и не сохраняли, — с горечью парирует Луи, потому что… Ну, он так устал от всего этого. Гарри моргает, глядя на него. — Прошу прощения? — спрашивает он немного глупо. — У нас нет отношений, — повторяет Луи, на этот раз медленнее и немного громче. Оказывается, довольно приятно говорить об этом вслух. — Что? — Гарри сейчас выглядит довольно забавно, и кажется, что он застрял на однословных ответах. Луи делает глубокий вдох. — Томми и я, — уточняет он, снова полностью поворачиваясь лицом к Гарри. — У нас нет отношений, Эйч. Никогда не было. Мы просто трахались и оба решили, что пора выйти из шкафа, — объясняет он. Как будто это очевидная вещь, о которой Гарри должен был знать. — Поэтому ради хорошего пиара, мы сделали вид, что крутим роман… Рот Гарри чуть приоткрывается, и он смотрит на Луи со смесью удивления и раздражения. — Боже мой, Лу, — наконец выдыхает он. — Не делай этого со мной! — Что? — теперь сбит с толку Луи. — Я ничего тебе не делаю, Стайлс. — Нет, делаешь, — возражает Гарри, и теперь его голос кажется немного отчаянным. — Да, да, делаешь. О... Луи. Гарри выпрямляется и проводит своими огромными ладонями по лицу, как будто находится в эпицентре какого-то острого кризиса. Бред. Луи почти не шевелился. — Ой-ё, — внезапно Луи чувствует, будто его атаковали. — А теперь в чем твоя блядская проблема, приятель? — Не называй меня «приятелем», — огрызается Гарри, наклоняясь ближе. — Я пришел сюда не один! Я пришел сюда с ней! Мы только начали… Боже мой, ты превращаешь мою жизнь в ад, клянусь! Все это время... Ты хочешь сказать, что все это время ты не... Ты был свободен?! И до тебя не доходит, что я, возможно, хотел узнать об этом раньше...! — Ой-ё, — снова протестует Луи, на этот раз громче. — Какого черта ты драматизируешь, Стайлс? Ты пытаешься сказать мне, что если бы ты знал, что я не в любовных отношениях, твоя драгоценная и близкая связь с как-ее-там… — Мэй. —...вдруг перестанет быть такой важной? Потому что звучит так, как будто вы просто трахаетесь. Ну, знаешь, от случая к случаю, — торжествующе ухмыляется Луи в конце. Однажды Гарри поцелуем сотрет дерзость с его лица. А пока он просто говорит: — Ты невозможен. — А я здесь причем? — возражает Луи. Разговор каким-то образом перешел на что-то озорное, а не тяжелое, может быть, потому, что секрет наконец-то раскрыт. Гарри по-прежнему единственный, кто знает — кто мог бы знать, — но Луи чувствует себя… легче. — Ты заявляешь о связях с людьми направо и налево, детка. По крайней мере, признавай их. Сейчас Луи скорее дразнит, но Гарри не разделяет его энтузиазма. Он смотрит на Луи со странным выражением лица и слишком долго молчит. — Ты знаешь, что с тобой все по-другому, — наконец говорит он. Он очень тихий, но совсем не застенчивый или неуверенный. Наоборот, Гарри кажется очень суровым по этому поводу. — Ты знаешь, Луи. Не смей сейчас шутить, чтобы соскочить. Оно всегда… Он останавливается. Качает головой, как будто все вдруг стало слишком очевидным, чтобы говорить об этом вслух. В процессе он прерывает зрительный контакт и встает. Вот так просто. После этого снова смотрит на Луи, на этот раз возвышаясь над ним. До Луи доходит, что их роли поменялись местами. Для Гарри Луи все еще вне досягаемости. Просто теперь он не хочет скрываться за спиной своей партнерши, а не Томми. Черт возьми, они все так усложнили, что теперь все стало ближе к математике, чем к романтике, да? Очевидно, Гарри решил, что пора идти. Однако прежде чем сделать это, он наклоняется так, что его нос почти касается носа Луи. — Я чувствую вкус гребаного воздуха, когда я рядом с тобой, милый ты засранец. Это тоже стоит признать, да? — медленно говорит он, возвращаясь к вызову, который бросил ему Луи минуту назад. В голосе Гарри слышится глубокий хрип, а в глазах мелькает что-то дикое. Во рту у Луи пересыхает, а Гарри небрежно выпрямляется, намереваясь уйти. — И не называй меня «детка», если в этом не заложен скрытый смысл, пожалуйста, — добавляет он вместо того, чтобы попрощаться. Предельно вежливый. Луи смотрит, как он уходит со смесью возмущения и возбуждения. Это не похоже на конец. Наоборот, в воздухе висит обещание чего-то нового там, где минуту назад стоял Гарри. И это хорошо. Это захватывающе. Просто Луи только сейчас осознал, насколько он не готов.