***
Леви о доме-то никогда не думал в категориях комнат. Для него его жилище в Либерио, в Марли, являлось просто домом с прекрасной гостиной, своей личной удобной спальней, спальней Габи и Фалько и одной маленькой комнатой для гостей, на случай, если приедут бывшие подчиненные солдаты или гости. А на Парадизе, в Тросте… Ну что у него там было? Маленькая комната, кухня и небольшой санузел, чтобы помыться. И ему почему-то взгрустнулось, что бывший Леви, который жил на острове, не имел того, что имел сейчас. Словно сам себе позавидовал. Ему больше нравилось воспринимать жизнь как единое целое, а не по отдельным частям. Но увы, почему-то именно жизнь бывшего капитана Разведкорпуса была поделена на мелкие части катастрофичной трагедии. Прошло несколько дней, жизнь шла своим чередом. Вчера Алессандра встретилась со своей близкой подругой Софией, которую не видела почти год. Она пришла проведать госпожу Аккерман в чайной. Сегодня, как обычно, все занималась домашними заботами, чаем, и Леви спросил жену за завтраком: — Хочешь, купим новый дом? — Он не представлял, чем может Алессандру сделать счастливее. Она принялась убираться, и чтобы выслушать мужа прервала ритуал. — Я практичный, на самом деле, просто думаю чайную сделать побольше, а дом иметь в другом месте, не рядом с заведением. — Это придется постоянно ездить? Ну, в твоем случае и положении… Сложно как-то Но… твое право, как ты скажешь, любимый, так и будет. — Я просто думаю об удобстве. Кухню побольше… — Для большой семьи? — вкрадчиво спросила Алессандра, складывая посуду по местам. Аккерман вдруг понял, что сказал глупость касательно дома, однако попытался просто объяснить свое желание иметь просторное жилище. Еще больше, еще влиятельнее, не скрывая того, что имеет тягу к роскоши. — Здесь не хватает деревьев, — неожиданно сказал он. — Я скучаю по лесам, Алессандра. По их листьям, запаху и тому, что их много. Люблю, когда постройка находятся в какой-то зеленой чаще, а не как тут, где стоит чайная: просто улица и дорога. Даже твой родительских дом — прекрасное место проживания. — Если ты хочешь уехать жить на Парадиз, то так и скажи. — Алессандра оставила уборку и села за стол, чтобы налить и себе чаю. Сегодня она не очень хорошо себя чувствовала. Пульсировали виски, и низ живота очень тянуло. Похоже, это месячные, или просто плохое самочувствие. Все в купе. — Нет. Ни за что, — хмурясь, выронил Леви. Он схватился за трость, чтобы встать. — Сказал дурость, прости. У нас прекрасный дом. Ты права, далеко придется ездить, если построить жилье за городом. Алессандре казалось, что Леви все равно когда-нибудь уедет. Скорее всего, он не любил Марли, море, холод. Не любил этот дом. У него теперь устоявшаяся жизнь, работа по душе, где можно устроить такую в любой стране. Но она ошибалась. В этот день Леви и Фалько должны были поехать за товаром в другую часть Либерио, еще Аккерман планировал встретиться с Оньянкопоном, а Алессандра подсобила Габи в чайной. Сегодня планировалось не так много посетителей, как вчера, в воскресенье; поэтому имелась возможность пофантазировать с ароматами, смешать, например, кофе с каким-то редким сортовым настоем, или что-то в этом роде. За барной стойкой Алессандра готовила чай с травами, пока Габи вытирала столики и некоторые баночки, наполненные сухофруктами, которые успели взяться пылью. У Леви она научилась комбинировать сорта так, что от чая исходил необыкновенный аромат. Пить его было очень приятно. Душистый липовый чай с кусочками сухой вишни и лепестками роз, от одного запаха которого перехватывало дыхание и все плыло перед глазами. Странно. Ей настолько стало не по себе от запаха, что пришлось выплеснуть содержимое чашки в раковину. Вдруг неистово заболел живот жуткой тупой болью. Ноги подкосились. Алессандра еле схватилась за столешницу и присела на стул. Живот заболел еще сильнее. Сильно потянуло поясницу. Стало настолько плохо, что пришлось согнуться пополам. Габи тут же бросилась к ней. Алессандра тихо и протяжно выдохнула. По всему телу разлилась боль, а между ног ощутилось что-то липкое, теплое и неприятное. — Алессандра? Что с тобой? Может, воды или обезболивающего? — Этот вопрос был риторическим, но, тем не менее, девушке было сложно ответить помощнице мужа. Однако, кандидатов в воины учили оказывать первую помощь, и Браун знала, что делать, если кому-то становилось плохо; знала, как поступать при переохлаждении или обгорании, как дезинфицировать раны и даже ампутировать. Однако этот курс не включал изучения гинекологии, и что делать в случае угрозы выкидыша, Габи совершенно не представляла. Она абсолютно ничего об этом не знала. Губы Алессандры побелели, а глаза потухли. Она задержала дыхание, чувствуя руку Браун на своем колене. Кто-то вошел в чайную, и Габи нервно бросила, что закрыто, а нескольких присутствующих посетителей попросила вызвать врача. Пока это все решалось, струя крови успела предательски политься по ноге Алессандры. Браун с ужасом заметила это. — Нужно в ванную. Срочно! Смущение марлийки быстро растворилось, когда живот вновь сжался от сильной боли. — Ты не должна все это видеть, ты еще совсем юная, — прошептала Алессандра, и Габи улыбнулась, помогая своей начальнице подняться со стула. — Я видела вещи намного хуже, Алессандра, поверь мне. — Габи достала из кармана фартука носовой платок и промокнула капельки пота у девушки на лбу и над верхней губой. — Только в следующий раз пообещай, что Леви будет дома, не хорошо, когда жене плохо, а он в отъездах, — поддразнила Браун, заставив Алессандру мрачно кивнуть. Девушки кое-как дошли до спальни с помощью одного клиента. Посетители вызвали врача, а в комнате Габи попыталась уложить Але на кровать и снять с нее одежду, но получилось спустить только чулки. Между ног продолжала течь тоненькая струйка крови, таким образом вызывая сильную боль. Браун не могла понять, что точно происходило с женой Леви: это роды, выкидыш, или что-то другое? Что-то прям женское. Она бегала по всей спальне, словно курица. Принесла влажную тряпку, затем воды, чтобы выпить, затем бросилась за обезболивающем. А в голове у Алессандры смешались разные воспоминания, картинки сменялись одна другой. Сначала разные жизненные разговоры с Леви, затем смерть Винсенте, родственники, Гул, много смертей и страха… Болели и голова, и спина, и руки. Боль в животе пульсировала, отдаваясь в голове и в груди девушки. Бросало в жар. После немалых стараний все же получилось приподняться, чтобы осмотреться. К своему величайшему ужасу, Алессандра увидела под собой расплывающуюся лужу крови, и что было хуже всего, кровь все время вытекала у нее между ног. — Ребенок… — страшная мысль прошила ее мозг о том, что она смогла забеременеть. И никто не мог ей сейчас помочь спасти эту беременность. Никто. Но все страшное произошло, когда она отключилась, и кровь медленно стала заполнять ткань одежды, простыни… Габи не могла смотреть на это здраво и адекватно. Ребенок Леви прекратил свою жизнь.***
Леви так и не решил, что делать, как сказать Алессандре, что он не может иметь детей. Аккерман отбросил пачку спичек и смял сигарету в ладони, табак немного рассыпался и упал на стол. Откинувшись на спинку стула, Леви закрыл глаза и произнес: — Все так сложно, Оньянкопон. Не знаю, как подойти к ситуации. — Все-таки ситуация нетипичная, как бы самой Алессандре это не надоело, — размышлял темнокожий друг. — Но с другой стороны, она ведь вышла за тебя замуж, хоть ты и не такой уже шикарный красавец, как раньше. Значит, ей плевать. — Ей хватило скорби в жизни, хватило хлопот и трудностей. Нужно ли сообщать еще и про мое бесплодие? Пускай все останется, как есть. Нужно найти подходящий момент. Они сидели вдвоем в ресторане за небольшим круглым столиком и говорили о том, о чем Аккерман никогда не скажет Фалько. Леви во время этого разговора понял главный свой страх. Он боялся, что становится не таким, каким был на Парадизе. — Расскажи мне о рисунках, которые ты рисуешь, — внезапно попросил Оньянкопон. Леви усмехнулся. — Я тебе могу даже показать. Блокнот всегда со мной, чтобы похвастаться, — губы начали расплываться в улыбке. — Не женой, конечно, еще чего! А своим приобретенным навыком. — Твоя жена и так роскошна. Блокнот появился на столе, а с ним и первый рисунок: обнаженная Алессандра сидит спиной, обнимая колени. Потом Леви перевернул несколько страниц, и к нему прибавился еще один: тоже она, тоже обнаженная, лежит на животе, сминая в кулаке простыню. — Когда карандаш шуршит по бумаге, это успокаивает, — объяснил Аккерман. Взгляд Оньянкопона зацепился за блокнот рядом с ним, который Леви не успел закрыть. Ругательство подкатило к горлу, он сжал зубы. Черные брови взлетели на лоб, а глаза расширились. — И ты, твою мать, переживаешь, что не можешь зачать ребенка? Ты должен наслаждаться жизнью, просто наслаждаться жизнью. А Алессандра так молода, уверен, что вы сможете еще стать родителями. Леви снова ухмыльнулся. Именно этим они и занимались почти все время — наслаждением жизнью. Изо всех сил. Але сводила Аккермана с ума. Сносило крышу, будто вернулся подростковый возраст и накрыл с новой силой. Вчера вечером, в чайной, когда Алессандра проверяла запасы заварки и составляла список для поставщика, Леви просто шел за напитком и… не дошел. Затормозил за барной стойкой и прижал к себе жену, а она и не отказывалась, позволяя все на свете. По ночам, обычно, они целовались, как сумасшедшие, прежде чем встать с кровати по будильнику, и только тогда собиралась для нового дня. — Марлийки все-таки не схожи на женщин из острова. — Ты только сейчас это понял? — вопрос вырвался прежде, чем Оньянкопон успел объяснить. — Нет, я давно это понял, просто говорю лично про Але. На ней будто нет никаких невидимых зажимов. Она очень уверенна в себе. У нее нет комплексов, нет того разделения на «до» и «после», как у меня. Она очень страстная и физически манящая, зовущая. Но в то же время трогательная и нежная. В один момент это взрослая мудрая женщина, в следующий — смешная девчонка, способная выдавать шутки. И в такие моменты мне хочется большего, но я лишь престарелый калека. Леви выдохнул, и в этот момент в зал ресторана вбежал испуганный Фалько. Глазами он нашел стол, за которым сидел Леви, и сразу же бросился туда. — Леви! Такое случилось! Я ездил в чайную отвозить товар… Там Алессандре очень плохо. Поехали. И нужно твоего доктора прихватить.***
Тупая боль во всем теле и голос Габи заглушили звук шагов. Алессандра лишь почувствовала, как рядом кто-то сел, обнимая ее за плечи и крепко прижимая к себе. Она невольно узнала его запах: от него всегда пахло опасностью — так пахнет ее любимое море в шторм. Позволила ему убрать мокрые пряди со лба, вздрогнув от прикосновения его горячих пальцев. И вместе с этими легкими прикосновениями к ней возвращалось желание жить. Желание быть с ним несмотря ни на что, вопреки всему. И лишь набатом в ушах звучали слова доктора — самопроизвольный выкидыш. Но сейчас они не имели абсолютно никакого смысла, ведь он здесь. Рядом с ней. Он пришел. Самым ошеломляющим было то, что мир вокруг не замер, время не остановилось, краски не поблекли, а звуки не стали тише. Жизнь продолжала идти своим чередом. Это Алессандра застряла в каком-то оцепенении и исступлении. А все вокруг продолжали жить. Слезы застилали глаза Браун. Она с жалостью посмотрела на Алессандру, которая в этот момент трогала свой живот. Габи была уверена, что в эту секунду Але ненавидела всех вокруг, даже Леви. — Мне так жаль, Леви, — прошептала Алессандра. — Ты даже представить себе не можешь! — Тут на нее накатила новая волна боли, и она, застонав, вновь прижала руки к животу. — Зачем теперь нужен доктор? Ребенка все равно больше нет! — Ее взгляд метался по комнате, не в силах остановиться на чем-то одном. — Неужели я проклята? Ведь столько женщин рожают, и ничего! Аккерман бросил взгляд Габи, чтобы она вышла. Разговор перетекал в личное. — Але, перестань, не говори так! — Леви приподнялся с кровати, не отпуская руки супруги. — Это я виноват. Я и только я! — Он прижал ее голову к своей груди и принялся целовать волосы. — У нас еще будут дети, а все случившееся покажется страшным сном. Давай примешь ванну. Тебе это пойдет на пользу. Я прикажу Габи принести тебе ромашковый чай. Доктор помог Алессандра подняться с кровати. Она едва смогла держаться на ногах. Девушка выглядела очень измученной, несчастной, такой слабой, в мятой блузе, что внизу вымазалась в темную кровь, пришлось надеть поверх халат, чтобы все это прикрыть. Если бы Алессандра перенесла беременность, то ребенок точно родился бы с какими-то осложнениями. Леви снова начал целовать жену. Как слабый-слабый человек. — Але, я должен кое-что рассказать, — пробормотал он прямо в губы. — Кое-какие новости. — Прямо сейчас? Нужно быть кретином, чтобы вот так бросить ей правду в лицо, но… — Да. — Дело в том, — вклинился доктор, — что все очень сложно. Но вам, милая, нужно отдохнуть.