Запомни меня дикаркой, Запомни меня своею, (Я в чём-то твоей останусь…) Читай мою переписку… Запомни меня как лучшую, Как лучшую из брюнеток
Алессандра свернула на параллельную улицу, и Фалько улыбнулся. Он стоял на краю тротуара, ожидая ее, желая высказать и предупредить обо всем, о чем считал нужным. Увидев, как она подходит к дороге, он махнул рукой и зашагал по улице, оставив машину у сосен. Прежде чем подойти к, возможно уже возлюбленной Леви, Грайс много раз огляделся по сторонам. Девушка посмотрела назад, а потом на Фалько. — Госпожа Алессандра! — произнес парень, подходя ближе. — О, Фалько. Как дела? Она оглядела улицу, нет ли поблизости Леви. Быть может он сидел в машине… Но зачем? — Все хорошо… а вы? — Я неплохо. Как ты? Как твой начальник? Мы с Леви не общались недели три, и… хорошо, что ты здесь, Фалько. Парень немного замешкался, видимо подбирая слова, но потом выпалил: — Госпожа Алессандра, прошу, не думайте, что это Леви сделал, умоляю, это не он. — Фалько неожиданно упал перед ней на колени. Устремив на Алессандру свои огромные зеленые глаза, он молитвенно сложил на груди руки и мягким голосом произнес: — Леви не убивал вашего жениха! Алессандра кивнула, хотя сильно занервничала, опешила, не зная, как реагировать на такое признание. — Эй, ты что, Фалько, поднимись с колен. Я… я и не думала, что такое сделал Леви. Это глупо так думать, ведь я ничего не знаю о личной жизни Винсенте. Я ничего не знаю о его друзьях, врагах, знакомых, чем он занимался и что любил, хотя об этом можно было догадаться, но… меня это не касалось. Понятно, что его мог застрелить кто-то из его же круга общения. Увидев, как померкло ее лицо, Фалько подумал, что Алессандра разочарована. Пожалуй, довольно эгоистично с его стороны прийти к ней и заявлять такие вещи, однако, он должен спасти Габи и должен спасти любовь Леви и с этой девушкой, разве не так? — Фалько, — продолжила Алессандра, видя смятение на лице Грайса. — Ты не обязан оправдываться. Я сейчас вернусь домой и возьму письмо для Леви, чтобы ты передал. Я его написала, наверное, сразу после нашей с ним последней встречи, но все руки не доходили отнести на почту. Убийство Винсенте меня в самом деле удивило и поразило. — Простите, мне так неловко, ведь я причиняю вам массу неудобств… — Что ты, Фалько, все в порядке. Я просто шла к подруге, тут ты подвернулся. — Вашего жениха не убивал Леви. Это точно. Я точно знаю. Он сказал это наобум, серьезно не обдумывая. У Фалько никогда не было времени на обдумывание. Он знал лишь то, что не выдержит больше злого Леви и ярость Габи. Раздумывая над своими словами, Грайс не сразу обратил внимание, как тихо стало вокруг. Он почувствовал, как на шее затягивается петля. Забирать слова назад поздно, а ответа на новый вопрос не находилось. — Ну что ж. Кто бы не оказался убийцей, мне не нужны отношения, — примирительно сообщила Алессандра. — Точнее, не с подачи родных. Я в состоянии сама найти себе мужчину и не хочу поощрять бабушку с дедушкой. Ты ни в чем не виноват, и никто ни в чем не виноват. Я сейчас принесу письмо, погоди. Когда она ушла к себе домой за письмом для Леви, в голове Фалько всплыло такое нехорошее воспоминание, когда после того поцелуя в сосновой роще приехал домой и все рассказал Габи. Он рассказал ей поздно вечером, в их с Браун спальне. Привалился к тумбе и зажал пальцами переносицу. Фалько считал себя очень терпеливым. Как болотная черепаха, которая может пять лет жить без еды. Однако если это касалось Леви, то он не хотел молчать. — Фалько, это прекрасно, что они поцеловались, — завизжала Габи, обнимая за шею парня. — Я и подумать не могла, что Леви умеет целоваться. Ну, то есть, прям по взрослому. Мне казалось, что Леви и девушки — это что-то такое далекое и нереальное. — Габи, слушай, я тебе рассказал, потому что это очень важно. Но ты должна забыть, прошу. — Как забыть? Мы должны же предпринять что-то касательно этого подонка Винсенте. — В смысле? Габи! Нет! Это нас не касается. — Как не касается? Мы отвечаем за Леви, — уверила Браун. — Леви взрослый мужчина, он сам примет решение, иначе нас прикончит. Это стало последним, что Фалько сказал своей подруге, прежде, чем она нашла свой старый пистолет и через несколько дней ушла в город по делам. Грайс, как обычно, проследил за ней, чтобы исправить глупости подруги. Только все пошло как-то совсем не по плану. Винсенте вышел из квартиры в своему полуразрушенном доме после Гула. Та часть, где он жил была цела и выглядела неплохо. Габи долго не могла застать его одного, и как только он сел машину, Фалько хотел было ее задержать, остановить, но она выстрелила в него шесть раз. Шум от пуль глухо разлетелся по пустынному кварталу. Габи затрясло от холода, а вот Фалько бросило в жар. Воспоминание сковали сердце Фалько, он чувствовал себя самым последним дерьмом. Леви с ним не разговаривал почти две недели. Перестал его воспринимать, как только узнал, что Габи убила Винсенте. А саму Браун отстранил от работы в чайной. Заведение было закрыто. Алессандра вернулась быстро, вручая письмо для Аккермана. Она грустно улыбнулась, сказав: — Пусть Леви не задумывается над смертью Винсенте. Это его совсем не касается. Я видела, что ваша чайная закрыта. По какой причине? — Госпожа Алессандра, умоляю, простите того, кто убил вашего жениха, — тихо пробормотал Фалько, глядя в пол. - И да, мы сейчас не работаем, проблемы с поставкой чая. — Все нормально. Просто интересно, все ли у Леви хорошо… Всего доброго, Фалько, — выронила Алессандра и проследовала прочь. Грайс прижал конверт с письмом к груди и тяжело вздохнул, считая себя самым последним дураком.***
Леви лег спать в четыре утра, проснулся в девять и сразу сел за документы. Потом принялся читать какую-то художественную книгу и выпал и реальности. Совершенно потерялся во времени и забыл собраться и позавтракать. На ходу снимая халат, Аккерман вышел из спальни и направился в кухню, чтобы поставить чайник. Следующим пунктом стала ванная. К тому моменту, как в спальню постучали, Леви успел умыться и застегнуть пуговицы рубашки. Чайник, видимо, уже закипел, и его сняли с газа. Когда Аккерман открыл запертую дверь, Фалько увидел его полностью одетого с иголочки, но с еще легкой небритостью. — Чего тебе? — прогудел безжизненный баритон. — Я принес письмо от Алессандры. — Из почтового ящика? — удивился Леви. — Нет, я сам ездил к ней, — сообщил Фалько и опустил взгляд на босые ноги Леви. — А у нее оказалось письмо для тебя. Из нашего разговора я понял, что Алессандре все равно на смерть жениха. Я с ней встретился, чтобы узнать, не думает ли она, что это ты убийца. Она так не думает. Аккерман стоял, опираясь на трость. Сказать, что он был шокирован, это ничего не сказать. Он даже не поморщился, но ему так хотелось треснуть Фалько, как никогда. — Я просто поражаюсь вашей с Габи самодеятельности. Вы охренели в край? Вы там накурились или че? Вам просто повезло, что ваши родители пока не знают, но я могу все им рассказать. Мать твою, это какое-то наказание мне? — Леви, я пытался отговорить Габи, только все так закрутилось. Мы просто хотели, чтобы ты был счастлив… — Леви хотел было закрыть дверь, как Фалько успел проникнуть внутрь спальни. — Что? Вы в своем уме? Я счастлив?.. Я даже не знаю значения этого слова!.. А вы хоть знаете? В словаре посмотри, Фалько, слово «счастье»! — Леви хотелось рвать на себе волосы. — Какие же вы все эгоисты, малышня! Не доросли еще до моего счастья… Ладно, давай сюда письмо и принеси мне чай. Живее. — Слушаюсь. Кто бы ему сейчас напомнил, зачем он согласился на эту авантюру с адресом девушки в газете? Ах да, сам ведь решил. Сам первый написал, сам потом позвонил. И сам хотел убить Винсенте, прикончить эту тварь, чтобы никогда больше не коснулся пальцем Алессандры. А еще Аккерман поражался смелости своих подчиненных. Насколько они любили его и готовы были на все ради того, чтобы Леви был счастлив. Но какой ценой? Смертями?.. Леви думал, что после Гула с убийствами уже покончено, однако ошибся. Когда Фалько принес ему чай, Леви успел удобно разместиться в кресле и раскрыл конверт, из которого моментально выпрыгнула фотография Алессандры, ее настоящий снимок. Грайс вернулся достаточно быстро, с чаем, любимым черным, и сахарницей на подносе. — Благодарю, — строго выронил Аккерман. — И пока Габи наказана, ты тоже не плошай: прибери чайную. — Хорошо, Леви, как скажешь! На этом их разговор сегодня и закончился. Леви вернулся к фотографии Алессандры и понял, что она была красивой не только внешне, она была красивой и изнутри. Она была самой красивой девушкой из тех, что он встречал. Скорее всего, раньше он просто не замечал женщин. Следующие несколько минут, в сопровождении ароматного горячего напитке, Аккерман настраивал себя на чтение письма. С трудом решился. Дорогой Леви. Как ты поживаешь? Мне было грустно, потому что в последнюю нашу встречу ты сказал, что мы больше не встретимся. Но с твоей стороны это верно, это правильно, поскольку опасно встречаться с помолвленной женщиной. Но я была зла, напугана и страшно недовольна собой после нашего поцелуя. Мне казалось, что я совсем не умею целоваться. Потому что ты целуешься как бог, долго и внушительно. Я тогда простилась с тобой, я и пошла домой. По дороге я рисовала себе мрачные картины будущего: сегодня вечером кто-то обо всем расскажет Винсенте, завтра утром тот примчится ко мне и увидит, что я счастлива, а он сделает так, что я потеряю все! Все так сложно. Я разрушаю не только свою жизнь, но и твою, Леви, и моих родных! Потом я узнала из газет, что Винсенте кто-то застрелил. Мои бабушка и дедушка просто с ума сошли от этой ужасной новости. А я сказала, что они просто не знали моего будущего мужа. Но теперь меня перестали вынуждать выходить замуж за этого ужасного мужчину, от которого у меня мандраж по коже. Только все в печали… Я в смятении. Мы ходили на похороны, и все присутствующие — мои родные, знакомые и друзья Винсенте сожалели моей утрате, говорили, будто я не смогу больше быть счастливой. А я удивлялась тому, как судьба лишила меня возможности иметь детей от этого мерзкого мужчины, понимая, что это прекрасно. Что Винсенте мог дать нашим детям, кроме жестокости и нахальства. На кладбище было душно, и я знала, что все смотрят на меня, словно ожидая, что я что-то выкину. Знаешь, Леви, смерть Винсенте можно сравнить с периодом после Гула, когда ты разрушен, а потом не знаешь, что делать, но все-таки есть просвет. Я знаю, что Гул ты видел наяву, меня же отец отвез очень далеко, после того, как мама погибла, и я просидела в каком-то деревенском далеком доме, молясь чтобы его не раздавили. Однако все три года я прожила в безопасности. Представляю, что пережил ты… Если хочешь, можешь рассказать об этом в письме. Добавляю к письму свою фотографию, как ты и просил. Твоя Алессандра. «Твоя…» Она еще никогда так не писала. Не писала и «дорогой Леви» в начале письма. Черт, у него теперь накопилось дюжина вопросов, на которые на было ответа, и задать их боялся. Например: Была ли у Алессандры, в конце концов, настоящая близость с мужчиной? Если да, она могла бы рассказать о своем первом опыте. А Леви рассказал бы о своем. Хотелось как-то лаконично об этом спросить в письме, но не решился. — Не идиот ли я, что отчасти мне хочется, чтобы у нее еще не было секса? — прошептал Аккерман. Еще Леви интересовало то, как Алессандра отнесется к тому, что он прожил всю свою жизнь на Парадизе, где развитие отставало от Марли на целую сотню лет. Посчитает его отсталым, когда сама же благородного происхождения и знает, что такое машина и холодильник. Однако так странно. Еще ни разу, сколько они переписывались, сколько встречались, Алессандра ни разу в разговоре не затронула тему элдийско-марлийской проблемы, не коснулась вопроса происхождения Леви и его отсталой жизни на Парадизе. Это все было лишь ее воспитанием, или же эти вопросы просто не интересовали ее? И самое волнительно, что было для Аккермана, это то, что Алессандра могла считать его убийцей Винсенте. Теперь между ними пропасть, ибо Леви знал, кто убийца. Черт, кто тянул Фалько за язык перед Габи, ведь он такой рассудительный и молчаливый? В этот вечер Леви написал ей письмо: он просил Алессандру о встрече. Писать подобное доставило ему какое-то сладкое и вместе с тем мучительное удовольствие. Наверное всему виной возраст. Он писал Але о том, как боялся признаться, что не мог забыть поцелуй, как цеплялся за спасительную мысль о «свободе» и как эта свобода опостылела ему, когда он засел здесь в Либерио. Он рассказал ей, как все эти дни после их расставания бродил вечерами по городу вместе с Оньянкопоном, тоскуя о ней, проклиная себя и страшась того, что непоправимая ошибка убийства Винсенте уже совершена. Пытался между строк объяснить Алессандре, что ему сложно понравится девушке, хоть когда-то он сильно был привлекательным. Закончив письмо, Леви перечитал его, пытаясь поставить себя на место Алессандры и воспринять все так, как восприняла бы она. Все написанное показалось Аккерману лишенным смысла и неискренним. Это недопонимание с Винсенте портило всю картину их и до того странных отношений. Он разорвал письмо и написал новое, лаконичное и простое. Но тут же понял, что оно покажется Алессандре сухим и почти оскорбительным. Он вынул из корзинки клочки первого письма, разгладил их и старательно переписал. Теперь это аккуратно переписанное письмо действительно пахло фальшью. В отчаянии он начал зачеркивать и менять какие-то слова, заново переписал вторую страницу и поспешил отдать письмо Фалько. Ответ пришел очень скоро. Ожидание письма всегда казалось Леви пыткой, ведь он не был застрахован от того, что Алессандра не ответит. Каждый раз ему просто приходилось слепо верить. Поэтому, ожидая, Аккерман проводил время, живя своей жизнью: ежедневно занимался бухгалтерией, проверял чаи, заказывал пирожные для чайной, контролировал Габи с Фалько. Но всегда с нетерпением ждал свежую почту. Прочитав первые несколько слов, Леви уже знал, что его ждет. В обращении «Дорогой мой…» звучало невысказанное стыдливое признание. Леви вспомнил, как юношей писал одной девушке из Подземного города. Свои первые письма он начинал, как и все, с неизменного «Дорогая N». Разумеется, это все условности, но не дня него и Алессандры. Письмо было коротким, казалось, предложений восемь. Еще не успев их прочитать, Аккерман решил, что он конченный мудак. Самый ублюдочный мудозвон в этом городе. Быть может его опыт с девушками просто заканчивался на сексе? Мой дорогой Леви. Спасибо за твое прекрасное письмо. Мне понравились ответы и твоя искренность. По иронии судьбы мы с кузиной недавно проходили мимо чайной, но она была закрыта. Почему? Был такой хороший погожий день, а я не могла выпить кофе и съесть пирожное. У вас все хорошо? И насчет прошлого, я думаю, что ты и сейчас можешь легко нравится девушкам. Да, давай встретимся. Твоя подруга по переписке, Алессандра. Дочитав до конца, Леви замер в нерешительности. Его голова была наполнена мыслями об Але, к которым примешивалось довольно сильное чувство вины. Она ничего не подозревала. А ему будет так сложно объяснить, что Винсенте убила Габи, а ему хотелось самому его прикончить. А Леви гордился тем, что они с Алессандрой наконец-то стали абсолютно честны друг с другом, однако вновь скрыл от девушки громадную часть своей жизни. В своих письмах Аккерман все время нагонял туману. Леви перечитал письмо по меньшей мере раз пять. Господи, она заставила его улыбаться! И, твою же мать, Алессандра никогда не писала колкостями, но умела задеть за живое, что бывший капитан совершенно заводился от ее слов. В основе их взаимного притяжения лежало не физическое влечение, а очень сильная ментальная и эмоциональная связь. Алессандра доверяла Леви больше, чем кому бы то ни было, как отцу. Это означало, что ей определенно хотелось выяснить, куда заведет их эта связь и тот страстный поцелуй. — Привет, Алессандра, — выронил Леви в трубку телефона. — Отвечать письмом было бы слишком долго. — Привет, Леви. Как дела? — Слышу твой голос, и настроение поднимается. Я виноват, лишил тебя кофе. Должен исправить ситуацию. — Если у вас в чайной ремонт, то я подожду. — Никакого ремонта нет, просто Габи пока освобождена от работы. Наказана за проступок. — Ты очень строгий начальник. Хорошо, что я не работаю с тобой. Леви криво ухмыльнулся. — Тогда, я старался бы быть для тебя идеальным. Приходи завтра, я сварю тебе кофе. — Хорошо, я приду в одиннадцать.