***
После того, как ушла Алессандра, Леви не удерживал ее, понял, что она больше не придет, никогда. Ее слова «больше мы не увидимся» набатом еще отдавали в ушах. Словно пьяный, он наболтал лишнего и наговорил много глупостей вновь. Это так действует любовь? Или скверный характер Леви распространялся на всех без исключений? Он невольно размышлял над тем, что говорил Оньянкопон в последнюю с ним встречу и что говорила сама Алессандра, старался припомнить каждое слово. Сам ведь считал, что все это ему не нужно. Леви не умел разговаривать с женщинами, да к тому же какая-то невидимая сила просто удерживала его от девушки, пытаясь не испортить ей жизнь собой, калекой. Зачем он ей? Зачем она ему? У них даже дружба не может нормально наладиться… Но с чем черт не шутит? Было ли это чистой случайностью или все делалось сознательно, судить трудно. Леви пока не знал, как поступить, но осознавал лишь то, что Алессандра ему очень понравилась, чтобы отпускать ее. Он привязался, влюбился, какое еще слово можно подобрать? Как только увидел на пороге своего дома, в душе защемило, теперь пытался категорически не принимать эту мысль во внимание, отвергая ее в своем сердце. Сложно принять, что старше, что с Парадиза, что на всю жизнь останется калекой, что бесплоден. Однако аккермановское честолюбие, амбиции и эгоизм заменяли все вышеупомянутое. Чем больше Леви думал об этом, тем правдоподобнее казались слова Оньянкопона: «Если сердце екнуло, если желание сильное, если все внутри перевернулось, и она уж очень понравилась, то тебе необходимо сделать все, чтобы заполучить ее». И вместе с тем Аккерман понимал, что знакомство с Алессандрой невероятное, почти фантастическое совпадение. По-настоящему живые ощущения. — Почему Алессандра убежала снова в расстроенных чувствах, Леви? — Габи резко развернулась, и ее карие глаза уставились на хозяина. Губы все-таки дрогнули, и в этот раз ухмылку сдержать не удалось. — Не до твоих нравоучений, малая. — Он указал взглядом на дверь и снова посмотрел на Браун. — Работы что ли нет у тебя? Тон голоса играл на нервах у Габи. — Леви, надеюсь, что однажды в этом доме появится женщина, которая станет обо всем это заботиться, а не я. Но с твоим характером… Твою мать, Леви, ну я же знаю, что ты хороший, так почему от тебя сбегают такие красивые девушки? — Может дело в девушках, а не во мне, а? И не надейся так, ты будешь ухаживать за мной до конца моих дней. Он отвернулся к окну и полностью потерял интерес к Габи и ее словам. Вновь ухмыльнулся. Сейчас хотелось всех выгнать из дому к херам и посетителей чайной тоже. Можно было бы это сделать, но… как? — Габи, я устал. Скажи Фалько, чтобы вечером ко мне не приходил, я побреюсь завтра. Оставь меня. Позже, в спальне, взяв чистый лист бумаги и ручку, Леви принялся писать послание. «Дорогая Алессандра, позволь мне извиниться за свое столь ублюдочное отношение к тебе. Прошу меня простить и разрешить тебя снова увидеть. Искренне хочу увидеться, а если тебе нужны деньги, я готов выделить нужную сумму. С уважением, Л.А.». Если бы Алессандра спросила Леви о его самой потаенной фантазии месяц назад, он, вероятно, рассказал бы ей о том, что раз или два мечтал просто хорошенько помастурбировать. Но в последнее время все изменилось, когда он увидел девушку, с которой переписывался, и он никогда никому бы ни сказал, что жаждет чего-то особенного с ней.***
В пятничный вечер Леви окончательно чувствовал себя человеком, которого покинула возлюбленная. — У тебя такой вид, — заметил Оньянкопон, появившийся в клубе «Кураж», — будто ты объелся, ну, скажем, сметаны. — Я похож на котяру? — Ты похож на неудовлетворенного котяру. Собираешься ужинать? Аккерман отказался. Все его мысли сейчас занимал вопрос насчет поставок и цены чая для обычных людей. Поскольку основными ценителями, покупателями и посетителями чайной Леви были денежные люди, состоятельные, а простой рабочий люд, который раньше жил в гетто, не мог себе позволить приобретать столь элитный и дорогой продукт, тем более, с недешевым пирожным. — Насчет цены и поставок чая… Мне хочется спокойно все обдумать, не подвергаясь постоянному нажиму, — выронил Леви, ударяя металлическим сплавом трости об гранитный пол клуба. Оньянкопон категорически отсоветовал другу. — Худшего сейчас не придумаешь, — сказал он. — Даже если ты не прогоришь сразу, то доходы все равно будут нищенские. Пускай цена остается такой же или выше. В Либерио полно богатых людей, даже после Гула. Плюс ко всему много приезжих. Держись и расширяй предприятие. Можно нанять официанта, к примеру. За неимением лучшего и не испытывая пока острой нужды в деньгах, Леви пытался совладать с тем, что было. — Пирожные и сладости к напиткам я заказываю в местной кондитерской. Они не сильно дорогие, но чай и кофе не хочется брать дешевый и дерьмовый. Да ладно, сейчас не об этом. Нужно все это обдумать в другом месте. — Хитрец, — заметил Оньянкопон. — Мне это нравится! Я иду на риск, а ты осторожничаешь и выжидаешь, что из этого выйдет. — Ничего подобного. Просто люблю просчитывать шаги. — С подружкой своей по переписке тоже просчитал? — Господи, да что же вы все сговорились что ли, вашу мать? — Леви закатил глаза, наблюдая, как несколько подвыпивших мужчин уводят элитную проститутку из бара, словно привязанные к ней. — Не задавай лишних вопросов. — Дай подумать. Что тебя в ней затронуло? Доброта? Искренность? А может быть, шикарная грудь и внешность? — Оньянкопон перечислял все качества Алессандры, и Аккерман с удовольствием толкнул его в бок. — Ничего из этого перечисленного. Бармен поставил перед ними два стакана и наполнил их виски. — Кто-то знает, за кого она замуж-то выходит? Или она лжет, блефует перед тобой? — Оньянкопон рассмеялся. Леви промолчал. — Ладно, — неохотно согласился темнокожий друг. — Не думай о ней, забудь. У тебя своя жизнь, у нее своя. Не вижу смысла топтаться на одном месте. — Ты прав, — ответил Аккерман. — Я не хочу видеть ее, говорить или спорить с ней. Особенно после очередной встречи, после которой она сбежала от меня подальше, дабы мы оба не наделали ошибок. Я так точно их наделал. Весь вечер Леви провел в спокойном разговоре с Оньянкопоном и одним его марлийским товарищем по военкому. Они разговаривали обо всем и в тоже время ни о чем. Аккерман мимолетно размышлял, что Алессандра ему больше не ответит на письмо, оно и к лучшему. Единственное, что он решил, так это то, что при будущей для него следующей встрече лучше всего вести себя с Алессандрой как с обычной посетительницей чайной лавки. После клуба Леви решил домой не спешить. — Ну, господин Аккерман, куда теперь изволишь? Могу отвезти тебя домой, но потом снова сюда, предпочитаю пойти к девушкам, — Оньянкопон вскинул одну бровь и ждал ответа друга. — Я пойду с тобой. Когда они выходили из «Куража», уже спустились сумерки и легкая влажность блестела на тротуарах, словно капельки ртути. Было тепло, хотя в воздухе ощущалась сырость. Дома Леви никто не ждал, поскольку Габи и Фалько уехали на свадьбу Райнера и Хитч. Поэтому он решил пройтись пешком или уйти в бордель. Гнетущее настроение Аккермана, пусть едва уловимое, витавшее где-то в его нервах, давило. — Мне крайне непривычно слышать такое от тебя, Леви, но искренне желаю, чтобы ты сегодня расслабился и потрясающе провел ночь. — Не обещаю, ненавижу бордели. — Не волнуйся, я тебя провожу, — сказал Оньянкопон и предоставил дорогу другу. Салон борделя стала наполнять веселая и ритмичная мелодия. И эта мелодия была приятна для уха, хотя бы и тем, что старенькое и потертое пианино было слегка расстроено. Леви огляделся по сторонам, здесь он был в первый и надеялся, что в последний раз. — Мы пришли, сами не зная куда, — проворчал Аккерман, опираясь о трость. Нога снова давала о себе знать. Он чертыхнулся разов шесть. — Расслабься. Здесь очень чисто и пахнет приятно, — Оньянкопон тихо прочистил горло и протер губы рукой. Но Леви хотел было развернуться и уйти. Еще какой-то пьяный отброс нечаянно врезался в Аккермана, оттолкнул в сторону, когда тянул за собой шлюху, прежде чем закрыться с ней в комнате. — Винсенте, ты такой неуклюжий, но мне так это нравится! — девушка звонко рассмеялась. — Смотри, куда идешь, олух, — выронил Леви и обдал мужчину ледяным взглядом. — Придурок. — Эй, друг, полегче, — выронил Оньянкопон и слегка сдавил плечо Леви. — Будь поосторожнее с марлийцами. Через пару минут владелица борделя уже предоставила гостям наилучший спектр предложений. Но Леви выбрал самую дорогую брюнетку, с которой развлекались только два постоянных клиента. В борделе ее прозвали Змеей из-за татуировки на руке в виде черной гадюки. — Любите особенное, молодой человек? — произнесла владелица борделя с укоризной, словно ожидала иного выбора. — Не люблю потасканное и грязное, — ответил Леви очень тихо, так, чтобы слышала его лишь госпожа.***
— Все хорошо? — спросила девушка, что называли Змеей, расстегивая ширинку Аккермана. — Да, все хорошо. Сейчас действительно все было хорошо, но победа была за нею, ибо Леви по причине своего физического недуга думал иначе. Он боялся, что не сможет удовлетвориться, как надобно. У него очень давно не было секса, опасался, что оплошает. Он пристально разглядывал красивую проститутку, которая в ответ пристально разглядывала его. — Вы такой пленительный мужчина. — Она спустила с него рубашку и помогла расстегнуть запонки, не отрывая взгляда от спортивной, словно вырезанной из дерева, фигуры. — Надеюсь, сказанная ложь во благо. Приняв как должное этот ее жест притирания, он прошагал с ней к кровати и дал шлюхе полную свободу поступать, как заблагорассудится, даже готов был снова тревожиться и страдать. Карие глаза и черные длинные ухоженные волосы Змеи очень отдаленно напомнили об Алессандре. Только на таком огромном контрасте. Там совсем другая внешность, юная, скромная роскошь с волнистыми черными волосами, а здесь — невероятный животный разврат и магнетизм. Лицо усталое и далеко не юное. — Давай быстро, и покончим с этим, — выдохнул Леви, удобно располагаясь на кушетке. Трость оставил у изголовья. Девушка сняла с него туфли и носки. Затем она уронила руку, хлопнув себя по бедру. — Я удовлетворю себя сначала, а потом — вас. Только смотрите, не отрывая взгляда. Но Леви больше не изучал ее. Он во все глаза уставился на настенные гобелены, а его брови комично выгнулись. — Ладно. Давай так. Поласкай себя руками, да? — Хотя Леви и не был из тех, кто не прочь кончить в рот, не был искушенным, но сейчас готов был испытать все. — Да. — Хочешь, я сам, — вдруг предложил Аккерман, и его рука приблизилась к клитору шлюхи. Он медленно, плавными движениями стал водить вокруг. Женщина глубоко вдохнула и еще немного пододвинулась к краю кровати. Леви видел, как участилось и стало глубоким ее дыхание, а в полумраке заблестели глаза. — Больше? — поиграв с клитором, он ввел пальцы глубже и приблизился к заветному. Змея вздрогнула, прогнула спину и быстро прижала ладони к щекам. — Дальше не надо, я оседлаю вас. Но ваши пальцы… где вы так научились? — Она выдохнула тяжело и сладко. — Ни один клиент не готов такое делать. — Скажем, жизненный опыт, — серьезно выронил Леви. — Потрясающий опыт. — Она взяла его ладони и положила себе на грудь. — Ласкайте нежно, а потом можете сжать, как вам захочется! Аккерман поморщился, и женщина поняла, что он вот-вот кончит. Она оседлала его, осторожно обхватив уже налитый кровью орган, постепенно начиная насаживаться. Чистое, невозмутимое удовольствие окутало Леви, словно в жару погружаешься в прохладу. Он двинул бедрами, чтобы войти как можно глубже. Долго потрахаться не удалось, но в его глазах была страсть и растерянность, шок от позабытых ощущений женского тела и влагалища. Он быстро кончил, до боли стиснув ее ягодицы. — Ничего страшного, я могу продолжить ртом. Вернувшись домой, Леви пообещал себе, что больше в бордель не пойдет. Он не любил подобные места и подобных женщин, только маму было жаль. Если бы, если бы Кенни пришел тогда раньше… Или нет? Ведь имелся другой вариант: лучше бы Кушель избавилась от ребенка, Леви был бы счастлив, потому что никогда бы не испытывал страданий и жизненных терзаний через которые ему предстояло пройти. Сидя за столом в кабинете, он много курил и пил чай. Размышляя, что ребята вернутся лишь в воскресенье вечером, а эти все дни чайная будет закрыта. Утром следующего дня почтальон постучал в дверь владельца заведения. Леви, сонный, едва продрав глаза, проклинал весь мир. Ему было сложно совладать с физическим недугом, быстрым он уже не был. — Господин Аккерман, вам письмо, распишитесь. Чтобы все это не перешло в катастрофу с обнажением, Леви отвернулся от женщины-почтальона, пытаясь запахнуть халат, но подол был таким длинным, что Аккермана начинало это бесить. В углу едва разглядел адресат «Аманнити А.», поблагодарил и закрыл дверь.