***
«Я буду служить, как собака
У алтаря твоей лжи.
Расскажу тебе обо всех грехах,
Так что можешь точить свои ножи»
За время недолгой встречи Леви и Алессандры на террасе заведения Габи успела одернуть Фалько двадцать шесть раз. А еще она тридцать раз ему что-то прошептала на ухо. Сначала впечатление юноши и девушки было с оттенком недоумения, но потом у Браун закралось почти тревожное чувство, что Аккерман свей грубостью и черствостью может обидеть эту красивую принцессу. После тридцатого одергивания, Фалько надоела реакция подруги на встречу Леви, и он ушел в кухню чистить авокадо. — Почему на фотографии другая девушка? Между ними воцарилась тишина. Рассматривая линии на ладонях, Алессандра снова и снова думала, как себя вести с этим человеком. Забыв все письма Леви, она заново пыталась узнать этого мужчину. Все было хорошо в плане атмосферы. Тихо, уютно; чайная находилась в прекрасном месте; перед ней поставили множество ароматных пирожных и напитков, включая марлийское игристое. И девушка настолько ушла в себя, что не заметила, как к их с Леви столику подошла Габи и поставила перед ними еще и фрукты. Браун окинула взглядом обоих и быстро удалилась. В этот момент Аккерман вспомнил о времени, проведенном до войны с Марли, до Гула. Это был странный период, немного туманный. Время проходило в бесконечных часах тренировок, планирования вылазок и командования Разведкорпусом. И все это время ему никогда не удавалось остаться наедине с какой-нибудь женщиной и просто поговорить. Леви солгал бы, если бы сказал, что ему не нравилось бороться с титанами. Ибо он всегда находил утешение в этом безумном действии, в крови, в адреналине, который тек в его жилах. Головокружительное, кружащее чувство, захлестнувшее его тело и разум, и которое его сделало в последствии калекой. Алессандра издала мимолетный вздох. Ее собственные мысли утомили ее — нужно выпить чаю. Чай, столь ароматный, жасминовый, не до предела налитый в фарфоровую чашку, отдавал сладостью и немного душил обоняние. А вприкуску с заварным пирожным еще больше раскрывался вкус южного чая. Алессандра была напряжена, но пыталась казаться вежливой и спокойной, наслаждаясь встречей и обедом на террасе прекрасной чайной. Либерио изменился. Изменился даже запах, его аура, что ли. Самый первый год, особенно зимние месяцы после Гула, город пах страхом, отчаянием и безысходностью. Но и надеждой тоже. — А я вижу, вы, Леви, далеко не водитель. Как и впрочем… — Это единственная ложь? Я имею ввиду ваша внешность, Алессандра? — не без язвительности начал интересоваться бывший капитан, едва позволив девушке прийти в себя. Алессандра интерпретировала его тон правильно: строгий, требовательный, жесткий. Но в тоже время Аккерман вел себя по-джентльменски. Его речь, манеры, внешний вид не раздражали марлийку. Девушка отметила, что одет он был скромно, но со вкусом: накрахмаленная белоснежная рубашка с расстегнутой первой пуговицей и закатанными по локоть рукавами. А также черные брюки. Леви пригубил из чашки немного жасминового чаю и подумал, что юная леди строит из себя такую скромницу, а сама вертит им, как хочет. — А почему вы не сказали в письме, что владеете чайной? — Ах, вопрос на вопрос… Ладно. — Аккерман вскинул бровь, но затем спокойно выдохнул. — Во-первых, почему я должен рассказывать о своем бизнесе незнакомому человеку по переписке. Во-вторых, у меня высокая военная должность, и должны быть хоть какие-то границы, а в-третьих, я хотел показаться тебе — да, давай на «ты» — обычным простым человеком, у которого свои мечты и увлечения, а не бизнес и прочее. Алессандра мило поморщилась и украдкой осмотрелась по сторонам. Люди на них не обращали внимания, отвлекаясь на свои разговоры и на свои ароматные напитки. — Я вас понимаю, Леви. Действительно понимаю, но… — Позвольте мне сказать за вас. — Аккерман рефлекторно слегка коснулся мизинцем руки Алессандры, но тут же одернул руку, машинально потянувшись за пачкой сигарет. — Я не глупый и хорошо смекаю, что после переписки вы слегка удивлены моим внешним видом и физическим состоянием. Такое вряд ли может понравиться и это нелегко принять. Однако я ветеран войны, мне пришлось пережить моменты, после которых не выживают, Алессандра. И я не собирался никакие фотографии вам слать, более того, их у меня даже нет. Но что поделать, я и не думаю с кем-то соперничать во внешности. Простите, что не предупредил вас заранее, — заключил Леви и выражение его лица осталось прежним. — Это несправедливо ни по отношению к вам, ни по отношению ко мне. Алессандра лихорадочно искала подходящие слова. — Вы имеете ввиду, что ничего не сказали о своей хромоте? Но мне кажется, что она не так уж и заметна, как вы думаете. Тогда Леви усмехнулся, немного с облегчением от того, что она приняла его недуг нормально. — Хромота — это, пожалуй, не самое главное. Однако, я не вижу на один глаз и лишен двух пальцев левой руки, — Аккерман заметно пошевелил металлическим протезом Оньянкопона. — Но это жизнь. Страх и раздражение против неизвестного исчезло, растворившись в жалости к Леви. — Я вам послала фотографию своей кузины. Свою фотографию не хотела бы распространять незнакомцу. — М… — выронил Леви. — Это понятно. Многие мужчины занимаются не очень хорошими делами в темноте, видя такую красавицу на снимке. Однако и твоя кузина миловидная девушка, — Леви в какой-то момент извлек из кармана брюк портсигар, а в нем лежала фотография Франчески — кузины Алессандры. — Но ее внешность не так сильно может затронуть мужское нутро, как… Ладно, возвращаю фотографию на место. Аккерман не смог подобрать слов лучше, лишь осторожно протянул по столу снимок. А Алессандра старалась вести себя непринужденно, но ее напряжение просматривалось во всех ее жестах. Чтобы как-то унять нервы, она оставляла время от времени след от помады на чашке, отпивая чай. — Может, что покрепче? — Леви заметил дискомфорт, атмосфера нуждалась в разрядке. — Мне нравятся марлийские вина. — Нет, благодарю. Я могу опьянеть в такую жару. — Я попрошу снова положить бутылку в лед, — серые глаза прищурились. Она вежливо отказалась. — Нет, насчет снимка не верно, — выронила Алессандра, пряча фотографию в сумочку. — Для меня переписываться с вами было подобно отдушине, зачем знать внешность друг друга. К слову, какой ваш любимый сорт чая? Раз уж на то пошло… Леви замолчал, он пытался не задерживать взгляд на мягких пухлых губах и на черных раскосых глазах, но получалось сложно. Типичная южная внешность. Горячая внешность. Беспристрастно изучая девушку, Аккерман все же заставлял Алессандру поежится от проницательного взгляда. — Во всяком случае, мне приятно, что мы встретились в живую. Прошу, не стесняйся, бери все, что здесь на столе. — Леви слегка улыбнулся. — А насчет чая, то я люблю вот жасминовый и крепкий черный с Востока. — Благодарю. Ваше заведение очень уютное, — Алессандра снова оглянулась, оценивая обстановку. — Вы давно его держите? — Уже как год. Прошлым летом открылось. Живу я вот в доме рядом, как ты уже поняла. Помогают мне военные подростки. Ничего особенного, обычная жизнь вне войны, на пенсии. — Но вы ведете жизнь затворника, как я поняла по письмам. Или это тоже некого рода обман? — Веду аскетический образ жизни, я бы сказал. Одиночество, кровать, много свободного времени, помимо работы… Много курю… Ничего я не врал в письмах. Хотелось еще подшутить над собой, что пах скоро начнет седеть, но такое лучше не говорить при девушке. При людях вообще. Алессандра уже успела его рассмотреть таким, каким он пытался показать себя. Но она не видела в Леви жил старости. На нее смотрел статный мужчина, красивый, с проблесками редкой седины в волосах и маленьких морщин у глаз, а его руки переливались сетью вен. Этот бывший капитан Парадиза был не таким несчастным, коим прикидывался в письмах. — Ах, работа. Это главный вопрос, по которому я пришла сюда. Вопрос стал ребром, ведь, увидев Алессандру, Леви сразу же сдал назад. Работа ей не к лицу, по крайней мере, тяжелая, элдийская. — Чем ты занимаешься вообще, Алессандра? Ты состоятельная марлийка, не так ли? Тем более, с приятным характером и внешностью. На что ты рассчитываешь? — А какую работу предложите? Я могу помогать с бухгалтерией. Финансами занимался сугубо Аккерман. — Я ищу сиделку для себя, — на выдохе выпалил Леви. Спокойствие. Главное спокойствие. И не надо сжимать кулаки. Молодая дурочка не виновата, что взрослый бывший военный капитан решил развлечься. Но Алессандра только флегматично вскинула брови. — Это шутка? Игра «Набитая дура по переписке» продолжается? Аккерман вяло пожал плечами. — Я плачу две тысячи в месяц. Выходные будут твои. В обязанности входит лишь… — …Лишь горшки выносить? В груди поднялась волна раздражения и злости. — Да перестань, — Леви резко отмахнулся. — Я хоть и сложный человек и не такой молодой, но себя обслужить пока сам как-то еще пытаюсь. Да и во многом мне помогает Фалько. Так что… — Вы издеваетесь? — брови сомкнулись на переносице. — Что я тогда должна делать? — Контролировать состояния моего здоровья. Если что, вовремя вызвать врача. Приготовление пищи: только обед. Но Габи поможет. Контроль над своевременным приемом лекарств. Поддержание чистоты и порядка в доме — это тоже входит и в обязанности Габи. Закупка необходимых продуктов и лекарств. Алессандра подавилась воздухом. Теперь точно конец. Больше никаких двусмысленных намеков, ложных догадок, колючих взглядов. А как Алессандра это примет — ее проблема. Наверное, ее. Аккерман продолжил прямо смотреть в ее красивое лицо, несколько мгновений вообще ничего не происходило. Однако спустя пару секунд Леви разомкнул руки, провел ладонью по лицу и затылку. — В моей семье работает только папа. Я же иногда готовлю ужин, а в основном нам помогает прислуга. Из всего списка я разве что умею делать закупку продуктов и готовить еду, — усмехнулась Алессандра. — Я буду плохой сиделкой, а такая должность требует хоть какого-то опыта. А для меня это еще и унизительно. — А на какой должности ты думала сможешь работать? Принцессы? — Вот и знаменитый аккермановский сарказм всплыл. Проявился четко и ясно. — Я передумала, — вдруг выронила она. — Найду работу в другом месте. Простите. Алессандра принялась допивать чай, а потом собиралась уйти. Но если Леви справлялся с наглыми кадетами, то почему не мог справиться с капризной девкой? — Я расписываю факты, Алессандра. Просчитываю. Две тысячи и ты, по сути, ничем не будешь озадачена, — проговорил он твердо, заглянув ей в глаза. — Твоя принадлежность иная. Аристократичная марлийка, за которую насильно что-то решают. Это было ясно мне еще из писем. Тебе нужны деньги, мне нужна сиделка. Ничего сложного и сверхтяжелого тебя заставлять делать никто не будет. А выйдешь замуж — я держать не стану. — Спасибо за встречу и за обед, — ее голос подрагивал, но Аккерман умел настаивать. — Я старше тебя на хороших восемнадцать лет, тем более, калека. Я не интересен женщинам, а мне неинтересны они. Но в моем доме и в моей чайной у тебя будет свобода и деньги. — А я аферистка, Леви. Что на это скажете? — Похоже, это я должен извиниться, да? А вот на это она не рассчитывала. Алессандра не договорила прежде, чем поняла, на какую скользкую почву ее занесло. Рот захлопнулся. Она с опаской покосилась на бутылку игристого в уже подтаявшем льду, который раньше принес Фалько. А Леви не шелохнулся. Не выронил ни звука. Его взгляд устремился в противоположную сторону, вдаль улицы, но впервые он не был ни остекленевшим, ни злым. Скорее просто… задумчивым? Он не собирался снова «зарываться в нору»? Молчание растянулось на несколько длинных секунд. Эти секунды отсчитывались пульсом в висках. Алессандра перевела беспомощный взгляд на свою сумочку и выдохнула. — Я вам напишу насчет того, согласна ли я. Взгляд. Щелчок, пару взмахов руки, и Габи оказалась тут как тут. — Милая, напиши госпоже Аманнити наш номер телефона. Пусть позвонит, когда ей станет удобно. — Да, сейчас, Леви. Через минуту Браун вернулась с листом бумаги, на котором красивым почерком были наспех выведены цифры и адрес чайной. — Благодарю, — мягко выронила Алессандра, поправив на плечах платье, а потом спрятала листок с номером Леви в сумочку. — Я что-то должна за чай? — Агрессивно ничего. — Аккерман поднялся из-за стола, опираясь на на трость, и подал девушке руку. — Я был рад знакомству. — Взаимно. — Она заглянула в серые глаза. Такие близкие сейчас и манящие. Строгие в какой-то мере, пронизывающие. Леви молча за ней наблюдал. Не отстраняясь и не дергаясь, смотрел в ее лицо с таким спокойным и умиротворенным видом, будто происходящее вообще в порядке вещей. Его ресницы дрогнули, взгляд медленно скользнул вниз по носу, остановился на чуть приоткрытых губах и задержался там. В солнечное сплетение ударил всплеск лавы. Только сейчас до мозга доползло осознание. Алессандра в свою очередь облизнула губы, отвернулась и, стараясь не рвануть с места, не спеша поднялась. — Фалько подвезет. — Нет, это лишние заботы, — спокойно произнесла Алессандра. — Я настаиваю. Она замолчала. Отличная тема для переключения — подвезти или нет. Достаточно серьезная, чтобы сменить атмосферу. Глупости. То, что собственное сердце бешено бьется в ребра, еще не значило, что кого-то это волнует.***
— Леви, Леви, Леви, — Габи упала на кровать Аккермана, улыбаясь, вздохнула, пока он пытался переодеться после жаркого, тяжелого и такого напряженного дня. — Она такая красивая. Боже… Просто прелесть, — продолжала Браун. — Она… она… Я таких марлиек видела когда-то издалека. К ним не разрешалось подходить, тем более, заговаривать. Она прекрасна! И хочу заметить, что Алессандра совершенно не кажется какой-то сукой. Ее платье… походка… ммм. Скажи? Скажи, Леви, ну скажи! Она тебе понравилась? О чем вы разговаривали? — Ну что за детский сад! — шикнул Аккерман и стянул с глаза повязку, швырнув ее в сторону. — Габи, выйди, я переоденусь. Я чертовски устал, ну блять! Кому говорю?! Поднимайся. — Ты злой! Ты просто возбужден, я уверена! И чего так вскипел вдруг? У Алессандры кто-то есть? Габи взялась за дверную ручку и попятилась в коридор, но снова вернулась в спальню, как только увидела, что Леви было сложно стянуть рубашку стоя. — Постой, я помогу, — произнесла она. Он кивнул, затем подошел к кровати и откинулся на подушки, прикрыв глаза. Устал. Но раз уж тема зашла, нужно договорить. — Леви! Один глаз нехотя приоткрылся. — М? — Ну скажи хоть что-то. — Я ее обидел. Пару секунд молчания. Переваривание. — Что-о-о? Что-о-о-о?! Ну нет, я так и знала, я чувствовала, что ты можешь такое учудить! Ты кретин и хам, Леви! Марлийки, они же обидчивые на всю голову. А она такая милая. Так что жди-жди! Алессандра точно в нашу чайную ни ногой! — Габи, я не намерен оправдывать свой характер. Я такой, какой я есть. Кроме того, я не собирался с ней играть в романтику. Для меня женщины — это обычные люди. Не более. И она мне ни капли не понравилась. После последней реплики Аккермана Габи окончательно вышла из спальни. А ей так хотелось, чтобы Леви хоть с кем-то завязал отношения, хоть на грамм. Но любовь и нежность — это не к Леви. Совершенно. Пусть подумает еще и над этим. Сегодня у него еще много времени на размышление и принятие своих поступков.***
— Я ненавижу, когда он так себя ведет, — недовольно шикнула Габи, расчесывая волосы в спальне. Фалько, тем временем, уже мирно лежал на кровати и слушал подругу. — Я, кстати, заметила, как она выпорхнула из-за стола такая обиженная. Все. Мертвая тишина накрыла комнату непробиваемым панцирем. Грайс не моргая продолжил смотреть на Габи. В голову будто прилетел тяжелый кулак и выбил способность думать и говорить. Он никогда не смотрел на ситуацию с Леви в таком ключе, никогда не задумывался о его личной жизни. Возможно, потому, что отец и брат Фалько ни разу не поворачивались к нему этой стороной. Даже когда вырос, Грайс не заглядывал за занавес, и личная жизнь Леви для него была закрытой. Но если начать влезать в аккермановскую шкуру, начать представлять, картина вырисовывается мрачная. К горлу подкатила едкая тошнота. Если все так, как чувствовал себя Леви, то боль, наверное, была адская. Такая, которая выжигает душу, оставляя угли. Фалько был другой. Романтик. Однолюб. — Прекрати, Габи. Ты же знаешь Леви. Ему сложно находиться с людьми, тем более, полюбить девушку, когда ты калека. Я не завидую ему. Да, Леви заслуживает прекрасной жизни с женой и детишками, но это его жизнь и его судьба, и мы не смеем влезать. Это все Фалько проговорил в потолок, а затем, поднявшись с кровати, подошел к Браун. — Вау, — хрипло выронил он в тишину. — Ты такая красивая. Напротив него произошло движение. Фалько больше ощутил, чем увидел, как Габи встрепенулась, опустила расческу и медленно повернулась к нему, с достаточной долей недоумения. — Ладно, забей, — ее сухой голос прервал молчание. Холодно и безразлично. — Я опять влезла не в свое дело. Лучше ляжем спать. Браун сделала шаг в сторону. Она опять ничего не поняла. Такая умная и такая глупая. Фалько стремительно рванулся в сторону, вытянул руку и сомкнул пальцы на оказавшейся рядом талии. Габи пошатнулась, по инерции склонилась, чтобы удержать равновесие, и вцепилась пальцами в его плечо. Лицо Грайса оказалось прямо над ней, взгляд сверху вниз сделался ласковым и многозначительным. — Давай сегодня поспим в одной кровати. — Что? Ты рехнулся, Фалько? Кровь в башку ударила, что ли? Отцепись. Хрен ей, а не бегство. — Я не имел в виду ничего такого. Ты… — он запнулся. — Ты очень красивая, Габи. Я хочу тебя целовать, — Грайс наклонился к зардевшейся щеке и прикоснулся к ней губами. — Мудак. — Браун прищурилась. — Какая же ты упрямая. Нам уже по семнадцать, мы можем… ну… — Фалько покраснел и вдруг начал спускать с плеча Габи широкую бретельку ночной сорочки и принялся покрывать поцелуями все лицо и шею. — Ты точно все сделаешь, как нужно? — ладони на его плечах несильно сжались и тут же отпустили. — Точно, не волнуйся, милая моя. И потом женюсь на тебе в любом случае.***
Леви опустил на переносицу солнцезащитные очки, отложил газету и пристально взглянул на Оньянкопона. Твою мать! — Ей, Аккерман, глянь-ка, кого я встретил! Шрам на руке тихо, тонко заныл. Фантомные боли. Ткани давно затянулись, но мозг в очередной раз послал в них импульс, чтобы напомнить. Ошарашенно глядя вниз, Леви потер белую, малозаметную полосу, отлепился от стола и на ватных ногах начал приподниматься, чтобы поприветствовать Райнера, бывшего Бронированного титана. — Капитан, — улыбнулся Браун. — Мое почтение! — Рад тебя видеть, дорогой друг! — руки упали, и пальцы мгновенно нашли шрам. — Какими судьбами? По Либерио соскучился? — Кажется, я всегда буду по нему скучать. Прекрасная погода. Лето в Марли чудесно! Но сегодня я здесь по делу. Мужчины уселись вокруг столика и заказали кофе. Бывший марлийский воин, Райнер Браун, теперь занимал пост в посольстве вместе с Армином, Конни и Пик, и проживал в Шиганшине. Как все поменялось, однако. За четыре года-то. На площади с видом на порт стояло несколько столиков, лавочки и стулья. Сюда часто Леви приезжал с Фалько и Оньянкопоном. Иногда Аккерман встречался здесь с деловыми лицами, но в основном ему это место импонировало в одиночестве. — Так что за дело, Райнер? — Леви прищурился и осмотрел Брауна. Последний раз они виделись еще ранней весной. Красавец, однако. Еще больше похорошел. — Капитан, хотел вас пригласить на свою свадьбу. Приедете? — Ох, а кто невеста, не Дрейс, случайно? — Она самая. — Хм, занятно. Рад, очень рад за вас, молодожены. Губы Леви против воли дрогнули. — Мы ждем малыша, — признался Райнер, отпивая пенистый ароматный напиток, который принесла официантка. — Ну вы даете ребята, уже и детей во всю делаете, а я все никак толком не постарею. — О, нет! Вы никогда не постареете, капитан, — отметил Браун и похлопал Леви по плечу. — Чушь, глянь какой он уже старый и противный, — рассмеялся Оньянкопон. — Нельзя выдержать. Леви позитивно оценил шутку, выуживая сигарету из пачки. — Хорошо, я подумаю насчет приезда, но не обещаю. Все по состоянию здоровья. Все знают, что я перемещаюсь лишь в пределах пяти километров. — Да, я все понимаю, капитан. Вы заслужили отдых и не хочется вас тревожить. Однако хочу вас еще кое о чем попросить. — Валяй. — Хочу, чтобы вы Габи отпустили на день раньше. Она поможет с приготовлением. — Да не вопрос. Пускай и Фалько едет. У меня появилась новая сиделка, поэтому будет кому за мной присмотреть. — Я рад, как я рад, капитан. Спасибо вам. Но мы все же будем ждать вашего присутствия. — Благодарю за приглашение, я тронут, — выронил Леви. Оньянкопон при слове «сиделка» едва не подавился дымом от сигареты.