Второй Круг

Дни вереницей бежали один за другим, повторяя друг друга в казавшейся для десятилетнего ребенка бесконечности, но дни те не были скучными буднями, как могло бы показаться на первый взгляд. Мотыльку нравилось познавать этот новый, в сравнении с кузовом грузовика, мир большого-серого-дома и изучать тот странный язык жестов и рукописных символов, которому Черный человек старался обучить свою подопечную. Помнится, каким же удивлением для Мотылька было то, что эти «плотоядные движения ртами» не что иное, как способ общения людей, а она просто неспособна воспринимать главную часть этого общения – слов и речи. Со временем, благодаря занятиям с Черным она научилась с горем пополам читать слова не только «по бумаге», но и «по губам», дабы суметь понять тех, кто не владеет языком жестов. Старания, труд и целеустремленность учителя и ученицы не имели предела, а потому с каждым днем Мотылек делала все новые успехи в познании речи… но не только стараниями Черного крылся успех девочки, но и в помощи ее тайного, как сказали бы взрослые, «воображаемого» друга – Оборотня. Того самого, чей голос она услышала в свою первую ночь в Доме. Первое, что она услышала по-настоящему! – Чего нового ты нашла сегодня? – это был типичный вопрос, задаваемый Черным в начале их занятий по чтению речи по губам. То было одно из первых занятий, а потому мужчина нарочито медленно шевелил губами, да так, что обычный человек подумал бы, что смотрит замедленную десятикратно запись. Мотылек сидела напротив него и, деловито грызя верхушку желтого карандаша, старалась вспомнить, как же пишутся буквы – всего же пара черточек, но почему так сложно запомнить?! «ЛЕС» – держа карандаш зажатым в кулаке, по диагонали тетрадного листа девочка старательно вывела слово, пронявшее дрожью тело Черного человека. Она не видела, как волна мурашек пробила ее учителя, но почувствовала это в сотрясании воздуха, почти незаметном, как легкое дыхание. – Надо будет поработать с чистописанием. – с легкой улыбкой произнес Черный все в той же манере, дабы Мотылек сумела понять его. – И кого ты нашла в Лесу? На обратной стороне листа все также по диагонали она нацарапала слово, похожее на первое – «ПЁС». Черный насторожился еще сильнее. Мотылек, конечно, предполагала, что приемный отец, как и все взрослые, посчитает, что у нее просто разыгралось воображение, но было что-то другое в его поведении. В представлении девочки взрослые при подобном заявлении ребенка о несуществующем лесе скорее бы снисходительно улыбнулись, но Черный… он испугался? Он боится Оборотня? «ХОРОШИЙ» – наспех накарябала Мотылек на очередном листке и подтолкнула тетрадь к учителю, словно стараясь его успокоить. Кажется, сообщение Мотылька привело взрослого в чувство. «ГОВОРЯЩИЙ» – добавила она, дабы еще хоть как-то положительно охарактеризовать Оборотня и успокоить учителя. Но учитель наоборот теперь вновь был взбудоражен, правда, не страхом, а любопытством. – И как ты его понимаешь? – слова слетели с губ Черного слишком быстро. Кажется, он забыл о своей замедленной манере речи с Мотыльком, быть может ненамеренно. Девочка в ответ ткнула пальцем на листок с последним написанным словом. – Он говорит также как и я? – на середине предложения Черный спохватился и вновь замедлил свою речь, хотя уже и не был уверен, что в том была необходимость. Мотылек улыбнулась и в свойственной ей манере часто закивала головой. – А где тот лес, в котором он живет? – глаза Черного смотрели то на девочку, то озирались по сторонам, будто что-то выискивая. Опекун не знал, что Лес лучше всего виден ночью, когда полуденное солнце, как, например, сейчас, не обличает реальность Дома в серый цвет с проблесками золотых лучей. Эти лучи скрывают Лес от посторонних глаз, но она способна была видеть его и сейчас, достаточно лишь небольшого усилия воли и стены с потолком вновь разойдутся. «ВЕЗДЕ» – ответ не заставил себя долго ждать и, хоть тревога вновь накатывала на Черного, чуть ли не поглощая последнего с головой, он старался держаться особняком при воспитаннице. Еще немного пообщавшись на отвлеченные от Дома и Леса темы, Черный завершил урок на сегодня и, на скорую руку пообедав с воспитанницей овсянкой с омлетом и стаканом сока, отпустил ту дальше исследовать тайны Дома. – Если станет одиноко, то ты знаешь, как меня найти – подобно прощанию Черный изо дня в день повторял эти слова при расставании с Мотыльком и еще ни разу она не приходила к нему после занятий, кроме, разве что, за порцией ужина. А между тем начинался второй обязательный ежедневный ритуал в жизни Мотылька – дневной сон, но не абы где, а в том месте, где грань между двумя реальностями была наиболее тонка, что даже днем можно было увидеть стайку фиолетовых светлячков, пролетавших между досок и ощутить прикосновение влажной от утренней росы травы. То было пограничное место между дверьми в реальность, названной Мотыльком Наружностью и тем, что было внутри Дома – Перекресток. Должно быть, Перекресток некогда был вестибюлем этого заведения, чем бы оно не являлось в свои лучшие годы, рассчитанным на толпу в несколько десятков человек! Раньше, судя по следам на полу, здесь стояло множество шкафов, витрин и столов с креслами и стульями, но до времен Мотылька из всего убранства дошел лишь старый, потрепанный кожаный диван. Во вторую встречу Мотылька с Оборотнем тот рассказал ей о своеобразном «портале между двумя реальностями» в лице этого повидавшего виды дивана. Не сказать чтобы Мотылек тогда нуждалась в каких-либо порталах – для нее Лес скрывался за каждым вторым поворотом, что, безусловно, поначалу пугало девочку. И, сколь неожиданно появлялся этот осколок незримого измерения цветов и звуков, столь же неожиданно он исчезал, возвращая Мотылька в тихий мир Серого Дома. Зачастую, Лес исчезал ввиду присутствия поблизости Черного. Неужели Лес боялся его? Хотя, исходя из недавнего разговора, складывалось скорее обратное впечатление. На третий день спонтанных путешествий между реальностями она вновь встретила его… вначале услышала хруст веток под массивными лапами, а после увидела перед собой черного, как ночь зверя с глазами-хамелеонами, на этот раз перенявшими закатно-оранжевый цвет окружения. В мгновение ока зверь обернулся в высокого юношу, старше Мотылька на половину ее жизни, а то и более. Зрачки на мгновение обесцветились, стали почти что прозрачными, но вскоре вновь напитались окружающим светом. В напоминание о черной шерсти зверя остались лишь криво подстриженные, небрежного вида лежащие длинные волосы на голове Оборотня. Одет же незнакомец был в тон волосам футболку и контрастные белые брюки без единой складки. – Прости, в прошлый раз нам не удалось полноценно поговорить. – вновь раздался чарующий голос, завороживший Мотылька. Ей бы в пору было бояться этого странного зверя из мира снов, но вырваться из плена его голоса было просто невозможно – У меня давно не было гостей, а потому я уже и забыл, как стоит разговаривать с людьми. Признаться честно, во мне осталось уже больше зверя, чем человека… Можешь называть меня Оборотнем, меня здесь часто так именуют. Или Слепым, но то старое имя, которое уже никто не вспомнит. Почти никто. А ты? – незнакомец протянул руку к Мотыльку, словно передавая право говорить ей. Правда, девочка понятия не имела, как разговаривать, а потому из горла при попытке воспроизвести речь вырвалось лишь душераздирающее кряхтение, казалось, испугавшее даже Оборотня. Она закрыла рот руками, в панике пробежалась глазами по окружающему ее пейзажу: деревья, трава, ящерицы и жуки всех оттенков закатного солнца, само солнце в вышине без единого облака. Собралась. Сосредоточилась. Выдохнула. – Ты-меня-не-хочешь-съесть? – мелодичным переливом десятка колокольчиков протараторила Мотылек, вызвав у Оборотня искреннюю, добродушную улыбку. И по кривости той улыбки девочка поняла, что у него и вправду очень давно не было гостей. Сон очень скоро настиг ее, стоило лишь прилечь на неудобный, потрепанный диван. Монотонная звенящая тишина в ушах, на которую Мотылек привыкла за годы жизни не обращать внимания, сменилась шелестом опавшей листвы. Осень пришла в Лес, предвещая скорое пришествие зимы и холодов. В успокаивающем равномерном шуршании листьев проступил диссонирующий с ним звук шагов по багряному ковру. Шаги двух ног. Значит, он сейчас выглядит как человек. Открыв глаза, Мотылек увидела не унылый потолок Дома с серой, потрескавшейся краской, а голубое небо с солнцем в самом зените, пригревшем ее на осеннем ковре. Рядом стоял, как казалось, великан, подпирающий небосвод. С такого ракурса Оборотень был ростом с деревья, окружавших опушку со всех сторон. Он присел на корточки и по-джентльменски вежливо подал руку девочке, дабы помочь ей встать. – Это мое любимое время года. – ответствовал Оборотень, заметив то, насколько поглощена Мотылек игрой красок и переливами огненно-рыжих крон деревьев. – Цвета согревают, но с тем погода веет легкой прохладой. – Я раньше не видела осени. – проговорила девочка, делая паузу несоразмерно долгую между каждым словом. Ей все еще было непривычно говорить. – Кажется, я будто и не жила раньше. Помню лишь бесконечную дорогу и то, как я в один момент проснулась в кузове грузовика. – А что-нибудь до этого? – поинтересовался Оборотень, жестом приглашая прогуляться с ним по Лесу. Мотылек смотрела под ноги, пиная опавшую листву, и пыталась что-либо припомнить, любой зрительный образ или ощущение… и одно она все же сумела выцедить из чертогов памяти. – Знаешь, такое странное ощущение… – начала она, все также устремляя взор под ноги, словно стыдясь чего-то – Похожее на мурашки, пробегающие от холода по коже, но не совсем: словно по тебе бегают тысячи маленьких лапок, похожих на муравьиные. Или паучьи. В любом случае, что-то маленькое полазало по мне и этих «маленьких» было много. Очень много. Впервые за все три встречи с Оборотнем тот принял задумчивый вид. Казалось бы, сущая мелочь, может, Мотылек и вправду просто замерзла, а ей это по нелепой случайности врезалось в память, но, судя по игре эмоций на обрамленном темными лохмами лице, ответ девочки навел его на некоторые размышления. – А еще я рассказала о тебе и Лесе Черному человеку – вырвала собеседника из плена дум Мотылек. И, вздрогнув, словно от резкого пробуждения, Оборотень неподдельно заинтересованно спросил: «И как он отреагировал?» – Думаю, так же, как и все взрослые реагируют на рассказы детей о волшебном месте с говорящей собакой… – на этом Мотылек окончила свой ответ, давая волю своему «воображаемому» другу самому додумать то, что она хотела сказать. – Посчитал, что у тебя разыгралась от скуки фантазия? Мотылек кивнула. Вскоре они вышли из леса и оказались на склоне покрытого редкой, невысокой травой холма, на вершине которого покоился небольшой, бревенчатый дом с покатой в одну сторону крышей. – Это твой дом? – вопросила Мотылек, когда они стояли уже почти на пороге этого старинного здания. – Весь Лес – мой дом! – ответствовал Оборотень с легкой улыбкой – Это просто одно из моих любимых мест. Заходи потом еще в гости, а пока тебе пора вернуться в свой Дом. – он зашел в абсолютно черный дверной проем и захлопнул за собой дверь со столь оглушительным грохотом, что, казалось, Мотылек вновь оглохла. Она открыла глаза, и в вышине более не было безоблачного неба, а лишь серый, облупившийся потолок. «И в правду – оглохла» – подумала она и перевела взгляд на дверь, ведущую на улицу, во двор. Там, одетый в старый, серый плащ и такого же цвета берет стоял Черный, нагруженный в обеих руках продуктами на всю последующую неделю. Типичную картину возвращения приемного отца из Наружности нарушало лишь то, что оттуда он принес не только фрукты и овсянку, столь горячо любимые Мотыльком, но и мальчика… странного вида юношу, что нес пакет поменьше, стараясь помочь старшему с его грузом. Правда, помощь та была скорее символической. Она долго всматривалась в старательно не замечавшего ее мальчика, силясь понять, что же в нем показалось ей странным, кроме, разве что оттенка кожи, схожего по цвету со старыми, слежавшимися листьями и лицу, чрезмерно пухлому при его худощавой комплекции. Дело же было в руках, точнее в левой руке, ещё точнее в левых… их было две: одна держала пакет, а вторая, куда меньшая по длине была согнута в локте и подвязана косынкой, словно была сломана. И как бы не старалась Мотылек в первые секунды появления трехрукого незнакомца убедить себя в том, что он лишь решил проводить Черного до дома и помочь с продуктами, что этот мальчик сейчас получит заслуженную монету за помощь и уберется на все четыре стороны, она, в глубине души понимала, что теперь любовь и забота приемного отца будет принадлежать не только лишь ей…