Второй Круг

Ночью дом становился совершенно иным местом: куда более загадочным, нежели при свете солнца и ламп. Напоминая дремучий лес, со стен которого на тебя взирают диковинные звери, исполненные рукой Родинки или куда менее умелого из наших собратьев, и витают нестройными рядами надписи на первый взгляд не имеющие смысла. «Остерегайся красного дракона. Его стихия – огонь, а пламя – враг дерева» «Синий дракон желает спокойной ночи. Полети со мной на Луну» «А оборотни это шакалы или волки? Кто знает? Говорят, у них белые глаза» Каждый день появляется по новой, то еле заметной, то на пол стены, строчки кривых букв, написанной непонятно чьей рукой. Все мои попытки выяснить авторство того или иного шедевра подобной шизофазии оканчивались полным провалом. Все тщательно скрывают свои акты вандализма над стенами Дома, стараясь подобно мне, крадясь в темноте, оставлять свои заметки в летописи в тайне от чужих глаз. И я не исключение: карябаю себе в удовольствие полезные заметки о жизни колясника в помощь другим своим братьям по несчастью. Быть может, их все когда-нибудь найду, соберу вместе, запишу на бумагу и издам в качестве познавательной брошюры для каждого из «всадников двухколесного коня», которому посчастливится жить в этих стенах. Хоть я и старался ехать как можно более бесшумно, но, проскрипев мимо двери какой-то очередной пустующей комнаты, я спугнул такого же, как и я сам полуночника, что был где-то там и занимался своими полуночными делами. Казалось, что будто дикий зверь, он сейчас сломя голову выскочит из-за двери как из кустов и, врезавшись в меня, опрокинет Мустанг со всем его содержимым. А вы уж поверьте, в нем много чего есть и все, что в нем есть, производит много шума. Особенно я. Но спустя несколько долгих мгновений шабарканья и лязганья чего-то об стену, во время которых я замер как заяц в испуге и даже перестал дышать, звук прекратился, наступила вновь тишина, нарушаемая редким поскрипыванием моего железного коня и стуком сердца, отзывавшемся где-то в горле. И как бы не был силен соблазн отворить дверь и посмотреть кого же я мог потревожить в столь поздний час, все же решил не испытывать свою психику и психику того, кто таился по ту сторону двери. А потому я слегка дрожащими руками покатил дальше, навстречу темноте, в которой еще черт знает, кто или что может таиться. «Принцессу в башне охраняет красный дракон» – Вроде, этой надписи раньше не было. Что же, надеюсь, ту «принцессу», которую я еду вызволять из «башни» не охраняет никто! – подумал я, все дальше удаляясь от злополучной двери и продолжая ползти впотьмах и лишь по памяти вспоминая путь к комнате, которую выделили для новенького. Будь на то моя возможность, я бы еще днем встретился и пообщался с безруким мальчиком, но стоило тому перейти порог Дома, как все нянечки и воспитатели начали возиться с ним как с дитя без глазу! Даже на пушечный выстрел подойти не давали! И я был бы не я, если бы после первого отказа увидеться с новым обитателем Дома сложил руки и смиренно уехал горевать в свою комнату. Нет! Я еще долго долбился кулаками в дверь, за которую заперлись Лось, Ральф и тот мальчик. Долго и упорно я старался стучать в дверь так, что-либо та просто бы слетела с петель, либо у тех, кто находился по другую ее сторону раскололась голова от грохота. Произошло, правда, третье: директор, в компании трех Шкафов прогнал меня прочь, что-то крича в след про «адаптацию» и «дурное влияние». Он что, боится, что мы… я его обижу? Я?! Да я ради него все утро суетился по Дому, стараясь подготовить радушный прием этому мальчику, а вы говорите обидеть! Я что, для каждого встречного-поперечного новичка подобное устраиваю?! Нет, это было не просто оскорбление со стороны воспитательского состава – это был настоящий плевок в душу! Просто втоптали мои благородные стремления в грязь! Но видимо таков мой удел – причинять добро всем назло, невзирая на протесты окружающих. А потому я проследил за тем, в какую комнату временно заселили новичка – его временным пристанищем стала пустующая обитель одного из воспитателей, Куклы, которая отправилась вместе с детьми в летний лагерь, приглядывать за последними. Правда, зная некоторую рассеянность и неряшливость этой воспитательницы, скорее дети за ней присматривали. Или не присматривали, и тогда у нас стало на одного воспитателя меньше, земля ей пухом. Спрятавшись в туалете на этаже воспитателей, раскладывая пасьянс и выполняя парочку мелких заказов по гаданию на картах, оставленных мне малышней, я скоротал время до темноты и сам того не заметил, как за окнами опустилась беззвездная ночь, пронзаемая лишь светом луны и фонарей. Возле запертой двери пристанища новичка кто-то копошился: тощая фигура, напоминающая скелет, но не человеческий, а будто бы птичий, невесомая, почти сливающаяся с окружающим полумраком сидела на корточках и возилась с замком. Медвежатник не заметил моего приближения, обратив все свое внимание лишь на взлом двери, а потому, подъехав почти вплотную – стоило протянуть руку, и тогда можно коснуться хрупкого плеча полуночника – я хотел шепотом, дружелюбно сказать «Привет!», лишь бы только не напугать его. Но фортуна распорядилась иначе: стоило лишь открыть рот как одно из колес Мустанга предательски скрипнуло, напоминая то ли звук царапанья когтей по школьной доске, то ли скрип досок в старом доме, то ли завывания призраков… В любом случае от испуга незнакомец мгновенно встрепенулся, казалось даже, что оторвался от земли и метнулся прочь, словно собираясь улететь, позабыв, что он лишь скелет птицы без перьев, а потому тот упал в метрах двух от меня со звуком мешка, полного костей. В темноте блеснули желтые, цвета лимонных леденцов глаза. Они смотрели сначала с испугом, сменившимся удивлением, а после и злобой. Лишь теперь я заметил, что предо мной не существо из одних только костей, скрепленных чьей-то недоброй волей, нет, то был самый обычный человек, мальчишка того же возраста, что и я, правда, куда более худой. То был один из Сиамцев – Рекс, счастливый обладатель двух рабочих ног, противного голоса, и целой коллекции отмычек и ключей на все случаи жизни. – Какого черта?! – шепотом проскрипел Рекс, все еще лежа на полу, и светя из темноты, подобно кошке, глазами. Одетый в длинную, опускающуюся до колен ночную сорочку он сейчас напоминал уже не столько скелет птицы, сколько неуклюжее привидение. – Такого! – огрызнулся я, подкатывая ближе к Рексу. Я знал, что у того проблемы с правой ногой, доставшейся от брата, и что без посторонней помощи ему не подняться. – У меня важная спецоперация по спасению… а ты какого черта здесь?! – только сейчас до меня дошло, что оба Сиамца, как и все «счастливчики» сейчас должны быть в летнем лагере. – Долгая история… – протянул он в ответ, опираясь о борт коляски и стараясь встать. Я, что было силы, помогал тому руками – Но мы сейчас здесь по одному делу, верно? – Верно… – с опаской протянул я – То есть, нет, конечно же, нет! Или да… Почему ты уже здесь? Вы же только через две недели должны вернуться! – Задержался в Могильнике… – вновь протяжно и сухо ответил Рекс, прохромав к запертой двери и, присев на корточки, принялся за новую попытку вскрыть замок – У тебя будет, чем посветить? Ничего не вижу, а на слух такие замки я еще не научился вскрывать. Похлопав себя по карманам жилетки, набитой всяческой полезной ерундой, пошарив по потайным отделениям Мустанга и покопавшись в переполненном, перевешивающем железного коня рюкзаке, я, наконец, нашел старую, потертую зажигалку, в которой наполовину закончился газ. После нескольких бесплодных чирканий огнивом искра наконец воспламенила застоявшееся горючее, осветившее оранжевым пламенем маленький участок в темноте. – Боялся, что заметят – ответил я на немой вопрос Сиамца – Потому и не пользовался. – Твое приближение куда лучше выдает грохот перегруженной коляски, нежели слабый огонек от зажигалки – съязвил тот. Бледная кожа и светлые волосы переняли на себя цвет пламени, окрасившись в тон его глазам. – Зачем тебе все с собой? – Никто не знает, что и когда может пригодиться. – изумленно ответил я. - Лучше тогда всегда все иметь под рукой. В ответ Рекс лишь хмыкнул, словно сказав «Понятно все с тобой» и продолжил ковырять отмычками бедный замок, ломая об него уже третью шпильку к ряду. Даже в один момент хотелось отпихнуть Хламовного от двери и самому попытаться вскрыть неподатливую дверь, но, всем и мне, в том числе было известно, что нет равных Рексу в искусстве взлома и раз у него не получается, то не получится ни у кого. Щелчок. Еще один. Третий. То был хороший знак, нет, прекрасный знак! Лицо Сиамца озарила довольная улыбка, выглядящая при свете зажигалки как оскал какого-то маньяка из дешевого фильма ужасов, что любили смотреть старшие по средам в своем подвальном убежище. Как же все-таки хорошо, что рядом оказался такой союзник, как Рекс и хоть я и недолюбливал, нет, ненавидел задир из Хламовника, но Сиамцы из них всех были хотя бы… терпимыми... не то, что их вожак Спортсмен. Вот он одно сплошное разочарование! Помню, не так давно вроде это было, рисовал себе после обеда на одной из стен столовой чертенка, подозрительно похожего на Шрайка. И чертенок то выдался на славу: даже Лось похвалил мои художественные таланты, сказал, что еще немного и будешь лучше Родинки рисовать. И пусть слова воспитателя звучали как издевка, я воспринял их как комплимент. Да только разошедшимся по телу теплом от похвалы мне суждено было недолго наслаждаться: чуть Лось ступил за дверь столовой, как Спортсмен резко вскочил из-за стола и угрожающе, по-звериному, подобно бешеному бульдогу кинулся на меня. Признаюсь, я был не готов к атаке и через мгновение уже валялся на полу рядом с опрокинутым Мустангом. – Уродские у тебя рисунки, Вонючка! Такие же, как и ты! – прорычал Спортсмен и полоснул бедного Шрайка-младшего зажатой в руке вилкой, да так, что у последней все зубчики пошли вкривь, да вкось. Но и мой шедевр был испорчен: краска, вместе со штукатуркой наполовину отлетела от стены. «Ну и псих, как и все Хламовные!» - подумал я тогда, попутно разрабатывая план мести этому белобрысому исчадию дьявола. – Парень, не изображай, будто ты спишь! – проклекотал Рекс, смотря на покоящееся под тонким одеялом худощавое тельце. Кажется ли это из-за темноты, но то тельце дрожало как от озноба. – Нас, поди, весь Дом услышал и уже успел проснуться и я не поверю, что ты единственный из всех такой соня! – Тогда почему остальные еще не прибежали? – раздался голос, чем то похожий на мой собственный, да только его обладателю явно не хватало уверенности в том, что он говорит. Думаю, можно сослать это на робость первого знакомства. – Из вежливости, должно быть, – ответствовал я, стараясь выделиться на контрасте уверенностью своего тона, – И это некрасиво прятать свое лицо от гостей. Ну же, покажись! Слегка поежившись и очевидно борясь с каким-то внутренним сопротивлением, мальчик одним резким движением ноги сбросил с себя одеяло и, раз качнувшись, сел по-турецки ровно напротив того места, где мы стояли. Бутылочного цвета глаза и светло-рыжие волосы, почти блондинистые… раньше людей подобной внешности сжигали на кострах, женщин во всяком случае. Тут же был мальчик, описать которого можно было бы словами одного английского писателя: «Такое чувство, что состоит из одних только коленок и головы». А, быть может, так казалось только из-за отсутствия рук? – Испугался? – вопросил Рекс, ухмыльнувшись уголком рта. Видимо, новенький ожидал кого угодно, только не «птичий скелет на ножках-спичках» и человеческую инкарнацию детского Бабайки в инвалидной коляске. – Да… То есть нет, конечно нет! – осекся мальчик, да с таким непередаваемо забавным выражением лица, что нас с Рексом разобрал приступ хохота, отпустивший лишь в то мгновение, когда где-то в коридоре раздался неприятный металлический скрип, стократ прозвучавший куда громче, нежели раздался бы он днем. Тот звук вернул нам понимание, что время уже «далеко за отбой» и все спят или, что более вероятно, прикидываются, что спят. – Ничего, привыкнешь. Мы еще более-менее «симпатичные» - ответствовал Сиамец, подражая моему уверенно-важному виду, напоминая сейчас из всех птиц скорее петуха. – Позволь представиться, я – Рекс, один из двух Сиамцев. Нас, зачастую, и называют просто «Сиамцы», ибо мы с братом нечасто ходим отдельно друг от друга даже после… - голос дрогнул, Сиамец старался подобрать нужное словно, но оно словно ускользало прочь, либо, куда более вероятно, его было просто сложно сказать - … «разделения»… - повисла тишина. Опомнившись, мальчик-коленки учтиво кивнул, на что Рекс ответил аналогичным кивком, ставя точку на скромном повествовании о себе. – Такс… - преждевременно прорвал завесу тишины я – Меня называют по-разному, но все же общепринятым является прозвище Вонючка и ношу я его отнюдь не потому, что от меня плохо пахнет, а потому… а, впрочем, вскоре сам узнаешь! – последние слова, вопреки моему желанию, почему-то прозвучали как угроза. – А как вас по-настоящему зовут? – наивно-любопытно спросил новичок, даже не понимая насколько грубый это вопрос. Куда более грубый, нежели спросить у девушки ее возраст! – Имена хочешь знать? – в голосе Рекса чуть слышно звенела злоба. Мальчик утвердительно кивнул. – Имена – это то, что осталось в Наружности. Здесь у нас есть только клички и ничего более! Имена и те, кто их носил прежде остались в прошлом! И чем раньше ты с этим смиришься, тем лучше для тебя! – тон Сиамца был подобен раскаленному железу, пылающему костру, но мальчик не обжегся им, словно невидимая броня защищала его от жара слов Рекса. – Прости, не знал, что имена – это больная тема для вас, – спокойным тоном произнес тот, – Меня, к слову, зовут… – Нет-нет-нет, ты не понял! – перебил я на полуслове его, слегка введя того в ступор – Твое имя осталось с прежним тобой там, за стенами Дома и забором, в Наружности. Здесь старое имя ни к чему, тебе нужна кличка, да вот только… – Не нужна мне кличка! – на этот раз он перебил меня. Голос его хоть и сквозил раздражением, но не производил должного испуга, ибо срывался и дрожал – Меня скоро заберет мама! Это все временно, пока доктора не сделают протезы! Рекса снова чуть не поглотил приступ смеха, но даже я, шакал, любивший посмеяться над чужим горем, понимал, что здесь смех будет излишним. Да, я любил посмеяться над бедами других, но эти другие, зачастую, успели до этого сделать что-то плохое мне, а потому вполне заслужили мой смех в спину. Заметив мой тяжелый взгляд, призывающий отбросить любые шутки, Сиамец переборол напавший на него хохот и, сделавшись максимально собранным и серьезным, многозначительно произнес: "Мы все здесь были «временно». А теперь у нас нет имен, только клички…" Глаза безрукого загорелись изумрудным пламенем, и, казалось, лишь стеснение мешает тому завопить «Пошли прочь! Убирайтесь!», а потому, я, ткнув локтем в бок Рекса, тонко намекнул ему, что нам пора расходиться по комнатам, показав пальцем на дверь. – В любом случае, приятно было познакомиться! – мальчик не отвечал и не двигался, лишь его пламенные очи следили за тем, как мы покидали комнату – Если захочешь пообщаться, то найдешь нас в столовой: просто подсаживайся за наш столик и, если что, мы тебе поможем с… – я старался не усугублять ситуацию упоминанием того, что у него не хватало парочки конечностей, но, судя по скривившейся гримасе отвращения на лице безрукого, получалось не очень. – Спокойной ночи! – вежливым тоном, напоминавшим голос Лося, пожелал Рекс, закрывая за мной дверь в комнату новичка. Ответного пожелания не последовало. – Неудачное первое знакомство – резюмировал я, когда мы отошли на приличное расстояние от взломанного «замка принцессы» - Зачем ты хотел попасть к нему? – А зачем ТЫ хотел попасть к нему? – Просто так. Мне так захотелось – Будем считать, что и мне «просто захотелось». Подобная манера речи всегда выводила меня из себя, сразу хотелось ударить такого собеседника, исцарапать ему лицо точно так же, как я вчера исцарапал лицо Спички. До Перекрестка мы доползли, сохраняя молчание и если бы не затухающие с каждой секундой шаги куда-то в сторону от меня, я бы и не заметил, что Рекс меня покинул. Он шел не в свой чертов Хламовник, нет, его путь лежал обратно в Могильник. «Может, у Сиамцев осложнения после операции?» - подумал я и принял решение, что на досуге необходимо будет выведать информацию об этом ради составления биографической колонки о двух братьях в разделе «Самые необыкновенные обитатели Серого Дома». «…а еще у новичка сегодня явно будет бессонная ночь!» - эту мысль я постарался откинуть как можно дальше, ибо она напоминала о моей первой ночи в Доме, об этой «Долгой Ночи», что казалась бесконечной. Я прорыдал всю эту бесконечность, и постель моя тогда взмокла так, словно под потолком прошелся ливень, вызвавший библейский потоп…