***
Треск огня в оставленной на прикроватном столике лампе убаюкивает, погружая в лёгкую полудрёму, пока омега закутывается в сваленный им на кровати ворох одеял. Тэхён не возразил на его неуверенную просьбу перетащить к себе диванные подушки из гостиной, где сейчас тлеют разожжённые в камине брёвна, а поспособствовал омеге в этом. Бурлившая под рёбрами весь день тревожность утихает по мере того, как Чонгук закутывается в плед и утыкается носом в горло свитера, уже почти пропитавшееся лилиями взамен запаха, что остался на вещи после её владельца. Его выветрившееся отсутствие не позволяет окончательно погрузиться в чувство долгожданного, пусть и временного умиротворения, пока за окном постепенно начинает темнеть, но Чонгуку этого достаточно. Он не может, да и не пытается объяснить свою необходимость оказаться в как можно более уютном тепле, подальше от шума и хлопот, вымотавших его за день. Омега старается выручать стаю тут и там, где требуется помощь: проводит свободное время в лазарете вместе с Юнги и Сокджином или же сворачивается в сваленных на кровати вещах вместе с книжкой. Однако и это высасывает и без того колеблющиеся пока силы из ещё не окрепшего тела, тревожной дрожью растекаясь под словно натянутой кожей. С ног до головы Чонгука пронизывает нужда оказаться как можно дальше от шумных голосов, забот и суеты, в уюте и тепле. Прежде с омегой на них так скупились, что сейчас он с непривычной ему жадностью вбирает каждую капельку. Урывает мгновения тишины и спокойствия, когда может завернуться в теплоту вещей, пропитанных как и его собственным запахом, так и рябиной, и ненадолго погрузиться в сладостную дрёму вместе с притихшим внутренним волком, не дававшим ему покоя уже который день. Омега скребётся изнутри, словно точит когти об ещё окончательно не восстановившуюся оболочку. Его беспокойство отнимает от уверенности в том, что Чонгук вот-вот перешагнёт последние отголоски недуга и одни шрамы будут служить напоминанием о том, что ему пришлось пережить. Внутренняя сущность успокаивается только когда он оказывается в стенах этого дома, пропитанного негой и заботой, на которую Тэхён не скупится, позволяя поселившемуся в его доме лесному волку всё, о чём тот просит и даже не решается попросить, лишь бы тот чувствовал себя как дома. Чонгук не уверен, что на самом деле сможет почувствовать себя так. Не с зимним фестивалем, мелькающем на горизонте грозовым пятном. Однако сейчас, в окружении мягких, пропахших им и рябиной вещей он не находит в себе сил поддаться этим уязвимым мыслям. Из сладостной полудрёмы, что долгожданным покоем оседает на расслабившихся плечах, его ближе к вечеру вырывают шаги за порогом и скрежет дверной ручки, поддавшейся напору вернувшегося домой альфы. — Чонгук? Омега заспанно оборачивается, протирая глаза и переводя на заглянувшего в комнату Тэхёна сонный взгляд, и тихонько хмыкает, показывая, что слышит. В любое другое время он бы поднялся и тем самым дал знать, что слушает альфу, но сейчас всё в Чонгуке просит остаться в постели, среди мягких, пропахших им вещей. Он не может воспротивиться своей сущности так, как делал это, отрицав её существование, целых пять лет. — Я хотел перед ужином заняться стиркой, поэтому... у тебя есть что-то грязное? Альфа обегает взглядом скопление одежды, собранной со всего дома, включая несколько диванных подушек и плед со стоящего под окном кресла, где Чонгуку полюбилось читать. Очевидно, что всё это дело надо бы перестирать. Только вот омега кажется таким умиротворённым и мягким среди сваленных вокруг него вещей, что попытаться вырвать хоть одну из них без разрешения Тэхён не решается. Чонгук сам идёт ему навстречу, когда приподнимается на постели и оглядывает обрамляющие его вещи. Запоздало он вытаскивает плед, в который кутался ещё с первого дня, как оказался в горном поселении, и несколько оставленных другими омегами для него вещей. — Вот, — несмотря на несогласный тихий скулёж встревоженной сущности, он встаёт с кровати с несколькими вещами, завалявшимися в собранном им уютном коконе. — Думаю, свитер тоже нужно постирать. Разволновавшийся взгляд омеги взлетает к уже смотрящему на него Тэхёну. Должно быть, тот заметил, что Чонгук не вылезал из надетого на нём свитера последнюю неделю. Одна мысль о том, чтобы снять с себя вещь, взволнованной дробью перебирает рёбра. Омега отводит взгляд на вязаную ткань, скрывающую обрамляющие кисти рук шрамы, из которой не хочет вылезать, но ждущий в дверях Тэхён подталкивает подавить всполошившуюся внутреннюю сущность и протянуть ему вещи с тихим обещанием занести и свитер, когда альфа займётся стиркой. Тот посылает ему тёплую, полную благодарности улыбку и оставляет одного, прежде чем подцепить завалявшуюся грязную одежду из своей комнаты по дороге в ванную. Выражение лица омеги, услышавшего предложение застирать заношенный им свитер Тэхёна, не исчезает из-под век. Он видит его, когда присаживается у заполненного тёплой водой котла, в котором намеревается провести стирку, но альфа не решается строить догадки. Даже если сложенные на занятой омегой кровати вещи и напоминают гнездо. От одной мысли о том, что Чонгук гнездится в его доме, среди взятых у него вещей, что-то сжимается под рёбрами. Опасно близко к сбивающемуся каждый раз, стоит ему уловить цветочный запах омеги, сердцу. Из этих слишком опасных мыслей Тэхёна вырывают приближающиеся шаги, пока вызвавший их омега не появляется на пороге ванной со свитером в руках. Его поджатые выше обычного плечи скрывает оставшаяся после переезда Сокджина кофта, стискивающая так, как мелькающие из-под натянутых как можно ниже рукавов пальцы Чонгука до побеления стискивают свитер. Приподнимаясь с пола ванной, Тэхён делает шаг навстречу замершему в дверях омеге, зависшему при взгляде на заполненный уже взмылившейся водой котёл. Запоздало встряхнувший головой Чонгук отрывает от пены глаза и встречает его, смотрящие в ожидании, когда же омега разожмёт пальцы и позволит забрать свитер. Он делает это с трудом, до последнего цепляясь за мягкую вязаную ткань, пока альфа не протягивает к ней руки, вынуждая ослабить хватку в обнажённой током мысли, чтобы не обжечься об подставленные ладони. Отводя взгляд, Чонгук отдаёт альфе свитер и на его благодарность кивает и поджимает губы вместо всколыхнувшегося по въевшейся привычке желания опустить голову в поклоне. Омега не дожидается, пока Тэхён приступит к накопившейся стирке, которой не разрешил ему заниматься на пару с Юнги, и спешит обратно в комнату к знатно поуменьшившейся куче вещей, сложенных им на кровати. Внутренняя сущность тихонько скулит, пока Чонгук укладывается под одеяло и прислушивается к треску камина и приглушённым дверью ванной всплескам воды. Даже убаюкивающие звуки стирки не помогают стряхнуть взволнованную рябь от чувства неполноценности, что оставила с трудом стянутая с плеч вещь и поредевшая вокруг него одежда. Кофта Сокджина до неприличия тёплая и согревает не хуже свитера, но пальцы под тканью рукавов неосознанно сжимаются в слабые кулаки, которые Чонгук подкладывает под голову, зарываясь носом в лишённую убаюкивающей рябины одежду и насильно зажмуривая веки. Вечером Юнги предложил вместе сходить на ужин в качестве моральной поддержки перед тем, как наберётся смелости раскрыть Хосоку свой маленький секрет, зародившийся их любовью под его сердцем. Омега намеренно избегал свою пару весь день, чтобы ненароком не выдать чудесную новость своим проявившимся нежными молочными нотками запахом, который запоздало уловил и Чонгук. На губы пробирается улыбка от мысли о том, что Хосок ещё даже не подозревает о поджидающем его счастье. Несмотря на поубавившийся из-за исчезнувших вещей уют, Чонгук проваливается в чуткий сон, пока за окном густым покрывалом сыплет снег. В последние дни тот непрерывно окутывал стволы деревьев и дома вокруг, застилая небо и окрашивая всё в пушистый белый. Приближающаяся зима неторопливыми шагами пробирается средь пиков гор, накрывая белоснежным одеялом. Тепло среди него можно найти лишь в стенах дома, в окружении пуховых, пропахших переплетёнными запахами двух волков одеял, в которые Чонгук кутается в погоне за необходимым беспокойному внутреннему волку умиротворением. Оно подкрадывается ненадолго, позволяя провалиться в хрупкий сон перед тем, как стук в дверь вновь вырывает омегу из кокона сонливости. Замутнённый взгляд Чонгука цепляется за ступившего в комнату альфу, и обострившийся нюх улавливает рябину ещё до того, как он замечает что-то мягкое у Тэхёна в руках. — Я принёс кое-что взамен тех вещей, пока они сушатся, — поясняет альфа нахмурившемуся с мелькнувшей в глубине чёрных бусин радостной надеждой Чонгуку. Тот приподнимается на край постели и подавляет желание потянуться навстречу к свитеру, от которого чувствует запах альфы ещё до того, как тот опускается ему в подставленные ладони. — Надеюсь, это сойдёт. Тэхён нерешительно потирает шею, отступая с взволнованной улыбкой и не сводя с омеги трепетного взгляда, пока тот подносит вещь к лицу и делает глубокий вдох, прежде чем поспешно подцепить надетую на нём кофту. Округляя глаза, альфа тут же отворачивается, пусть неоднократно и лицезрел тело лесного волка, пока Юнги заменял повязки на его спине. Это всё равно отличается, и он не хочет доставлять Чонгуку больший дискомфорт, чем тот наверняка и так уже испытывает, окружённый чужой стаей, не удосужившейся принять уязвлённого омегу в свои объятия. Чонгук тем временем откладывает кофту Сокджина, с трудом подавляя клокот своего сердца. Его внутренний омега наконец притих, учуяв почти что выветрившийся из окружающих его вещей запах, в который поскорее хочет закутаться. Этот свитер оказывается больше, чем тот, что Тэхён отдал ему пару недель назад, и его горло прячет лицо омеги вплоть до уткнувшегося в мягкую ткань носа. Совсем не колющаяся шерсть скрывает маленькую улыбку, которую альфа не замечает, стоит ему обернуться на оборвавшийся шорох. Их взгляды встречаются, когда Тэхён обегает им омегу, тонущего в его вещах. Он намеренно пометил их своим запахом и потому с трудом подавляет улыбку, которая рвётся из груди вслед за радостно виляющим хвостом внутренним волком. Заметивший его трепетное внимание Чонгук осматривает свои спрятанные длинными рукавами руки и показывается из-под горла, позволяя мягко прошёптанной благодарности сорваться с улыбающихся губ. — Спасибо. Улыбка, которую Тэхён дарит ему в ответ, окончательно унимает никак не желавшую проходить тревожность и заменяет её чем-то теплым и неуловимым, чему омега не может подобрать имени.***
Несмотря на оставшееся до ужина время, столовая постепенно наполняется собирающимися со всего обширного поселения волками. Они проходят мимо, слишком занятые своими делами и разговорами, но Чонгук всё равно тушуется от проносящихся мимо лиц и не вылавливает никого, к кому мог бы податься с занятого им места. Долгие недели, проведённые в этой стае, не помогают побороть тревогу, инстинктивно зарождающуюся в окружении незнакомых волков, к которым омега боится подступиться. Тэхён оставил его ближе к краю протяжённого стола со словами, что принесёт им ужин, и сказал, что Чонгук может пригласить к ним кого-то знакомого, если заметит их в толпе. Омега знает всего несколько членов этой стаи, которых мог бы подозвать без затяжной дрожи в голосе и боязни быть отвергнутым, и оборачивается в их поисках, пока зал продолжает наполняться собравшимися на ужин горными волками. Стены всех построек в поселении утеплены из-за мороза, царящего средь гор значительную часть года, однако омеге кажется, что его бросает из жара в холод и обратно несмотря на теплоту надетых на нём вещей. Только свитер, отданный ему Тэхёном, удерживает дробящую рябь от того, чтобы скользнуть вверх по закутанным в рукава пальцам и пробрать его тело, заседая под кожей холодком. Единственное, что помогает не потеряться в переплетении незнакомых, кажущихся резче обычного запахов, это пропитавшая свитер рябина. За ней омега и прячется, взволнованно цепляясь за проносящиеся мимо лица и отводя взгляд, стоит его глазам встретиться с минующими его незнакомцами. Они отнюдь не недружелюбные, нет, и многие даже улыбаются и кивают в знак приветствия, когда случайно ловят его взгляд, но Чонгук всё равно не может подавить клокочущее под гландами волнение. Оно замирает, тихонько поджимая хвост, стоит знакомому голосу своим бархатом коснуться обострённого слуха. — Присаживайтесь к нам, — говорит Тэхён из-за спины. Не успевает омега обернуться на его голос, как слова вынуждают обратить сбитый с толку взгляд на подошедших волков, в которых Чонгук узнаёт Намджуна и Сокджина. Он не виделся с сыном вожака с собрания, но каждый раз, когда Сокджин заглядывал, то упоминал свою пару. По этой причине Чонгуку кажется, словно он знает о Намджуне больше, чем просто об альфе, который приложил руку к его спасению от холода гор и потерянной в побеге из сущего кошмара крови. — С удовольствием, — отвечает брату Сокджин и посылает свою пару за ужином, пока сам усаживается напротив чуть расслабившегося при виде знакомого лица Чонгука. — Как ты поживаешь? Тэхён открывает было рот, собираясь рассказать старшему брату про свой день, но тот жестом затыкает его и подпирает подбородок, с полным забавы блеском в глазах смотря на Чонгука. Ему и был обращён вопрос, и омега следом поджимает губы в просящейся на лицо улыбке, пока Тэхён заметно тушуется. Его обида на брата, тем не менее, не останавливает альфу, когда тот бросает на Чонгука взгляд украдкой и с тихим трепетом дожидается ответа на столь обыденный, но оттого не менее искренний в своём интересе вопрос. Из-за приближающегося зимнего фестиваля на плечи Сокджина легло больше обязанностей, ввиду которых они не виделись последние дни. Чонгук не хотел навязываться и выискивать старшего омегу по всей стае в надежде на то, что тот захочет провести с ним чуточку времени, которого у Чонгука было в избытке. Присутствие Сокджина и его тёплая улыбка мгновенно унимают вспыхнувшее в окружении малознакомых волков беспокойство и желание сбежать обратно в дом Тэхёна. Туда, где омеге хотя бы не хочется вылезти из собственной кожи от засевшего глубоко в животе беспокойства и необъяснимой, но до дрожи отчаянной нужды в уединении. Это неприятное, сбивающее с толку чувство перекрывает и то, что Тэхён ставит перед ним наполненную до краёв тарелку и улыбается на его тихое «спасибо». — Всё хорошо. Повязки уже сняли, — он показывает Сокджину руки, чуть задирая рукава, но тут же запинается и стягивает их до пальцев вновь, когда улавливает рассекающие его пальцы рубцы. От этой картины болезненно сдавливает грудь и обжигающей солью печёт где-то в носоглотке. Чонгук спешит спрятать руки под стол до того, как это уродливое зрелище могут поближе рассмотреть две полные искреннего сопереживания пары глаз. — Я стал помогать Юнги в лазарете, показал ему несколько приёмов, которыми пользуются в моей стае, — отводит он тему, но мимолётно осекается и тупит взгляд на стол, чувствуя, как перекрывает сжавшиеся в нехватке воздуха лёгкие. — Бывшей стае. Неумение в полной мере контролировать собственную сущность, в последние дни отбившуюся от рук, не даёт омеге скрыть из своего запаха горчащие нотки, которые моментально улавливает сидящий рядом Тэхён. Их бёдра и плечи не соприкасаются, оставляя расстояние размером с ладонь, но это не встаёт на пути того, как альфа поджимает губы от осознания, что ещё одно мгновение, проведённое в пелене пагубных воспоминаний, и Чонгук замкнётся в их саднящей горечи. На пути у её стремительно душащих тисков встаёт мелодичный голос, раздавшийся вдруг из-за напряжённой спины. — Ты забыл приборы, Тэ. Альфа с полным досады цоком принимает от подошедшего омеги палочки и ложку, которую кладёт у тарелки сжавшегося в присутствии незнакомого, пусть и кажущегося дружелюбным волка Чонгука. — Спасибо, Чимин, — благодарит он с улыбкой и поджимает губы на смешок Сокджина, вызванный забывчивостью младшего брата. Взгляд горного омеги на мгновение соскальзывает к Чонгуку, который тут же опускает глаза в тарелку и поджимает плечи, не зная, стоит ли представить себя. От него пахнет приятно, чем-то миндальным, но в горле словно печёт и внутренняя сущность встаёт на дыбы вопреки лучезарной улыбке, что мелькает на губах Чимина. — Не за что, — он бросает ещё один взгляд на лесного волка, мимолётно хмурясь его отторжённой реакции, но вновь улыбается Тэхёну и помахавшему ему в приветствии Сокджину перед тем, как вернуться к раздаче ужина. — Увидимся позже, Тэ? — Договорились. Тэхён с улыбкой прощается с ним и поворачивается обратно к столу как раз когда из толпы с двумя тарелками в руках показывается вернувшийся Намджун. На лицо как Сокджина, так и его младшего брата при виде альфы пробирается улыбка. Только Чонгук остаётся зажатым несмотря на то, что с их края стола не остаётся незнакомых ему волков, на которых его только проявившаяся не так давно внутренняя сущность ещё никогда не реагировала так обострённо. Его взгляд соскальзывает с наполненной вкусно пахнущим ужином тарелки на запрятанные между бёдер руки. От омеги ускользнуло мгновение, когда к ним вернулась ненавистная дрожь, барабаня по обрамлённым шрамами фалангам. Чонгук цепляется за них, пробуя растереть руки и отогнать судорогу, как всегда помогало раньше, но кажется, словно она с каждым переполненным чужими запахами мгновением становится только сильней. Зарубцевавшуюся кожу обжигает отчаянное трение, которым Чонгук тщетно пытается стряхнуть дрожь, пробравшуюся и к болезненно поджатым от бессильного отчаяния губам. Ничего не заметившие Намджун и Сокджин о чём-то переговариваются по ту сторону стола, но их голоса растворяются среди солью подбирающейся к глазам злости на то, как Чонгука не слушается и подводит его собственное тело. Оно вздрагивает и замирает, за исключением всё ещё трясущихся рук, когда в замыленное поле зрения попадает неуверенно зависшая рядом рука Тэхёна, заметившего то, как Чонгук пытался растереть и согреть дрожащие пальцы. Дыхание замирает где-то в сдавленных лёгких, когда омега встречает обеспокоенный взгляд уже смотрящего на него Тэхёна, от которого его отделяют считанные сантиметры. Даже сквозь судорогу Чонгук чувствует тепло, что источают замершие совсем рядом ладони. Он не знает, где находит смелость не отвести запоздало встретивший его взгляд, всё ещё полный отчаянного бессилия и злости на себя и свои не слушающиеся руки. Альфа неуверенно, с надеждой обегает его лицо, на мгновение соскальзывая к подрагивающим пальцам, и сглатывает, встречая влажно сверкающие глаза вновь, прежде чем податься ближе. Сделав глубокий вдох замершей следом грудью, он подносит руки совсем близко и с последним уточняющим взглядом накрывает дрожащие пальцы, укутывая теплом своих ладоней. В горле омеги застревает всхлип, рвавшийся из груди с тех пор, как его повреждённые руки стала мучить неконтролируемая судорога. Тэхён не отстраняется. Не выпуская всё ещё подрагивающие кисти, он пододвигается ещё ближе и уже увереннее берёт его руки в свои, закрывая от холода и крошащей фаланги судороги своими ладонями. Дрожь постепенно стихает, притупленная затаённым ступором и теплотой касания альфы, который взял его дрожащие руки в свои в порыве помочь подавить неконтролируемую реакцию на сильное волнение. Сейчас оно разрастается, расползаясь под кожей, но каждый рваный вдох отдаёт неверием и солью, когда судорога, наконец, проходит, убаюканная теплотой обхвативших его рук. Чонгук почти просит их остаться, когда уловивший улучшившееся состояние омеги Тэхён отстраняется и они оба смотрят на больше не трясущиеся пальцы, зависшие между ними поражённым молчанием. Кожа горит там, где альфа коснулся его. Чонгук не может заставить себя поднять взгляд от своих рук несмотря на то, что чувствует устремлённые на него взволнованные глаза Тэхёна. Тот сделал первое, что пришло в голову при взгляде на попытки омеги прогнать отравившую его запах горечью судорогу, и борется с желанием сжать руки в кулаки от осознания, что Чонгук позволил ему коснуться себя. После недель, проведённых в его доме, под его крышей, наконец дал прикоснуться к себе и помочь с ненавистной дрожью, оковами обвившей усыпанные шрамами запястья. Раскрытые нараспашку глаза находят альфьи, когда Чонгук поднимает взгляд со своих рук к лицу Тэхёна. В их сверкающей глубине не мелькает возмущения или злости, совсем нет. Они вскрывают изнутри своей обнажённостью, которую альфа едва может выдержать, пока ладони его жжёт слишком мимолётное касание. Горло спирает в желании податься следом, когда Тэхён возвращает локти на стол. Омега кусает губы, разрываясь между тянущимся следом за альфой внутренним волком и не отпускающей его боязнью сделать ещё один шаг. Не следом — навстречу. Кажется, уловив неуверенное, но такое отчаянное рвение в запахе Чонгука, альфа пододвигает свою руку чуть ближе к нему. То, с какой неподдельной нежностью он смотрит на омегу, всецело показывая, что тот может сделать то, чего так сильно хочет, не насытившись пролетевшим совсем мимолётно касанием, не оставляет иного выбора, кроме как поддаться. Он пододвигается по скамейке, сокращая оставшееся между ними расстояние, и нерешительно накрывает плечо Тэхёна. Дрожь вновь пробирается вверх по пальцам там, где они коснулись горячей кожи, и Чонгук обвивает плечо альфы вопреки тому, как пропускает в груди удар замершее взволнованно сердце. Кожа Тэхёна кажется такой мягкой. Её теплота заполняет каждый уголок изломанной на мелкие осколки души, когда омега подаётся ближе и кивает, не решаясь подать голос, стоит альфе с безмолвным вопросом замереть в мгновении оттого, чтобы накрыть обвившие его плечо руки ладонью. Скажи он сейчас хоть слово, солёной влагой собравшееся на дрожащих ресницах, то надломился бы надрывным плачем. Ладонь Тэхёна такая большая, что полностью закрывает его, и омега прижимается к ней щекой, смаргивая лезущую на сверкающие неверием глаза влагу. Кожа под подушечками его пальцев напоминает бархат, который Чонгук не позволял себе даже представлять всё то время, что провёл в доме альфы. Он не смел строить заведомо провальные надежды на то, что тот захочет коснуться его. И сейчас, сквозь собравшуюся на ресницах мутную пелену омега смотрит, как рушится этот напускной фасад, пока теплота кожи Тэхёна заполняет его всклокоченное сердце. Взгляд чутких глаз обжигает кожу лица, запрятанного в плече альфы, но прикрывший веки Чонгук не может сосредоточиться ни на чём, кроме тёплой кожи под его ладонями. Слишком занятый старательными попытками отогнать просящиеся на глаза слёзы, он не замечает и то, как притихли сидящие напротив Сокджин и Намджун, наблюдавшие за ними последнюю минуту. Перебегая взглядом с обвившего плечо Тэхёна омеги на своего младшего брата, не сводящего глаз с прижавшегося к нему Чонгука, Сокджин переглядывается со своим альфой и тихо прокашливается, наконец привлекая к себе их замершее друг на друге внимание. — Юнги с Хосоком не придут? — интересуется он как можно более непринуждённо, смотря на открывшего глаза и, кажется, вспомнившего о том, где он находится, Чонгука. Избегая взгляда Тэхёна, тот хочет было отстраниться, но накрывшая его ладонь сжимает ослабившие хватку пальцы и побеждает и без того слабое желание отодвинуться от альфы, которого Чонгук с таким трудом заставил себя коснуться. То, как спокойно стало внутреннему омеге от одного касания до Тэхёна, подбивает остаться под его боком. — Они должны были уже быть здесь, — бормочет Чонгук, чуть ближе подаваясь к альфе, и щекой прижимается к мелькающей из-под рукава коже, за которую цепляется переставшими дрожать пальцами. Его взгляд обегает столовую, прежде чем вернуться к их столу, за которым не хватает двух волков, что должны были появиться к началу ужина. Возможно, Юнги решил раскрыть своей паре чудесную новость до того, как они смогли покинуть дом, и они приняли решение остаться в его стенах, лишь вдвоём. Хосок наверняка не позволил своему омеге сбежать от него после открытия, что их маленькую семью ждёт пополнение, и его в этом вполне можно понять. Будь Чонгук на месте Юнги, то тоже предпочёл бы остаться со своим альфой в теплоте их дома. С их маленьким, только зародившимся под его сердцем чудом, разделённым на двоих. Но у него нет альфы, нет дома и уж подавно нет бьющегося в унисон с его ещё совсем хрупкого сердечка, и эта мысль отрезвляет похлеще всплеска леденящей воды. Поглаживающий тыльную сторону его ладони Тэхён не даёт осесть в отравившей усмирённый было запах горечи. Альфа будто считывает напряжение в подобравшихся плечах Чонгука и инстинктивно перекрывает его собственными успокаивающими феромонами, пусть и не догадывается о причине вернувшейся тревоги. — Я загляну к ним по дороге в здание совета, проверю, всё ли нормально, — говорит Намджун, уже покончивший со своим ужином. Отложивший палочки Сокджин поднимается следом за ним, качая головой. — Я схожу за ними, не переживай. Лучше поспеши на собрание и поскорее возвращайся домой, — просит он свою пару, ссылаясь на просьбу вожака к Намджуну заглянуть после ужина в здание совета. Тэхён и Чонгук прощаются с альфой и провожают взглядом поднявшегося следом Сокджина, который оставляет их, чтобы сходить за припозднившимися Юнги и Хосоком. В зале заметно поубавилось народу, но и оставшийся в стенах столовой гул улетучивается из внимания поверх кокона комфорта, окутавшего сидящих в самом уголке двух волков. Всё-таки убирая свою ладонь с обвивших его плечо рук, Тэхён подцепляет тарелку омеги и пододвигает к нему, тем самым побуждая наконец взяться за остывающий ужин. Чонгук прослеживает это взглядом и делает дрожащий вдох, заставляя себя разжать пальцы и взять в руки плошку с едой, о которой совсем позабыл из-за заполнившей всё его существо долгожданной теплоты касания, заставшей врасплох в самом приятном из смыслов. Тэхён не позволяет ему отстраниться окончательно и садится так, чтобы их бёдра и плечи соприкасались и омега не терял уверенности в его близости, в которой так сильно нуждается, даже если сам того не замечает. Потому что замечает альфа. Осевший запах Чонгука, который в последние дни словно стал сильнее вперемешку с вплетённой в его сладость горчинкой волнения, говорит сам за себя. Тэхён в упор не понимал, в чём дело и что могло вызвать столь оглушающую тревогу в, казалось бы, обретшем покой омеге. Беспокойство о возможном откате выздоровления лесного волка всё это время съедало его изнутри. Тревожные догадки унимаются лишь сейчас, вслед за внутренним альфой, свернувшимся под рёбрами от близости подпустившего его к себе Чонгука. Только вот длится она недолго, какими бы отчаянными не были попытки задержаться в ней хоть на минутку дольше. — Недоомега и полукровка, вот так пара. Пелена теплоты скоропостижно разбивается о землю, на которую их возвращает небрежно грубый голос. — Что? Всё в ещё мгновение назад источавшем мягкость Тэхёне разит напряжением, когда он оборачивается на брошенные пренебрежительно слова. Сидящий чуть поодаль альфа зеркалит его возмущение, смакуя то, как едко надломил окутывавший их уют. — Постыдился бы зажиматься с вражеским волком у всех на глазах, раз уж тебе хватило наглости притащить его в нашу стаю, — фыркает он и поднимается с места, когда это делает Тэхён, разгорающийся с каждым пророненным словом. Альфа был одним из тех, кто много лет назад не принял его маму несмотря на решение на то совета и с её возвращением к людям стал отыгрывать оставшуюся неприязнь на её сыновьях, порочивших стаю своей смешанной с человеческой кровью. Тэхён мирился с усмешками и пренебрежением некоторых соплеменников, потому что не нарываться и не провоцировать открытый конфликт его просил Сокджин. Лишь по просьбе уже смирившего с их неприятием брата он молчал на каждый плевок гадкого слова, — полукровки, — коим его и хёна считали некоторые волки в их стае. Однако то, что Хёншик, сын восседающего в совете альфы, который изначально не желал позволить Чонгуку остаться на их территории, позволил столь низко отозваться об омеге, вынуждает в предупреждающем жесте сжать челюсти. Тэхён пока ещё не поддаётся внутреннему альфе, вставшему на дыбы с зарождающимся в горле рычанием. Только оттого, как вздрагивает и зажимается под его боком доверившийся и расслабившийся было Чонгук, он чувствует, как опасно быстро стирается грань между его самообладанием и ответной реакцией на враждебность вцепившегося взглядом в лесного омегу волка. — Совет принял решение позволить ему остаться. Он говорит как можно ровнее, не желая привлекать к ним излишнее внимание оставшихся в зале соплеменников. Его агрессивные феромоны лишь усиливаются, когда давно точивший на него зуб Хёншик ступает ближе, вынуждая Тэхёна закрыть инстинктивно отступившего Чонгука своей спиной. — До зимнего фестиваля, я знаю, — мужчина закатывает глаза, расправляя плечи и заглядывая за спину Тэхёна, но тот на это сильнее щерится и прячет собой вцепившегося в его предплечье омегу. — Это не значит, что ты можешь привязать его к себе и попытаться пропихнуть в нашу стаю, в которой ни ему, ни тебе и твоему братцу нет места. — Это не тебе решать. Его голос срывается на рычащие нотки, привлекая внимание нескольких обернувшихся на них с соседних столов волков. Тэхён игнорирует намёк на то, что он может попытаться обойти правила стаи, чтобы Чонгука в неё приняли, и выбирает пилить остановившегося в нескольких шагах альфу предостерегающим взглядом. Он не видит ничего, кроме впившегося в него опасно близкого к алому взгляда, пока спрятавшийся за ним омега цепляется за него, лишь подбивая разъярённого внутреннего волка. — И уж точно не тебе, полукровка. Рык, что вырывается из тисков скрывающей собой Чонгука груди, разбивается об внезапно окутавшую зал тишину. Сквозь собственную злость Тэхён слышит прерывистый всхлип, чувствует ослабившуюся на его предплечье хватку, но не может отвернуться от Хёншика несмотря на волнение за внезапно отпустившего его омегу, пробравшееся в затуманенный инстинктами рассудок. — Что ты сказал? Поспешные шаги и голос Сокджина застают напряжённого до предела альфу врасплох. Он позволяет себе обернуться к отпустившему его Чонгуку, только когда старший брат появляется в поле зрения. Тэхён едва не даёт ему встать между ним и Хёншиком, хочет защитить и брата от презиравшего их уже давно альфы, но всё его внимание уходит на осевшего Чонгука, к которому следом подбегает пришедший с Сокджином лекарь. В груди спирает от волнения и злости, когда альфа улавливает воспалённый страх в кажущимся слаще обычно запахе Чонгука. Он осознаёт это только сейчас. Омега цепляется за живот, пока его грудь вздымается частыми вдохами, а сам Чонгук со всхлипом подставляется под накрывшую его лоб ладонь Юнги. — Я сказал, что тебе и твоему брату пора уже свалить отсюда вместе с лесным волком, которого вы к нам притащили, и никогда не возвращаться, — альфа щерится, ступает ближе и давит своими феромонами. Это желание запугать вызывает у Сокджина лишь неприятный зуд. Внутренний омега разгорается сильней, воспламенённый словом, которое он возненавидел всей душой с первого раза, когда брат скалящегося на него сейчас Хёншика посмел его так назвать. — То, что твой отец заседает в совете, не значит, что тебе всё дозволено, — отрезает он с холодом в стальном голосе. — Следи за своим языком. — А то что? — усмехается неверяще качнувший головой альфа. — Пойдёшь поплачешься сыну вожака? — Я выдеру тебе глотку до того, как Намджун даже почувствует мою злость через наши метки. Тэхён оборачивается на задравшего подбородок брата, в росте и ширине плеч не уступающего альфе, которого тот ни капли не страшится. Осознание этого пришибляет об реальность и Хёншика, когда он оглядывается по сторонам и замечает встревоженно наблюдающих за ними соплеменников. На него они смотрят с неодобрением и возмущением, за исключением тех волков, что сидели с ним за ужином. Это вынуждает подавить агрессивный запах и отступить несмотря на желание довести до конца дело, которому следовало положить конец ещё в тот день, когда лесной волк пересёк их границу. Недовольно цокая, Хёншик пробует в последний раз взглянуть на омегу, не дававшего стае покоя со дня своего появления на их территории, но Тэхён с Сокджином не дают ему сделать этого, вставая на пути. Младший альфа кривит губы, сверкая на Хёншика клыками. Посмей тот прикоснуться к Сокджину или Чонгуку, они непременно вспороли бы кожу и не оставили ничего от затянувшейся непозволительно долго неприязни. — Чонгук, посмотри на меня, — просит Юнги, пытаясь поймать взгляд глаз, теряющих ясность с каждым полным агрессивных феромонов мгновением. Чонгук всхлипывает, до побеления костяшек стискивая ткань свитера, и впивается в руку не сводящего глаз с отступающего альфы Тэхёна. Только когда тот покидает зал с последним полным притупленного недовольства взглядом, Тэхён позволяет себе переключить всё внимание на омегу, которому больше не угрожает опасность — по крайней мере, не от Хёншика. — Что с ним? — взволнованно спрашивает подоспевший следом за своей парой Хосок. Он ещё в дверях услышал о едва не переросшем в кровавую драку противостоянии его близкого друга и никогда не скупившегося на остроту языка Хёншика и поспешил навстречу шуму. Обеспокоенный альфа замирает в нескольких шагах, когда обернувшийся на его голос Тэхён глухо рычит, даже этого не осознавая, и предостерегает не приближаться к Чонгуку. Тот всхлипывает громче на рычание закрывшего его собой альфы, зажимаясь от скрутившей низ живота острой судороги, что подкосила колени с первым вырвавшимся из груди Тэхёна рыком. Его вибрация обжигающей вспышкой стянула кожу и надорвала что-то глубоко внутри после долгих дней, не дававших омеге покоя тянущим чувством, которое обострило его запах, сделав лилии ещё слаще. — Жарко, — бормочет омега, ловя ртом воздух, и цепляется за Тэхёна до побеления кожи, из-за чего тот едва сдерживает болезненное шипение. Его внутренний альфа мечется от непонимания, пока пахнущий слишком сладко Чонгук задыхается, скребя под сдавливающими лёгкие рёбрами, и мотает головой на тщетно пытающийся успокоить его голос лекаря. — Тэхён, отнеси его домой, — обращается к нему Юнги, когда понимает, что достучаться до Чонгука у него не получится, как бы он не пытался. Он оборачивается к зависшему в своём надрывном дыхании альфе, и когда тот не реагирует, то хлопает ладонями перед его лицом. — Тэхён, сейчас же. Сбивчиво кивая, тот подхватывает Чонгука со скамейки и подавляет пропитавшую каждую клеточку его существа тревогу за омегу, зарывшегося носом в его шею с болезненным стоном. Его запах заполняет лёгкие, оседая на судорожно сокращающихся стенках, но Тэхён не позволяет себе просесть в его обострённой сладости. Альфа бросает все измотанные противостоянием с нарвавшимся на него Хёншиком силы на то, чтобы стряхнуть оцепенение и последовать за подгоняющим его лекарем. Юнги запирает дверь прямо перед его носом, когда выталкивает опустившего Чонгука на кровать альфу за порог комнаты. Опустившаяся на плечо рука Сокджина отрезвляет, хоть немного рассеивая замутнившее рассудок возмущение внутреннего волка. Тэхёна выводит то, что Юнги встал у него на пути, пока его сущность требует оказаться как можно ближе к Чонгуку. Судя по тому, как отчаянно тот цеплялся за него, жадно втягивая рябину, омега нуждается в его близости не меньше, но делать с этим что-то кажется совсем не вменяемой идеей. Встряхивая головой и подавляя подступившее к гландам рычание, Тэхён бросает последний тронутый бессильной тревогой взгляд на закрытую дверь и позволяет брату увести себя в гостиную. Туда, где истекающий запах омеги не отравляет его слетевшее с катушек самообладание и своей сладостью не подталкивает пойти на поводу обострённых конфронтацией инстинктов и сделать что-то, о чём альфа может пожалеть. Это пугает — то, как воспламенился он в ответ на провокацию Хёншика, говорившего ему вещи и похуже. Тэхён не мог оставить брошенные им гадкие слова про Чонгука просто так. И теперь, когда тот загибается от боли, испариной пробравшейся на источающую сладкий, слишком сладкий запах кожу, альфа едва может найти себе место. Сокджину силой приходится усадить его на диван, чтобы сдержать порыв Тэхёна к занятой сейчас лесным омегой и лекарем комнате. — Приди в себя, — старший встряхивает его за плечи и встречает горящий взгляд словно сорвавшегося с катушек брата. Его поведение настораживает, и Сокджин не отстраняется, даже когда альфа делает глубокий вдох и заставляет себя успокоиться. — Ты рыкнул на Хосока, Тэхён. — Я извинюсь, — бормочет тот, отводя взгляд в сторону, на лишённый огня камин, который намеревался заполнить дровами по возвращении с ужина. Все его непринуждённые, рутинные вечерние планы в считанные минуты потерпели крах. Волк Тэхёна мечется, срываясь на затяжные рыки, чередующиеся со скулежом внутреннего альфы, пока тот непреклонно рвётся к закрытой двери. Сокджин бегает между его отстранённых глаз с неприкрытой обеспокоенностью, но всё же отстраняется, чтобы налить себе и Тэхёну воды. Вопреки всему тот не рыпается и не срывается в сторону комнаты, в которой лекарь сейчас осматривает свалившегося навзничь Чонгука. Это хоть немного унимает сбитый с толку испуг того, что так стремительно развернулось прямо на глазах. Расшатанный запах Тэхёна и волнение Сокджина оседают к тому моменту, когда из-за дивана наконец раздаётся тихий скрип двери. Переступивший порог Юнги закрывает её за собой и жмурится от скрежета петлей, прежде чем направиться к обернувшемся к нему взволнованно волкам. Всё в альфе кричит о нетерпении услышать о том, что с Чонгуком, но он держится, дожидаясь, когда лекарь присядет на другой конец дивана. Взгляд Юнги мечется между Сокджином и Тэхёном, и он встревоженно заламывает брови перед тем, как наконец подать голос. — У него вот-вот начнётся течка. Сокджин шумно выдыхает и бросает на прикрытую дверь его бывшей спальни сочувствующий взгляд, следом впиваясь им в склонившего голову Тэхёна. Альфа протирает лицо, надрывно выдыхая, и когда поднимает взгляд на наблюдающих за ним омег, то до желвак сжимает челюсти. — Я найду, где остаться на несколько дней, — он бегло переглядывается с Сокджином, который кивает на эти слова. Омега уже собирается предложить брату переждать эти несколько дней у них с Намджуном, но Юнги обрывает этот едва начавший вырисовываться план на корню. — Разве ты не заметил, как последние дни он ходил лишь в твоих вещах и никого к себе не подпускал? Не заметил, что в сделанном им гнезде столько же его, сколько и тебя? — он спрашивает тихо, но уверенно, чтобы его услышали. Любой другой исход может надломить сжавшегося сейчас в едва ли терпимой боли Чонгука. Смотрящий на него догола раскрыто Тэхён на затяжное мгновение забывает, как дышать. Конечно, он заметил. Это сводило его с ума. Юнги не смотрит на Сокджина, даже когда тот напрягается, взволнованно переглядываясь между лекарем и своим братом. Он не сводит глаз, полных решительности, с Тэхёна, чьё колено накрывает, когда пододвигается ближе. — Тэхён, его омега выбрал твоего альфу. До того, как тот может подобрать хоть слово в ответ, Юнги удерживает его метнувшийся на сжавшиеся в кулаки руки взгляд и поджимает губы. Омега смотрит с просьбой, отчаянием за лесного волка, которого никак не перестанет испытывать его природа. — Это его первая течка с презентации, первая за всю его жизнь, — он подавляет взволнованную дрожь в своём голосе, удерживая колеблющийся взгляд Тэхёна, до которого хочет достучаться. — Я не могу говорить точно, но если судить по тому, как уже поражён и уязвим его волк, она будет очень тяжёлой. Его тело будет мстить за годы подавления внутреннего омеги. Ему нужен будет альфа, который позаботится о нём и утолит боль и страх, и... он выбрал тебя. Лекарь накрывает его дрожащие руки и сжимает в своих. Смотрит с молящей тревогой за ставшего ему близким другом волка, спасти которого от чудовищной боли способен лишь альфа перед ним. — Тэхён, ты поможешь ему? Сглатывая, тот надрывно выдыхает и оборачивается к брату в поисках поддержки, но тот встречает его взгляд с ощутимым колебанием. Сокджин попросту не знает, что сказать на слишком резко вывалившиеся на их и без того измотанные столкновением с Хёншиком плечи слова. Ему и не нужно пытаться. Одного взгляда в глаза Тэхёна достаточно, чтобы понять, что пытаться вразумить его бесполезно. Омега прерывисто кивает, понимая, что выбора у них нет. Тэхён видит это, приходит к тому же выводу и сам, без лишних на то слов. И потому, когда он поворачивается к накрывшему его руки Юнги, в его взгляде не мелькает ничего, кроме решимости. — Да.