Морская гостья

III. Гармония

Когда она проснулась, солнечная колесница Гелиоса была уже высоко – в окно бил рыжеватый свет, а в доме было тихо. Жена старика, добрая и ласковая пожилая эллинка, накормила её медом, козьим сыром и теплыми лепешками с финиками – а две внучки сплели для морской воительницы венок из полевых цветов. Старушка рассказала, что Ириний вместе со стариком и городской стражей вновь отправились к храму – и вернутся к полудню. Ей хотелось побыть одной и прогуляться: тем более, что Кэльпи, оставленная сама по себе практически на сутки, была недовольна и требовала внимания. Девочки вызвались показать ей окрестности, и она усадила крошек на спину вороной кобылки. Лошадь фыркала, но вела себя прилично - и даже давала подергать за гриву. Затем Цири хлопала в ладоши, а Кэльпи танцевала, отбивая ритм копытами – за что удостоилась своего цветочного венка. Поселянки оставили её на большой опушке. Густо покрытые лесами холмы здесь заканчивались, образуя небольшую равнину, выходившую к шумливой реке. Равнина вся поросла полынью, ромашками, чертополохом, зверобоем – нежно-разноцветная буйная поросль приятно пахла, смешиваясь с острым ароматом нагретой земли. Река была бурной и злой – поток низвергался с заросшего чащобой холма, с шумом и пеной разбиваясь о груду камней, а прямо перед ней было несколько опасных водоворотов и порогов. На той стороне упавшее дерево образовало с камнями тихую заводь – в ней средь изумрудных кувшинных листьев росла лилия необыкновенной красоты. Цири прежде встречала лишь белоснежные водяные лилии, но эта была какая-то особенная – на нежных молочных лепестках, точно разводы на мраморе, виднелись пепельно-серые прожилки. Еще не полностью раскрывшийся бутон величественно покоился в своем укрытии, надежно спрятавшись от любых посягательств за бурным потоком. Цири долго смотрела на лилию, прикидывая, можно ли достать её – но так и не решилась. Солнечные зайчики успокаивающе скользили по лицу. Шум воды навевал покой. Все было позади. Есть много того, что стоит обдумать, но это потом… Сейчас же можно не думать ни о чем – слушать гул реки, смотреть на пушистые облака или на лилию, чьи лепестки серебрятся в лучах, точно её собственные волосы… Цири сама не заметила, как уснула. Проснулась она от жары – солнце поднялось гораздо выше и нещадно жгло нежную кожу. Сев поудобнее, она оглянулась. Никого. Кэльпи всё так же же мирно лакомилась клевером на краю поляны. Река соблазнительно шумела, в воздухе стоял прохладный водяной пар. Цири быстро сняла поясок, скинула короткий светло-голубой хитон, заплела косу – и стала спускаться к воде. Спуск был крутой – скользя по темной глине, ей пришлось нащупывать ногой надежные корни и уступы. Она встала на большой камень – и решительно окунулась в серебряные струи, тут же уйдя в воду по грудь. Вода обжигала холодом и казалась ледяной. Поток, значительно более спокойный у берегов, всё равно был настолько быстр, что ей приходилось держаться за мокрые валуны руками. Она переступила, сделала неосторожный шаг назад – и поскользнулась на предательском маленьком камне… Её толкнуло прямо в центр потока – и она мгновенно ушла под воду. Словно вспышкой Цири запоздало увидела, что воды над ней закручиваются – она попала в омут. Беспощадное подводное течение влекло её, точно щепку, не давая возможности вынырнуть. Она молча погружалась во тьму реки, оказавшейся ловушкой. И вот уже чернильные воды близкой гибели окутывали её, увлекая всё дальше и дальше, сдавливая виски… Она была не одна. Вокруг скользили тени – легкие и прозрачные точно медузы, в лохмотьях и остатках боевых доспехов. Смелее ныряй во тьму, Звездоокая. Мы встретим тебя там, с другой стороны реки. Звезды в твоих глазах погаснут, и это неуклюжее тело тебе уже не понадобится – ты станешь легче воздуха, прозрачнее воды, чтобы нестись вместе с нами, сквозь пространство и время. Вечно, неизбежно, всегда… Она билась, точно рыба в сетке, пытаясь вернуться назад, к свету. Пытаясь раздвинуть хрупкими тонкими руками эту черную воду, что была тяжелее скалы… Красные искры разрезали тьму вокруг. Шипя, проделали дыры в призрачной плоти. Мертвецы быстро таяли, превращаясь в дым. Все произошло мгновенно, за доли секунды – но она успела увидеть яростную вспышку в их горящих глазах, услышать визгливую тираду на незнакомом языке, в которой ей почудились недоумение и обида. А затем её будто выбросило наверх. Обратно к жизни. И она вынырнула, хватая ртом воздух. И вцепилась наощупь, ничего не видя, в склизкий от ракушек большой камень. Поток вокруг по-прежнему сердито шумел, пытаясь сбить с ног, но воды здесь было едва выше пояса - она обнимала камень и дышала, жадно дышала, зажмурив глаза… - Моя милая Зиреаэль, - раздался сочувственный хрипловатый голос где-то над ней. – Тебя разве не учили, что купаться в незнакомых местах - опасно? Она дернулась как ошпаренная, молниеносно прикрывшись руками. Распахнула глаза. Лучше бы она этого не делала вовсе... Эредин сидел на берегу, скрестив ноги – и с интересом глядел на неё. Её одежда лежала рядом. В руках он вертел её меч, на лезвии которого всё ещё плясал красный отсвет. - Можешь не благодарить, - великодушно улыбнулся воин. – И за то, что посторожил одежду – тоже… О, если бы взглядом можно было убивать – он был бы уже лишь кучкой пепла. Если бы Цири могла провалиться сквозь воду прямо в царство Аида – она бы уже с удовольствием знакомилась со всеми его обитателями. Но увы, увы… - Убирайся! – заорала она. Она стояла в ледяной воде – голая, безоружная, балансирующая на узкой полоске, за которой ревел водоворот. А он сидел на берегу, рядом с её одеждой, и держал в руке её собственный меч… Эльф со вкусом рассмеялся, сверкнув белоснежными зубами. - Вылезай. Застудишь себе что-нибудь...Лечить придётся. Цири молча пошла к берегу, все также крепко обнимая себя. Бурный поток взбивал вокруг неё легкую прозрачную пену. Она глядела только под ноги, прекрасно зная, что зеленые глаза пристально наблюдают за ней. Проклятье. Подъем был почти отвесным. Спуститься она смогла легко, а вот подняться…подняться было невозможно без использования рук. Обеих. - Помочь? - Пошел ты! Он вздохнул с деланой грустью. Цири попыталась ухватиться за скользкие камни, прикрываясь одной рукой и сжавшись в комок…Бесполезно. Она на секунду прикрыла глаза в бессильной ярости. Щеки вспыхнули. Плевать. Он уже всё равно всё видел. Она выскользнула - быстро и ловко, точно кошка, цепляясь по камням и корням. Одним прыжком метнулась к нему и схватила одежду. Тут же села и торопливо стала натягивать хитон на мокрое тело. Он внимательно наблюдал за процессом. - Отвернись! Разумеется, он и не подумал её слушать. Зеленые глаза смотрели, не отрываясь, а на губах его играла гадкая усмешка, от которой щеки разгорались всё сильнее. Пальцы, задубевшие в воде, не слушались. Она вся точно задеревенела, стала неловкой и тяжелой, и даже дыхание давалось с трудом. Сначала она умудрилась запутаться в легкой ткани, потом надела хитон задом-наперед - всё это под его насмешливым взглядом. А когда она, наконец, справилась – лучше не стало. Мокрая ткань была почти прозрачной и облепила тело так, что видно было каждую...неровность. Вода с волос липкими холодными червячками сползала по спине. Она молча смотрела на реку, отжимала тяжелую косу и старалась не думать о том, куда именно направлен его взгляд. Щёки горели нещадно. Цири буквально задыхалась от стыда, что давил всё сильнее с каждой секундой…Проклятье! Когда же ему надоест? Когда это кончится? - Неплохо…для dh`oine, разумеется, - наконец с видом знатока протянул эльф, по-прежнему не поднимаясь взглядом выше ведьмачьего медальона. – Ты подросла, моя Ласточка. Успокоилась немного. Глядишь, лет через двадцать с тобой можно будет и поговорить… - Вот и приходи лет через двадцать! - огрызнулась она, заплетая мокрые волосы вокруг головы. Он равнодушно улыбнулся. Цири вздохнула и выдохнула несколько раз, пытаясь выглядеть как можно доброжелательнее. - Отдай меч! Она протянула руку. Он не реагировал. - Пожалуйста, Эредин, - почти прошептала она, сгорая от презрения к самой себе. Он молчал. Она повторила просьбу, глядя прямо в ненавистные глаза. Нарочито медленно он положил меч перед ней. Цири одним движением схватила рукоять – и тут же наставила клинок на эльфа. Кончик меча смотрел ему прямо в горло. - Я не пойду с тобой, - отрывисто и зло сказала Цири. – Ни за что! Вчера кое-что произошло...теперь я знаю, зачем вам на самом деле власть над Вратами. И как вы использовали её, пока не утратили. Я всё знаю! Он вновь рассмеялся так легко, будто перед ним был лопочущий ребенок. - О да! Твой ничтожный вид частенько заявляет о своем всезнании. О том, что постиг саму суть вещей. Но все ваши познания – лишь попытки слепца описать слона, которого он никогда не видел. Все ваши представления о мире – лишь тени на стене пещеры, что проплывают в солнечный день. Вот что такое твоё знание! - А ты, видимо, знаешь больше? – с вызовом спросила она. – И что же ты знаешь? - Кое-что, Зиреаэль…совсем немного. Знай же и ты. Можешь бежать вперёд или назад, можешь плутать среди тысяч миров и времён, но конечная точка твоего пути уже известна, пускай и скрыта от тебя. Каждый новый шаг ведёт тебя в единственном направлении – навстречу ко мне. Помни это. - Ах, вот как, - ядовито усмехнулась она. – И конечно же, всё это предопределено свыше. Потому что так решило Предназначение! Он долго улыбался, пристально глядя на неё. - Нет, Зиреаэль. Не поэтому. Совсем не поэтому. Цири сжала губы сильнее - напряжённая, нервная, готовая к броску в любой момент. Но он не нападал. Не торопился. Лишь внимательно смотрел в её глаза, и теперь она отчего-то не могла отвести взгляд, чувствуя, как кровь толчками бьётся в виски. - Я был груб в прошлый раз, me luned, - понизив голос, сказал он. - Ты простишь меня?... Она не ответила. Он отвернулся и склонился к обрыву, протягивая руку к воде. Смоляные волосы упали на траву. Сейчас бы вскочить, побежать, пока он не видит…но она продолжала сидеть, охваченная каким-то странным оцепенением. Он вновь повернулся к ней. В руке его была прекрасная белоснежная лилия с серебряными прожилками, обрамленная изумрудным листом. С длинного стебля капала вода. В горле пересохло. Она глянула в заводь за упавшим деревом…теперь там виднелись лишь круглые листья кувшинок. Он задумчиво провел пальцем по тонкому стеблю. Поднял на неё миндалевидные глаза, наполненные сочной зеленью. - Смотри, Зиреаэль, - прошептал он. – Такая хрупкая. Такая одинокая. Такая…особенная. И каждый, кто смотрит на неё, жаждет сорвать. Забрать себе, чтобы выпить до дна волшебный аромат. Выпить – и отбросить в сторону. Она защищается, выпуская ядовитый сок. Но этого недостаточно, Зиреаэль! Недостаточно… Она не нашлась, что ответить. Лишь молча наблюдала, чувствуя странное волнение в груди. Вот он медленно ведёт пальцем по длинной ножке. Осторожно прикасается к белоснежному бутону. Нежно обводит каждую серебристую прожилку, вырисовывая на молочной коже нечто такое, от чего захватывает дух. Ласковые пальцы не спеша изучают цветок. Поглаживают бледные лепестки, слегка нажимают, перебирают… Ласковые? Что за чушь! Разве могут быть ласковыми пальцы убийцы? Но сейчас они – именно такие. Ей почему-то становится трудно дышать от этих осторожных прикосновений. Ком сладкой боли нарастает в груди. Он смотрит прямо на неё – и ком обрушивается вниз, расплескиваясь по телу. Он опускает черные прямые ресницы, вновь поглощенный лишь бледным цветком в своих руках. Она раньше и не замечала, как красивы его губы...Резко очерчены. Чуть приоткрыты. А её собственные почему-то ощущаются сухими и горячими. Цири незаметно облизывает губы. Он медленно раздвигает влажные лепестки, неспешно погружая два пальца внутрь. Туда, где надёжно спрятана самая нежная часть цветка. Но он находит её - и бережно оглаживает, чуть надавливая в самой оголëнной, самой чувствительной точке…. Она не выдерживает. Отворачивается. Что-то хриплое и прерывистое срывается с губ. Сухой жар заливает лицо. Сладкая боль стекается к низу живота, вызывая мучительную изводящую дрожь. Она пытается дышать тихо - но вместо этого грудь вздымается и опадает так резко, что льняная ткань начинает царапать самые нежные точки. Нет. Только не это. Только не так. Нет, нет, пожалуйста, нет! - Зиреаэль, - зовет он где-то совсем рядом. Хрипло, тягуче, мягко. И это холодное чужое имя, данное брезгливыми ко всему человечьему эльфами, впервые звучит так. Так сладко, что мурашки щекочут губы. Так, что ей хочется повернуться. Так, будто бы он зовёт свою…свою… И она поворачивается. Он улыбается, протягивая цветок. Белоснежный бутон теперь раскрыт полностью, а серебристые прожилки будто светятся. Тонкий аромат окутывает её облаком душистой боли. - Так гораздо лучше, правда?... Она не может ответить. Все усилия уходят на то, чтобы дышать – медленно, осторожно, мучительно. Она пытается унять эту нестерпимую дрожь. Всё скребётся, скребётся по стенкам души, сдирая ногти. Всё пытается отыскать хоть крупицу страха. Хоть частичку отвращения. Хоть толику злости! Но нет, нет, всё исчезло, всё растворилось в волнах сладкой упоительной боли – и теперь в ней плещется, шумит и нарастает другое, совсем другое… - Ты же хочешь. Так возьми, Зиреаэль, - шепчет он призывно и хрипло. - Ну же! Это для тебя… Она готова убить его за один этот голос. Она медленно протягивает руку. Зелень его глаз разливается в ней ласковыми малахитовыми волнами. Утоляет жгучую дрожь, превращает в нежное влажное пламя, наполняет мягким теплом… Их пальцы соприкасаются. Боль пронзает мгновенно. Блаженно. Насквозь. Вонзается золотой иглой в каждую точку тела, да так там и остаётся – врастает, проникает, сокрушает, становясь её частью. Становясь ею. Теперь она – это боль… …Цири вздрогнула и распахнула глаза. Безбрежно синее небо ослепило её. Полуденное солнце было прямо над ней. Она не сумела удержать тихого вздоха – и вновь закрыла глаза, прислушиваясь к себе. Боль никуда не исчезла. Боль разливалась по телу, весело грызла изнутри, вспыхивала влажным пламенем меж ног. Теперь боль – это она. Она приподнялась. Оправила сухую лёгкую ткань хитона. Уткнув лицо в колени, долго сидела неподвижно – не думая ни о чем, лишь покачиваясь на волнах восхитительной жгучей боли…Затем порывисто вздохнула. Тряхнула головой. Спустилась к воде, намереваясь омыть лицо ледяной водой, чтоб хоть как-то привести себя в чувство... Цири отдëрнула руку, словно перед ней была змея. У самого берега, надёжно застряв меж двух больших камней, покачивалась белоснежная лилия с серебряными прожилками.