Романов азбуку пропил

— Напомни, какого она роста? — в прохладе аэропорта спиной можно почувствовать собственный липкий пот, склеивший на спине ткань оверсайз футболки с любимой Мику. Пара недель общения с психологом пошли на пользу: Саша, подчёрпывая опыт из прошлых сессий, открыто говорит о своих чувствах и переживаниях, чем не только радует, но и восхищает своего партнёра. — Думаю, почти что твоего, если не стопталась на работе, — точно, наряд последнего весеннего дня десятого класса, а именно каштановая ветровка, светлая футболка и солнечные очки вместо привычных ложных окуляров. Романтика отношений не растворилась с началом семейной жизни, она лишь слегка разогрелась, как полежавшая без употребления пицца в духовке. Саша всё чаще делает нематериальные сюрпризы, оставляя на холодильнике короткие любовные стишки, Вова охотнее льнёт в объятия и более интимные прикосновения, которых Саше, как оказалось, катастрофически не хватало. — Не может быть, хочешь сказать, она была выше, чем я? — мороженое, ледяная бутылка с водой, карманный вентилятор - ни один из этих артефактов не в силах справиться с проклятием Пхараоха. — Нет, она и сейчас осталась, — улыбка, которая так осторожно растёт на устах: каждый раз неловко, но её не скрыть, особенно, когда видишь родного человека где-то на горизонте, и вы должны встретиться. Ну, как оказалось, встретятся они куда раньше: девушка просто полетела навстречу, едва не раскидывая сумки и чемодан по всему аэропорту. Громкое: «Сашенька!» — и вот она уже на шее, заставляет щёки именитого учителя русского языка и литературы алеть на глазах. — Софья Григорьевна, право, возьмите себя в руки, — по тёмно-русым волосам так или иначе прошлась рука в лёгком поглаживании. Саша тоже скучал. Володя пытается сдержанно улыбаться, но все-таки не вывозит и давит лыбу полностью. Софья Григорьевна с каких-то пор стала его близким человеком, никто как она так искренне не волновался и не вовлекался в его жизнь. По-настоящему удивительная девушка, которую так приятно наконец-то увидеть в живую. Она выглядела уставшей: перелёт и смена часовых поясов явно подбили её состояние. На фотографиях Софа одета в элегантные платья и строгие пальто, но сейчас она их сменила на удобные для самолёта треники и кофту. Зря это она, учитывая какая на улице духота. — Володя! — как только Софа отцепилась от Саши, она с не меньшим энтузиазмом кидается на младшего, крепко обнимая, — Господи, какой же ты миниатюрный! Девушка гладит бедного Володю по макушке, пока тот тихо хихикает от проявленной нежности. Почему ему кажется, что эти люди для него уже куда бóльшая семья, чем родители? — Дай я на тебя посмотрю, — Софа не теряет пылкости несмотря на усталость, берет Приморского за щёчки и так очаровательно вглядывается в счастливые черты лица. — Я тоже очень рад наконец-то вас видеть… Саша безуспешно пытался отцепить сестру от своего, между прочим, парня. От такой искренности было немного неловко, но Романов явно ожидал бóльшего внимания к себе, нежели к Приморскому. — Нас такси ждёт, — бурчит Саша, по-джентельменски забирая у Софы её сумку и чемодан. — Да-да, — Софа наконец смотрит на старшего брата снова и не сдерживается, чтобы не обнять его ещё раз. Володе заметно, как же Саша тает. Очевидно, что он скучал намного больше, чем сам мог предположить. Пригласить Софью Григорьевну во Владивосток было отличным решением. Путь не близкий от аэропорта, в такси Софа почти сразу задремала на переднем сиденье, едва ли успев удивиться странности праворульных машин и иностранным надписям на электронной приборной панели. — Ты сможешь отнести её на руках? — Вова забирает из рук таксиста сумку и чемодан, посматривая на Сашу у двери автомобиля. — Нет, — честно ответил Саша, бережно потрясывая даму за плечо, — Софья Григорьевна, проснитесь, осталось немного до кровати. Софа резко открыла глаза и глянула на Сашу. — Я… Я не спала, — отмахнулась она и тут же звенула. Вова хихикнул, — ну и… Духота. Девушка озирается по сторонам, стоит покинуть машину. Двор Сашиного дома был весь зелёный, со старыми, но приятными скамейками и видом на Амурский залив. Девушка на секунду застыла. Совсем не похоже на родной Петербург, здесь… Чуть более дико. Не в плохом смысле, конечно. Они поднимаются на нужный этаж, Вова пропускает Софу вперёд, а потом быстро проходит сам, чтобы найти гостье полотенце и показать, где спальня. При всём Сашином желании спать на своей уютной кроватке, было решено отдать ту сестре, а самим поютиться на диване. — Ты, наверное, так же не мог привыкнуть к часовым поясам? — спрашивает Володя, заваривая чай, пока Софа в душе. Наверное, ничего удивительно в сонном Романове не было. Он всегда такой, особенно на выходных… Да, на выходных, пожалуй, он готов спать прямо до трёх дня… — Мне было отвратительно ещё трое суток, не меньше, — Романов мотает головой, словно вытряхивая воспоминания о мутном состоянии при смене часовых поясов, — Только спустя некоторое время я привёл себя в порядок и вышел, наконец, в люди, в тот самый океанариум. Длинные русые волосы мокрым полотном легли на спину, охлаждая заднюю часть шеи прохладой. Конечно, Саша мог возразить такому поведению, мол, приличная девушка всё ещё в гостях при почти незнакомом человеке, но быстро остывает, чувствуя каплю пота, катящуюся по переносице под очками. Да и Вова ему в самом деле как новая маленькая семья. — s'il vous plaît, Alexandre, кажется, я забыла свой веер дома, можно ли будет попросить твой? — девушка виновато едва заметно краснеет, словно стесняясь оплошности перед старшим братом. — Chère Sophie, пора переходить на молодёжные веера, — Романов поднимает на шею сестры лёгкий поток стоячего воздуха с помощью ручного вентилятора-игрушки с каким-то очередным японским маскотом. Вова чуть хмурится, наигранно обижено делая им всем холодный чай. — Ну да, говорите на французском, вас же все понимают, — недовольно бубнит Володя, от чего слышит тихий, но такой звонкий смех Софьи, моментально растопивший весь лёд в стаканах. Уже через пол часа Софа отрубилась, оставляя Сашу и Вову решать домашние дела и строить планы на эти выходные. Нужно успеть показать сестре Саши город, пока она не уехала. Вова рад новой компании: Софа такая же элитарная, как брат, но чуть более открытая. В городском музее она с восторгом отмечает хорошо отреставрированные куски китайского храма и плитку на полу, рассказывая также о своей работе в Петербурге. Такая любовь к тысячелетним вещам по истине что-то Романовское. Конечно, они ужинают в хороших ресторанах, где Вова чувствует себя лишним, но так или иначе эти дни наполнены историями из детства Саши, намного больше Вова узнал про его семью. А ещё он понял, насколько же на самом деле это любящая семья, от которой вовсе не нужно было уезжать… Каждая попытка поговорить об этом с самим Сашей кончалась ничем. Он пытался уйти от темы, видно было, что стыдится своей минутной максималистичной злости и обиды. — Знаешь, — пока они доставали с балкона одну единственную бутылку вина, Володя задумчиво глянул в сторону окна, — у меня никогда такого не было. — Что ты имеешь в виду? — Саша выпрямляется, смотря на Приморского с лёгким удивлением. — Семьи. И Володя выходит с балкона, оставляя в Саше семена раздумий. Он ведь не может вечно убегать от этих проблем? Семена в рыхлой влажной почве дают корни — Саша задумчиво проводит вечер с сестрой и парнем, покидая тех раньше времени от, якобы, усталости. Сон не приходит, голову посещают только думы про родителей. Саша вообще-то никогда не отличался вспыльчивостью, почему именно тогда бросил родителей, хлопнул дверью и улетел на другой конец страны?.. Они ведь даже никогда не прекращали его спонсировать, и все те деньги, на которые он жил, были родительскими. Отвратительно от правды, даже глаза режет от обиды на самого себя. Интересна сама мысль, возникающая в промежутке разочарования в себе, о том, как именно мы думаем. Необходимо лишь мельком автоматически про что-то подумать, или же полноценно проговорить в своей голове, чтобы полностью прочитать истинные мотивы? Саша вертится под одеялом и всё размышляет полноценными осознанными предложениями в голове, а не сплошными картинками и воспоминаниями. За двумя дверями слышен звонкий смех Софы и такое громкое шептание, словно бы в подушку кто-то подсунул полиэтиленовый пакет. Нет, работа с психологом явно дала понять, что перед тем, как самостоятельно работать над прополкой сада, необходимо вместе начать поливать эти огромные территории, усаженные семенами. Завязанный халат с запáхом накинут на плечи, а тапочки пошуршали в сторону кухни. — И как? Ваши родители поняли, что это Саша? Софа тихо хихикает и кивает. — Он главное… шагает в сторону границы, в Выборг, по обычной трассе. Его шатает, — Софа прерывается на смех, — мы остановились на машине, подобрали его и молча ехали до Петербурга остаток дороги. — И чего, никто не понял, как он угашенный в Хельсинки попал? Софа беззвучно смеется, закрывая лицо руками в истерике, и кивает. — Мы потом его высадили у общаги, отдали Косте. Уехали и смеялись еще дня три, только ему не сказали, — Софа вытирает проступившую от смеха слезу. Вова тихо угарает над этой дурацкой историей, пока Саша не входит на кухню. Можно больше не шептаться, боясь кого-то разбудить, но Вова всё равно тихо, с ноткой задорности спрашивает: — Как ты оказался в Хельскинках укуренный? Переключиться с одной тянущейся карамельного цвета смолистой мысли на другую, мрачную, ядрёного дегтярного запаха каплю, застывшую где-то в памяти, сложно. Последний раз он отвечал на схожие вопросы года три назад участковому центрального района Санкт-Петербурга, в неизвестной никому квартире, в которую никогда больше не вернётся. Для него самого такие воспоминания трагичны, а для его эгоцентричной личности сильно бьёт по собственному «я» смех близких над его горем. — Ты не хочешь знать, — вместо указов в грубой форме быть потише, вместо укоризненного тяжелого молчания, вместо правды, Саша меняет тему и присаживается за третий стул, отправляя в рот зубочистку со свежим, ещё не до конца созревшим орешком с мягким земляным вкусом, — Папа так и ходит в море? — Да, — Софа тут же переменилась, — после того, как ты уехал, Пётр Алексеевич даже в море пытался до нас дозвониться, лишь бы узнать, не объявился ли ты. Софа опускает взгляд. Отъезд Саши ударил по самочувствию их семьи. Они все его очень любят, что бы ни делали и как бы ни смеялись над вещами, которые, как оказывается, для старшего сына травмирующие. — Мама постоянно уезжала в Париж, чтобы там забыться в работе. Я единственная, кто смог дозвониться до тебя. Когда они узнали, что я к тебе еду, то… Не знаю даже, как описать. Очень по тебе скучают. Девушка вспоминает, как плакала ночами на пролёт, сожалея, что не могла ничего предотвратить. Их семья со стороны не кажется дружной, но на деле их любви друг к другу позавидует любая мелодрама. Это тот случай, когда разногласия гасятся обыкновенной нежностью. Вова смотрит на Сашу. Ему невдомёк, что за тонкости заставили Романова сорваться и уехать, но сейчас он заметил эту нотку скорби, которую Александр Петрович попытался скрыть. Саше тяжело даются воспоминания о зависимости и наркотиках, и Вова совсем забыл, как плакал от горя и жалости ему в плечо, желая только укрыть его от этих болезненных, тёмных воспоминаний. Укол совести. — Может, есть что-то, что смогло бы тебя убедить поговорить с ними? — спрашивает тихо Приморский, сверля взглядом кухонный стол. Ему больше всего на свете хотелось для Саши тепла. Отсутствия одиночества. Он так и не нашёл себе друзей во Владивостоке… Как справляться, когда даже нельзя позвонить родной матери? Определённо выход должен быть, нельзя оставить семью, бросить именитую фамилию в тупик генетического древа, оборвав четыре века громогласности Романовых. Взгляд падает на смутившегося под гнётом тишины Володю. Ну конечно, вот он! Его новая семья, его цель, его смысл в ближайшем будущем, все его мысли и чувства посвящены Володе, который даже фамилию такую богатую не сможет принять со всеми почестями и уважением. Раньше не было никакого смысла бороться. Саша метался по клубам, по городам и странам, его штормило и выбросило на берег Японского моря. После стольких лет бессмысленного поиска себя в чём-либо он, наконец, нашёл то, за что будет отстаивать себя и свои интересы перед родителями, несмотря на смех в его сторону, от которого он готов закрыть Володю. — Да, я думаю, что есть кое-кто, — щелчок кофемашины. Саша подставляет чашку с конфетой к кранам с кофе и кипятком. Вова в надежде оборачивается на Сашу. Софа смотрит с не меньшим воодушевлением. — Правда? С-Саш, что угодно… пожалуйста, только не сжигай мосты… Опять. Она до того печально просит, сердце разрывается. Володя успокаивающе гладит Софью по плечу и ждет ответа. Романов неспеша возвращается за стол, встречаясь взглядом с Володей. Всё сразу становится понятно. — Ты не должен это делать, если я единственная причина, — уверяет Володя, — не хочу на тебя давить. Саша одними глазами легко улыбается. Как будто его и не носило по бескрайней планете в поисках одного единственного приморского юноши. — Дави, не раздавишь, — Романов потягивает из рекламной белоснежной чашечки эспрессо и блаженно прикрывает глаза, пока за столом метаются друг о друга взгляды-стрелы. Вова сделал свой роковой выбор между двух семей, пора и Саше показать то, на что он готов пойти ради их маленькой нестандартной ячейки общества. — Ты не единственная причина, — успокаивает мужчина, бесшумно пристраивая чашку на блюдце, — Ты - главная причина поговорить с родителями. С твоими я уже знаком, на заметку. — С-стой, — Вова тут же алеет, дрожащими руками хватаясь за руку Романова, — мне что… Тоже с ними говорить?.. В глазах у Вовы паника. Он не привык к тому, что взрослые к нему могут относиться хорошо, хотя и сам уже не маленький. Но родители Саши — это другое. Им нужно понравиться. Они же такие… Интеллигенты. Володя не простит себе, если опозорится на первом же «bonjour à» или «salut». Сейчас Приморский чувствует себя глупым сельским мальчиком, хотя раньше с Сашей такого ощущения не возникало… — Не волнуйся, — отмахивается Софа, заходя в пресловутый WhatsApp, чтобы сделать видеозвонок, — они тебя не съедят же. Володя всё равно смотрит на Сашу с мольбой. Год уже встречаются, а страшно от знакомства с родителями так, словно они два зашуганных подростка. Саша в ответ смотрит не менее напуганно. Он не думал, что Софа станет звонить сейчас, не знал, что говорить, как представить Володю. Рука Приморского находится Сашей под столом. Объятие пальцами спасает от падения в паническую бездну. Володя всё равно боится, волнуется, а гудки уже идут… — Петр Алексеевич и Екатерина Алексеевна, — шепнул Саша трясущемуся парню. Мальчик кивает, потерянно глядя на загрузку видеозвонка. Когда по ту сторону становится видно сначала пиксельное, а потом полноценное изображение, Саша как-то кривовато улыбается, сжимая руку под столом сильнее. — Сашенька! — голос матери до того счастливый и звонкий, что Романов только сильнее путается в том, что ему говорить. — Д-да… Bonjour, maman, — Саша смущённо прячет взгляд, — давно не слышал… — Дай на тебя посмотреть, — она, кажется, улыбается и нежно глядит в экран, — кто это там с тобой, Alexandre? Саша сжимает руку Володи сильнее. — Это мой… молодой человек, — заметно, как голос чуть дрогнул, Саша потерялся, — Владимир, это моя мама. — Здравствуйте, Екатерина Алексеевна, — улыбается Володя, помогая Саше пережить этот миг. — Здравствуйте… Саша, что же ты не сказал? Повисло молчание. Саша и не знает, что отвечать. «Вы бы надо мной начали смеяться» — детская обида, которой Романов до сих пор боялся. Александр Петрович заметно уходит в себя, просто смотря куда-то за камеру. — Он очень волновался, простите его, пожалуйста, — встревает Володя, за что получает облегченный вздох Саши. — Я и не думала злиться. Ах, надо срочно позвать Петю, — мотает она головой, вскакивая со своего места в поисках мужа. Вова тяжело вздыхает. Голоса через динамики искажаются, они громкие и тревожные, но Сашу заметно начинает отпускать. Ничего страшного не случилось. Мир не кончился от звонка родителям. — Сашенька! Ох, как изменился! — Я же ничего не… — Вымахал! Володя тихо хихикнул с такой реакции. По ту сторону видно, как Екатерина что-то шепчет своему мужу. Наверное, по поводу Вовы. — Суженный твой? Что ж ты раньше не говорил-то? Саша краснеет, как спелая вишня. Вова позволяет себе расслабленно заулыбаться. — Здравствуйте, Пётр Алексеевич, очень приятно с вами познакомиться… — Приезжайте к нам, а? Чего вы там делать будете? — внезапное предложение выбивает землю из под ног. — Папа… прости, мы пока не можем. У меня работа, а у Владимира учёба… Нам пока лучше побыть здесь. Саша говорит уверенно. Его ответственность и рост заметно сразу. Пётр Алексеевич отмахивается, позволяя Саше решать самому, как вести жизнь. Звонок длился ещё пятнадцать минут. За это время Сашу порядком расспросили о жизни, но и Вову не оставили в стороне. Стеснительный Приморский отвечал коротко и мягко, боясь не понравиться семье Саши. Софа не встревала: только кивала Володе, мол, всё хорошо. Отголоски этого разговора проносятся в умах даже тогда, когда они с Сашей улеглись в постель, но никто из них не спит. В зале темно и тихо, только где-то далеко за окном слышно тихо проезжающие машины. Ночной ветер освежает комнату, делая тишину уютной и своей. Вова берёт Сашу за ладони и прижимает их к груди. Безмолвный жест, разрывающий поток Романовских мыслей. — Я тебя обидел? — шепчет Приморский, смотря в темноту серых глаз. — Вовсе нет. С чего ты решил? — Я не хотел смеяться над вещами, которые тебе больно вспоминать. И снова затишье. Саша борется со своими тараканами в голове, которые давят в нём гордость и правильность. Период жизни, не делающий ему лица. — Всё хорошо, — Саша гладит по щеке, — всё в порядке. — Тебе, наверное, больно. — Я уехал, потому что не чувствовал, что кому-то важно моё состояние. Вова чуть задумался, вспоминая рассказ Софьи. — Они ведь тебя любят. — Да. Но когда с детства ты ждешь похвалы, а получаешь лишь смешки, это подкашивает. Это значило, что нужно стараться так, чтобы они больше не воспринимали твою деятельность, как шутку. Всегда очень ранило. В тот день я ждал помощи, а получил лишь очередной снисходительный взгляд и смех за спиной. Они меня не спасли, потому что думали, что деньги всё решают, что я справлюсь сам. Единственный, кто меня спас, был Константин. Вова печально кладет руки на Сашины щёки. Аккуратный поцелуй в скулу залечивает рану. — Я уверен, мы с ними когда-нибудь про это поговорим. Мне правда жаль. Саша сдавленно всхлипывает и обнимает Володю, как самое ценное на свете сокровище. Вова утыкается ему в плечо и гладит по спине, смотря в стену. — Я так тебя люблю. Раскладной диван был запланирован Сашей как исключительно гостевой вариант, которого не могло быть в дальнейших планах на жизнь как собственная постель. Спина, мягко сказать, просто охуела от такого твёрдого матраса, если такой огрызок ткани, набитый синтепоном, вообще можно назвать матрасом. Просто твёрдый уродец. Пока Володя сопел носом и слегка посвистывал, Саша крутился чаще, чем любой упоминаемый покинувший этот мир великий деятель, упомянутый при словах «...в гробу перевернулся». В смышлёной и такой умной голове, класс, созрел план по выдворению сестры из собственной кровати. Незаметно спихнуть девушку с постели не могла себе позволить его совесть, отчего пришлось пойти на радикальные меры. Саша шуршит тапочками по полу и улыбается собственной находчивости. Как ни странно, сестры в спальне не оказалось, она сидела на кухне и бесшумно улыбалась кому-то в экране телефона. — Не спится, Софья Григорьевна? — Совсем не спится, Сашенька. Это не было обычным занятием во время коллективной бессонницы, это не было рецептом-привычкой, это просто синхронизация мыслей, когда всё чего хочется — это домашних эклеров. Тесто как по волшебству заваривается само по себе, Софа буквально ничего не делает, а Саша на соседней конфорке мешает в сотейнике крем. Они в тишине порция за порцией пекут эклеры до тех пор, пока солнечные лучи не касаются стены с часами. — Саша, ты уехал, потому что... — Я простил тебя. Может, это и наследственное — желание курить появляется у обоих, стоило вспомнить про трубку с табаком в зубах у отца во время серьёзных разговоров. Софья складывает руки на груди и отворачивается всем корпусом к окну. — Я даже и понятия не имела, что ты обижен... — Я бы посмотрел на тебя, как бы ты с широкими объятиями полезла к мамá, после того, как они смеялись над тобой, не подозревая о том, что тебе всю душу выскребли в Хельсинках, — чашка кофеина вместо никотина - одна из возможных причин, почему Саше так было тяжело уснуть сегодня. — Это же просто шутки, Саша, ты просто воспринимаешь… — Шутка, это когда смешно всем, а не обидно одному. Я говорил тебе ещё лично, что меня эти шутки обижают, но эффекта никакого не было. Мне казалось, что всё, что вас сплочает — насмешки надо мной. — Саша, послушай, мне очень жаль, правда… — И тебе лучше поговорить об этом с родителями лично, а не заставать нас с Вовой врасплох разговором, к которому нам даже не подготовиться. Доброй ночи. Софа остаётся на кухне, виновато глядя на эклеры. Жалко, что через минуту попытки их попробовать испортит вкус соли.