Романов азбуку пропил

Времени на пешую прогулку нет, потому они прыгают в первый же автобус, молча пялясь на вид за окном. Все планы на день порушены, потому что, придя домой, Володя скатывается спиной по двери, чуть ли не вырывая волосы на голове, а Саша мечется загнанной зверушкой. — Что делать, что делать… — Володя делает глубокие вздохи и тут же достаёт телефон, набирая Леониду сообщение, полное мольбы. Голова гудит, горит красный свет, перед глазами знак «опасность». Саша пропал из виду, ушёл вглубь квартиры. Володя вскакивает и поспешно стягивает с себя обувь, ища его по комнатам. Он же не собирает вещи? Он же не уедет, не бросит его?.. Романов за прозрачной шторой снова пыхтит паровозом, не отлипая от сигареты в нервные моменты жизни. Его определённо придётся отучать от курения… Не было ведь раньше такого? Как-то же он держался целый год без никотина? — Не знаю, есть ли возможность его переубедить, — долгий выдох в окно, — Но стоит хотя бы попытаться доказать ему, что ты в порядке. Честно сказать, голос у Саши очень сильно вздрагивает. В горле кричат утренние петухи, нервные такие. Клюют прямо в глотку, не давая ровно предложение сказать. Ему не верится в собственные слова, Саша только и думает сам о том, что вот-вот в дверь ворвётся наряд и повяжет его. Перед Володей нельзя такой страх показывать, толку от общего волнения никакого — он и сам в курсе. Лучше сегодня, — хотя бы сегодня! — провести день спокойно, посмотреть аниме, прижать сонного Вовочку ближе и заказать ему такси на вечер. По крайней мере, это даёт мнимую безопасность. Если игнорировать взволнованные взгляды и дрожащие руки, то кажется, что всё хорошо. Дело за завтрашним днём. Очень тяжёлым, почти невыносимым днём. — Александр Петрович, а правда, что в нашей школе учителя есть, которые не только устав, но и уголовный кодекс нарушают? — от урока четверть часа проходит, а Лёня не написал ни слова. Более того, он даже не собирался, это точно. — Даже если бы я и располагал такой информацией, то не стал бы говорить о таком со своими учениками, — Романов потеет прямо в лицо зелёной доске. Спину сверлит не только Амурский, от большего количества глаз не легче. — Какой же вы гнусный, — парень шумно покидает свою парту и хватает рюкзак, — Покрывать такие мерзопакостные преступления… Да вы ничем не лучше. Первый урок литературы, а второй русского. За Лёней не гонится никто, даже учитель не останавливает. Весь класс в замешательстве, все хотят понять, в чём дело, но никто не осмеливается попасть под горячую руку Амурского. Мало ли, что ему снова в голову взбрело? Володя умирает от страха за своей партой. Именно на Приморского оборачивается половина класса, одним взглядом спрашивая: «что происходит с Лёней?» Володя ещё до начала уроков попросил Романова, чтобы тот особо на Лёню не давил, а вернее, не обращал внимания и спускал всё с рук. К сожалению, это сейчас был единственный выход, чтобы не усугублять ситуацию. На втором уроке, на уроке русского, Саша дал писать самостоятельную, чтобы никаких возгласов со стороны Лёни более не было. Ещё на перемене Володя пытался Амурского поймать, но тот лишь скалился и посылал на три буквы, чуть ли не срываясь, чтобы не начать скандал из-за учителя, который нарушает УК РФ. Володя вяло пишет предложение за предложением, а Лёня на соседнем месте скрестил руки на груди и неотрывно пялился на Александра Петровича. Приморский кожей ощущал это напряжение, Саша вот-вот сойдёт с ума и спрячется под парту. Кто бы мог подумать, что взрослый человек будет бояться своего же подопечного. — Лёня, — шепчет Володя, — Сделай задание, пожалуйста, это же… — Молчать, — шипит в ответ Амурский. На него снова все косятся. Уже под конец урока, когда все сдавали свои работы по рядам, Лёня начал что-то яростно чиркать на листке синей ручкой. Вова нервозно сглатывает, послушно отдавая лист вперёд, и уже в руках у Александра Петровича оказывается стопка работ. Только на одном двойном листочке вместо заданий было выведено жирными линиями: «педофил». После последнего урока, когда школа стремительно пустела, в толпе учеников можно было разглядеть белую макушку, которая стремительно двигалась в сторону кабинета директора. Сквозь гомон толпы, Приморский почти бежит, толкается и еле дышит, чтобы ухватить друга за предплечье. — Отъебался! — кричит Лёня, агрессивно вырываясь. Володя поджимает губы, хватает Амурского крепче и силой ведёт его в сторону кабинета русского. У самого в ушах стук сердца, он не слышит многочисленные оскорбления и маты, не слышит, как Лёня пытается привести миллион аргументов. Понятное дело, что аргументов очень много, — Вова и сам понимал всю неправильность ситуации, — ему просто нужен шанс. Один единственный шанс. Дверь в кабинет хлопает. Пустой класс выглядит чисто и одиноко, а Романов за столом резко оборачивается в сторону гостей. Лёня до сих пор вырывается и кричит, привлекая к себе максимум внимания, а Володя смотрит в серые глаза с неприкрытой паникой. Саша смотрит на стол, где лежал скотч, а потом на Вову. Вова мотает головой, Саша вздыхает, Лёня задыхается от возмущения. Рукоприкладство — последнее из всех действий, которое себе может позволить учитель. Саша поодаль обходит мальчишек и закрывает дверь на ключ, не желая выпускать буйного быка на арену к совсем не готовому тореадору-директору. — Леонид, пожалуйста, послушайте нас, — обращаемый не собирался ничего слушать, тут же перебивал своими репликами и брыкался в хилых руках, но Саша настойчиво продолжил, — Я вам неприятен, не спорю, но прошу, сохраните тайну хотя бы ради лучшего друга. Сквозь зубы так и лезло «наша ненависть взаимна», но Александр сглатывает каждую букву, не позволяя фразе вырваться наружу и быть услышанной. — Он нихера не понимает, — тут же возразил Лёня, наконец-то выкручиваясь из объятий Вовы, — Если ты каким-то манипуляциями заставил его быть с собой, это не значит, что он тебя любит! Амурский без зазрений совести перешёл на «ты», вскидывая руками. Он делает вдох, чтобы продолжить, но Володя перебивает его, снова положив руки на чужие плечи. Лёня стоит спиной к окнам, по направлению к двери, и не дай бог его кто-то услышит. — Ты не знаешь ситуации. Не говори так, я самостоятельный… — Володя, блять, какая нахуй ситуация?! Он учитель, у-чи-тель! Никакая ситуация не оправдание, алло! — Лёня щёлкает перед лицом Вовы, от чего тот моментально отошёл, обиженно смотря в сторону друга. Саша хотел было вмешаться, даже собой проход загородил, но Володя знает Лёню куда дольше, поэтому на его слова быстро находятся ответы. Те самые ответы, которые Володя никогда не высказывал. — А что мне делать, если я верю ему? Может, потому, что мне с ним комфортно? Я чувствую себя в безопасности? Может, потому, что в отличии от тебя, он не считает меня беспомощной пятилеткой? Лёня, хоть раз в жизни послушай меня, пожалуйста! — эхо разносится по всему классу, — Правильно то, что ты озабочен этой ситуацией, но вот, мы вместе уже больше полугода и я живой, нетронутый, в здравом рассудке, и об этом, помимо тебя, знают ещё человека три, и они, прежде чем делать выводы, слушали. — Володя, тебе этот долбаеб мозги промыл, или как? — Прекрати! — Володя мотнул головой и топнул ногой, смотря прямо на Лёню. Тот практически моментально замолчал, — Прекрати так говорить про человека, которого я люблю! Каким бы плохим он ни был по твоему мнению, это не даёт тебе права оскорблять людей! Володя красноречиво всхлипывает и становится спереди Александра Петровича, создавая этим ещё одну преграду, но на деле как будто защищая одним своим силуэтом. — Делай, что хочешь, но не иди ни к кому. Ради моего счастья, хоть раз, — слышно, как Приморский льёт слёзы. Для него это не просто «обезвредить Лёню». Для него это «спасти Сашу». Удержать равновесие между другом и своей любовью. Помочь себе пройти через все проблемы и понять, что это того стоило, несмотря на все проблемы. Саша меняется, и это факт, который можно было узнать из его биографии. Лёне это невдомёк. Лёня зло смотрит перед собой, сжимая губы в тонкую полоску, и ему плевать на всё, кроме того, что происходящее ненормально. Впрочем, и Саша, и Володя, об этом прекрасно знали, но разговор никак не доходил до рук, был слишком болезненный — рана живая, и её было слишком страшно трогать. Амурский же видел рану, но не чувствовал боли, и ему хотелось только одного: залечить её побыстрее, желательно только для Вовы. — Леонид, — желание приобнять Вову, прижать к груди и стать флористической губкой для его слёз перебивается одним простым присутствием вышеупомянутого, — Если Владимиру уготована судьба остаться одному, то так и выйдет. Сейчас рядом с ним я, и я дал обещание самому себе никогда не причинять ему вреда. Должна ли чистая любовь быть прервана извне? — Ты предлагаешь мне терпеть? Слушать мнение по поводу моих отношений от людей, которые не прошли то, что прошёл я? — река слёз на лице Вовы говорит сама за себя, — Да, может быть, это всё одна большая ошибка, но я сам с этим справлюсь. Не ты. Это не твоё. Не забирай от меня мои чувства… На плечах Володи магнитная аномалия, ведь руки Саши гипнотическим образом тянутся ближе, обхватывают позади и едва ли с усилием тянут на себя. Переубедить Лёню эта парочка всеми усилиями не в состоянии. Но… — Блять, — Лёня юркает к двери и поворачивает ключ в скважине. Вова пытался догнать опустившего голову Амурского, но сдался ещё на первом лестничной пролёте. Кабинет директора на третьем, а Лёня будто бы летит вниз. Как хорошо было в Хабаровске. Как хорошо было, когда этот город был столицей. Как хорошо было, когда дома было двое взрослых. — Ты скучаешь по нему? — вопрос даже не вырван из контекста, Лёнька спрашивает его, как готовую домашку у интернета — так обыденно. Мама Лёни, что стояла спиной к сыну и нарезала салатные листья, внезапно застыла. Для неё вопрос не был обыденностью, как минимум потому, что сын никогда эту тему самостоятельно не заводил. — Да, — вздыхает она, полностью отвлекаясь от готовки и поворачиваясь к окну. Люди скучают по тому, что было раньше, всегда скучают. Вероника Амурская, возможно, скучала по упущенным возможностям. Если бы она тогда, ещё восемнадцать лет назад, осталась бы со своим мужем, невзирая на слова матери, то всё сложилось бы иначе. Наверное, они были бы счастливой семьей, а Лёня, который рос без отца, был бы куда более улыбчивым и спокойным ребенком. Может, у них не было бы проблем с финансами и не пришлось бы переезжать во Владивосток. Много «может», но никаких действий. Сейчас сын Вероники вроде и счастлив, имеет будущее, мать его всегда поддержит. Однако у самой Вероники не было человека, который, в свою очередь, поддержал бы её. И это не плохо, просто жизнь такая, хотя ответ на Лёнин вопрос не меняется. — Твоя бабушка считала, что знает, как лучше, и что я найду кого-то ещё. — Лёня уже взрослый, с ним можно говорить на такие темы, — Но мне не нужен был кто-то другой. Твой отец ушёл, и мне до сих пор жаль. Если бы я могла вернуться в прошлое, то я бы сделала всё, лишь бы не потерять его. Какая разница, что другие бы сказали? Риторический вопрос, который погружает квартиру в тишину. Лёня смотрит в столешницу, печально перебирая жизнь самого близкого человека в голове. Ситуация у его мамы была совершенно другая, не такая, как у Александра Петровича и Володи, но разум находит стыковку и складывает пазл в голове. Юноша поднимается из-за стола, задвинув за собой табуретку, и подходит к матери, чтобы обнять. Иногда казалось, что они вдвоём против всего мира борются за выживание, но благодарность у Лёни была очень неловкая, мальчишечья. Вероника гладит сына по спине. — Мне жаль. — Ну, Лёнька, ты не виноват, — поцелуй в макушку щекочет корни волос, — Всё будет хорошо. А Лёня уже ни в чём не уверен. Хорошо, конечно, будет, но, скорее всего, не им и не много. Спрашивать корректного совета на запрос «лучший друг встречается с учителем, что делать?» даже в интернет-поисковиков не шибко плодовито. Просторы форумов будут содержать как сторону защиты таких отношений, так и ярых противников, к которым себя Лёня и причислял. «Ничего не делай, никуда не ходи, никому не говори» — сказать возможно, а вот выполнить практически неосуществимо. — Хорошо, — в воздухе запах химозной вишни, оставшийся после одноразовых курилок младшеклассников, — Я никому не скажу. Стащенный из коридора Вова расцветает на глазах. Объятия от Вовы за столько лет уже должны были стать делом привычным, но от накинувшегося на шею автомобильной подушкой друга в груди стучит только от одного смущения. Немного неприятного смущения. — Это не значит, что я не набью ему морду при первой возможности. Вова, это все ещё мегахуёво, поэтому слова благодарности мне скажешь после того, как я увижу на нём металлические браслеты. — Я обещаю, что все будет хорошо, — тихо отвечает Володя, отстраняясь от окаменевшего Лёни, которому, кажется, от одних касаний было неприятно. Не хотелось заново портить отношения, поэтому предложение пойти перекусить всплыло само по себе. Володя устало держит рюкзак на лямке. Они только-только отошли от школы, лениво шагая в сторону какой-нибудь чифаньки. Есть после уроков хотелось невероятно, а ждать ужина дома желания не было. — Ребят! — позади окликивает звонкий голос, отчего оба парня моментально оборачиваются. К ним на скоростях шагала одноклассница Вера, — Вы не хотите похавать пойти? Удивительно, что они раньше не особо-то общались. Ну, то есть, общались, но вместе не гуляли и даже толком не знали интересы друг друга. Вера была просто хорошей знакомой из школы, не более. Её внезапное предложение застало врасплох — Володя и Лёня остановились и переглянулись, молчаливо решая, пускать в их компанию девушку, или нет. — Мы как раз шли, — довольно внезапная реплика от Лёни. Он повернулся в сторону дороги, почему-то не желая смотреть, как Вера приближается всё ближе. — Думаю, было бы здорово, — кивает Володя и улыбается, приглашая девушку пойти с ними. — Круто, а то я жесть голодная, пиздюки всю пиццу в столовке разобрали, — она облегчённо вздыхает, идёт между парней, как будто не замечая этого напряжения в первые секунды. — Им нормально есть нужно, надо запретить им пиццу покупать, — Лёня недовольно фыркает, вспоминая толпу первоклашек, терзающих хлебобулочное. Ветер кружит над головами школьников, мимо несутся автомобили, холод морозит кончики пальцев, а весной даже и не пахнет почти. Володя понимает, что уже скоро год, как они с Сашей знакомы. Эта мысль заедает в голове, как старая плёнка, а на фоне Лёня с Верой составляют заявление на кучу запретов первоклашкам. Вроде бы, всё привычно, но почему так по-другому? Уже в забегаловке Вера заказывает себе какую-то огромную порцию рамена, от чего у парней челюсть отвисает. Володя, чтобы соответствовать, тоже самое взял, хотя уверенности в том, что он всё съест, не было. Лёня поступил так же. Соревновательный дух ворвался в лёгкие с ноги, палочки для еды были наготове, молчаливые переглядки говорили о всей серьёзности ситуации. Нельзя ударить в грязь лицом — это факт. Первым сдался Вова. В качестве белого флага он похлопал себя по полному в районе желудка животику, издав предвзрывное «фу-у-уф». В гонке всё ещё два участника, что идут палочка в палочку к победному финишу. Володя отодвинул от себя тарелку, полную бульона, и вновь оббежал глазами одноклассников. За щеками обоих ручьи мясных соков постоянно поглощаются вместе с целыми километрами лапши. У каждого своё преимущество: Вера быстро орудует палочками, захватывая сразу и яйцо, и свинину, и ростки бамбука, а Лёня обладает вместительной пастью, куда легко влезет в два раза больше ингредиентов, насыщенных кисло-сладким вкусом. Цветастые мисочки пустели на глазах, а Володе только тошно от своей незаконченной порции. И вот тарелки уже поднимаются за основание — рамен опустел настолько, что остались лишь юшка и короткая лапша. Первой выпить остатки удалось Вере, она победно подняла руку с палочками и громковато поставила блюдо обратно. — Я первая! — на румяных щечках и персиковых губах сияли не хайлайтер с блеском, а жирная плёночка побеждённого рамена. Лёня сглатывает последние капли и заканчивает трапезу с грозной отрыжкой. Ну вот, ему не уступили. Обычно он злится при проигрышах. Стоит быть готовым заступиться за Веру и… — Поздравляю с победой, — Лёня дружественно пожимает девочке руку, и как ни в чём не бывало, продолжает наслаждаться компанией Приморского и Зеевой. — С вас десерт, — разводит руками Вера, хитро улыбаясь. — Не говори про еду, умоляю, — Володя еле дышал, не в силах слышать и слова о чём-то съедобном. Зеева начинает смеяться. Лёня смиренно покупает ей сладкое, и приходится выползать по домам. Вера жила в другой стороне от Володи и Лёни, так что она покинула парней на перекрёстке, махая рукой и говоря, что: «можем повторить». — Лютая, — утверждает Амурский, пряча руки в карманы, — И чего мы с ней раньше не зависали? — А ты хочешь, чтобы она с нами была? — Вова удивлённо смотрит на друга и пинает ближайшую тающую льдышку под ногами. — Ну… Повисло молчание. Вова поднял взгляд на Лёню, который, к удивлению, густо покраснел. — Лёня?! — в удивлении Володя широко открыл рот и схватил Амурского за предплечье. Вопреки ожиданиям, тот не стал вырываться. — Она тебе понравилась? Она тебе понравилась? Она тебе... — Тихо, — шикает Лёня, чуть ли не вписывая указательным пальцем по губам Володи, — Не говори никому, не смей! — Хорошо, хорошо… Но я думаю, ты ей тоже нравишься. — Правда? — Интонация Лёни впервые была настолько светлой. Володя аж воздухом подавился. — Да-да, ты бы видел, как она на тебя смотрела… — Как?! — Амурский остановился, от переизбытка чувств хватая Вову за плечи. — А вот внимательнее в следующий раз будь и заметишь. Тут всё сразу понятно, она только и ждала, чтобы посоревноваться с тобой в поедании рамена. — Ты не врёшь? — Лёня уже тяжело дышал, сминая чужую куртку. — Неа. Эх, первая любовь… — Володя наигранно-драматично прикрывает глаза и мечтательно гладит Амурского по руке. — Гадость! Кто бы говорил! Фу, не трогай меня, ты трогал его хуй! — Лёня отскакивает чуть ли не на метр, вытирая ладони о брюки. — Неправда, не трогал. — Попизди мне! Мерзость! Володя забывается в нескончаемом хохоте. Они разошлись у Лёниного подъезда, а потом, практически сразу, Приморский побежал в сторону дома учителя. — Са-аш! Лёне нравится Вера! — кричит Володя с порога, разматывая шарф. — Судя по таланту Зеевой к изобразительному искусству, — ровные страницы шуршат до самой зелёной обложки. Весь класс знал, что посторонним заметкам на полях Саша значения не придавал, но дети, наученные гигиене рабочего места, держали листы в чистоте, лишь на обложках у некоторых мелькали не касающиеся Саши рукописи. Так, у Зеевой оказалось имя одноклассника в сердечке ещё как месяц назад, в одной из тетрадей для изложений, — Его чувства взаимны. Могу их поздравить. Стенки чашки обхватывают пальчики, покрытые прозрачным лаком. Вова не раз говорил о своём желании выразить свою красивую внешность какой-то искусственно введенной изюминкой. Крашеные ногти формы мягкий квадрат, крашеные передние пряди у лица на волосах, пирсинг или татуировка на любом месте — Вове подошло бы что угодно, лишь бы не видеть в зеркале то лицо, которое по мнению отца и так «чересчур пидорское». — Голодный? У меня остались креветки, можем приготовить салат из стеклянной лапши, — Саша не обедает без Володи, просто непривычно. Утром завтракает в столовой, а вечером ужинает в одиночестве какими-то остатками с обеда. — Подожди, — Володя, только помывший руки, вваливается на кухню и смотрит на Сашу безумным взглядом, — Их надо свести. Лёня даже не стал с ней спорить сегодня из-за рамено-гонки, понимаешь? Володя, крайне вовлечённый в жизнь Амурского, сейчас был на седьмом небе. Только увидев Романова, снова разгребающего тетрадки, чуть умерил пыл. — Прости, — Вова садится рядом, изучая рабочий-кухонный стол, — Я понимаю, тебе всё ещё неприятен Лёня, но зато он… Вроде как, не собирается никому ничего говорить. И мне показалось, что влюблённость ему сейчас к лицу. Он выглядел таким смущённым… Володя вздыхает, понимая, что, возможно, Саше сейчас не до школьных влюблённостей и интрижек. Они и так еле выбрались из стресса, даже отойти морально не успели, а тут Приморский с его активностью в любой неподходящий момент. — Прости, я не голодный. Я могу приготовить тебе обед, если хочешь, — тихо добавляет он, поглядывая на чужие, тонкие руки. Красивые, почти родные. Жалко, что Володя пока не мог окончательно привыкнуть к Саше, хотя по-честному очень хотелось. Володя вообще слегка запутался во всем происходящем. Он видит, что Саша все ещё нервно курит, видит, что тот боится трогать. Чувствует какое-то напряжение при контакте, сам не понимает, как от него избавиться. Будь они в положении обычных отношений, Вова бы сгонял на приёмчик к психологу, но, к сожалению, ситуация у них совершенно другая. Намекать же Саше, чтобы тот посетил специалиста, не получалось. Не хотелось, чтобы Романов почувствовал себя беспомощным или плохим партнёром, ведь он старается изо всех сил. Говорить об этом тяжело, слишком много всего случилось за последние недели, но Володя бы не хотел, чтобы Саша чувствовал себя плохим человеком после всего, через что они прошли: вместе, или поодиночке. Володьке невдомёк, что никотиновая мягкая коробочка не просто не пустеет — словно бы наоборот наполняется, но это лишь очередная оптическая иллюзия. Кто его знает, сколько в блоке у Саши этих пачек на антресолях, видимо, подходит только запомнившееся число из детства Вовы — дофигищаллион, ведь сигаретные коробки он меняет так скоро, что новую можно было отличить лишь по рекламе одной из обязательно идущих в комплекте болезней. Вчера была импотенция, а сегодня мертворождение, например. Одна радость — в школе он совсем не обращает внимание на желание подымить. Будь то перемена или вовсе конец урока, он не приемлет на себе этот горький смрад, который даже самые проспиртованные ученики не должны чувствовать на учителе. Статус для Романова всё ещё не пустой звук. — Нет, спасибо, — отрицательный ответ звучит всё чаще в их разговорах, будь то опять лёгкий уклон разговора в сторону записи к специалисту, или объятий во время дополнительных, — Свести Амурского с Зеевой? У учителей есть один способ, сам знаешь, я могу попробовать, но…

***

— Зацени угар, — Вова, по плану Саши, почти весь урок допытывал Лёню демотиваторами с аниме из далёких нулевых. Это беспроигрышная тактика, засмеяться можно было даже от стыда за время, в которое ребята ещё под столом молоко сушили на губах. — Амурский, Приморский, — Александр Петрович с, как оказалось, не растерявшейся строгостью, а просто оставленной позади, как тактикой ведения уроков, обратился в сторону парты с анекдотами из КВН 2003 года про леворульные автомобили, — По разным партам рассаживаемся. Экзамен на носу, а вам лишь бы хиханьки да хаханьки. — Хихи с хаха, — шепчет Володя, медленно убирая вещи со стола. Лёня с этого разрывается окончательно. Хохотнул так громко, что согнулся пополам и упал лицом в стол. Володя кусает себя за внутреннюю сторону щеки, чтобы самому не засмеяться. Ловит на себе взгляд Александра Петровича, — губы начинают дрожать от такого строгого вида, вроде как, привычного Саши, — и ретрируется со своего места, предварительно кивнув Вере, чтобы та заняла пустующий стул вместо него. Зеева аж оживилась: закинула все свои тетрадки в охапку и упала на своё новое законное пристанище, хлопнув Лёню по спинке. Амурский обернулся на свежего соседа и тут же затих. Вера ему заулыбалась, раскрывая тетрадку, а Лёня стушевался и окончательно успокоился. До того успокоился, что не стал выкрикивать Александру Петровичу какой-то бред с места. Не возникает и даже не оставляет оскорбительную записку в тетрадке на проверку. Володя, с нового своего места, незаметно и довольно улыбается. Саша отлично всё сделал, можно сказать, первоклассно. Впрочем, его строгие замечания всё равно слегка напугали остальных учеников. Приморский же посчитал их очаровательными, учитывая, что на деле Саша безобидный и нежный. Романов был прав ещё кое в чём: экзамены на носу. Только заботят Володю не смешнявки из соцсетей образца 2007 года, а сам Саша. Всяческие намёки присекались на корню, прямой разговор был слишком неловкий, ощущение «застоя» в отношениях не покидало. Вова пытался думать про своё поведение, но он был готов к действиям и переменам: он сам бы пошёл к специалисту, чтобы убедиться в своей нормальности, но пока что возможности не было. К тому же, Саша куда более нервозный и побитый жизнью, даже если он не хотел этого признавать. Бросить наркотики можно, но, даже считая себя гением рефлексии, не получится до конца осознать своё прошлое и настоящее. Со школы почти все ушли, но солнышко светит сквозь пыльные окна. Пустующие коридоры были уже привычным делом, родным даже: здесь пахло половой тряпкой, свежестью с улицы и чьими-то духами. Володя, стоя у подоконника, глянул на дату. Почти конец апреля. Они уже как год знакомы. Это осознание било по голове: по ощущениям событий, прошло лет пять. По скоротечности, прошёл всего месяц. У Романова дополнительные по французскому, сильные ученики под его крылом. Вова просто ждал у его кабинета, но сейчас сорвался с места и ушёл в школьный туалет, чтобы умыть внезапно покрасневшее лицо. Здесь всегда пахло сигаретами, не было горячей воды и людей. Приморский смотрит в побитое жизнью зеркало на самого себя. Стал ли он старше за этот год? Наверняка. Это уже не тот мальчик, который шёл в кабинет русского, как на каторгу. Это не Володя, который плакал от порнухи в тетрадке с изложением. И даже не тот Володя, который писал сочинение в порыве чувств. Хорошо, а изменился ли Саша? Звонок не звенит, так как уроков уже нет, но слышно тихий топот учеников, уходящих с дополнительных. Володя выскальзывает в коридор, а потом, дождавшись, когда уйдут абсолютно все, тихонько стучит в приоткрытую дверь и заходит к Саше, закрывая её за собой. Всё как год назад. Так же, но по-другому. — Уже середина апреля прошла, — пытается поделиться своими переживаниями Приморский, медленно и неуверенно шагая в сторону учительского стола. У него всё такой же профиль. Вова, может, и вырос хоть на одну сотую от вершка за этот год, но вот Саша не поменялся ни на грамм. Ни татуировок, ни пирсинга, почти ничего не изменилось, кроме нового аксессуара на одном из пальцев правой руки. Будто только вчера Лёня назвал его «душнилой», в классе появились первые десятки двоек по русскому, а по сути за один взмах ресниц прорвали пелену четвёртого измерения три с лишним сотни дней. — Ощущения странные, — говорит Володя, присаживаясь напротив Саши за парту, — Столько всего случилось, а время пролетело быстро. Он сел полубоком, вытянув ноги и рассматривая ламинат под кедами. Ещё недавно Саша был для него Александром Петровичем, недавно он пришёл в летней одежде с солнечными очками в школу. Так же недавно, как жизнь Вовы перевернулась с ног на голову. — Я, главное, пришёл, сказал, что хочу поговорить с тобой об оценке, а ты такой: «вы хотели поговорить о чём-то, Владимир?». Я думал, что, может, говорю как-то неправильно, раз ты переспрашиваешь, а ты просто с меня рофл ловил. «Владимир… Ваша реакция бесценна», — Володя нагло копирует манеру речи Александра Петровича, многозначительно и драматично потирая переносицу. — Я не так говорю, — замечает Романов, гордо вздёрнув голову и складывая тетрадки в одну стопку. — Именно так и говоришь! — возразил Володя, резко глянув на Сашу. Он наклонился к чужому столу, почти улёгся на парту и украл у учителя его очки в круглой оправе, пока тот не успел среагировать, — Ага, попался. Я так и знал, что это просто стёклышки. — Верни, — просит Саша спокойно, но настойчиво. Володя надел оправу на себя, сложил руки на парте и выпрямил спину, чуть задрав носик. Саша тяжело вздыхает. — Владимир, сейчас вы напишете диктант и я проверю, списываете вы, или нет. Итак, приступим, — Вова прокашлялся, держа воображаемую бумажку в руке, — Евгений расстегнул ширинку партнёра, параллельно нащупывая вставший член. Предэякулят сочился с головки и был виден на нижнем белье. Владимир, вы пишете? Ах, вы не знаете, как пишется слово «предэякулят»? Конечно вы не знаете, это не ваш уровень, Владимир… Саша краснеет, кажется, впервые за историю их знакомства, и обиженно отворачивается к окну. — Я не мог так себя вести. — Именно так вы и вели себя. А теперь, напишите мне сочинение на тему ваших желаний… Конечно, желательно, чтобы там было графическое описание того, как я беру вас на этой самой парте, — Володя тянет улыбку, Саша возмущённо давится воздухом, от чего у первого уже просачиваются тихие смешки. — Какой кошмар. Прекращай, Володя. — Я только начал, Александр. Саша вздыхает и скрывает смешок за ладонью, что на автомате хотела поправить очки. — Я не буду так больше, — уверяет Саша, всё-таки забирая очки у Вовы и разрушая этот образ строгого учителя русского. — Конечно не будешь, любой другой бы нажаловался директору. — И почему же ты не нажаловался, м? — Александр Петрович медленно собирает свои вещи. Вова некоторое время молчит, смотря в потолок. — Потому, что я перечитал яойные манхвы с динамикой «учитель/ученик», а мне хотелось бы почувствовать себя корейским школьником. — Чего?.. — хмурится Саша, рассматривая слегка рассеянного Вову. — Я потом покажу. Наверное, только богу известно, когда они начнут держаться за руки на улице. Если довериться выражению: «кто ищет — тот всегда найдёт», то Вова искатель цвета среди только-только проклёвывающейся весны, пока Саша, например, остаётся в полюбившейся ему с рождения сепии. Они котами ходят друг рядом с другом, ласково бодаются лбами, жмутся попами и спутываются вздрагивающими игриво хвостами, если бы они у них были. Время живёт в округе романтики, которую Саша хочет дарить, но не может без напряжения прикоснуться к любимому. Владивосток пестрит маренго, цветом испугавшейся мыши и пауком, замышляющим преступление, но Приморский уверенно ищет в столице Приморья хоть капли светло-вишнёвого, московского пожара или хотя бы оттенка звезд. Ещё есть время. Вова обещает себе в мыслях сегодняшний день как приятное весеннее свидание, которое поможет ему настроить Сашу на разговор. Они бредут до дома Саши, тихо рассуждая о настолько обыденном, что было бы стыдно такое обсуждать, не будучи в браке. Интересное дело — бабушки-соседки. Казалось бы, что они уже должны спокойно отдыхать на пенсии, брать черный пояс по заниманию очереди в пять часов утра и получать мастера спорта по рассаде на скорость. Бабушки-соседки старой закалки любят заниматься облагораживанием собственных жилищных условий, делают из покрышек лебедей. Сашина же соседка занимается украшением растительности почти у входа в подъезд. Вот оно! Почти то, что хотел Вова показать Саше на летних каникулах на Витязе, но, на удачу учителя, не придётся никуда ехать, чтобы полюбоваться пышным розовым кустом рододендрона. Великолепный цветок. Володя любит его сильнее, чем Саша отставлять мизинец во время чаепития с конфетами. Им понадобилось всего полчаса на такси, чтобы приехать от кустика рододендрончика к большому дереву сакуры в ботаническом саду. Кажется, даже воздух сейчас сладкий от неизмеримой нежности. — Так, зачем мы здесь? — всё же спрашивает молодой человек, непонимающе каждый раз указывая на неправильное розовое дерево. — Я хотел… поговорить по поводу сторонней помощи… Нет, это тоже не сакура, — мальчик неловко улыбается, покусывая щёку изнутри. И вроде бы нет ничего страшного в наставнике и ученике, что гуляли по саду. Если бы их кто-то увидел, то можно было бы довольно просто оправдаться, но Володя всё равно смотрит по сторонам. Впрочем, Саша тоже. — После новогодних каникул мне кажется, что всё идёт правильно… Но мне страшно за тебя. Володя смотрит на цветущую сакуру издалека. Возле неё фотографируются какие-то школьницы, что сбежали с дополнительных. Скоро они уйдут, но лепестки этого прекрасного дерева даже здесь доставали пару из учителя и ученика. — Я не знаю всех подробностей того, что было, не знаю твоих мыслей досконально. Но я знаю, что были какие-то неправильные вещи, которые к этому всему привели. Возможно, стоит попробовать это решить? Хотя бы попробовать. Я хочу быть с тобой и дальше, и я обещаю, что после школы тоже буду работать над собой. Я не хочу, чтобы ты чувствовал себя плохим человеком или делал что-то неправильное потом. Что случилось, то случилось, я на тебя не злюсь, но я был бы очень рад, если бы ты проработал… Всё это. Ты не плохой партнёр. Я люблю тебя больше всего на свете. Просто как подстраховка. Монолог у Володи вышел каким-то долгим и сумбурным. Они медленно подошли к вишне, что розовыми лепестками пестрила на фоне голубого неба. Вова удивительного воображения мальчик. Ещё в далёком первом классе он смотрел «Сейлор мун» по шершавому телевизору с одноголосой озвучкой — он это даже сам помнит. Какие-то эпизоды засматривал до дыр в кассетной плёнке, особо любимые диски навсегда уничтожал, нечаянно царапая один из CD-шек, а телевизоры вообще боялись его возвращения со школы. Кажется, после просмотра сотого тайтла он открыл в себе дар, который позволял видеть всё окружение нарисованным, диалоги были на японском без субтитров, а любая эмоция на лице человека сопровождается визуальным эффектом: от злых красных крестиков, до смущенных капелек у виска. Саша на улице и Саша дома напоминает ему сестрёнку Умару. Сейчас это строгий, взрослый мужчина, который на своей кухне кажется каким-то Франциском Бонфуа. Отследить грань легко, а удержаться за оба образа сложно. — Вова, ты что-то себе накручиваешь, — Романов третьим глазом Вовы видится слегка нахальной, вздёрнувшей носик врединой с динамичными ракурсами из безумного азарта, — Раз сейчас всё хорошо, то почему бы не перестать шатать эту почти развалившуюся башню? У меня лично всё в порядке, что было, то уже прошло, и работать над собой мне просто не в чем. Чего ты понимаешь-то? Володя чуть хмурится на последнюю фразу, то ли зло, то ли обиженно зыркая на Романова. Конечно, Александр Петрович считает себя гением рефлексии, но он не может самостоятельно справиться со всем. — Ну, если ты считаешь отношения «почти развалившейся башней», то я понимаю, что с этим нужно что-то делать. Тебе разве не страшно от того, что ты применял… Эм, — Вова формулирует мысль, изучая траву под ногами, — Очевидно, манипуляции были. И я понимаю, что ты их не хотел, не… Не осознавал. Несмотря на обстановку серьёзного разговора, ветер всё ещё кружил розовые лепесточки вокруг кроны дерева. Облака плыли над ними, и это мог бы быть тот самый романтичный момент из дорамы. — Если тебе действительно нечего делать у специалиста, то это займёт всего один приём. Тебе сложно пойди на один приём, если об этом прошу я? Возможно, неправильно было давить на Сашу чувствами между ними, но Володя старается об этом не думать. В конце концов, это для их блага. Если бы Александр Петрович попросил то же самое, то Володя бы не стал отпираться, даже если это противоречит его мнению. Но, кажется, у его возлюбленного с ним расхождения во мнениях по поводу жертвенности в отношении своего партнёра. Гордость родилась у Романова раньше, чем он сам, вперёд ногами вылетела и воспитывалась всю жизнь вместе с ним. По одной только стойке можно было понять, что на согласие с его стороны не стоит рассчитывать: руки сложил высоко у груди, часто поджимает губы и глазами бегает так, что Вову видно одним только слепым пятном. Гордость ещё и душить умеет, ведь слова вышли спустя почти минуту после конца володиного монолога. — Вова, если тебе действительно нужен психолог, то меня в это впутывать необязательно. Я и сам способен в своей голове разобраться — сейчас у меня всё в порядке, — ещё секунда и глаза закатит… Ну, вот, точно, закатил. По самым ресницам провёл зрачком и вздохнул, будто от нетерпения, хотя, казалось бы, с чего вдруг… Саша пожимает нервозно плечами — кажется, ему не совсем комфортно разговаривать об этом… Что ж, это его участь, не всё Володе выслушивать вредность молодого человека в свою сторону. — Прекрати, — шепчет Володя, чтобы их ненароком не услышали, — Мне обидно от твоих слов. Если тебе комфортно в ситуации, когда есть риски, то пусть. Я просто не хочу, чтобы наши общие труды были зря, и я не понимаю, чего сложного в том, чтобы просто разок прислушаться к мнению человека, которого ты любишь. Володя обиженно отворачивается, наплевав на весь этикет. Надменность Романова никогда не раздражала, но сейчас она была совсем некстати. В откровенном разговоре нет места гордости. — Не говори со мной так, как будто я чем-то хуже, — просит Володя вдобавок, уже ни в какую не радуясь окружающей красоте, — Очевидно, ты делал нездоровые вещи по отношению ко мне. «Я больше не буду» тут не поможет, ты же сам не понимал, что делаешь. А я тебя всё ещё люблю, как в первый день. На этом разговор хотелось бы закончить. У Володи мало сил на споры, это утомляет. То, что он нашёл в себе силы возразить — это уже удивительно. Усталость юноши видно в плечах и в опущенной голове: Саша этот язык тела научился читать не хуже обычного томика Достоевского. — Извини меня, — за спиной слышно, как Саша вздыхает. На самом деле, если прислушаться, можно даже услышать медленно распускающуюся сакуру, — Кажется, я перегнул. Романов внимательно следит за тем, как собеседник по-кинематогрофически поворачивает голову вместе с корпусом тела. На фоне большого бурого ствола дерева Саша выглядит иглой на наковальне. — Это… Неловко, чтоб ты знал. Я попробую походить к терапевту, но мне на это нужно время, — было бы куда проще сейчас обняться дома, но и разговор начать в обстановке, где Саша отвлечёт внимание на что угодно — невозможно. Вова слишком легко подвластен вниманию к Романовским желаниям, даже когда его беспокоит словесное общение. Просто Саша вместо кормления витаминным комплексом поит Володю кипячёной водой с отвлечёнными темами. — Неловко — это скрывать неловкость, — философски замечает Володя, совсем легонько улыбаясь, — Хотя бы сеанс. Хуже не станет. Саша до последнего верил в то, что хуже стать может, потому что искать себе специалиста — это странно и даже немного унизительно. По крайней мере, сам Романов так считал. Весенний воздух кружил на балконе, превращая дым от сигарет в картину «Звёздная ночь» Ван Гога. Пачка пустеет медленно, взгляд Саши тяжело осматривает вид Амурского залива. Его жизнь уже порядком измучила, копать себя сильнее, чем нужно, казалось просто опасным, а видеть в себе проблему не хотелось в упор. Спустя столько лет и столько попыток — он всё ещё плохой. Саша выдохнул дым, туша последнюю сигарету в кучке её сестёр, но не ушёл с места. Хотелось бы расстрепать волосы, упасть в кровать и не вставать сутками, потому что сил было всё меньше. Володин взгляд, наверное, единственное, что мотивировало. Не хотелось бы, чтобы любимый человек плакал или пытался объяснить уставшему партнёру очевидные вещи. Смелость Вовы радовала, но усталости было с каждым днём всё больше и больше. Удивительно, но, оказывается, на хорошие отношения действительно нужно работать. Не хуже, чем с первоклашками на практике. Впрочем, если и выбирать себе мозгоправа, то только самого лучшего. Поэтому, откинув все глупые варианты, осталась парочка надёжных, но осилить себя и позвонить по номеру тяжелее, чем задание с двумя «Н» в ЕГЭ для тех, кто пишет интуитивно. Романов обязательно позвонит в ближайшее время. Володя же не станет потом спрашивать про прогресс? Саша понимает, что не хочет рассказывать никому о том, что будет происходить в кабинете психотерапевта. И это его право.