Романов азбуку пропил

Итоговое сочинение через неделю. Несмотря на это, заданий по другим предметам по самое горло, Володя решает геометрию, с отвращением слушая пьяные, тягучие гласные из-за стенки. Благодаря Саше, Володя как можно меньше времени проводит дома. Это хорошо, потому что чем меньше родители видят Вову, тем больше им всё равно. Конечно, это не избавляет от проблемы полностью: постоянная критика в адрес внешнего вида и оценок выводили в минус и без того отрицательное настроение. Володя устал слышать оскорбления про себя, про своих друзей и свои интересы. Синяков цвело меньше, но если те и появлялись, то Саша обязательно их замечал и бережно помогал мазать всё тем же тюбиком лекарства. Очень жалко, что Приморский не может просто сбежать, — потому что хотелось до слёз, — ибо жить у Саши эквивалент окончанию нервяка, который обрушивался на мальчика ежедневно. По сердцу скребут кошки, когда Вова уходит из учительской квартиры, оставаясь в одиночестве. Коля на связь выходил редко: у него со дня на день стукнет сессия — он ответственно готовится по каждому предмету, лишь бы быть первее всех. Вова его не винит, потому что: «Володя, иногда полезно забываться в учёбе», — писал Сибиряков в своём сообщении, как бы оправдывая собственное состояние постоянного обучения. Это причина, почему Приморский, чувствующий в последнее время глубокое одиночество и тоску, в один день после уроков, стоя у Романова на кухне и делая чай, говорит ему незамысловатое: — Я хочу сдать итоговое идеально. Идеально — то есть на все возможные баллы. Ни единой ошибки: как смысловой, так и грамматической. Может быть, подготовка поможет ему встать на ноги? А там и до новогодних каникул недолго, из-за родительского пьянства на январских можно будет остаться у Саши хоть на пару дней. — А ты сомневаешься в этом? — в какой-то мычащей и отстранённой манере говорит Саша, последние пару дней безотрывно чахнущий над линованными тетрадями. Таких как Вова, желающих сдать идеально, у него пять десятков голов, и дай бог всем успеть помочь. Одну можно откинуть с точностью, но остальные сорок девять школьников с натянутыми нервами устраивают ежедневные половые акты с Сашиной головой. Дополнительно изводят лишённые ответственности ребята, что доносят домашнюю работу Романову под самый конец семестра. Красные ручки закупаются оптом, времени нет нигде и ни на что, только если отращивать мешки под глазами. Косметические средства никто не отменял, Саша, бывало, прямо при Приморском сидел во влажном халате с золотыми патчами на скулах. — Если ты хочешь сейчас написать сочинение, то это будет твоя последняя письменная работа по русскому языку перед итоговым. Если напишешь больше — я не стану проверять, — и действует почти не из вредности и нежелания работать. Гораздо больше Александр уверен в знаниях и способностях Вовы. Самому себе гарантирует, что тот выйдет с двадцатью баллами в кармане. Просто сейчас Приморский сам себя накручивает и мечется из стороны в сторону, — Что стоит в четверти, из того и сложится полугодовая, молодой человек, я не паук, чтобы в восемь глаз проверять одни и те же тридцать три буквы. Дневник на стол, пожа.. Ой… Извини, Вова. Саша устало прикладывает лоб к ладоням и протяжно выдыхает. Нереальная усталость. Ему вчера даже снилось, как вся школа проходила к нему и молила: «Александр Петрович, ну пожалуйста, четвёрочку бы, как подарок под ёлку». Такие подарки из воздуха Саша не рисует, лишь разрешает исправлять работы и доносить старые. От этого сильнее болит спина, ведь по шесть часов сидеть над тетрадками сможет не каждый. — Знаешь, я бы тебе посоветовал просто на знание аргументов поработать. Ты прекрасно знаешь структуру, все клише и заключения красиво выводишь. Тебе сейчас нужно как по первому поисковому запросу в голове выбирать аргументы, — глаза освобождаются от стекла перед ними, и Романов слезливо моргает. Редкие хлопки глазами высушили склеру, от чего та покрылась яркими капиллярами. Володя застыл в одной позе, смотря за уставшим учителем. Действительно, вид Саши оставлял желать лучшего: конец года ощущался скорее как конец света. Приморский даже примерно не мог представить, как Александра Петровича задолбали на работе, а тут ещё и он сам с тем же самым лезет. Юноша, вместо пакетика чая, решил заварить дрип-кофе. На турку времени особо нет, поэтому, такой способ приготовления в этом доме в последнее время пользовался особой популярностью. Кружка приземляется перед носом Саши, а сам Володя двигает свой стул ближе к Романову, чтобы глянуть в бесконечные тетради. — Вы так внезапно спрашиваете эти темы, что мне иногда кажется, что вы проберётесь ко мне в дом, разбудите посреди ночи и спросите «Что значит жить для людей?» — Володя вздыхает и гладит Сашу по руке, чтобы забрать чужую ладонь в свою, — Не хочу вас ещё сильнее загружать. Может, у меня правда проблема с этими темами, но я справлюсь, экзамен — это не блиц-опрос, у меня будет время на подумать… Александра Петровича по-человечески жалко. Такой уставший и домашний он впервые был перед Володей. Хотелось бы самому эти тетрадки проверить, лишь бы дать учителю отдых. Как ещё помочь, Володя не знал, поэтому делал кофе, чмокал легко в губы и гладил по предплечью, чтобы немного расслабить. Конечно, у самого напряжения хоть отбавляй. Страх перед итоговым был велик. Александр Петрович цеплял на своего ученика броню, давал меч, лук и щит, но отправлял на поле боя в одиночку. Итоговое — это промежуточный квест перед финальным боссом, и Володя хотел выбить из него всю ману, чтобы подняться на уровень выше. Ульта в виде моментального аргумента не будет лишней. — Можете спрашивать меня дальше, если это правда поможет, — добавляет Вова, потираясь о плечо Саши, словно любвеобильный кот, — Но я боюсь, что там будет девятнадцать баллов. Эта цифра — кошмар, не хочу вас и себя разочаровать. — Бояться это одно дело, и бояться более чем нормально, особенно в твоём положении, — Саша делает большой глоток кофе и тиранит горло высокой температурой, — Но совсем другое дело верить своему страху всерьёз, быть уверенным, что ты не сдашь или сдашь не так, как хотелось бы. Я более чем доверяю тем знаниям, которые у тебя были, и которые я вложил. Дело за малым. Как минимум, ты не должен думать о том, что разочаруешь меня какими-то цифрами. Тыльная сторона Вовиной ладони покрывается поцелуями, и Саша в временном спокойствии прикрывает глаза. Пара минут. Ему нужно сделать передышку и вновь не остаться один на один с бутылкой вина. — Главное для тебя перед экзаменом будет выспаться, — Саша пододвигает ближе к себе вазочку конфет и затевает блиц-опрос со сладкими призами, — «Наука и человек», аргумент из жизни. — Коля… — тут же отвечает Володя, смотря в одну точку, — Любит науку, иногда иррационально, но в основном использует себе во благо. Например, в ходе эксперимента выяснил, сколько его организму требуется для отдыха, и спит теперь исключительно столько часов, сколько нужно лично его телу. Но шапку всё равно в нужный день не наденет… Вова смущался бы каждому Сашиному касанию, если бы физически мог. Это самая приятная подготовка к экзамену в его жизни: настолько расслабленно и уютно Приморский не чувствовал себя, наверное, никогда. Володя довольно тянет улыбку и открывает рот, чтобы Саша вложил в него шоколадную конфетку за хороший аргумент. — Вы будете не против… Если я прийду к вам в новогодние? — аккуратно спрашивает Володя, нервозно поглаживая большим пальцем Сашину ладонь. Если высший балл на итоговом означает, что Александр Петрович пустит Вову к себе ночевать, то Приморский сделает ради этого всё. Родителей из квартиры выгонит, но выспится и сдаст экзамен… Да, было бы неплохо, если бы они не мешали спать. По-хорошему, надо сейчас от Романова отлепиться, потому что тесные объятия и тепло быстро Вову разморили. Ещё пару минут и он совсем не сможет два слова связать: уснёт на чужом плече, обнимая за талию, как плюшевого мишку. Впрочем, Саша, наверное, тоже хотел бы сейчас поспать. Зевок первый. — Я никогда не против вашей компании, Владимир, — не известно, заметил Вова старое обращение к нему, или нет, — Постарайтесь сейчас не заснуть. Ответьте ещё на одну тему, и я разрешу прилечь на своей кровати. У Вовы сладкие, сухие уста, покрытые мелким какао-порошком. Вова никогда не целовал его в губы первым, скорее тушевался и краснел ярче положенного, дарил мимолётные чмоки в щёки и ладони. Инициатива углубляться в поцелуе тоже исходила от учителя. Ладони, ноги, тела — всё тут же двигается в унисон, не стоит на месте. Руки обхватывают очертания лица и массажируют волосы на затылке, ноги коленями упираются в чужие, а тела разнополярными магнитами тянутся друг к другу. Язык обводит в ласке зубы, щекоча, и встречается со своим партнёром, с которым змеёй вьётся вокруг себя. Влага слюной выходит из уголков рта. Саша подхватывает чужую голову в изгибе позвоночника и наклоняет от себя, ещё сильнее указывая на доминантную сторону в их отношениях. Минута. Начинает сводить челюсть, Саша отстраняется первым, раскрывая лёгкие под свежий вдох. Тонкая слюна тянется от одного языка к другому, и теперь какао на губах у Александра Петровича. — «Помогает ли любовь лучше понять самого себя», два аргумента, один из жизни, — сидеть становится неудобно. Его мальчик, которого перестало клонить в сон, с толстым воспалением любви на щеках, сидит и прерывисто дышит, отдыхая от чужого, страстного рта. Сейчас бы проникнуть под тонкий свитер, уцепиться пальцами за каждый выступ рёбер и запомнить где родинка на животе, но Александр Петрович лишь промакивает губу салфеткой. В штанах нереально тесно, да и Володя дышит еле-еле. Таких горячих и тесных поцелуев у них еще не было, пылают не только щёки, но и всё тело, а ладони становятся чересчур тёплыми. Вова сглатывает слюну и облизывает влажные губы, пытаясь хоть что-то вспомнить, хотя думать совсем не получалось: перед глазами только Романов, а в ушах только его голос. — Первый это «Евгений Онегин». Татьяна в письме призналась Евгению, а после пожинала плоды своего письма, встречала последствия и шла дальше. И Евгений в будущем, когда всё-таки влюбился в Татьяну, понял, что ошибался, — Володя всё держится за Сашу, как за спасательный круг, и даже не думает отпускать. Напряжение в теле импульсом билось в венах, голос звучал помято и хрипло, — Второй это я… Полюбил вас. Понял, что мне больше всего нравится в людях. Понял свои ошибки… И свои желания тоже понял… Володя вспоминает своё позорное сочинение. Интересно, Саша всё ещё хранит его? Юноша отводит взгляд, не выдерживая неловкости. В голове столько всего, но мелькает вопрос, зачем Романов вообще в начале их общения зачитывал все эти текста, если мог с таким же успехом читать что угодно другое, и результат бы не изменился? Вова бы все равно полюбил его, это сейчас понятно… Мысль ускользает так же быстро, как и приходит. Губы от чужой слюны липкие, а дыхание никак не приходит в норму. Хотелось бы ещё поцелуй: романовские губы действовали как обезболивающее. — Вы тоже отдохнёте сейчас? — спрашивает Вова, уже представляя, как они с Сашей сладко заснут на пару часиков под теплым, большим одеялом. Отвечать Романов не собирается. Он притягивает Вову ближе за линию челюсти и снова прислоняется с поцелуем. Новый, влажный засос в губы дарил цветущую сакуру и расплывался тёплым уколом по всему организму. — Да, дай мне полчаса, — Александр Петрович поспешно разрывает поцелуйчик и оставляет последний между бровей. Вова заснёт без него, а Саша останется проверять тетради до глубокой ночи, даже после того, как Приморский проснётся и убежит домой. «Выспись хорошенько перед завтрашним днём. Это всё. Ты полностью готов. Люблю тебя», — сообщение посреди школьных будней выдирает из плохих размышлений и окрыляет не хуже Дедала. Стоило Володе безошибочно назвать последний аргумент, как Романов коротко кивает только одному ему. Многозначительно и с уважением. Уговорить спать ученика куда легче, чем уснуть самому. Саша готов был петь ему колыбельные, читать оригиналы немецких сказок и поить молоком с мёдом, лишь бы тот без задней мысли закрыл глаза на ближайшей мягкой поверхности, будь то даже костлявые острые колени. С утра Вова понял, что правда выспался. Удивительно, потому что это было сделано только по просьбе Саши. Бодрость в будний день — редкая птица, а сейчас это давало больше уверенности. Итоговое. В сочинениях Володя был силён как никто: вооружённый аргументами и грамматикой, для него любой вопрос был пустяковым. Перед экзаменом Александр Петрович стоял в холле, кое-как успокаивая группу взволнованных одиннадцатиклассников. Может, Романов и сам уставший, может, у многих учеников с ним плохие отношения, но Саша никогда не смел занижать чужие старания и предсказывать работу дворника. Воспоминания о собственных экзаменах были еще свежи — вчерашний студент как никто другой знает, какое слово нужно для поддержки паникующих выпускников. Володя находит эту черту очаровательной. Александр Петрович иногда кажется злым душнилой, что ставит двойки всем подряд, но на деле он, без сомнений, искренне держится за своих школьников. Дело не в успеваемости, дело в том, чтобы направить, и… Таким и должен быть учитель, да? Он был бы идеальный по всем меркам, если бы не встречался со своим учеником. Но об этом никому знать не обязательно. Пять тем и каждая подвластна. На листке они стояли столбиком, но нисколько не пугали, скорее наоборот. Володя переводит взгляд на часы, а потом снова на бумажку. Ещё год назад Володя бы не стал писать на эту тему. Но сегодня, сейчас, в этом классе, рука сама тянется к черновику, а глаза прикованы к вопросу. Легче простого… На улице мороз колет щёки. Володя дописал раньше всех, вопреки собственным планам просидеть как можно дольше… На Владивосток опустился снежный ветер: не сильно жестокий, но ощутимый. По ту сторону школьного забора одинокая фигура Александра Петровича. Зачем он вышел? Дыма сигарет не видно, да и если бы Романов курил, то Володя знал бы. Под ногами шуршит неубранная с осени листва, Вова выбегает с территории, но до Саши доходит более спокойным шагом, и останавливается в паре метров, тяжело дыша. В серых глазах вопрос, Вова тут же сыпется, спокойное лицо перетекает в улыбку, а улыбка в тихий смех. — Какие качества раскрывает в человеке любовь? — не ставит в курс дела, а действительно спрашивает, не стесняясь лишних ушей. Володя специально говорит звонко, сквозь завывание ветра, чтобы до Романова точно дошла каждая буква. Румянец ещё не успел покусаться на щеках Саши, значит вышел он подышать совсем недавно, переживал за учеников как за собственный выводок. — Любовь… — эхом повторяет завороженно молодой человек. Романов успевает в секунду сообразить суть вопроса от Вовы, лишь выискивает в мимике ответы на немые вопросы: «Сколько слов написал? Что попалось? Какие темы были?» Сияющие глазки, улыбка, хоть и спрятанная за шарфом, но проклюнувшаяся складками на щеках, счастливый прищур… Это всё почему-то доходит быстрее, чем сами сказанные слова. Качества человека, раскрываемые любовью! Одна из тем, которые Вова знал лучше составителей экзамена. Романов собирает растерянные в снегу слова и расплывается в гордой улыбке. — Решительность, милосердие, сочувствие, жертвенность, уступчивость. «Гранатовый браслет», «Бесприданница», «Мастер и Маргарита», «Ромео и Джульетта», «Капитанская дочка»… Нахождение на улице сковывает по рукам и ногам, невозможность прикоснуться к возлюбленному ранит сильнее врезавшихся в запястья, ржавых от неиспользования за столько лет, кандалов любви. Он хочет прямо сейчас потрогать, погладить, сжать, почесать, втереться, в конце концов прижаться к Вове, но может дарить ему лишь улыбку и собственные свекольные щёки. — Не все справились так же быстро, как ты, но выходили с позитивным настроем, — Романов стягивает шарф с шеи и ставит на пол пакет с алюминиевыми банками. Направить Приморского домой со своими ключами хорошая идея. Лучше, чем отправлять по месту прописки. Вова выглядывает из-за дверного косяка кухни, разглядывая Сашу. Уставший, но вроде довольный, с целым пакетом «Милкиса»! И такой весь из себя обнимательный. Вова в пару движений моет руки от риса и подбегает к Романову, вешаясь тому на шею. Пальто холодное, но это ничего, обниматься хотелось сильнее. Володя жмётся щекой к груди Саши, не стесняясь эмоций. Он написал! Скорее всего, очень даже хорошо написал! И всё: сейчас кончится семестр и можно будет уходить на долгожданные новогодние, где они проведут кучу времени вместе. Одиночество уже не чувствуется так явно, Володя уверен: всё скоро пройдёт, и всё будет хорошо. Да, друзья уходят, но что-то всегда остаётся. — Спасибо, — Володя, жутко смущаясь, оставляет Саше невесомый и быстрый чмок в губы, — Думаю, все хорошо сдали. Только мне пример из жизни пришлось переврать… Всё так по-домашнему. Пока Володя шёл в дом Александра Петровича с его ключами, он ощущал себя не просто счастливо — он чувствовал спокойствие. Если представить, что это и его дом тоже, то становится легче дышать. В этом доме Саша. Здесь никогда не страшно и не больно, здесь только нежность и защита. — Я делаю онигири. Если вы устали, можете подождать ещё полчаса, и я закончу, — Вова наконец-то отлепился от Романова и с нескрываемым удовольствием взял в руку пакет, полный любимого напитка. Холодильник будет оккупирован. — Позволь мне помочь с этим… Блюдом, — японские названия для европеизированного человека — как паралимпийцу бежать с Усейном, посему сложное слово Саша, как ученик начальных классов, просто пропускает. Впереди ещё две рабочие недели, длинные и полные детей со слезами на глазах от известно откуда взявшихся неудовлетворительных оценок. Родителей, как оказалось, не шибко волновало, что «пять нужно действительно заслужить», и «этот учитель постоянно валит, задолбал уже». Интересно, что с вопросами о системе оценивания звонки поступали уже реже. Начиналось всё с криков разъярённых мам, а заканчивалось спокойной беседой, в купе со: «Спасибо, Александр Петрович, я с ним поговорю». Дети звонивших родителей чудом приносят все работы в следующий же день. Приятно осознавать, что твои дети, — учебные, конечно же, — могут поверить в собственные силы, стоит лишь слегка подтолкнуть к решению проблемы и вдохнуть в них собственную уверенность. С Вовой работает абсолютно точно так же: он верит в любые слова Александра Петровича, доверяет собственным глазам и не видит в его руках и намёка на какие-то телесные повреждения. Он чувствует в Сашиных волосах запах шампуня высокого ценового сегмента и не слышит там ноток горелого табака. Их дополнительные до Нового года содержали в себе столько же учебных материалов, сколько было букв «ы» в слове «цапля». Кутая Володю в махровый плед, Александр на секунду заостряет внимание на образовавшейся рядом с его возлюбленным ауре: в комнате тепло и сухо, они вдвоём сыты и наслаждаются собственными делами, не мешая друг другу, а на плите скоро закипит чайник. Саша хватается за момент, как за хвост в первый и последний раз увиденного воочию Гамаюна, и не отпускает, запоминая на будущее. — Дамы и господа, — Романов, что не свойственно ему, почти вбегает в кабинет с кипой бумаг, тут же с грохотом опуская её на стол, как муху пришибить собираясь, — Сегодня минобразования сообщило, что результаты прошедшего недавно сочинения уже доступны на электронном портале. Пожалуйста, введите ваши паспортные данные на сайт, проверьте баллы и посидите тихо буквально десять минут. Самому от просьбы не по себе. Романов бегло, но все так же красиво выводит ссылку английской прописью мелом на доске, и отвлекается на документацию от директора, которую необходимо перепроверить в кратчайшие сроки. Володя, как и весь класс, запоздало тянется к телефону. Вид учителя выбивал из колеи, но если остальным ученикам просто непривычно, то Вове слишком жарко. Удивительное дело — когда Саша был уставший, или выглядел, как человек, он был в десять раз красивее. У Приморского внутри словно сверхновая взрывалась, когда Романов свои облики менял, а сейчас смотреть на его закатанные рукава и слегка расстрёпанную причёску не было никаких моральных сил. Вова проглотил накатившую слюну и разблокировал телефон. Сайт у каждого ученика в быстром доступе, Александру Петровичу необязательно было писать ссылку вручную, но уже поздно. Каждый ученик тихо и молча вводил свои данные, маскируя волнение под сосредоточенность. Володя вздыхает, смотря на экран загрузки — сайт от количества посещений думал довольно долго. — Ну, что там у тебя? — шепчет за спиной одноклассник, обращаясь к своему соседу по парте. — Мм… — тот прижал телефон к лицу, прикрыв глаза, — Зачёт, конечно, но шесть баллов. — Ну, у меня тоже шесть... Володя кусает губу и утекает на парту, прикрывая голову рукой. Грузит. — Восемь? Слушай, ну хорошо же! — с дальнего конца класса, — У меня семь. Володя впечатался в парту, закрываясь руками окончательно. — Слава богу зачёт. На баллы пофиг. — У меня девять! «Я ничего не сдал, я ничего не сдал, Саша меня разлюбит и меня выгонят из школы, я буду жить под мостом и стану городским сумасшедшим», — думает Вова, давно уже откинув телефон вниз экраном от себя. — Вова, ну что у тебя? Не может всё быть так плохо, — одноклассница спереди, Вера, погладила Приморского по волнистым волосам и взяла в руку чужой смартфон, — Десять?.. Она удивлённо уставилась на Володю, а ближайшие парты затихли. Приморский и сам посмотрел на Веру шокировано, забирая гаджет из чужих рук. И правда, десять… Максимальный балл, как он и хотел. — Поздравляю, Вов, — улыбается девочка, показывая пальцами корейское сердечко. В принципе, другого ждать и не следовало, да? Первым делом Володя хотел посмотреть на Сашу, но взгляд цепляется за Лёню, который с ним до сих пор не разговаривал. Зелёные глаза глядели так, словно видят впервые, и это явно не из-за того, что Амурский написал плохо, а Вова хорошо. Это не зависть, это что-то другое, пока что непонятное. Взгляд Романова усталый, но довольный. Ни одного неуда в их классе, какое счастье, что волнение было зря. Конечно, от кипы бумажек Александра Петровича это не спасает, но легче ему явно становится. Володя остаётся в кабинете. Впереди небольшая перемена и ещё три урока, но сил держаться нет: класс был закрыт на ключ, а сам Приморский упал на коленки ничего не понимающего Романова. Слов не было, только глубокий, слишком уж мокрый и громкий поцелуй, через который ощущалось, как пальцы касались оголённого предплечья учителя, а свободные ладони сплетались, передавая друг другу необычный жар. Володя смущён, но вкус победы слишком сладок. — Я... С-спасибо, Владимир, то… То есть не за что, — выглядит любимец всего женского коллектива (и ещё не до конца отчаявшихся старшеклассниц), чтоб не сказать больше, растерянно. Пылающий поцелуй быстро растворяется в тонне информации, стоит Саше повернуться к рабочему столу, — Мне очень жаль, но мне нужно вернуться к рабочим обязанностям. К учителю было невозможно подойти до самого начала каникул. Дополнительные занятия были перенесены далеко вперёд, ибо для Саши дом сейчас был не местом, где пора вить гнездо уюта и тепла, а пристанищем, где можно полежать в бесплодной попытке на нормальный сон. Володя нисколько не обижался — он знает, что ученик он далеко не единственный, а работа есть работа. Последние недели в году пришлось справляться с одиночеством одной мыслью, что Новый Год у них будет куда более насыщен событиями. Володя будущего не предсказывал, но был, к сожалению, прав: Новый Год будет крайне насыщенный.