Гиппеаструм

Вадим До чего же ты докатился, Вадим… Я ещё долго не мог нормально прийти в себя и осознать случившееся. Не помнил ни как до дома дошёл, ни как принял душ и лёг спать. И спал ещё так крепко, без снов. Зато вот к утру, стоило мне понять, что впервые за долгое время не услышал будильник и проспал, я невольно почувствовал лёгкую, но панику… Что это вчера было? Я правда это сделал? Действительно позволил какому-то мальчишке себе подрочить? Но блядь. Я не мог не признать, что мне ведь правда… понравилось. И Слава оказался совсем не таким, каким я представлял его изначально. Я впервые столкнулся с тем, что можно сделать настолько неверное мнение о человеке, сославшись только на его внешнюю оболочку и первое впечатление. В итоге, из-за собственного расслаблено-амёбного состояния, пришлось бежать со всех ног до университета, так как проспал я СЛИШКОМ сильно. Наверное, во всём виноват стресс… Стоило организму получить то, что ему было так необходимо, и он решил восполнить все остальные ресурсы. Я и без того изматывал себя физическими нагрузками, не питался нормально. Во сне даже не отдыхал, так как спал неспокойно, то и дело посреди ночи просыпаясь. А тут на. И выспался и даже бодрость чувствую! В голове ещё, правда, пустота… Надеюсь, это не защитная реакция у меня такая? И я не впаду в панику, когда снова рыжего увижу? Стоило же мне о нём подумать, как по волшебству, замечаю его, идущего по коридору с другом-бандитом, с широченной улыбкой и что-то без остановки ему рассказывающего. В волосах снова заколки с какими-то мультяшками, сам в розовой водолазке, поверх которой клетчатый кардиган, испещрённый крупными, вышитыми цветами. А вот ниже… Чёрные шорты. Ноги практически голые, только длинные клетчатые тёмные носки надеты да знакомые чёрные ботинки. От вида его острых коленей у меня тут же участился пульс. Правда, далеко не от страха. Паника, ты где? У меня вроде как странная реакция организма на чужие мужские ноги! Тебе там нормально? А Слава видит меня и улыбается ещё ярче, активно маша мне рукой. Бежит навстречу, а я и рад. Хочу поближе рассмотреть… — Ваденька! — и будто бы обнять хочет, но вовремя останавливается. — А ты чего это в куртке? Только пришёл? Мы вот в столовую ходили! Сегодня на завтрак популярные сырные слойки подают, ты их пробовал? Они очень вкусные! — Следом же глаза свои поднимает и охает, указывая мне на волосы. — Ой, у тебя там… — и вновь рукой тянется, но быстро её одёргивает, испуганно глазами хлопая. А мне так стыдно от этого, ведь понимаю, что он просто боится моей реакции. Небось думает, что если, как тогда, на чаепитии, прилюдно меня коснётся, то я на него снова наору. И я бы правда наорал. Если бы он вчера у меня в штанах не орудовал так искусно… Так, стоп! О чём ты вообще думаешь, Вадим?! Дело же совсем не в этом! Поэтому и наклоняюсь, наблюдая, как рыжее недоразумение удивлённо смотрит, а после снимает с моих волос запутавшийся в них листок и смущённо улыбается. Зато вот друг его стоит с искривлённым, полным ахуя лицом, будто его сильно поразило случившееся. Меня даже посещает вопрос: «Неужто не знает о том, что вчера случилось?». Мне казалось, что первым, кому Одуван пойдёт рассказывать о произошедшем, будет именно он. Чего тогда удивляется так? Хотя понятно, чего. Небось думал, что я снова заднюю дам, как две недели назад. Не зря же он перед тем, как я с рыжим уединился, взывал к моей совести. — Вадим! Голос брата, как обухом по голове, вернул меня в реальность, заставив потупить взгляд и нахмуриться. Вот же… Увидел лучика, и снова всё из головы вылетело. Напрочь забыл, что опаздывал. Сейчас получу за это пиздюлей. — Ты в курсе, что у библиотеки уже очередь скопилась? — Оборачиваюсь и вижу спешащего к нам Александра. — Ты где пропадаешь? — Я проспал, — честно признался я, окончательно отвлекаясь от мельтешащего перед глазами мальчишки. — И откуда очередь? Никто не приходил толком, а тут вдруг очередь… Подойдя ближе, брат, неожиданно сменив строгость на милость, странно улыбнулся и, вскинув бровь, спросил: — Нашёл себе что ли кого? — а меня аж в холодный пот бросило. — Выглядишь больно довольным. — Не будь рядом причины моего наконец удовлетворённого внешнего вида, я бы обязательно ответил что-нибудь колкое. Однако, от боязни этим самым задеть Славу, я лишь тактично промолчал и сдержал порыв посмотреть в его сторону. Ведь, несмотря на собственную отстранённость, его реакция на слова моего брата была мне любопытна. Александр же, в свою очередь, воспринял моё молчание за нежелание обсуждать свою личную жизнь и, хмыкнув, сменил тему: — Так зачётная неделя не за горами. Вот они все и вспомнили про учебники. — Значит, пойду работать, — сказал я, намекая, что не хочу больше с ним разговаривать. — Ты хоть позавтракать успел? — вдогонку спросил Сашка, но я не ответил, вместо чего лишь махнул рукой и, больше не оглядываясь, ушёл. Пройдясь по забитым студентами коридорам и завернув за угол, наткнулся взглядом на уже порядком недовольную толпу, что шумела и что-то громко обсуждала, стоя прямо перед закрытой дверью с вывеской «Библиотека». И правда, очередь. Закатив глаза, я, полностью проигнорировав недовольные взгляды ребят, выверенным движением провернул ключ в замке и вошёл в помещение. Расслышав повалившую за мной внутрь толпу, я раздражённо зашёл за стойку и принялся за работу, начав бегать от стеллажа к стеллажу. И чего они именно сейчас решили в библиотеку завалиться? Есть же большой перерыв! Хотя… Может, это и к лучшему? Если уже сейчас их так много, то что будет в самый длинный перерыв, я боюсь даже представить! Как итог: выдохнуть смог, только когда началась пара. Однако, оставшись в полном одиночестве и не имея никаких дел, которые могли бы оттянуть момент самокопания, я, естественно, снова задумался. Стал прокручивать всё, что произошло со мной за вчерашний вечер, вспоминая самые горячие моменты и вздыхая. Я попал. По полной же попал. Думаю о Славе и окончательно ведь понимаю, что нравится он мне. Не так, чтобы прям влюбился… До этого, может, никогда и не дойдёт. Надеюсь, что не дойдёт! Но тот факт, что он меня привлекает, я не мог отрицать. И ладно, если бы это было просто сексуальное влечение, но я ведь злюсь. Психую, когда вижу его другана, что ведёт себя всегда как истинный защитник и делает вид, что имеет на это полное право. Меня выводит из себя блондин, который, как пёс, за рыжим таскается. От мысли, что Слава может так же показывать себя с той другой, интимной стороны, этому уродцу, я готов что-нибудь сломать. Вот и как это вообще называется? Я уже даже не чувствую отчаяния. Ведь всё самое страшное уже позади… А потом слышу открывающуюся дверь, скрип половиц и сходу понимаю, что нет. Не позади. — Вадим? — и голос вновь такой тихий, будто переживает нарушить библиотекарскую тишину. — У меня окно сейчас, поэтому я тебе кое-что принёс. Встаю со своего места, вновь возвышаюсь над недоразумением, а сам раздражаюсь, что нас разделяет дурацкая стойка. Вперив взгляд в его рыжую макушку, смотрю, как практически неуловимые солнечные лучи, что пробивались из окна за моей спиной, играют яркими золотистыми бликами. — Я услышал ваш разговор с Александром Павловичем и, ну, подумал, что… — а переживает как, я аж улыбнуться вновь захотел на его милую робость, — если ты правда не завтракал, то решил, что тебе тоже стоит попробовать, — и достаёт из сумки упакованную в бумажный пакет слойку. — Чуть не подрался с какой-то девушкой за неё! Но блин, она и так уже несколько слопала… Я сам видел! Поэтому и подумал, что тебе нужнее будет… Вот. И замолчал, наконец-то поднимая на меня свои глаза-блюдца. Увидел, что я смотрю на него и сразу покраснел, смущённо улыбнувшись. — Спасибо, — ответил я с благодарностью. Действительно ведь не завтракал и есть хотелось. Да уже и не только есть, если честно… — Слушай, — вновь заговорило недоразумение, а я наклонил голову чуть вбок, — ты же, ну, за вчерашнее… не обижаешься? Опять двадцать пять. Ну как в таком человеке, как он, может сразу совмещаться и отчаянное бесстрашие перед действиями, за которые в последствии можно получить пиздюли, и совершенно обезоруживающая робость вкупе с неподдельным смущением? — Не обижаюсь. — Правда? — Правда. — И не злишься? — Не злюсь. — И избегать меня не будешь? — Ну я же сейчас с тобой разговариваю. — И то верно… — уже увереннее и с широкой улыбкой. — А, Вадим, слушай… Я понимаю, что это громкие слова и всё такое, но мы, как бы… — и замолкает на пару секунд, будто набираясь смелости, чтобы в итоге быстро выпалить: — В общем, мы можем начать встречаться? Я так и застыл. Пытаясь переварить, правильно ли всё услышал, бегло осматриваю Одувана, в попытках найти на свои сомнения ответ. И, конечно же, нахожу. Вижу яркий румянец и повлажневшие от смущения глаза, что смотрят исподлобья; сжимающие и мнущие безостановочно ремешок сумки, покрасневшие от сия действия пальцы; слышу глубокое дыхание и чуть сиплые, полные тяжести выдохи, выдающие чужое волнение. Ну и, в завершение, как вишенка на торте: наблюдаю, как губы, что не так давно сам пробовал на вкус, налились кровью от безостановочных покусываний. Моя же кровь, наоборот, тотчас отлила от лица. Ведь наконец понимаю, что рыжий-то… не просто не оговорился, он даже не шутит! Стоп. Стоп. Стоп. Стоп. Я не готов к такому! Я только-только смирился с тем фактом, что у меня на парня в принципе встаёт! Да и отношений я никаких не хочу! Мне хватило уже, за шесть лет-то! А тут ещё и парень… Я ведь понятия не имею, как это происходит у парней! Вдруг он меня по гей-барам таскать начнёт! — Нет, — уверенно ответил я. Даже не испугался возможных слёз и истерики, которые Славе присущи в моменты отказа или желании возвести личные границы, за которыми тот в итоге оказывается. В данный момент меня пугали вещи посерьёзнее. Те, к которым я более-менее привык физически, но совершенно не готов был морально! Правда, рыжий на мои слова никак не отреагировал, что было для меня слегка удивительно. Вместо бурной реакции, лекций о том, что однополые отношения — это нормально и прочей белиберды, которая должна была бы сломить мой дух, он, наоборот, только смущённо улыбнулся и спросил: — А можно мне, ну… трогать тебя? — очередной, яркий румянец выступил на его щеках. — В смысле, обнимать иногда? Или, может, за руку подержать… Ну… Это хотя бы не звучит так страшно, как ответственная вещь под названием «Отношения». Да и к прикосновениям его я уже привык. — Только не на людях, — тихо и смиренно ответил я. Уже нет смысла даже скрывать, что я не только не против, но и сам бы хотел его касаться. Чего уж тогда отказываться? А Слава вдруг так улыбается ярко, в глаза мне заглядывает, будто моё согласие для него самое радостное событие. Он аж в ладоши захлопал, следом спросив: — А сейчас обнять тебя можно? Я кинул мимолётный взгляд на часы, прикинув, сколько ещё времени до конца пары. Плюс-минус посчитав, что времени у нас ещё полно, я таки кивнул, в тот же момент наблюдая, как недоразумение подрывается с места и, оббежав стойку, подходит ко мне впритык. Я только руки развести в стороны успел, а он уже схватил меня, положив ладошки мне на спину и щекой прижимаясь к груди. В нос сразу ударил приятный, сладковатый и, по сравнению с предыдущими разами, более насыщенный аромат. Даже не смог подавить лезущую на лицо ухмылку, мысленно сравнив его с самым настоящим пирожным. Положив ладонь ему на макушку, начинаю медленно вести по волосам, ощущая, как Слава, словно благодарный котик, льнёт ближе. Мягкий, тёплый, дышит ещё так спокойно и равномерно, будто в моих руках успокаивается, шило в жопе перестаёт играть. Мне он такой даже больше нравится. — А сколько так обнимать можно? Только вот молчать он явно долго не умеет. Я вздыхаю. — Пока не скажу, что достаточно. — А сколько для тебя достаточно? — Не знаю. — А когда узнаешь? Делаю очередной раздражённый вздох, но практически сразу успокаиваюсь, чувствуя скользящие по моей спине руки. — Когда ты замолчишь, — отвечаю с иронией в голосе. — А можно тебя поцеловать? — пропустив мимо ушей мои слова, тише спросил он. Не то, чтобы его вопрос застал меня врасплох, но всё же… Чуть отстранившись, опускаю взгляд вниз, дабы понять всю серьёзность намерений обнимающего меня мальчишки. Он же меня не отпускает, но также приподнимает голову, дабы посмотреть мне ответно в глаза. Сцепил сзади меня руки в замок и положил подбородок на грудь, вылупив на меня свои огромные голубые блюдца, в которых вкупе с уверенностью купались озорство и уже знакомое, лисье лукавство. На мгновение даже залипаю, понимая, какой он снова сейчас… другой. — А если кто-нибудь войдёт? — спрашиваю я, приподняв одну бровь. — А мы быстро. Что-то не верю я в его «быстро». Но сам опускаю взгляд на его губы, тотчас остро ощущая желание к ним прикоснуться вперемешку с приятной, прокатившейся от его прижатого ко мне тела истомой. Вместе с этим слегка раздражаюсь и чувствую перед самим собой уже слабоватую, но всё же вину за то, что вновь допускаю риск перейти грань, которую сам же и возвёл. Но… Сколько необдуманных решений я уже принял и пожалел об этом? Что-то разве изменится, если я добавлю к ним ещё одно? Однозначно, если кто-нибудь войдёт! Поэтому, вновь подавив сомнения, тяну недоразумение на специально опущенное до самого конца кресло, пряча нас обоих за стойкой. Рыжий же, прекрасно понимая, что это значит, практически сразу тянется к моим губам, хватаясь ладонями за лицо. Садится мне на бёдра и неловко скатывается, отчего мне приходится его придержать. Не упускаю возможности одной рукой скользнуть к голой коже, отчего Слава моментально покрывается мурашками. Что ж… Приплыли. Теперь занимаемся гейскими штуками прямо в университете.

***

Слава Я, конечно, не рассчитывал, что Вадим согласится со мной встречаться… Но я также и не думал, что он согласится на элементарные объятия! Тем более на поцелуи! Поэтому и был так рад, ведь большего мне и не надо. Я не шибко расстраивался, что наши отношения можно было бы охарактеризовать как свободные. Мне было достаточно просто ощущать его тепло и ласку… Проводить время вместе за простыми разговорами, в которых, правда, я был в основном инициатором. Зато он меня слушает! А я могу поделиться мыслями о цветах, своём саде, о Броне и его тайных отношениях. Иногда плачусь, что завидую ему, но почти сразу меняю тему, дабы Вадим не подумал, что это какие-то намёки с моей стороны или жалобы. Но больше всего мне нравилось о нём заботиться… Он больше не отказывался от приготовленной мною еды, и это было самое лучшее! Я приносил ему и пироги, и полноценные обеды, а он их ел и даже ни разу не скривился, и не пожаловался! На мои вопросы о том, вкусно ли ему, он всегда кивал головой, соглашаясь, а я готов был разрыдаться от счастья! Накормить, а потом приголубить… Он ещё так всегда обнимает нежно, по голове гладит, с волосами моими играется, а я понимаю, что ему это действительно нравится! Я даже стал ещё больше за собой ухаживать, добавлять чаще масло в кондиционер, кремами пользоваться. В общем, всё делал для того, чтобы ему было приятно меня трогать! Так и проходили наши дни, которые я заслуженно мог назвать невероятно счастливыми! Ещё бы Броня на мозги не капал со своим «Он тобой пользуется!» и Саня за мной не бегал, с ненужными мне «Люблю, не могу!», то вообще всё было бы замечательно. — Будешь его на свой день рождения звать? — со скепсисом в голосе спросил Броня, пока я делал очередной макет для преподавателя. Учебный день подошёл к концу, поэтому я сидел в общей столовой вместе с другом и, пока тот уплетал очередной сэндвич и пил чай, я работал над проектом. — Наверное, нет, — отозвался я, закусывая губу и пытаясь приклеить одну деталь к другой. Но то ли макет дебильный, то ли у меня сегодня день неудачный, но ничего не получалось! — Чего это? — спросил Броня с иронией. — Он же весь такой хороший и прекрасный! А про то, что у тебя скоро праздник, даже и не знает! Психанув, я откинул деталь на стол и, уставившись обиженно на друга, произнёс: — Да хватит уже! Сколько можно о нём плохо говорить?! — А я разве сказал что-то плохое? — А разве нет? То Вадим грубый, то Вадим эгоист, то вообще извращенец и садист! — Схватив макет в руки, я поднялся с места, намереваясь уйти. — Надоел уже со своими оскорблениями! Про день рождения я сам ему не хочу говорить! — Интересно, почему? — поднимаясь вслед за мной, сказал друг. — Может, потому что ему на твой день рождения всё равно? Грубый, наглый, надоедливый… Броня! Надув губы, я покрепче сжал в руках макет и сорвался с места, намереваясь закончить его в лаборантской. Еле сдерживаясь, чтобы не заплакать, я топал по коридору, раздражаясь и обижаясь на услышанные слова. И ничего Вадиму не всё равно! Зачем он вообще такое говорит?! Просто, я же не дурак совсем, понимаю, что для Вадима я не только не парень, но и даже не друг. Конечно, он позволяет мне себя обнимать, целовать и не только… Но ведь этого недостаточно! Я знаю, что ему будет неуютно сидеть со мной у меня дома напротив торта, на котором я задуваю свечи. Ещё и Броня его недолюбливает. Вдвойне неловко. А Вадим мой… товарищ? Партнёр? Скорее партнёр. Партнёр по взаимной телесной привязанности? А что, звучит неплохо! Или всё же плохо?.. Весь в расстроенных чувствах и полностью поглощённый своими мыслями, иду, не сразу замечая, как на встречу идёт Саня. А он ещё и не один, а со своими друганами, которые вечно надо мной издеваются. И я бы, может, не стал бы так переживать, встреть я их в любой другой ситуации, но сейчас у меня было максимально невыгодное положение! Мало того, что с Броней поругался и защитить меня некому, так ещё и видимые слёзы стоят на глазах, а в руках дурацкий преподавательский макет! Для Сани, обозлённого моими вечными отказами, я сейчас как удобный мячик для битья! Точно в покое не оставит! — Эй, выпердыш! — ну началось… Я же говорил! Перекрывает мне путь, а следом наносит хлёсткий удар по рукам, из-за которого макет летит на пол и большая половина деталей, что я самостоятельно сооружал, рассыпаются. — Что это у тебя? — смотрит на результат своего издевательства Саша, а я слезами давлюсь, ведь так старался, работал… — Проект? Хрень какая-то, не находите, ребята? — а те и рады, смеются в голос. — Отстань от меня! — возмущаюсь я, желая опуститься на пол и начать спасать остатки макета, но не делаю этого, так как боюсь. Сейчас на колени встану, а они меня с удовольствием отпинают! И никто ведь не заступится… Кроме лучшего друга, больше меня спасать и некому. Только если Вадим, но и он в другом крыле, далеко отсюда. Здесь одни юристы да архитекторы, коим Саня и является. Тоже мне, архитектор! Да я лучше архитектор, чем он! Вон какие проекты делаю и всё своими руками! — А если не отстану? — ехидничает Саня, приближаясь. Мне же остаётся только с ужасом наблюдать, как тот наступает на лежащие перед ним детали и как те крошатся под его ногами. — Я же теперь не смогу его починить… — Да мне как-то поебать, — пожимает плечами Саша, внезапно хватая меня за рукав и потянув на себя. Я испуганно всхлипнул и, потеряв равновесие, упал на пол рядом с макетом, в то время как мои мучители начали скалиться и обзывать тупой ромашкой. А всё из-за розового свитера, на котором прямо посередине вышит этот самый цветок. Говорю же, невезучее для меня растение! Больше никогда с ним ничего не надену! Несчастный свитер слетел с плеча, оголяя его, отчего те разразились смехом, увидев мои веснушки. Я же поднимаю полный обиды взгляд на Сашу и пытаюсь понять, как этот человек ещё недавно клялся мне в любви. А потом из-за угла выходит… Вадим. Я даже дышать перестаю, замирая и не веря, что это не кто-то другой, а именно он! И смотрит с холодным выражением лица сначала на разрушенный макет, а потом на меня, всего зарёванного и валяющегося на полу. — Совсем охуели? — обращается он наконец к моим обидчикам, а я давлю всхлип от того, насколько сильно хочется подбежать и обнять его в поисках защиты! Но терпеливо сношу это желание, ведь прекрасно понимаю, как глупо буду выглядеть со стороны. Ещё и Вадима опозорю… — Я на вас в деканат жалобу накатаю. Сашка в ответ на его слова вместе со своими друзьями даже носом не повёл, они лишь рассмеялись и, показав Вадиму средний палец, ушли. А я, наконец получив возможность, сразу подорвался собирать поломанный проект, больше не сдерживаясь и разрыдавшись в голосину. Мне было так обидно и стыдно одновременно, что хотелось куда-нибудь убежать и спрятаться… Вадим же подошёл и, тоже опустившись рядом, внезапно потянулся и поправил съехавший с моего плеча свитер. Вроде бы мелочь, но я от такого жеста лишь сильнее заплакал. — Не реви, — уверенно произнёс он, а я только громче начинаю. — Мы их накажем, только не реви ради Бога. — Я не смогу его починить… — полным отчаяния голосом тяну я. — Они половину деталей сломали! — Я починю, — неожиданно говорит Черныш, а я даже плакать перестаю, удивлённо на него косясь, — склею детали дома и завтра принесу. — Ты правда это сделаешь? — поражённо. — Почему тебе всегда нужно подтверждение? У меня даже слова все из головы, которыми я мог бы выразить благодарность, вылетели! Настолько сильно я был счастлив! Поэтому вместо того, чтобы, как обычно, без остановки что-то говорить, бегло осмотрелся по сторонам и, никого не обнаружив, потянулся ладонями к Вадиму. Понимаю, что, за такой беспечный эмоциональный порыв, он вряд ли погладит меня по головке, но всё равно не сдерживаюсь и хватаю его за лицо, начиная расцеловывать. А тот неожиданно для меня и не сопротивляется! Хотя, казалось бы, коридор, кто угодно может пройти! Поэтому и радуюсь, наклоняясь ниже и оставляя наполненный чувствами и солью от слёз, быстрый поцелуй на его губах.

***

Вадим И ведь правда чиню… Весь вечер и полночи на этот дурацкий макет потратил. Ещё ни для кого такое не делал, а тут на! Столько стараний! И всё для чего? Для того, чтобы Одуван не плакал! Я ещё вчера, когда его увидел, заплаканного, обиженного, и этих уродцев в компании их лидера, того самого Санька, чуть не взорвался. Не был бы я сотрудником университета и не переживал за репутацию старшего брата, то обязательного бы их отлупил, а блондина особенно! Ходит весь напыщенный, лучику глаза строит, а сам обижает, дабы перед друзьями самоутвердиться! Терпеть таких не могу… А видеть, как мелкий страдает, тем более. Только поэтому и предложил помощь, дабы он один из-за этих козлов не мучился. Буду мучиться с ним на пару! Зато, какой он был потом благодарный, счастливый… Я даже на мгновение забыл, что мы прямо в коридоре, не оттолкнул его, когда он полез целоваться. Мне было даже… приятно. Осознал, что тепло на душе становится, когда его радую. Совсем уже крыша едет. Я с этим даже смирился. Ну, а что мне остаётся делать? Уже и так при любой удобной возможности зажимаемся с ним, чего теперь, плакать из-за этого? Я не из таких. Как Слава рыдать бы не стал. Теперь сижу в своём излюбленном неудобном кресле и смотрю на этот самый проект, лежащий на стойке. Жду, когда лучик появится и я смогу ему его вернуть. Даже радуюсь, когда слышу открывающуюся дверь, поднимаюсь, думая, что это не кто иной, а именно он. — Чего это у тебя? — а это Саша… — Кто-то забыл, что ли? — Не совсем, — и осекаюсь, так как не хочу рассказывать правду. Поэтому быстро меняю тему: — Хорошо, что зашёл. Я пожаловаться хотел на ребят, что Одуванчику жизнь портят. А брат, не сразу сообразив, о ком я говорю, лишь спустя короткую паузу делает лицо, мол, вспомнил и спрашивает: — Что за ребята? И я коротко рассказываю всё, что вчера увидел, только тактично упуская момент с макетом. В конце концов, мои отношения с лучиком его не касаются, а макет я починил и весь заново собрал, так что жаловаться на поломку нет смысла. Александр кивает, говорит, что разберётся, и, как всегда, докучать начинает, капая мне на мозги. Нравоучения ещё под стать старому деду: говорит о том, чтобы я за ум уже взялся, работать нормально начал и занятие себе получше, чем тренировки в спортзале, нашёл. Ещё и Леру вспоминает, говоря, что я упустил прекрасную девушку из-за своих заскоков в характере. Ну, конечно… Нужна мне такая девушка, что заскоки мои принимать не хочет? Я же терпел её лень и желание по тусовкам ходить, а она почему не могла? Мои заскоки вообще элементарных вещей касались: хочу домашнего уюта и спокойной, размеренной жизни. И если я правда шёл на уступки, то она даже не пыталась! Но Александру это знать и не нужно. Он, конечно, мне близкий человек, но и грузить его своими проблемами я не хочу. — Нашёл ведь кого-то, я же вижу, — тем временем продолжает он, вызывая внутри меня лишь раздражение. — Чего признаться не хочешь? Познакомил бы меня с ней! — а потом вдруг отвлекается, смотрит в окно позади меня и непонимающе щурится. — Это ещё что такое? Не понимая, что не так, я обернулся и тоже всмотрелся в окно, выходящее на задний двор университета. Место достаточно пустынное, там мало кто ходит, в основном курильщики да любители от пар пофилонить. У меня ещё окно зашторенное, ни черта не видно… Но сейчас, приглядевшись, вижу происходящее я отлично. Ведь признаю не кого-то, а своего рыжего, лезущего на какую-то берёзу. У меня же от высоты, до которой он добрался, в груди всё холодеет… Он же маленький такой, упадёт, точно ведь сломает себе что-нибудь, если и вовсе не разобьётся! Не слыша полные возмущения происходящим слова брата, подрываюсь с места и бегу на улицу, переживая, что его мог кто-то туда насильно загнать. Вдруг снова эти уродцы? Но всё оказывается куда проще… — Ты совсем что ли с ума сошёл?! — воплю я, дабы тот заметил моё присутствие. — Слезай немедленно! И ведь прямо в лохмотьях своих полез! В очередном широком свитере с яркими вышитыми розами. А если зацепится за что-нибудь?! Ведь точно упадёт! — Ваденька? — слышу в ответ радостное, а у меня аж жопа гореть начинает. Ваденька, блядь! — Какого хрена ты туда залез?! — еле держусь, чтобы не полезть за ним и насильно не стащить на землю. Ну что за бесстрашный идиот?! — Тут котик! И словно в подтверждение его слов слышу еле уловимое, отчаянное мяуканье. Вглядываюсь в листву и, спустя пару секунд старательных поисков, действительно вижу кота. Да ещё и какого… Рыжего! — Плевать на него! — тем не менее возмущаюсь я. — Слезай сейчас же, пока себе что-нибудь не повредил! А Слава, будто и не слышит меня, дальше тянется за несчастным животным, что от страха забилось в ветвях, чуть не упав. Лучик его в последний момент хватает и к себе притягивает, а я весь вздрагиваю, руки уже готовлюсь подставлять, чтобы недоразумение своё поймать. И ведь правда переживаю! Сердце аж из груди готовится выпрыгнуть, как боюсь за этого дурака! Но тот, благо, не падает, а спокойно начинает слезать назад. — Что здесь происходит? — подоспел брат, удивлённо косясь в мою сторону. Периферическим взглядом вижу, как тот меня разглядывает, видимо не до конца понимая, чего я так разволновался. Ведь кто-кто, а я никогда не терял самообладания, стараясь всегда держаться холодно и уверенно. Даже тогда, когда вроде бы уместны и слёзы, и откровенная злость. Но сейчас его попытки понять моё поведение меньше всего были мне интересны. Всё, что меня волновало, — это рыжий, с которого я не спускал глаз, готовясь в любой момент его подхватить и поставить на землю. — Ой, Александр Павлович, здравствуйте! — радостно вопит Слава, спустившись наполовину и протягивая мне кота. — Ты чего вытворяешь? — в ответ строго спрашивает брат. Правильно, Сашка! Отчитай этого ненормального! — А если бы свалился не дай Бог? Ладно, университет поставил бы в невыгодное положение, но сам же, в первую очередь, мог пострадать! Я же беру кота и протягиваю Александру, что удивлённо перехватывает животное и хмурится. Следом разворачиваюсь и вижу, как Слава, весь румяный и с широкой улыбкой, уже сам ко мне руки тянет, позволяя себя перехватить за талию. Мгновение, и он на земле. А моё сердце наконец-то встаёт на место и успокаивается. — Спасибо, Ваденька, — нежно произносит он, а я, несмотря на образовавшееся внутреннее облегчение, всё равно по нему глазами бегаю, дабы наверняка убедиться, что с ним всё в порядке. Замечаю только выбившийся из общей копны локон, но благоразумно его не трогаю из-за находящегося рядом брата. — Извините, Александр Павлович, я больше так не буду! Просто не мог котика в беде бросить. И под недовольный взгляд декана забирает животное, засовывая его себе под свитер и прижимая к себе. Александру же кто-то звонит, и тот уходит, ещё раз пригрозив Славе пальцем. А я не выдерживаю, стоит тому скрыться за поворотом и произношу: — Больше так не делай, — протягиваю руку и, боле не боясь постороннего внимания, всё-таки убираю выбившийся локон тому за ухо. — Ты хоть видел, как высоко залез? А если бы и правда упал? Мог, в конце концов, меня позвать. — Разве можно было? — удивлённо тянет Слава. — Ты ведь и так мне очень помог вчера… Мне так стыдно было! Поэтому просить ещё и об этом… Рыжий глаза лупит на меня, смущённо улыбаясь, а я только сейчас замечаю, что у того пыль на щеке. Шумно выдыхаю, пальцем оттираю, пока он забавно морщится и только шире губы в улыбке растягивает. — Я сам решу, помогать тебе или нет. Поэтому лучше сначала подойди и спроси, а не лезь сразу непонятно куда. — Не непонятно куда, а на дерево! — Да хоть на Эйфелеву башню! — возмущаюсь я. — Как дитя малое… — И ничего не малое, — погладив кошку по голове, произнёс Слава, — мне девятнадцать в следующую субботу исполняется! — и вдруг резко замолкает, будто испугавшись собственных слов. Я же смотрю на него, на короткое мгновение застопорившись. У него скоро день рождения? И почему он мне не сказал? Ну что за человек?! О любой бессмысленной фигне может говорить часами, а о самом важном может даже и парой слов не обмолвиться! Хотя, с другой стороны, чему я удивляюсь? Он же не обязан это делать… Я ему не парень, в конце концов, мы же даже толком не общаемся. Наше общение начинается и заканчивается на обоюдном телесном контакте и редко на каких-нибудь диалогах, как сейчас. В итоге, так и стою, как дурак, не зная, что на это ответить, пока Слава, явно чувствуя себя неуютно под моим настырным взглядом, внезапно ближе тянется, чмокает в щёку и говорит: — Отнесу котика домой, дам покушать, а потом вернусь и зайду за макетом. А я так и остаюсь стоять на месте, смотря ему уходящему вслед. На душе ещё как-то тоскливо… И чего я так за него испугался? Ещё и из-за дня рождения расстроился. Дурдом.