Старина Слагги совсем не изменился за прошедшие годы — он по-прежнему был упитан и свеж, как майская роза, благоухал дорогим одеколоном, одевался у хороших портных и в целом был крайне доволен жизнью. Северус только подивился про себя: из всех знакомых ему людей именно Слагхорн был абсолютно и полностью в ладу с самим собой. Он не корчил из себя неведомо кого и принимал себя «со всеми бородавками», как завещал Кромвель… да что там принимал — он себя обожал с головы до пят.
Вообще-то Северус завидовал такой откровенной любви к себе — ему самому до нее было как до луны.
Он улыбнулся как можно естественнее и пригубил чай. Огляделся по сторонам — в этом изысканном доме с многочисленными вычурными креслицами, пуфиками, антикварными чашечками и столовым серебром с монограммами он казался лишним, будто огромный черный ворон, случайно залетевший в напичканное «сокровищами» сорочье гнездо. Захотелось срочно поправить свой строгий сюртук, но Северус усилием воли сдержался и отпил еще чаю.
— Отличный сорт, — вежливо сказал он, указывая глазами на заварочный чайник из мейсенского фарфора. Слагхорн незамедлительно просиял и погладил себя по выпуклому животу, туго обтянутому зеленым жилетом из отменного сукна с золотым шитьем.
— Мне привезли этот чай из Голландской Ост-Индии, с самой Суматры, — промурлыкал он и сладко прижмурился. — Подарок моего ученика, он теперь консул. Ах да, это же теперь Индонезия, я и запамятовал...
Северус согласно покивал, хотя про себя скептически скривился: у Слагхорна была превосходная память, и он ничего не забывал — ни имен, ни лиц, ни пикантных подробностей из сколь угодно далекого прошлого. Просто ему нравилось периодически невзначай вспоминать молодость, когда Британия правила морями, а мир делили между собой великие империи.
— А ты, Северус, все деканствуешь? — поинтересовался Гораций и, охая, потянулся за засахаренным ананасом. Положил дольку в рот и даже глаза прикрыл от удовольствия. Прожевав, добавил: — Никогда не понимал, зачем тебе Хогвартс — ты ведь не собираешь коллекцию выдающихся учеников, как я, а помимо этого там совершенно нечего делать.
Снейп безразлично пожал плечами — он уже и сам не знал. Еще недавно он думал, что это его долг, его епитимья, расплата за предательство любимой женщины, а также — что этого требует поспешно данная клятва… Теперь, с появлением в его жизни урагана «Поликсена», все встало с ног на голову.
— Я всегда прочил тебе великое будущее, — тем временем назидательно воздел палец вверх Слагхорн. — Такой талант, такой потенциал…
Он сокрушенно покачал головой и взял в руки изящную фарфоровую чашечку, смотрящуюся в его пухлых ладонях на удивление уместно. Снейп помнил, как ловко эти короткие сосископодобные пальцы толкли, нарезали и отмеряли самые капризные ингредиенты.
— Дорогой мой, тебе стоит подумать о том, чтобы войти в гильдию зельеваров — еще ведь не поздно, ты совсем еще молод… сколько тебе, тридцать? Для мастера это не возраст.
Северус уже не слушал — он замер, пораженный внезапной мыслью. Слагхорн прочил ему великое будущее? Ему — забитому оборванному мальчишке без связей и перспектив, голодранцу Северусу Снейпу? Он помнил их отношения в школе совсем иначе: холодную небрежность Горация в оценке его безукоризненно приготовленных зелий, насмешки над смелыми экспериментами, комплименты, расточаемые другим, менее способным, ученикам, а также унизительную уборку кабинета в обмен на использование лаборатории во внеурочное время... И никакого членства в Клубе Слизней, разумеется.
— Вы… гм… — Северус замялся, пытаясь подобрать слова так, чтобы не выдать себя, — по укоренившейся привычке он не доверял бывшему учителю. — Вы были обо мне высокого мнения?
Слагхорн замер, не донеся чашку чая до рта, и удивленно воззрился на Северуса своими живыми голубыми глазами в сеточке смешливых морщин.
— Ах, опять твои шуточки, — наконец усмехнулся он, перегнулся через столик и дружески потрепал Северуса по руке. Снейп неверяще проследил взглядом за этим жестом, и ему захотелось ущипнуть себя. Мерлин, сколько еще сюрпризов его ждет? И когда это все наконец закончится? — Твое чувство юмора всегда ставило меня в тупик, но затем, спустя время, я понимал, в чем соль шутки, и думал: это произведение ума поистине неординарного. Ты что же, не помнишь нашу совместную работу над вариациями антиликантропного?
Слагхорн уставился в потолок с лепниной, вспоминая ушедшие дни.
— Ах какая это была смелая работа! Мог бы быть настоящий прорыв, но начались эти…
волнения… и мы решили не продолжать эту линию исследований. Однако наша статья получилась на славу!
— Какая статья?
— Северус, ты слишком молод, чтобы испытывать проблемы с памятью, — отечески пожурил его Гораций, но тут же переключился на более приятную тему: — Ну конечно же в «Вестнике зельеварения» за январь семьдесят шестого. Мы получили столько корреспонденции! Даже пришлось просить твоих подружек помочь нам разобрать все письма и дать на них ответы.
Он хихикнул, а Северус подобрался — наступал удачный момент.
— Вы о Поликсене и Каролине? — спросил небрежно.
— О них, о них самых, — закивал Гораций, умильно улыбаясь. — Ах какие девочки! Красавицы и умницы, из прекрасных, прекрасных семей. Просто блистали, хотя, конечно, ты их всегда затмевал, но есть люди талантливые, а есть гениальные, и между ними большая разница. Вот, например, Леонардо да Винчи…
— Мы были не разлей вода, — рискнул предположить Северус, ненавязчиво возвращая Слагхорна в нужное ему русло. — С самого третьего курса. Вместе сидели на уроках…
— Так и было, — подтвердил Гораций и аккуратно взял с блюдца засахаренную клюковку. Почмокал губами, справляясь с кислым привкусом. — Хороша!.. Так вот, вы втроем всегда сидели рядом, с того самого момента, когда Каролина перевелась в Хогвартс. Она была чудесным ребенком, хоть и с трагичной судьбой. Так рано потерять родителей…
— Она жила с опекуном, — наобум предположил Северус, и Гораций закивал.
— Да-да, со своим дядей. Очень талантливая девочка, но такая тихая, я даже сомневался вначале, будет ли ей комфортно в моем клубе, но все-таки решил ее пригласить — как-никак, правнучка знаменитой прорицательницы Даниэлы Стивенсон!
— Прорицательницы? — не смог скрыть своего удивления Северус.
— Именно, — сказал Слагхорн. — Даниэла была очень известна в начале века, и к ней многие обращались. Конечно, не все желали ехать за консультацией в Америку — все-таки у многих чистокровных семей осталось предубеждение против бывших колоний, — но оно того стоило. Ее предсказания всегда сбывались, хотя их форма бывала запутанной, двусмысленной. Но прорицания — наука не точная, и все здравомыслящие люди это понимали.
— Вы тоже к ней ездили? — спросил Северус, неожиданно заинтересовавшись, но Гораций покачал головой:
— Такие долгие путешествия всегда были для меня утомительны. Возможно, когда она еще жила в Бостоне, я и мог бы обратиться к Даниэле, но тогда я был слишком юн и не понимал важности науки о будущем. А когда начал ценить возможность получить предсказание, она уже уехала в Луизиану, на болота, и почти перестала принимать посетителей. Да и я бы туда ни за что не поехал — мне вреден тяжелый воздух.
Он пожевал губами и добавил в чай еще молока из узорчатого серебряного молочника.
— Я так надеялся, что Каролина унаследовала талант своей прабабки, — доверительно понизив голос, поделился он. — Первая девочка в роду после Даниэлы — а ведь часто прорицание проявляется именно у женщин. Однако малышка совсем не показывала склонности к предвидению, она даже на курс соответствующий не записалась — видимо, чтобы не бередить себе душу сравнениями с гениальной родственницей.
Гораций отпил еще чаю и промокнул губы салфеткой. Каждое его движение было выверенным и изящным — Северус всегда завидовал его непринужденному лоску. Тем временем Слагхорн мечтательно продолжил:
— А было бы так прекрасно, изреки она пророчество во время очередного собрания клуба! Ты ведь знаешь, что хотя прорицатели видят многое о будущем, за свою жизнь они обычно изрекают только одно великое пророчество. У Кассандры Троянской это было предсказание о взятии родного города, у одной из кумских сивилл — перечень будущих римских цезарей…
— А у прабабки Каролины?
Слагхорн поскучнел и покрутил в руках ложечку.
— Ее пророчество было произнесено, но осталось скрытым — видимо, оно было об одном из ее клиентов, и тому повезло быть единственным, кто его услышал. Такое пророчество всегда гласит о чем-то очень важном, способном повлиять на судьбы мира. Серьезное оружие в руках недобросовестных людей.
Они помолчали, и Северус решил перейти к своей главной задаче.
— Боюсь, после школы наши пути разошлись, и связь прервалась, а мне очень хотелось бы возобновить контакт с Каролиной, — бархатным голосом сказал он и просительно заглянул в глаза бывшему учителю, но тот внезапно смутился и отвел взгляд. Подумал немного, прочистил горло и наконец повернулся к Снейпу.
— Северус, дорогой, неужели ты не знаешь? Боюсь, что вашу дружбу уже не вернуть. Мне ужасно жаль, что так вышло, я думал, тебе известно… Каролина Стивенсон умерла пять лет назад.
Это было как удар в живот. Северус не ожидал той волны тупой, животной боли, которая при этом известии поднялась откуда-то из глубины, будто тело горевало о том, чего не помнил, не осознавал до конца мозг. Он впился в подлокотники кресла, пытаясь совладать с собой.
— Как? — прокаркал пересохшим горлом. — Как это произошло?
— Так жаль бедную девочку, — сокрушенно покачал ухоженной седой головой Слагхорн. — Совсем молоденькая. Никто толком не знает причины, Северус, даже я, хотя мы с ее мужем были одного круга, уж мне-то он мог бы и довериться. Но Патрокл, хоть и состоял в моем клубе, всегда был очень себе на уме. Сказал, болезнь, но что же это за болезнь такая, что унесла сильную волшебницу так рано? Я думаю, это какое-то фамильное проклятие — о таком и впрямь не распространяются, что есть, то есть…
— Патрокл? — осторожно уточнил Северус. — Патрокл Паркинсон?
— Да-да, он самый, — отсутствующе сказал Гораций — он едва следил за разговором, погруженный в горестные размышления. Северус скептически подумал, что Слагхорна больше тревожит отсутствие доверия со стороны бывшего ученика, чем судьба Каролины, но тут же устыдился собственного цинизма. Этот, незнакомый ему Гораций был не так уж плох.
За этой мыслью пришла другая: Каролина Стивенсон оказалась матерью Панси Паркинсон, той самой матерью, которая умерла и не могла явиться на вызов декана Слизерина. Той самой матерью, которая оставила дочке старый учебник Северуса, — а он-то думал, что тот достался Панси от тети! И ведь Поликсена что-то такое упоминала, но Северус не обратил на это внимания...
А еще Каролина была женой Патрокла Паркинсона — как же это вышло? Паркинсон был из Священных Двадцати Восьми, а они обычно не снисходили до других семей с родословной попроще. Впрочем, ради правнучки знаменитой прорицательницы Паркинсоны могли бы и сделать исключение…
В его голове роился миллион вопросов, но любой из них неизбежно выдал бы его потерю памяти, а потому Северус помедлил и одним глотком допил остатки чая.
— Я был очень рад увидеться с вами, Гораций, — сказал он, легонько прихлопнув ладонями по подлокотникам, — знак того, что собирался уходить. Слагхорн вздрогнул, вырываясь из своих дум, и встал из кресла, протянул встающему гостю руку.
— Я всегда буду счастлив видеть тебя, Северус, — тепло сказал он, накрывая их рукопожатие второй пухлой ладонью. — Мне казалось, я чем-то обидел тебя — с некоторых пор ты совсем перестал мне писать. Впрочем, я все понимаю: война, будь она неладна, сколько судеб она погубила…
Северус молча кивнул, но что-то внутри дрогнуло — будто растаял острый осколок льда, застрявший где-то в сердце.
— Всенепременно, учитель, — сказал он и осторожным жестом потрепал Слагхорна по плечу. — Всенепременно.
***
Он шел на уроки с тяжелым сердцем — плохо подготовился, так как почему-то не сумел найти среди книг учебник по Защите, и теперь профессор Вилкост наверняка спустит с него три шкуры. Он уже повернул на лестницу, ведущую наверх, в кабинет профессора на седьмом этаже, когда кто-то потряс его за плечо.
— Гарри! Гарри, ты куда идешь?
Он остановился и задумался, глядя на незнакомую девочку. Гарри?.. Да, Гарри. Гарри Поттер — так его зовут.
— Привет, Гермиона, — сказал, слегка улыбнувшись. — Я на Защиту.
— Защита же не там, — удивилась девочка и тряхнула головой, а ее густые каштановые волосы пушистым облаком покрыли плечи. Она решительно взяла его под руку и повела совсем в другую сторону, с энтузиазмом тарахтя: — Волнуешься перед экзаменами? Я прекрасно тебя понимаю! Я уже два раза перечитала все учебники, но до сих пор путаю страницы 18 и 19 в учебнике по Трансфигурации...
— Поттер, для помолвки как-то рановато, — послышался еще один голос, манерно тянущий гласные, и из темной ниши картинно выступил Драко. — Ходить с девушкой под ручку без соответствующего предложения — моветон. Пощади репутацию невинной девы, отцепись от Грейнджер и идем в класс — скоро прозвучит колокол.
— Гарри — не твоя собственность, — раздраженно процедила Гермиона и вцепилась в руку крепче. Гарри вздрогнул и окончательно пришел в себя.
— Спасибо, что проводила, Гермиона, — сказал он и осторожно отцепил от себя ее тонкие пальцы. Девочка смотрела обиженно и недоуменно. — Драко прав, мне пора. Удачи в подготовке к экзаменам!
Он сделал два шага вперед, и Драко тут же пристроился с левого фланга. Они пошли дальше вместе, оставив Гермиону злиться в одиночестве, но друг почему-то молчал.
— Я не делал ей никакого предложения, — подумав, уточнил Гарри. — Она сама взяла меня под руку.
— Оно и понятно, — досадливо отмахнулся Малфой. — Опять какие-то странности, герой? — проницательно заметил он. — Ты выглядел точь-в-точь как после дуэли, только на звезды не пялился. Признавайся давай.
Гарри помотал головой. Он не желал признаваться. В чем? В том, что вчера потратил весь вечер в поисках загадочного учебника, которого у него не могло быть? Или в том, что спешил на урок к несуществующему профессору? Его странностей становилось слишком много, и он начал откровенно бояться ими делиться. Если Драко и Панси решат, что от него слишком много хлопот, если они от него отвернутся… а они могут, особенно Драко, — Гарри не забыл, как тот напрягся, когда они заговорили на парселтанге, и как насторожился, когда Гарри назвал его другим именем… У Драко были превосходные защитные рефлексы и отличное чутье на опасность, а Гарри не был уверен, где в его случае заканчиваются просто странности и начинается настоящая жуть.
И что еще за профессор Вилкост?
Они наконец дошли до кабинета Защиты, и Гарри проскользнул за Малфоем внутрь, дошел до мест рядом с Панси. Обычно они садились на среднем ряду амфитеатра — самом удобном ряду, чтобы уйти, если будет нужно. Панси улыбнулась приятелям, но тут же насторожилась, и Гарри вздохнул: у нее тоже была прекрасная интуиция. Неужели всех чистокровных так тяжело обмануть? Мимоходом подумалось, что, дружи он с Роном и Гермионой, как это задумывал директор, те ни за что не заметили бы таких незначительных перемен в его настроении и секундного замешательства.
— Со мной все в порядке, — буркнул он, садясь последним. Драко, севший между ними с Панси, выразительно скривился и покачал головой.
— Панс, может, ну ее, эту конспирацию? — тихо спросил приятель. — Наш герой что-то темнит, и у меня возникают смутные сомнения. Мне кажется, до лета не дотянем.
Панси тяжело вздохнула.
— Не хочется задействовать твоего отца, — сказала она. — Мне нравится знать, что мы можем на него положиться, но использование его влияния ограниченно. Есть другой вариант, я над ним несколько дней думала. Заглушка, Драко.
Малфой понятливо крутнул кольцо-артефакт на пальце, и она продолжила:
— Можем попросить помощи у Снейпа, он вроде человек понимающий. Пускай он отведет Гарри в Мунго. Изобразим несчастный случай на уроке зельеварения, мол, счет идет на минуты, так что нет времени обращаться в Больничное крыло. Это снимет вопрос о том, почему Гарри не обратился к собственному декану — я не доверяю МакГонагалл.
Драко кивнул и приосанился — ему было лестно, когда кто-то делал комплименты его крестному, и Гарри с болью вспомнил, что у него вообще-то тоже есть крестный. Он внимательно изучил досье, которое собрала на своего непутевого кузена леди Малфой, но так ни к чему толком и не пришел — разве что к тому, что Сириус Блэк был крутым парнем и ему очень шли банданы. Кем тот был — предателем или жертвой? Гарри уже ни в чем не был уверен...
— Отличная идея, — сказал он вслух, и друзья посмотрели на него немного удивленно — видимо, не ожидали, что он так легко согласится. — Что? Мне не нравится мысль о том, что я плохо себя контролирую, так что я обеими руками за. Когда там у нас следующий урок зельеварения?
— Не так быстро, — охладила его пыл Панси и задумчиво постучала себя пальцем по щеке. — Сначала Драко должен переговорить с крестным тет-а-тет и объяснить ему ситуацию, а тот должен придумать реалистичный план. Это должно быть какое-то зелье, которое, если нарушить рецепт, может быть очень опасным. Драко, мы точно его не подставим? Все-таки чрезвычайное происшествие на уроке…
— Крестный выкрутится, — с гордостью сказал Драко. — Папа говорит, Северус изворотливее даже него самого.
Панси преувеличенно уважительно покивала, но тут же прыснула, а за ней засмеялся и Гарри. Драко сперва обиженно насупился, но потом тоже весело хмыкнул.
— Начинаю думать, что переход на Гриффиндор был нам на руку, — отсмеявшись, деловито сказала Панси. — От «грифов» никто не ожидает хитроумных комбинаций.
— У нас клуб тайных слизеринцев, — фыркнул Гарри, и Панси улыбнулась.
— Отличное название. Ладно, вон уже Квиррелл шаркает, давайте хотя бы притворимся, что слушаем лекцию.
***
«Кто я?»
Черноволосый мальчик одиноко смотрит наружу через окно пустынного коридора, затянутое пеленой холодного весеннего дождя, и рисует пальцем по запотевшему стеклу. Снаружи темно, почти отбой, и его черты лица в отражении расплываются.
Герой? Жертва? Сын Поттеров? Похищенный наследник Лорда? Гарри Поттер… или все-таки кто-то другой?
Что означают его странные головные боли и загадочная потеря контроля над собой? Что это — память о прошлой жизни? Одержимость? И помогут ли ему в Мунго?
Мальчик ловит взгляд своих глаз в отражении — зеленые, по-прежнему зеленые, но в последнее время ему кажется, что должны быть черными, как угли.
Он позволяет рукам по-другому причесать волосы и грустно улыбается: будто сошел со страниц модного журнала пятидесятых.
Мальчик прислоняется горячим лбом к холодному стеклу и закрывает глаза — какого цвета? Зеленые? Или все-таки черные?..
«Кто я?»
Хрупкая девочка с каре откладывает в сторону пухлый фолиант о волшебных языках и плотнее задвигает тяжелый бордовый полог на кровати. Кто она сама и кем были ее предки? Откуда взялся ее странный, почти уникальный дар?
Она по-прежнему Паркинсон? Или все-таки Гонт? Кто произвел ее на свет — те, кого она считала родителями до школы? Или все-таки кто-то другой?
Что если сам Темный Лорд?
Она ложится на подушки, закрывает глаза и считает до десяти, потом до ста, а еще позже — до тысячи. Сегодня ей опять не уснуть.
«Кто я?»
Молодой мужчина сидит в кресле в своих покоях, крутит в руках стакан с виски и невидяще смотрит в огонь. На его коленях лежит статья его авторства в «Вестнике зельеварения» за январь семьдесят шестого, а на столе рядом — архивная колдография с рождественского собрания «Клуба слизней» за тот же год. На колдофото он умело носит хороший костюм и улыбается уверенно и немного свысока — так, как ему казалось, он научился улыбаться гораздо позже. Оказалось, и это тоже было ложью.
Каким он был до того судьбоносного Обливиейта? Был ли счастлив? Что именно украл у него неизвестный враг?
Сегодня он узнал, что навсегда потерял подругу детства, а вместе с ней — возможность вспомнить и примириться, начать все заново. Он пропустил ее болезнь, смерть и похороны. Не сумел даже проститься по-человечески. Он боится продолжать узнавать то, что забыл, — но еще больше боится так никогда и не узнать.
Каким он стал бы, если бы не то заклинание, разделившее жизнь, память и личность на до и после? Каких высот достиг бы? И сколько еще сюрпризов, выбивающих дыхание из груди, ждет его в будущем?
Мужчина пьет до дна и наливает еще. Призраки его забытого прошлого танцуют по стенам изломанными тенями, но он не узнает их лиц.
