Дамы семьи Паркинсон

      Они пришли за ним ночью.       Небо за оградой осветилось вспышками заклятий, которыми они пытались взломать защиту, и вскочивший с кровати Люциус отстраненно подумал: ну чем не Морсмордре? Чем же, о чем так принципиально отличается это расцвеченное небо от мертвенной зелени Черной метки?       — Мне придется открыть, — отходя от окна, сказал он намеренно спокойным тоном и притянул к себе подошедшую Нарциссу — застывшую, с остановившимся взглядом, — а затем нежно поцеловал ее в лоб, в линию роста шелковистых светлых волос. — Я должен показать, что готов к кооперации.       Она медленно кивнула, будто не до конца понимая, что он говорит, но затем тихо выдохнула и расправила плечи. Драко на ее руках завозился и прижался к материнской груди еще теснее. Обычно шебутной и непоседливый, на этот раз он молчал и сосредоточенно глядел на дверь спальни — будто и впрямь что-то понимал. С самого рождения они с Нарциссой упорно укладывали его рядом, в собственной спальне, на расстоянии вытянутой руки, нарушая тем самым строгие вековые традиции благородной семьи. Няня-домовушка неодобрительно качала головой, но Люциусу было плевать — и, как видно, их подход полностью себя оправдал.       — Что делать мне? — спросила Нарси, поднимая на него глаза. В тонкой шелковой ночной рубашке до колен она выглядела такой хрупкой, такой невинной, что у Люция перехватило дыхание. Он не мог оставить ее одну. Он должен был оставить ее одну. — Я могу отправиться к родителям.       Люций покачал головой, отошел к туалетному столику и принялся одеваться. Пальцы путались в пуговицах рубашки, а за окнами слышались грохот и чьи-то пронзительные крики. Не взломают, — с неуместной гордостью подумал он и пропустил пуговицу.       — К ним наверняка тоже нагрянули после выходки твоей сестрицы, — на последнем слове Люциус почувствовал, как сами собой сжались кулаки. Он и раньше недолюбливал Беллу, но сейчас ненавидел ее до дрожи, так, как еще никого не ненавидел. Сиди она смирно… — Паркинсоны! Пережди у них. Патрокла наверняка заберут, но остается Поликсена, и ей нельзя ничего вменить. Если в доме будет хоть один урожденный Паркинсон, защита устоит.       Нарцисса кивнула и, усадив Драко на кровать, метнулась к шкафу — собирать вещи. Надевая жилет, Люциус покачал головой: надо было предусмотреть это и подготовиться… Да что уж там.       В дверь робко постучали, и Люциус открыл. На пороге мялся, выкручивая себе уши, мажордом Телли. Увидев наполовину одетого Люциуса и спешно пакующую саквояж Нарциссу, он замер и упал на колени, уткнулся взглядом в пол.       — Хозяин… их слишком много, и они суметь пробиться сквозь первый слой защиты. Разрешить нам сражаться!       Люциус покачал головой. Затем, спохватившись, сказал вслух:       — Я запрещаю. Это люди из Министерства, а мы — законопослушные граждане. Никакого сопротивления, ослушников ждет выдача одежды и несмываемый позор. Все ясно?       — Да, хозяин, — с сожалением прошелестел мажордом, встал и, не поднимая головы, попятился прочь по коридору. Люциус только вздохнул, провожая его взглядом: жаль, ну как же жаль, что прежние рыцарственные времена прошли, и теперь порядочные маги не могут как следует защитить даже собственный дом! Магия домовиков была крайне своеобразной, но как последней линии обороны мэнора им не было равных — уронить на голову нападающему хрустальную люстру или обрушить тяжелый шкаф, облить кипящим маслом, а потом мгновенно исчезнуть! А уж как они искусны в партизанской борьбе…       Он покачал головой и вернулся обратно в спальню. Нарцисса была уже готова — она переоделась в простое теплое платье цвета электрик и накинула серый шерстяной плащ. В руках жена держала саквояж с пространственными чарами, а к материнскому подолу, выглядывая одним глазом из-за юбки, прижимался Драко.       — Я готова, — подтвердила она. — Что с сейфом? А портреты? Мерлин, Люций, все наследство Малфоев, целые века труда!       Он усмехнулся ноткам страдания в ее голосе и повелительно щелкнул пальцами. Рядом возник один из эльфов — кажется, Марси.       — Все ценное убрать за пределы мэнора, в фамильный тайник, — скомандовал Люциус. — Но не переусердствуйте! Оставьте мебель, созданную позже восемнадцатого века — ее не жалко. Ах да, скройте портреты: предки плохо понимают нынешние реалии, еще начнут возмущаться. Будет обидно, если их в ответ уничтожат.       — Будет сделано, хозяин, — склонился в поклоне эльф, щелкнул пальцами и исчез.       — Идем к запасному камину, — Люциус подхватил на руки молчаливого, испуганного сына, аккуратно взял жену под локоть и повел свою семью к спасению. Над домом наверняка повесили антиаппарационный барьер и перекрыли основной камин, но они с Патроклом давно уже провели между своими мэнорами отдельную незарегистрированную линию на крайний случай. Золото открывает многие двери.       Уже в гостиной он остановился, спустил с рук Драко и еще раз привлек Нарциссу к себе — не удержался.       — Боюсь за тебя, — просто сказала она, и ее голос звучал глухо и надтреснуто, а дыхание щекотало подбородок. — Почему ты не можешь пойти со мной?       — Если мы начнем прятаться, это уже навсегда, — объяснил Люциус. — Придется или баррикадироваться в мэноре, или вовсе покинуть страну. Им нечего мне вменить — ну есть сомнительной красоты татуировка, что теперь? Империо все спишет. Я — законопослушный человек и готов сотрудничать с представителями правопорядка, мне нечего скрывать. Начни я темнить — распишусь в собственной вине. Нарси... я не хочу, чтобы Драко рос беглецом от закона. Он заслуживает нормальной жизни.       — Почему ты должен отдуваться один? Что-то твой отец не спешит в Англию, — гневно процедила Нарцисса и подняла голову, а ее синие глаза опасно сузились. — Почему Абраксаса нет рядом, когда он так нужен?!       Люциус равнодушно пожал плечами — он уже привык к тому, что после смерти матери отец полностью устранился от дел рода и носа не казал домой. Сначала было тяжело, но потом он начал понимать замысел отца: Люций или выплывет, или…       — Все-таки речь о моем отце, Нарси, — мягко сказал он вслух и с нежностью погладил ее по голове. — Я не хочу, чтобы он пострадал только потому, что взяли меня. Прошу, когда окажешься под защитой Паркинсонов, напиши ему и предупреди, чтобы не показывался в мэноре.       Нарцисса упрямо вздернула изящный подбородок, но потом все же кивнула. Затем чуть привстала на цыпочки и поцеловала его в лоб.       — Вернись живым, Люци. Мы будем тебя ждать. Только вернись.       Она отстранилась — без тепла ее тела сразу стало холодно и одиноко, — неосознанным жестом поправила платье, взяла за ручку Драко и, кинув в камин порох и назвав пункт назначения, исчезла в зеленом пламени.       Люциус постоял еще с минуту, отрешенно глядя в огонь, потом прошагал по пустой, с непривычно голыми стенами, анфиладе в курительную комнату, сел в кресло эпохи Регентства, налил себе коньяка и закурил сигару. Какое-то время он сидел, давая эльфам фору и думая о том, вернется ли он когда-нибудь домой.       Он не был готов. Никто не был готов.       Падение Лорда произошло, как… Мерлин, он даже не мог подобрать нужного слова. Как мог гениальный ученый, великий маг погибнуть так глупо? Мысли Люциуса начинали разбегаться при одной попытке осмыслить произошедшее. Кто сумел покончить с ним? Несмотря на все свои странности, Лорд был… Люциус глубоко затянулся сигарой и покачал головой. Sic transit gloria mundi, — пришло на ум, всплыло из глубин памяти. Ушли в смертную тень полумифические Мерлин, Мордред и Моргана, растворились в тумане веков братья-Певереллы, исчезли с лица земли Основатели, а теперь за ними последовал и последний потомок одного из них. Зато беспамятные магглокровки и трусливые приспособленцы остались и плодятся на зависть всем.       Что им слава и честь? Бесконечная вереница поколений, уходящая вглубь веков? Долг и жертвенность?       Люциус пригубил коньяк и, качнув пальцем, невербально завел патефон. Полилась ностальгическая, нежная музыка. «Träumerei» Шумана — лучше и не подобрать.       Он сидел и вспоминал волшебные рождественские балы своего детства: фонтаны с шампанским и пуншем, оживленные игрушечные солдатики, марширующие во дворе, лебеди из марципана в полный рост, плывущие по искусственному пруду из белого вина… огромная пушистая ель до потолка, украшенная старинными игрушками из муранского стекла… Люциус даже заволновался при мысли о елочных украшениях — додумаются ли эльфы спрятать и их тоже? Было бы жаль, украшай они плюгавенькие ели в домах ретивых министерских. Усмехнулся, удивляясь сам себе: совсем скоро его поволокут в Азкабан, а он переживает за стекляшки — как есть нюхлер.       Перед внутренним взором Люция вышагивали гордые кавалеры в смокингах и дамы в роскошных разноцветных платьях — лиловых, кроваво-красных, ослепительно-желтых… Пары кружились по золоченому бальному залу в бессмертном венском вальсе. Сверху, с балкончика для оркестра, куда он любил забираться ребенком, казалось, что внизу распускаются диковинные цветы: пушистые астры и пионы, хризантемы и нарциссы… Пары движутся, разноцветный узор меняется, как в калейдоскопе, а он не может оторвать взгляд от захватывающей дух красоты.       Умеют ли магглокровки танцевать венский вальс?       Люциус с сильным нажатием затушил сигару и, подумав, мстительно вылил остатки коньяка из бутылки в кадку с лимонным деревом — не хватало еще тратить свои запасы на эту ораву, перебьются.       Рядом возник мажордом:       — Все готово, хозяин.       Люций с благодарностью кивнул и легким шагом направился к двери. Перед ней приостановился, повторил про себя порядок действий: руки за головой, никаких резких движений, открыв ограду — встать на колени. Встать на колени, Мерлин всеблагой…       Он вышел на улицу, постоял на мраморном крыльце, покачиваясь на носках и вдыхая полной грудью осенний воздух, пахнущий листьями, влагой и дымом. Люциус любил этот запах.       Он ленивым жестом заложил руки за голову, не отдавая себе отчета в том, как нелепо и вызывающе выглядит в этой позе, — будто уставший хозяин мира — и зашагал к ограде.       Его ждали. Сам Руфус Скримджер стоял перед дверью, вбирая в себя картину до мельчайших деталей и хищно втягивая воздух, будто огромный гончий пес. За его спиной копошилась безликая свора министерских и авроров.       — Я готов сотрудничать, — миролюбиво сказал Люциус, останавливаясь за шаг до двери. — Я — жертва, попрошу внести это в протокол. Империус — он пал буквально накануне.       — Волдеморт мертв уже несколько дней, — процедил Руфус с кривой усмешкой и сплюнул на землю, позер. — Заклятие падает со смертью наложившего, Люци. Ты плохо учился в школе.       — О, но меня заколдовал вовсе не он, — улыбнулся Люций, позволив заиграть ямочке на правой щеке. И мстительно добавил: — Это была моя свояченица, Беллатрикс Лестрейндж. Внесите это тоже в протокол.       Старый знакомец Руфус понятливо ухмыльнулся и кивнул. Люциус вспомнил, как в один из вечеров Скримджер уверенно вел в вальсе Цереру Гринграсс и смотрел на нее — неотрывно, пристально, откровенно. «Где ныне всадник, где конь боевой, где звонкого рога пенье?», — вспомнилось Малфою, и его накрыла волна ностальгии по безвозвратно утерянному прекрасному миру.       — «Поросенок, поросенок, впусти меня»! — сладко пропел Руфус, но его глаза были как острия копий. — Открой калитку, Люци. Нам не терпится насладиться гостеприимством Малфой-мэнора.       — С превеликим удовольствием, — в тон ему отозвался Люциус. — Но давай ты сначала поклянешься, что не искалечишь меня и не убьешь на месте. Давай, Руфус, одна маленькая клятва — от тебя не убудет. Ты ведь знаешь, что без моего сотрудничества мэнор может держать оборону еще очень долго, а у вас наверняка график, цейтнот.       Скримджер скрежетнул зубами и кинул на Люция быстрый оценивающий взгляд.       — Хитрый ты сукин сын, Малфой, — сказал он наконец. — Мордред с тобой, золотой мальчик. Клянусь магией, что ни я, ни кто-либо из моих подчиненных не причинит тебе непоправимого вреда.       — Так хочется попинать меня по почкам? — сочувственно предположил Люциус, и Руфус с улыбкой развел руками.       — Ну надо же моим людям сбросить пар. Мы долгонько прыгали под оградой, Люци, и теперь чувствуем себя дураками. Надо было начинать кооперироваться раньше.       Люций пожал плечами и, кинув последний взгляд на дом, распахнул дверь. Почти сразу же ему в солнечное сплетение прилетел кулак, и он согнулся от боли.       «И волк как дунул, как плюнул — сразу снес весь дом и проглотил поросенка».