***
Квиринус Квиррелл умирал. Он долго не хотел в это верить, но когда запах гниющей плоти стал совсем уж невыносимым, а пальцы, судорожно сжимающие палочку, начали дрожать, словно ветви осины на ветру, он понял, что это конец. Было обидно — никому не хочется умирать в неполные двадцать шесть, да еще когда за окном наконец начинает таять снег, небо приобретает особый холодный голубовато-серый оттенок, а воздух одуряюще пахнет весной. Квиринус сидел в сумраке своих покоев с зашторенными окнами, пил мелкими глотками горькое укрепляющее зелье и рассматривал свою коллекцию засушенных цветов в тусклом свете лампы. Вот и все, что останется от него, от его недолгой жизни, — несколько десятков хрупких стебельков. Он живо вспомнил, как над ним смеялись в школе из-за странных увлечений, — даже на родном факультете, хотя казалось бы, эксцентричные когтевранцы должны были его понять. Однако не поняли. Квиринус осторожно поднял двумя пальцами и поднес к глазам свой любимый экземпляр — засушенный эдельвейс. Он собрал его сам, своими уже начавшими трястись руками, на той горе в Альпах, куда отправился сразу после Черного леса. Эдельвейс был похож на белоснежную путеводную звезду, и для Квиринуса он был символом надежды. Тогда, стоя на вершине мира, он еще верил в то, что проклятье будет снято, что он найдет выход, но теперь стало ясно — ошибся. Квиринус сломал хрупкий стебель и растер его между пальцев в пыль. Со злостью сжал кулаки. Во всем виноваты однокурсники. Если бы они не смеялись над ним, если бы не дразнили с такой отчаянной силой, он никогда не начал бы интересоваться Темными искусствами, желая защититься и показать им всем. Он не попал бы в поле зрения Дамблдора, тот не предложил бы ему заманчивый пост профессора ЗОТИ, и Квиринус никогда не решился бы поехать в свое Большое путешествие, чтобы набраться практического опыта. Он продолжил бы преподавать маггловедение (предмет непыльный), сушил бы цветы в свое удовольствие, трепетно ухаживал бы за безразличной гордячкой-Авророй и был бы вполне счастлив. Доживет ли он до первых подснежников в этом году? Квиринус прикрыл глаза, но желанное спокойствие не наступило — на этой стадии у него дергались даже веки. Дети смеялись ему вслед, тыкали пальцами, зачаровывали снежки, чтобы те больно били по обтянутому тюрбаном затылку, и для Квиринуса это всеобщее презрение было горше яда, горше даже осознания скорой смерти. Однако он держался из последних сил — цель была совсем близко. Все у него пошло невпопад. Даже имя — и то было неудачное, совсем ему не подходившее. Квиринус, «копьеносный», — таким было одно из имен бога войны у задиристых римлян, но родители, видно, подшутили над своим тихим застенчивым сыном, нарекая его так. Да еще и Квиррелл — ассоциации с пугливой белкой, с нервной дрожью. Однокурсники обожали подмечать это несоответствие грозного, мужественного имени и несуразной фамилии. То-то они порадовались бы, увидев его сейчас, — заикающегося, в нелепом тюрбане, напичканном чесноком, с трясущимися руками. «Кви-кви-квиррелл» во всей красе. Ах, как он хотел себя проявить! Как мечтал всем им показать, что над ним никому не стоило смеяться! Когда Дамблдор наконец разглядел таланты своего молодого преподавателя маггловедения в невербальной магии и в защите от темных искусств, Квиринус понял: вот он, шанс. Он станет самым молодым преподавателем ЗОТИ за последний век, а потом, через несколько лет, станет учить уже детей своих заносчивых бывших однокурсников. Сопляки окажутся в его полной власти, и Квиринус сумеет внушить им должное уважение, то самое уважение, которого он так и не добился от их родителей. Но ему трагически не хватало опыта — Квиринус был книжным червем, теоретиком. Для маггловедения большего и не требовалось, но ЗОТИ была предметом престижным и многовекторным, а ему так хотелось блистать в этой роли. Да к тому же, Снейп, узнав о назначении, принялся его безжалостно подначивать — вот уж в чьем профессионализме никак нельзя было усомниться… И тогда Квиринус решил отправиться в путешествие: древние места силы, мастер-классы у известных мастеров, столкновения с опасными темными тварями в местах их естественного обитания… Он даже тешил себя иллюзиями, что сумеет раскрыть какие-нибудь древние тайны, причаститься секретов великих магов прошлого… Дамблдор отпустил его беспрекословно — он относился к Квиринусу с неподдельной симпатией еще со времен учебы. Иногда Квиринус воображал себе, что напоминает директору его самого в молодости. Сравнение было лестным: возможно, когда-то и многоуважаемый профессор Квиррелл будет сидеть во главе преподавательского стола, увенчанный всевозможными наградами и заслугами, и на него с благоговением будут смотреть сотни глаз из Большого зала… Он отплыл из Дувра осенью 1990-го, попутный ветер дул ему в спину, и сама природа, казалось, поддерживала его честолюбивые устремления: начищенной монетой сияло солнце, голубело небо, золотились кроны деревьев. Скромных сбережений и отцовского наследства не хватило бы на кругосветное путешествие, но на европейский Гранд-тур — с лихвой. Однако так уж вышло, что за первые несколько месяцев своего года странствий он не продвинулся дальше Кале — а все потому, что встретил Ее. Она была гибкой, как тростник, прекраснее самой красивой английской розы. Губы — нежнее лепестков пиона, глаза — синее васильков. Он столкнулся с ней в узких переулках магического квартала Кале, когда как раз закончил сбывать привезенный из Англии товар — яйца акромантулов, добытые перед отъездом из Хогвартса в Запретном лесу. Отец Квиринуса промышлял контрабандой редких ингредиентов и научил своему теневому ремеслу сына, передав перед смертью все свои контакты на черном рынке, хоть Квиррелл-младший и мечтал о совсем другой карьере, полной славы и почета. Она смотрела на него своими синими-синими глазами, а он крутил в руках мешочек с монетами и пытался подобрать слова, чтобы выразить свое восхищение. Но прекрасная незнакомка оказалась добра — она сама начала разговор, одарила своим вниманием застенчивого англичанина. Их беседа текла все свободнее и свободнее, их огибали спешащие мимо люди — будто река огибала утес, — и Квиринусу казалось, что время остановилось. Отошли в прошлое школьные обиды и жажда признания, стали несущественными жгущие душу амбиции. Все померкло перед светом этих глаз. Даже имя у нее было цветочное — Ортанс, гортензия… Квиринус был ошеломлен и очарован, он прочно обосновался в ее маленькой уютной квартирке, выходящей окнами на собор Нотр-Дам, и это ошеломление и очарование продлилось ровно до того момента семь месяцев спустя, когда проснувшись однажды утром, он увидел на соседней подушке страшилище с зеленоватой кожей и многочисленными бородавками. Страшилище проснулось, вскинулось и нежным, звонким голосом Ортанс принялось путано объяснять происходящее: оно, мол, происходит из линии потомственных ворожей, но пытается жить по правилам волшебного мира — принимает зелья, чтобы подавить тягу к человеческой плоти, и маскирует заклинаниями свою необычную внешность. На этом Квиринус не сдержал истеричного хохота — внешность и впрямь была «необычной»! От одной мысли о том, что он столько месяцев жил с этим существом, любил его, спал с ним, Квиррелла скрутил жестокий приступ рвоты, и его стошнило прямо на пол. Ортанс плакала, глядя на него своими, словно в насмешку, синими-синими глазами, странно смотрящимися на уродливом лице. Она беременна, выкрикнула Ортанс с отчаянием. Он ведь любит ее! Он клялся ей, говорил, что никогда не оставит, что душа намного важнее смазливого личика! Квиринус опять рассмеялся, не находя слов. Ну разумеется, душа прекрасна — но не когда все лицо усеяно бородавками размером с ноготь большого пальца! Он нервно потер лоб и принялся собираться. Ортанс продолжала рыдать, беспомощно кутаясь в сатиновые простыни. Напоследок Квиринус безразличным жестом кинул ей в лицо горсть монет — пускай разберется со своим ублюдком. Вот тогда-то она его и прокляла. Квиринус очнулся уже в больнице, где у его койки держали консилиум спешно собранные целители. Он немного понимал французский и, не открывая глаз, с ужасом слушал их взволнованные голоса: проклятие сильное, наложенное на одних инстинктах, да при том предсмертное — наложив его, Ортанс выкинулась из окна… Они никогда не видели ничего подобного и даже предсказать не могут, как завершится жизнь молодого мага, — но завершится она точно, и вскорости. Скорее всего, в муках. Квиринуса выписали через месяц, так и не сумев ему помочь. Он отправился путешествовать дальше исключительно из бравады — ерунда эти ваши проклятия, уж его-то жизнь не может закончиться так глупо и быстро. Но уже в Черном лесу в Германии Квиринус почувствовал первые признаки недомогания — начали болеть суставы, а по мышцам то и дело пробегала судорога. На альпийские вершины он забрался уже из чистого упрямства — хотелось доказать самому себе, что ничто не может стать у него на пути, — но спустили его уже сердобольные местные жители на носилках. Разумеется, ни о каком продолжении поездки не могло быть и речи: пришлось распрощаться с мечтами о барочных городах, живописных холмах и знаменитых виноградниках Тосканы. Турне по побережью Адриатического моря тоже пришлось отложить на неопределенный срок — а он так хотел понежиться на пляжах Хорватии и прогуляться по сумрачным лесам Албании! В Англию Квиринус Квиррелл вернулся другим человеком — насквозь больным и сломанным, с единственной оставшейся целью: выжить. Любым способом. Первым делом обратился в Мунго, но прославленные английские колдомедики тоже только развели руками: магия у ворожей странная, похожая на детские выбросы, и никто толком не понимает, как она работает. Главный целитель Шафик и сам Гиппократ Сметвик сочувственно качали головой и со значением переглядывались, и Квиринус с отчаянием понял: он не жилец. Сметвик считался светилом, больные ехали к нему на консультацию со всей Европы. Уж если он не в силах снять проклятие Ортанс, то никому не удастся совершить этот подвиг. Квиринус уже собирался отказаться от должности профессора ЗОТИ — кого он обманывает, он даже палочку в руках с трудом удерживает! — но до его слуха донеслись шепотки о философском камне. В его голове моментально прояснилось. Философский камень! Если таинственному минералу под силу обеспечить старику-Фламмелю почти семь веков жизни, он наверняка сумеет побороть проклятие какой-то ворожеи! В глубине души Квиринус все еще немного сомневался: что за чушь этот план Фламмеля, зачем прятать залог собственного бессмертия в школе? Однако надежда была такой сильной, такой яростной, что он закрыл глаза на все несостыковки. В конце концов, он и так умрет — но если камень и вправду существует и хранится где-то в Хогвартсе, он найдет его и спасется. Разумеется, Дамблдор, да и весь преподавательский состав, заметил изменения в Квиринусе — трудно не заметить, когда коллега внезапно начинает носить огромный тюрбан, утыканный дольками чеснока, будто рождественский гусь. Не ускользнули от их внимания ни его заикание, ни тремор рук… Перед первым учебным днем директор вызвал Квиринуса на ковер, но он в буквальном смысле встал перед Дамблдором на колени и упросил не увольнять его с волчьим билетом, дать ему отучить только один год. Альбус покряхтел, подумал, но в итоге пошел навстречу — все-таки Квиринус действительно ему нравился. К тому же, Квиррелл сделал ставку на то, что директор посчитает себя частично виноватым в том, что с ним произошло, — ведь если бы он не предложил ему пост, ничего бы не случилось. Дурацкий тюрбан надежно прятал гниющую кожу головы, а чеснок маскировал еще более ужасный запах. Вкупе с заиканием и манерностью новый гардероб Квиринуса создал удивительно удобное амплуа болезненного припадочного дурачка, и это было ему только на руку — сложно всерьез подозревать кого-то, кого жалеешь и презираешь. Первые пару месяцев он только присматривался, собирал информацию, и к концу октября стало ясно — вокруг камня ведется какая-то странная игра. Квиринус все-таки оставался когтевранцем и мог сложить два и два: некто, как бы не сам Дамблдор, использует камень как наживку или приз, вот только для кого? Все эти слухи о Запретном коридоре, несуразное постановочное ограбление ячейки в Гринготтсе… Создавалось впечатление, что все эти реверансы затеяны ради мальчишки-героя. Но зачем Поттеру камень? Впрочем, Квиринусу было не до попыток разгадать загадочные планы директора — его время утекало, надо было действовать решительно. Он знал язык троллей, его учил отец, чтобы было проще доставать редкие ингредиенты, — некоторые тролли поумнее торговали с ушлыми магами, благодаря своей огромной силе легко доставая им опасных существ и их производные. Тролль в зверинце оказался как раз из таких, сговорчивых, и согласился уважить просьбу отпустившего его Квирррелла — ворваться в замок и крушить все подряд (да и немудрено — хаос был этим тварям по душе). Под шумок Квиррелл проверил Запретный коридор и чуть не взвыл от отчаяния — люк, под которым, видимо, и находился камень, охранял огромный цербер. Квиринус отлично разбирался в опасных существах, и конкретно этот зверь был класса XXXX, классом выше были только драконы. Пройти мимо него с боем было бы крайне сложно, подвиг под силу разве что Гераклу. С другой стороны, именно наличие цербера повторно вселило в Квиринуса надежду — никто не стал бы ставить такого жуткого охранника на пустой люк. Что бы там ни хранилось, даже если не философский камень, оно явно было очень ценным. Поразмышляв, Квиррелл замаскировался получше и однажды вечером подкараулил Хагрида в пабе. Великан обрадовался яйцу норвежского горбатого дракона, полученному Квиринусом через одного знакомого в Лютном, да и мешочек с монетами лишним не оказался. Оказалось, у цербера есть неожиданная слабость — музыка. Квиринусу бы насторожиться, но он опять отмахнулся от сомнений — умственные способности Хагрида всегда оставляли желать лучшего: то испортить бдительного пса-охранника, приучив его засыпать под незамысловатые мелодии, то вырастить огнедышащего дракона в деревянном доме. Квиринус еще пару раз наведывался в Запретный коридор, чтобы проверить, сказал ли лесничий правду. Чаще он пытался туда не соваться — и так в последний раз его заметила МакГонагалл, пришлось приложить коллегу конфундусом. От нервов он перестарался, и не отошедшая от заклинания декан Гриффиндора чуть не устроила скандал с привлечением Попечительского совета, отправив в Запретный лес первокурсников. Квиринусу пришлось затаиться, но на излете февраля стало понятно — дольше тянуть нельзя. Он начал харкать кровью, а все тело ныло, будто кто-то гигантский медленно прокручивал его через мясорубку. Однако когда Квиррелл появился в Запретном коридоре накануне, двери в заветную комнатку на месте не оказалось. Несколько минут он просто стоял, тупо глядя перед собой, а потом слепо зашарил по сплошной стене руками, заскреб по ней, пытаясь найти хотя бы щелочку… Но двери как будто никогда и не было, и Квиринус сполз на пол и заплакал — горько и тихо. Все бесполезно. Рыдания перешли в смех, и он зашелся в очередном приступе кровавого кашля, а потом с трудом встал и, покачиваясь, как глубокий старик, побрел к себе — медленно умирать…***
Авторский комментарий
Обсудив главу со своей командой, считаю нужным дать авторский комментарий, расставляющий все точки над i. С самого начала у меня вызывала очень много вопросов линия Квиррелла в каноне: как мог директор не заметить его состояния? Почему дух Лорда оказался аж в Албании? Как мог Квиррелл там случайно на него натолкнуться? Почему он не убил Поттера, как только стал вместилищем Лорда и оказался обратно в школе? Если следовать канонной истории и смотреть на вещи скептически, выходит весьма неприглядная картина: Дамблдор знал, что Лорд находится в Квиррелле, и осознанно ловил его на живца — мальчика-сироту одиннадцати лет. При этом в операции были замешаны все деканы и сам Квиррелл — они помогали строить тот самый лабиринт с препятствиями… Для меня это слишком. Мои герои — не ангелы, но и до таких глубин цинизма не опускаются. К тому же, я не хочу, чтобы мой Гарри стал убийцей еще до подросткового возраста — в реальной жизни это была бы огромная моральная травма. Поэтому, как вы могли сделать вывод, прочитав отрывки от лица Дамблдора и эту главу, Квиррелл в моей работе так и не добрался до Албании (впрочем, это было бы бесполезно — так как духа Лорда в Албании нет). Состояние Квиринуса — результат проклятия, и философский камень он ищет для себя самого, чтобы исцелиться. Однако никакого камня в школе нет — это, как напрямую говорит Альбус в главе 17, “сентиментальная сказочка”, чтобы заинтересовать Гарри лабиринтом. Необходимость в лабиринте отпала, когда Драко разбил Зеркало, — больше нельзя узнать через Зеркало тайные думы Поттера, а значит, нет нужды продолжать фарс, Альбус будет искать “другие пути”. Добавлю, что история Квиринуса в моей работе строится на основе следующей цитаты Хагрида из канона: “Да. Бедный парень. А ведь талантливый такой, да! Он пока науки по книгам изучал, в полном порядке был, а потом взял… э-э… отпуск, чтоб кой-какой опыт получить… Говорят, он в Черном лесу вампиров встретил, и еще там одна… э-э… история у него произошла с ведьмой… с тех пор он все, другим совсем стал. Учеников боится, предмета своего боится…”. Интересно, что мое видение Квиррелла достаточно канонное, все ссылки выше взяты с https://harrypotter.fandom.com