Дамы семьи Паркинсон

      — Я правильно тебя понял? — уточнил Северус, потому что мозг отказывался верить в то, что только что услышали уши. — Вы хотите, чтобы я выкрал из Хогвартса Гарри Поттера?       Драко, сидящий в гостевом кресле его покоев, вскинулся было, но затем подумал и неохотно кивнул.       — Ну не совсем выкрал, скажешь тоже, — пробурчал он, внимательно глядя на Северуса своими большими и нарочито невинными серыми глазами, так похожими на глаза Люциуса. — Он ведь не против, а вполне себе за. А мы тебе в этом поможем!       Северус прикрыл глаза и посидел так немного, медленно и глубоко дыша и собираясь с мыслями. Эту дружную троицу c их воодушевленными порывами было жаль, но сама по себе идея никуда не годилась. Воистину, благими намерениями вымощена дорога в ад, в самую его ледяную сердцевину.       — Давай-ка разберем с тобой все по полочкам, — предложил он крестнику, как обычно это делал во время их уроков в мэноре, и тот с радостью кивнул. Северус, как это часто бывало, почувствовал почти родительскую нежность к этому мальчику. Все эти годы беспросветного мрака именно Драко был его отдушиной, его путеводной звездой, придававшей унылой жизни хоть немного смысла. Без собственной семьи, под грузом ненавистных обязательств Северус и не заметил, как намертво прикипел душой к чужому ребенку. Драко рос непоседливым, энергичным и очень обаятельным, он тянулся к крестному, как к родному отцу, и Северус очень быстро сдался перед его непосредственным напором. Драко нельзя было не любить.       — Гарри Поттера мучают головные боли, и поэтому вы хотите срочно показать его в Мунго — да не кому попало, а самому Гиппократу Сметвику. Пока верно?       Драко нахмурился — точь-в-точь как маленькая Паркинсон. Мысль о Панси потянула за собой другую, о ее матери, и Северус привычно наложил на эту часть сознания окклюментивный покров. Он подумает об этом позже.       — Это не просто головные боли, крестный, — неожиданно серьезно и веско сказал младший Малфой и даже в кресле выпрямился, а Снейп насторожился. — Мы подозреваем… одержимость.       Против воли Северус почувствовал, как его брови ползут вверх.       — Драко, — ласково сказал он, подаваясь вперед и ловя взгляд мальчика. — Одержимость — очень редкая вещь. Обычно она передается через какой-то зачарованный предмет, но таких вещей очень мало даже у нас, в магической Британии, а Поттер и вовсе до одиннадцати лет жил у магглов. Ни в Косом, ни в Хогвартсе ему ничего подбросить не смогли бы, он почти всегда под присмотром. К тому же, — скрепя сердце добавил он, — Поттер совсем не дурак и не стал бы наобум хватать чужое. Вы ошиблись, это просто мигрени.       Драко посмотрел на него исподлобья как на идиота и внезапно напомнил Северусу недоброй памяти Абраксаса. Как-то он нынче поживает?       — Крестный, — даже тон у Драко был дедов, и Снейп невольно поразился мимолетному сходству: Драко видел Абраксаса от силы несколько раз в жизни, но если закрыть глаза и прислушаться, перед внутренним взором возникал именно старший Малфой — невозмутимый, великолепный и холодный, не человек, а античная статуя с вышколенными борзыми у ноги и охотничьим соколом на руке. Этим самым тоном он очень любил ставить на место полукровного приятеля своего наследника. — Я не колдомедик, поэтому могу ошибаться — в этом ты прав. Но я и не слепой тоже и точно вижу: моему другу становится все хуже и хуже, а я стою и смотрю на это дурак дураком. К Помфри обращаться бесполезно и даже чревато, а МакКошке мы не доверяем. Я надеялся, ты войдешь в наше положение, если не как единственный компетентный преподаватель, то хотя бы на правах моего названного родственника.       Северус усмехнулся про себя — как он ни ненавидел Блэков, но в одном они были правы: кровь не обманешь. Типично малфоевские приемчики: здесь чуть-чуть надавить, там слегка обаять. Редкая картина: будущий лорд Малфой тренируется в фамильном искусстве. И работает ведь! Даже на нем, прожженном шпионе, работает. А ведь мальчику всего одиннадцать лет — что же из него вырастет в будущем?       — Хорошо, — не сдержал улыбки он: наблюдать за старательно манипулирующим Драко было так же забавно, как за длиннолапым котенком, который учится когтить мышку. — Представим на секунду, что я пошел у вас на поводу, умыкнул Поттера прямо с собственного урока, оставив целый класс первокурсников одних в зельеварне, и доставил его прямиком в Мунго. Где я потребовал прием у Сметвика вне очереди, объясняя это желание — чем конкретно? Тем, что подозреваю у героя магического мира одержимость? Драко, меня самого упекут в Мунго как психически больного.       — Нууу… — задумался крестник. — Звучит не очень, согласен. Но ты же можешь просто перечислить симптомы, а они уже сами сложат два и два!       — Симптомы, о которых я узнал — как? — склонил голову к плечу Северус и тут же поймал себя на несвойственном себе жесте — подсмотрел у Поликсены. Он сделал еще одно усилие над собой, прогоняя навязчивые мысли прочь. Не сейчас. — Если я проявлю такую осведомленность, у Дамблдора наверняка возникнут вопросы. С чего бы Поттер, с которым мы друг друга якобы терпеть не можем, стал со мной откровенничать?       Вообще, сын Джейми Поттера оказался куда лучше, чем Северус ожидал. Он был мало похож на своего безалаберного родителя — ни тебе проказ, ни святой уверенности в собственной исключительности, к тому же, он не задирал слабых и не кичился своим геройским статусом. Даже внешне Гарри не больно-то походил на отца, особенно если убрать нелепые круглые очки, — видимо, мальчишка пошёл в бабку Дорею. Было в нем что-то эдакое, неуловимое, но однозначно блэковское, — не то скулы, не то линия губ… Другой бы не заметил, но только не Северус — своего школьного врага из этой семейки он помнил так живо, будто это было только вчера.       С учетом всего Северус очень хотел ненавидеть этого ребенка и всячески пытался себя раззадорить, но действительно испытывать злобу по отношению к младшему Поттеру как-то не выходило.       Сначала его отвлекли от мальчишки загадки собственного прошлого, а когда он опять обратил пристальное внимание на сына Джеймса, то к своему удивлению понял, что мальчик ему, скорее, нравится, чем наоборот. Он из кожи вон лез на зельеварении, умел держать рот на замке и в целом показывал неплохие результаты. Было в нем какое-то внутреннее достоинство, какой-то несгибаемый стержень, а Северус умел ценить это в людях.       Итак, герой магического мира не был похож на своего отца, но и от матери он унаследовал разве что цвет глаз — та же Грейнджер куда больше напоминала Лили Эванс характером. Следующая мысль была совсем уж странной — если внутренним содержанием Поттер кого и напоминал Северусу, так это его самого. Гарри так же весь леденел, когда злился, и взгляд у него в этот момент был хищный и опасный — ни дать ни взять волчонок, вздыбивший загривок перед прыжком. Было в нем что-то родное, что-то знакомое, что ясно сказало Северу, рано повзрослевшему зверенышу из неблагополучной семьи, — «свой, это свой».       — Скажи, что Поттер потерял сознание у тебя на глазах, — наконец с отчаянием предложил усердно размышлявший Драко. — Крестный, я очень тебя прошу, пожалуйста, помоги нам. Я не знаю как, но мы должны скорее показать Гарри Сметвику. Ну пожалуйста.       И Северус сдался — в голосе Драко прозвучали новые, неслыханные прежде нотки. Он и раньше в его присутствии упрашивал, даже умолял — купить ему новую коллекционную метлу, отвезти на частную экскурсию в драконий заповедник, дать покататься на норовистом отцовском коне… но никогда еще он не просил так искренне за другого человека.       — Гарри Поттер — весьма опасное знакомство, — на прощание сказал Северус крестнику, заранее зная, что тот пропустит его предупреждение мимо ушей. — Вокруг этого мальчишки постоянно происходят какие-то странности. Будь осторожен, Драко.       Тот рассеянно кивнул и умчался по коридору, а Северус покачал головой и закрыл за ним дверь. Не послушает.

***

      Поликсена стояла в темном коридоре, ведущем в неиспользуемое гостевое крыло мэнора, и пристально всматривалась в до боли знакомые отцовские черты. Приам Паркинсон на живом портрете смотрел на нее сверху вниз и кривил красиво очерченные губы.       Как же они с Патроклом на него похожи! Почти одно лицо, только у брата шире подбородок, а у нее самой — черты миловиднее, тоньше. Все Паркинсоны похожи между собой, одна только Пандора удалась в маменьку — может, потому и была так любима родителями? Даже второе имя ей дали в обход фамильной традиции, не на «П» — по Кассиопее…       — Итак, — прочистил горло отец. — Моя дочь наконец решила навестить меня. Ты не слишком-то спешила.       Поликсена не ответила. Она продолжала жадно смотреть, впитывать глазами каждую деталь: проседь в густой бороде, роскошный костюм из зеленого бархата под старину и рукоять фамильного меча. Она помнила, как отец позировал для этого портрета, а она украдкой наблюдала за ним через щелку в двери — в кои-то веки можно было просто быть с ним рядом и не бояться, что прогонит. Красивый он был мужчина, — подумала Поликсена отстраненно. — И холодный, как лед. Всегда был таким.       — Вы не существуете, — сказала она ровным голосом, потребовавшим от нее некоторого усилия. — Вас больше нет. Вы просто жалкий слепок с личности погибшего.       — Тогда зачем ты пришла сюда? — проницательно усмехнулся отец… портрет отца. — И зачем все эти годы так старательно избегала одного вида «жалкого слепка»?       Она пожала плечами и подошла ближе, осторожно тронула кончиками пальцев завитки дорогой золоченой рамы.       — Я скорбела, — невпопад сказала Поликсена и подняла на него глаза, ловя отцовский взгляд. — Вы погибли очень рано. Нам не хватало вашей мудрости, вашего опыта. Мы проиграли, отец.       Портрет фыркнул в пышные темные усы. Поликсена помнила этот звук — с самого детства он сопровождал все ее ошибки, все поражения. Оказалось, маленькая девочка где-то внутри до сих пор боялась этого пренебрежительного фырканья… а она и забыла.       — Я не удивлен, — высокомерно сказал Приам и выше поднял подбородок. — Тому не следовало ввязываться в гражданскую войну, да еще и корчить из себя великого сюзерена и гениального полководца. Гнилую кровь видно сразу — ну надо же было додуматься до такого святотатства: клеймить наследников, посылать в рейды, как простых солдат, и рисковать их жизнями. Все надеялся нас, отцов, этим шантажировать.       — Моей жизнью вы рискнули, — тихо заметила Поликсена.       — Родись ты мальчиком, всей этой драмы не было бы, — поморщился Приам, крепче стиснул рукоять нарисованного меча и отчеканил: — Будущий глава не воюет! Это правило — залог существования рода, продолжения всей нашей линии. В общей схватке может прилететь откуда угодно и от кого угодно, даже от своих, — и тогда роду конец. Я принял верное решение — рациональное решение! — отправил сражаться того из своих детей, кто хоть что-то в этом смыслил, кто смог бы выжить. И довольно об этом, я ни о чем не жалею.       Он помолчал и добавил вдруг тихо и горько:       — Посмотрел бы я на тебя, приди тебе нужда выбирать между сыном-наследником и дочкой-бойцом.       — Мне не суждено быть на вашем месте, — тяжело сглотнув, промолвила Поликсена. — Вы отняли это у меня.       — Ну кто же знал, что все так выйдет? — равнодушно пожал плечами Приам.       Она не стала отвечать, только до боли стиснула кулаки, пытаясь взять себя в руки. Поликсена всегда раскисала в его присутствии — слишком надеялась на то, что вот-вот, еще немного, и отец поймет, услышит… заметит. Как отчаянно она пыталась заслужить его одобрение! Как лезла из кожи вон! Все ее решения, пока огромная мрачная тень отца довлела над их семьей, были продиктованы желанием хотя бы раз заслужить его искреннюю похвалу, хоть один прямой взгляд.       И к чему это ее привело?       Поликсена помолчала, собираясь с мыслями, а затем наконец перешла к тому, с чего вообще-то хотела начать весь разговор. Воистину, в этом мире было только два человека, способных так вывести ее на эмоции: отец и бывший лучший друг…       — В нашей родословной были змееусты?       Приам сощурил темно-зеленые глаза, медленно оглядел ее с головы до ног, будто погруженный в раздумья.       — С чего вдруг такой интерес? И почему ты пришла за советом именно к мертвому? — язвительно поинтересовался он. — К «жалкому слепку»?       — Просто ответьте, — устало попросила Поликсена. — От этого зависят судьбы ваших потомков — того самого драгоценного рода, о благе которого вы так пеклись. У нас были предки-змееусты?       — Насколько мне известно, нет, — подумав, наконец медленно сказал отец. — Паркинсоны и сами не были змееустами, и с Гонтами не пересекались.       — Вы уверены?       Приам пожал широкими плечами, на его груди блеснул кровавой каплей массивный рубиновый кулон.       — Я не провидец, — сухо сказал он.       — Ясно, — разочарованно подытожила Поликсена и развернулась было уходить. — Счастливо оставаться.       — Постой!       Она обернулась через плечо.       — Может, все-таки перевесишь меня на более видное место? — слышать от него просьбу было непривычно. — В конце концов, я твой отец.       Поликсена медленно покачала головой и стремительным шагом покинула коридор.

***

      Таинственная профессор Вилкост обнаружилась в подшивке газет за 1945-й год — именно тогда почтенная преподавательница Защиты от Темных Искусств ушла на покой после многих лет работы. Женщина на колдофото не выглядела хрупкой и болезненной, уставшей от жизни старушкой — она держала спину ровно и смотрела в объектив камеры прямо и уверенно, будто пронзая своей стальной волей пространство и время.       Гарри с интересом изучил статью, посвященную ей и ее насыщенной жизни. Судя по написанному, выходило, что профессора Вилкост очень интересовала археология — до Хогвартса, да и в летние каникулы тоже, она участвовала в раскопках древних гробниц, страхуя магглов-археологов и тайком изымая найденные волшебные артефакты в пользу Магической Британии: так она побывала в Долине царей вместе с Говардом Картером, а с Леонардом Вулли и самим Лоуренсом Аравийским — в Каркемише… Неординарная была дама, ничего не скажешь.       И Гарри откуда-то ее знал.       Он потер лоб, пытаясь напрячь память и поскорее вспомнить хоть что-то, но обрывки слов и мыслей продолжать упорно ускользать от него, водили его за нос. Мог ли он видеть ее колдофото в каком-нибудь учебнике? Или на тех же карточках от шоколадных лягушек? На живом портрете где-нибудь в коридоре?       Гарри вздохнул и осторожно перевернул хрупкую газетную страницу. Он действительно мог где-то видеть лицо давно умершей преподавательницы, но откуда тогда он знал, где в сороковых находился ее кабинет? Это точно не могло быть указано на вкладыше от лягушек.       Он дочитал статью до конца. Та посвящалась преемственности знаний между поколениями, восхваляла учителей и их нелегкий труд, а заканчивалась призывом ко всем заинтересованным в должности профессора ЗОТИ обратиться в Хогвартс и пройти собеседование. Неожиданно для себя Гарри расстроился.       В его голове роилось множество вопросов, и было бы глупо думать, что старая газета на них ответит. Главный же из них звучал так нелепо, что он едва смел произнести его даже про себя, шепотом: есть ли у магов реинкарнация?       Вообще-то Гарри считал себя закоренелым практиком и материалистом и не верил во все те глупости, которыми зачитывались подруги тети Петуньи: в духов, в инопланетян, в потусторонние силы и полтергейсты. Однако после зачисления в Хогвартс ему пришлось поступиться частью своих рациональных убеждений — многие вещи, у магглов описываемые исключительно в бульварной прессе, были неотъемлемым элементом жизни магов. За обедом учеников отвлекали самые настоящие привидения. На стенах висели живые портреты — и эти куски крашеного полотна разговаривали, отвечали на вопросы и задавали их сами, а также легко перемещались с места на место. В программе третьего курса значились Прорицания, а в Запретном лесу по слухам водились сказочные кентавры и единороги. Даже полтергейст, и тот имелся — мерзкий Пивз.       Почему бы тогда не существовать реинкарнации? Может ли он, Гарри Поттер, быть переселившейся в новое тело душой некогда умершего мага? И какого именно? Сорвиголовы Галатеи Вилкост? Или одного из ее учеников? Он склонялся ко второй версии, вот только профессор Вилкост учила детей на протяжении ни много ни мало пятидесяти лет — слишком большой срок, чтобы хоть как-то сузить поиск.       Вспомнилась обмолвка, вызвавшая подозрения Драко, — имя его деда. Подумав, Гарри прикинул, сколько могло быть лет старшему Малфою и отправился на его поиски в архивных списках учеников. Наконец нашел: Абраксас Радамант Малфой, 1926-го года рождения, факультет Слизерин. Гарри невесело хмыкнул — да уж, такое имя он никогда в жизни не угадал бы, теперь понятно, отчего Драко так вскинулся. Если тогда он и вправду обратился к другу по имени его деда, то мог ли знать Абраксаса в своей прошлой жизни? Может, даже учиться с ним вместе?       Если Гарри к этому моменту хоть что-то понимал в чистокровных, особенно из Священных Двадцати Восьми, так это то, что вся их жизнь была тщательно расписана на годы вперед: с кем дружить, на ком жениться, что делать, где жить… Их с Драко и Панси дружба была счастливым, но редким исключением — следствием разгрома партии консерваторов в гражданской войне и изменения привычного миропорядка. Скорее всего, если в сороковых он-прошлый дружил с Абраксасом Малфоем, то сам был из его круга — чистокровным с родословной длиннее, чем у королевы Елизаветы. И слизеринцем, почти наверняка слизеринцем. Гарри пробежался глазами по списку софакультетников деда Драко и принялся старательно выписывать их имена на листочек, причем не только курс Абраксаса, но и на один-два года старше и младше.       Иррациональным образом Гарри стало немного спокойнее — теперь, даже если по какой-то причине ему не смогут помочь в Мунго или идея Драко с привлечением декана сорвется, у него есть неплохой запасной план и он уже не бредет в кромешной темноте наощупь.       Гарри сладко потянулся, аккуратно убрал подшивки газет и архивные списки учеников на место и поспешил прочь из библиотеки под внимательным и строгим взглядом мадам Пинс.

***

      «Пери, она же паирика, — гласили витиеватые буквы в справочнике волшебного фольклора, который Северус отвлеченно листал, пытаясь собраться с мыслями перед трудным разговором, — суть дух стихий, обычно огня или воды, принимающий облик прекрасной девушки. Тюркоязычные народы Малой и Средней Азии также называли этим именем волшебниц — налицо смешение в народном сознании двух различных элементов.       Пери могут служить как добру, так и злу, они дуальны по своей природе. Могут так заколдовать человека, что он становится невменяемым, теряет память. Пери любят кружить голову людям, морочить их. С другой стороны, они склонны оказывать неоценимую помощь тем, к кому благоволят.       Пери — весьма могущественные существа, способные без раздумий вступить в схватку с превосходящими их силами и победить в ней. Падающие с небес звёзды являются признаком такой битвы».       Он перечитал еще раз и усмехнулся про себя, закрывая книгу, — кое-кого ему это все напоминало. Кружат голову, значит, и морочат. Вступают в неравный бой, и падающие звезды возвещают их приход… Ни дать ни взять, степные валькирии.       Северус встал и убрал книгу на полку. С Поликсеной пора было опять поговорить по душам, но их разговоры редко удавались: то ли они оба очень сильно изменились со школьной скамьи, то ли всегда так общались — но обычная беседа больше напоминала Северусу дуэль, противостояние силы воли, игру на оголенных нервах. Пери-пери-паирика, неуловимый дух огня — не взять голыми руками, обожжет, ускользнет…       Он подошел к камину, кинул в него щепотку дымолетного порошка, сел на пол по-турецки и с сомнением произнес:       — Паркинсон-мэнор.       Пару мгновений ничего не происходило, но затем во вздыбившейся волне зеленого пламени возникло настороженное лицо Поликсены.       — Север, — странным тоном сказала она, будто не до конца верила своим глазам. — В камине. Давненько я не видала такого зрелища. Что-то с детьми? Или ты желаешь опять вывести меня на откровения?       — Мне нужна твоя помощь, — спокойно ответил Северус, внимательно изучая ее лицо. В огне мало что можно разобрать, но выглядела Поликсена паршиво, будто… плакала? Это предположение настолько не вязалось с его представлением о ней, несгибаемой деве битвы, что он сразу же отмел его. — Наши подопечные просят устроить Поттеру срочный прием у Сметвика. Даже план придумали, хоть и на троечку.       Поликсена недовольно нахмурилась.       — Я уже договорилась с Мунго на первый понедельник каникул. Это не может потерпеть до лета?       — Дети утверждают, что нет, — пожал плечами он. — Драко и Панси почему-то решили, что у героя одержимость, и упорно стоят на своем. Жаль их, они и правда до смерти напуганы.       — Панси не станет бить тревогу просто так, — Поликсена нервным жестом потерла лоб. — Чего тебе надо от меня, Север? Я не могу забрать Гарри из школы, как бы этого ни хотела.       — Я придумал новый план. Тебе нужно будет сделать всего две вещи: предупредить МакГонагалл, что заберешь Панси в субботу по семейным обстоятельствам, и договориться со Сметвиком о срочной приватной консультации на дому. Лучше всего под Обет.       Она помолчала, глядя на него распахнутыми глазами так, словно впервые видела. Наконец усмехнулась краешком губ.       — Хитрый ты жук, Север. Узнаю почерк… — она осеклась и продолжила уже деловым тоном. — Хочешь напоить их оборотным?       Северус покачал головой.       — Лучше стабильная трансфигурация: все-таки мальчика на девочку меняем, не будем добавлять герою еще одну психологическую травму. Ты вроде хороша в трансфигурации, помню по твоему вечернему платью. Сколько может продержаться?       Поликсена насмешливо вздернула четко очерченные брови, но комментировать его интерес к своему гардеробу не стала.       — Несколько часов точно. Только как мы поменяем их местами? И почему бы не заменить Гарри на Драко, а не на Панси? Провели бы осмотр у Малфоев.       — Чем меньше людей в это вовлечено, тем лучше — проще план, меньше вероятность, что что-то пойдет не так, — пояснил он. — Насчет подмены: мальчишки пойдут провожать подругу к кабинету МакГонагалл, ты встретишь их на полпути и трансфигурируешь черты лица и одежду где-нибудь в закоулке под чарами отвлечения внимания. Сможешь?       — Легко.       Они помолчали. Затем Северус осторожно сказал:       — Я был у Слагхорна в эти выходные. И к собственному удивлению выяснил, что Каролина вышла замуж за твоего брата.       Ее лицо окаменело, превратилось в застывшую погребальную маску, и Северус пожалел, что поднял эту тему именно сейчас, когда они, казалось, нашли общий язык. Но отступать было поздно — лучше отрывать присохший к ране бинт одним движением.       — Почему ты не сказала мне, что она умерла? — укоризненно сказал он.       — Север… — Поликсена устало вздохнула. — Ты исчез из наших жизней одиннадцать лет назад и все это время не давал о себе знать. И когда Каро не стало… об этом писали в газетах, но от тебя не было ни совы, ни попытки встретиться — ничего. Будто она для тебя совсем ничего не значила. На похороны тебя никто бы не пустил, но ты мог намекнуть, что хотел бы проститься с Каро, и я бы все устроила. Теперь я знаю, что ты вообще не помнил о ее существовании, но мне нужно время, чтобы привыкнуть к этой мысли.       Он помедлил и кивнул.       — Дай мне знать, когда Сметвик будет готов.       — Заметано, — криво улыбнулась она. — Пока, декан Снейп.