Дамы семьи Паркинсон

      Панси решили не тревожить, Гарри лично на этом настоял — не хватало еще девочке переживать из-за грязного языка Уизли. Нет, они все решат сами (для того друзья и существуют), и вообще Гарри считал, что это дело мужское. Драко фыркал и морщился («Что, Поттер, дорвался наконец до подвига? Когда ты уже забудешь свои маггловские предрассудки, шовинист?»), но все-таки согласился промолчать, хоть и посулил, что когда Панси узнает, то открутит им головы. Пока же они отговорились от подруги мальчишескими делами, и Панси, доверчиво покивав и пожелав им удачи, отправилась в библиотеку — читать про парселтанг.       Выручай-комнате придали форму уже знакомого дуэльного зала. Проникшийся ответственностью за просвещение Поттера Драко принялся выхаживать туда-сюда перед сидящим на полу по-турецки Гарри, будто главный аврор на лекции в Академии. Руки друг заложил за спину, подбородок вздернул, а грудь выпятил, и все вместе это выглядело настолько комично, что Гарри пришлось закусить щеку, чтобы не рассмеяться.       — Дуэли — неотъемлемая часть мироустройства волшебной Британии, — вдохновенно декламировал Драко, будто по написанному, и дирижировал себе руками, а Гарри послушно кивал, сдерживая смех. — Любые трения между волшебниками испокон веков решаются именно так, а не посредством обращения в наш доблестный аврорат. Запомни: под мантию аврорам прячутся только трусы или магглокровки, не ориентирующиеся в наших традициях. Тебе все ясно?       — Так точно, командир! — браво гаркнул Гарри, приложив руку ко лбу и пожирая друга глазами, и они оба прыснули.       — Ладно, посмеялись и хватит, — вытирая выступившие слезы, сказал наконец Драко. — Уизли, конечно, тот еще боец, но в чистокровной семье невозможно не нахвататься хотя бы по верхам. Он явно наблюдал за тренировками старших братьев, а может, даже тренировался вместе с ними. Дуэльный кодекс этот мерзавец откуда-то знает, а значит, нам нельзя его недооценивать.       — Почему ты не вызвал его сам? — поинтересовался Гарри. Тогда, в Большом зале, он сделал то, к чему подталкивала интуиция, бездумно, на одних инстинктах — просто с кристальной ясностью понял, что по какой-то причине Малфой не может сам поставить Рона на место и благородно взял эту миссию на себя. Видимо, Драко прав: у него действительно комплекс героя… — Уизли сказал, твой отец будет против. Почему?       Драко выразительно скривился.       — Уизли сам не способен к самостоятельному мышлению и думает, что остальные люди такие же умственные калеки. Отец тут ни при чем, он бы все понял. Я сам так решил.       Он помолчал и продолжил:       — Вызывая человека на дуэль, ты поднимаешь его до своего ранга. Фактически, во всеуслышание объявляешь его равным себе. Уизли хоть и принадлежат к Священным Двадцати Восьми, но только формально: Предателям крови в этом списке не место. Однако пересмотр перечня семей — дело политическое, и веса немалого, потому что в корне меняет правила игры. Отец уже не первый год пытается протолкнуть эту идею в Визенгамоте, но другие фракции пока блокируют его своими голосами.       — То есть, если бы ты вызвал Рона…       — …То во всеуслышание заявил бы, что считаю его ровней себе, — подхватил Драко, — а значит, плевать я хотел на их статус Предателей крови. Во-первых, это навредит политической позиции отца, во-вторых, выгодно это только Уизли, а никак не Малфоям. Ну и в-третьих… противно мне об него руки марать. Просто по-человечески противно.       — Да что такого в этом статусе? — удивился Гарри и, сняв очки, принялся протирать их краем футболки. Мир сразу утратил резкость и слился в разноцветное смазанное пятно. — Я слышал, Рон трепался в гостиной, что их зовут Предателями за хорошее отношение к магглам.       — Больше слушай, — отмахнулся Драко и тоже сел на пол — прямо там, где стоял. На его лице проступило странное выражение глубокого удовлетворения — будто он никогда в жизни не сидел на полу и теперь восхищался собственной раскованностью. — Ты же не ждал всерьез, что Уизли вот так возьмет и расскажет всем о вине предка? Стыд, Поттер, — штука серьезная, а стыдиться там есть чего.       — А поконкретнее? — настойчиво уточнил Гарри и вернул очки себе на нос. Вздохнул: фигура Драко опять обрела четкость, и он был благодарен очкам за это, но в глубине души тихо ненавидел свою унизительную зависимость от них. Что будет, если во время дуэли Рон собьет очки у него с носа? Надо спросить Драко, можно ли как-то приклеить их, что ли… — И что же именно Уизли натворили?       — Младший брат из зависти предал старшего, — глухо сказал Драко, сразу как-то подобравшись и отводя глаза. — История стара, как мир, почти библейская. У Уизли была фамильная вражда с Гринграссами, и младшенький, снюхавшись с ними, снял с мэнора защитные чары. Старший брат погиб во время налета, защищая дом, а младший стал лордом.       Гарри зябко передернул плечами: перед глазами сама собой встала полная огня и криков, расцвеченная вспышками заклинаний ночь.       — Свечку никто не держал, но шила в мешке не утаишь, — продолжал Драко. — Остальные семьи сделали выводы и подвергли оба рода остракизму. Гринграссы быстро поняли, куда ветер дует, и благоразумно перевели дела на материк, чтобы не мозолить остальным глаза. Вернулись только поколение назад, когда все поутихло. Уизли повезло меньше, но и вина их была больше. За них перестали выдавать девушек, вести с ними бизнес, и так далее.       Он презрительно хмыкнул.       — Поинтересуйся как-то у Рончика, почему его семейство живет не в фамильном мэноре и куда подевались домовики. Уверен: получишь порцию душеспасительного бреда, мол, они бессребренники, сами все раздали, чтобы магглокровкам не было так обидно.       — Жестоко все это, — покачал головой Гарри. Волшебный мир в его голове продолжал обретать краски, хоть в этот раз и мрачные. — Разве сын в ответе за отца?       — Семья — это главное, — назидательно воздел палец вверх Драко. Он выглядел очень вдохновленным и весь будто светился изнутри, так что Гарри даже позавидовал: вот у кого личный моральный компас работает, как часы. — Любой чистокровный тебе это скажет — кроме Уизли, конечно. Посмотри на тех же близнецов: они же Рона ни во кнат не ставят, надо будет — продадут первому встречному, кто больше даст. Помнишь, на распределении Рончик трясся, как осиновый лист? Братья, мол, сказали: надо сразиться с чудищем. Вот тебе и семейные ценности рыжего клана во всей красе. Кому захочется отдавать в такую семью дочь?       — Может, это шутка была, — робко предположил Гарри, хотя это мало что меняло — чувство юмора у близнецов было очень сильно на любителя. Гарри таковым не был и старался по возможности их избегать.       — Да-да, шутка, — покивал Драко, снисходительно усмехаясь, и встал. — Отличная шутка — выставить брата имбецилом в первый же день и напрочь испортить ему репутацию. Первое впечатление — штука сильная и остается в памяти навсегда. Ладно, курсант, подъем! Нас ждут великие дела, а до вечера осталось не так много времени. Начнем с щитов. В позицию!

***

      Ни в какую библиотеку Панси не пошла.       Загадочные мальчишеские дела друзей были очень на руку, и она смогла спокойно заняться тем, что не давало ей покоя весь день. Драко и так в последнее время что-то подозревал, а делиться с мальчиками своим открытием Панси пока не хотела — сначала надо понять, с чем вообще она имеет дело, чтобы случайно не подвергнуть их опасности.       В Том-Самом-Туалете было сыро, а на полу влажно блестела большая лужа, вытекавшая из-под двери дальней кабинки. Панси оглянулась по сторонам — истеричного привидения на посту вроде не было. Она на всякий случай осмотрела все кабинки по очереди, чтобы не прозевать какого-нибудь неудобного свидетеля, и закрыла туалет изнутри на Коллопортус.       Закончив, Панси положила вилку на пол в метре от себя и трансфигурировала ее в ужа. Уж извивался на мраморном полу, жалуясь на слишком яркий свет, а она медленно повторяла свои действия в тот судьбоносный вечер, когда столкнулась с троллем, пытаясь ничего не упустить. Раковина — окно — просьба открыться.       Сбоку пахнуло затхлым воздухом, и Панси, медленно повернувшись к ряду раковин, оказалась лицом к лицу с мрачно чернеющим провалом. Она осторожно подошла ближе, с опаской заглянула внутрь. Коридор, больше похожий на гигантскую трубу, почти отвесно уходил вниз. Панси взяла с ближайшей раковины брусок мыла, трансфигурировала его в камень и отправила в полет. Приглушенный удар раздался довольно скоро, и это обнадеживало. Панси покусала губы и отошла от тоннеля, а уже через минуту раковина медленно встала на место. Негусто, в следующий раз придется действовать быстро.       Она присела рядом на корточки и внимательно осмотрела раковину. Так и есть — сбоку была отпечатана выпуклая змейка, причем магическая — миниатюрный барельеф подмигнул Панси и на ее глазах закрутился изящной восьмеркой.       Панси задумчиво постучала пальцем по раковине и встала. Кое-что прояснялось, но вопросов удивительным образом становилось все больше. Пароль на парселтанге, надо же… Она тяжело вздохнула: вот и пригодилась ее маленькая ложь — все-таки без похода в библиотеку не обойтись.

***

      Люциус Малфой пребывал в состоянии глубокого недоумения.       Это чувство он ненавидел всеми фибрами души. Последний раз дракклово «глубокое недоумение» он испытал, когда узнал о падении Лорда, — холодной логике октябрьские действия Волдеморта не поддавались, а Люциус очень не любил чего-то не понимать. В отличие от сына — благословенно будь наследие авантюристов-Блэков и воспитание Нарси! — он плохо ориентировался в изменчивых обстоятельствах и предпочитал сначала хорошенько все обдумать и просчитать. Насмешница-Нарцисса дразнила его черепахой, но Люциус не обижался: ну да, он тот еще тугодум, но зато если уж что-то придумал, то планы обычно сбывались без сучка и задоринки.       Утреннее явление Северуса наводило на неприятные мысли: прекрасный план Люциуса по возвращению роду Малфой прежних, довоенных, позиций в обществе не учитывал потерю памяти Снейпа. Было ли это важным? Люциус задумчиво покрутил в руках белое павлинье перо, которым предпочитал подписывать важные письма, и решил, что было, — опыт подсказывал, что в таких делах любая мелочь может оказаться решающей. Надо было собрать больше информации.       Переговорить с Поликсеной? Люциус поморщился, вспоминая злоязыкую младшую сестру своего вероломного бывшего друга. Лучшего друга, между прочим, почти брата. Вспоминать Паркинсонов и вообще общаться с ними было тяжело — душевная рана от подлого удара Патрокла со временем затянулась, но продолжала ныть. Но делать нечего, если Малфои хотят удержаться в этом новом мире на плаву, нужно идти на жертвы.       Люциус подошел к камину, сел на низкую кушетку и вызвал Паркинсон-мэнор. Через пару минут в зеленом пламени появилось лицо Поликсены, и Люциус удивленно сморгнул: через правую бровь Паркинсон тянулась длинная рваная царапина. Заметив его, она фыркнула.       — Малфой, какие люди. Не спрашивай, откуда боевое ранение, все равно не отвечу. Глаз цел — и ладно. Что там у тебя, что-то с детьми?       — Ко мне наведался Северус, говорит, ему стерли память о тебе, — небрежно сообщил Люциус, внимательно следя за выражением лица Поликсены — слава Мерлину, она никогда не умела хорошо притворяться. Вот и сейчас — нахмурила брови, язвительно сощурила глаза…       — И ты поспешил сообщить об этом мне? — с веселой злостью уточнила она. — Так просто? А где же торг? Где попытка что-то выцыганить взамен на ошеломительные новости?       Внезапно Поликсена ухмыльнулась.       — Кажется, знаю: торга нет, потому что Север примчался спозаранку, накрутил тебе хвост и умело растревожил твое знаменитое любопытство. Знал, дракклов сын, что не утерпишь и бросишься выведывать у меня о моем с ним трогательном совместном прошлом, — а он потом считает все в твоей памяти. Люций, твой приятель плохо понимает слово «нет» и любит загребать жар чужими руками. Я отказала ему в долгой информативной аудиенции, и он зашел через тебя. Вот уж не думала, что ты заглотишь его крючок. Надо запомнить на будущее.       Люциус скрипнул зубами — иногда Поликсена бывала совершенно невыносимой.       — Это все моя инициатива, он ни о чем меня не просил, — надменно опроверг он ее грязные инсинуации. Конечно, кроме доступа в закрытую часть фамильной библиотеки, куда вообще-то не принято пускать посторонних, и целой пробирки крови… — А ты хорошо его знаешь… Это правда, что вы дружили в школе? Странно, я об этой главе в ваших биографиях не знал — думал, вы уже в Ставке нашли общий язык.       — Ничего удивительного, что не знал. Когда мы сблизились на третьем курсе, вы с Патроклом как раз доучивались, — пояснила Поликсена снисходительно. — Такие взрослые были, важные, куда вам было следить за тем, что происходит у малышни. На носу ЖАБА, принятие дел рода, а у тебя еще и помолвка с Нарциссой наклевывалась. А в Ставке мы нашу крепкую дружбу не афишировали.       Люциус покивал, напрягая память. Тогда, на его далеком седьмом курсе, мелкая Поликсена Паркинсон могла дружить хоть с гиппогрифом — он был настолько поглощен открывающимися перед ним блистательными перспективами, что не обратил бы на эту деталь ни малейшего внимания. Любимая девушка согласилась стать его женой! Отец признал его по-настоящему взрослым! Лорд принял в свои ряды!       Впрочем, надо честно признаться: младшие сестры Патрокла и прежде его особо не интересовали — четыре года разницы в семнадцать кажутся непреодолимой преградой.       — Моргана, Люций, неужто это правда все, что ты хотел, — поностальгировать? — скептически и даже немного разочарованно уточнила Поликсена и, оглянувшись через плечо, с раздражением отмахнулась от кого-то невидимого и настырного. — Слушай, мне действительно некогда.       Она не удержала лицо и поморщилась, словно от боли, и Люциус насторожился.       — Ты ранена?       — Малфой, тебе что, заняться больше нечем? — огрызнулась она. — Иди вон павлинов в курятнике пересчитай или парадный смотр домовикам проведи. Ты же целый глава рода, найди себе занятие по статусу!       — Ладно, не лезу, — примирительно вскинул ладони Люциус, но твердо решил рано или поздно дознаться — мордредова Паркинсон права, любопытство всегда было его ахиллесовой пятой. — Вообще-то у меня есть деловое предложение: может, сольешь в думосбор воспоминания о Снейпе? С меня любая услуга в разумных пределах.       — Ну ты и наглец, — восхитилась Поликсена и растянула красиво очерченные губы в неприятной усмешке. — А вот это уже абсолютно точно твоя идея, не похоже на почерк Севера. Решил разжиться компроматом на случай, если наши интересы опять разойдутся? Как это по-малфоевски! Так я тебе и отдала свои воспоминания, уже бегу.       Он поморщился: стоило попытаться, идея была отличная. Не будь Поликсена такой стервой… Люциус вздохнул: тяжело все-таки с умными женщинами, ему ли не знать.       — И вообще, — помолчав, добавила Поликсена, отводя глаза, и в ее голосе звякнул металл. — Не лезь в наши со Снейпом отношения. Может, я не хочу, чтобы Северус вспоминал прошлое. Может, меня все устраивает, как есть.       Люциус изумленно поднял брови и подобрался, а она опять рассмеялась:       — Не делай стойку, Малфой, ничего криминального. Просто… всякое бывало. Я даже немного рада, что он ничего не помнит — можно попробовать узнать друг друга заново, с чистого листа, без всего этого… груза. Так что воспоминания у меня больше не клянчи! Если и поделюсь ими — то исключительно с Северусом лично, под Обет, и только когда решу, что настал подходящий момент.       Она замялась, и Люциус поразился незнакомой горькой нотке в ее голосе:       — Я не уверена, что могу ему доверять. Ты вот можешь поручиться, что он не поделится воспоминаниями с Пауком? Я — нет. Все, Малфой, мне пора, арривидерчи! И не беспокой меня больше по пустякам.       Она прервала контакт, и зеленое пламя, полыхнув последний раз, сменилось обычным, уютным оранжевым. Люциус еще немного подумал, отсутствующе глядя в огонь, а затем пожал плечами: все-таки Поликсена права. В конце концов, эти двое — взрослые люди, уж как-нибудь сами между собой разберутся.

***

      Идея стать секундантом Рона Уизли не понравилась Невиллу с первой же секунды, но приятель так просил, так настаивал, что Невилл сдался и махнул рукой: ладно, мол, твоя взяла.       — С кем хоть дуэль? — спросил он уныло, вороша кочергой угли в камине. Они сидели в гостиной на диванчике. Вокруг, как всегда, царил форменный содом и гоморра — Гриффиндор шумно проводил выходные. — И когда? Учти, бабушка строго-настрого велела мне быть в башне за полчаса до отбоя.       — «Бабушка велела», — передразнил Рон, и Невилл сжал зубы — кем бы ни был таинственный противник Уизли, в глубине души он его немного понимал. — Ты же взрослый парень, Лонгботтом! Женишься тоже на той, на кого бабушка укажет?       — И женюсь, — буркнул обиженно Невилл. Добавил тихо: — Я т-т-традиции чту, не то что некоторые.       — А в глаз? — набычился Рон, но обострять не стал — видно, и вправду нуждался в помощи Невилла. — Ладно, на этот раз прощаю. Дуэль сегодня вечером, в восемь, на Астрономической башне.       Невилл удивленно поднял брови, и Рон закатил глаза, постучал себе согнутым пальцем по виску.       — Мерлин, Невилл, соображай давай. Дуэли вообще-то запрещены, а Филч на Астрономическую редко поднимается, говорит, кости болят на верхотуру тащиться. А миссис Норрис можно Ступефаем приложить, пока будем разбираться между собой.       Невилл неодобрительно поджал губы — кошек он любил и иногда тайком от всех гладил миссис Норрис по пушистому бочку. Кошка была рада ласке и порой Невиллу казалось, что она относится к нему лучше, чем к остальным студентам, так что он твердо решил заступиться за несчастную, если та все же выследит их на башне.       — Так с кем д-д-дуэль?       — С Поттером, — нехотя признался Рон и тут же вскинулся: — Он сам виноват!       — Рональд, у тебя очень странное п-п-представление о дружбе, — укоризненно покачал головой Невилл. Для него, как и для половины Гриффиндора, не были секретом неуклюжие попытки Рона приблизиться к Гарри. — Я сомневаюсь, что он после д-д-дуэли видеть тебя захочет, не то что дружить.       — Будто я сам не знаю! — разозлился Рон, вскочил и мстительно пнул стоящее рядом кресло. — Это все Малфой подстроил, змеюка скользкая. А Поттер — баран, в рот ему смотрит. И не противно же.       — Ладно, остынь, — примирительно сказал Невилл и вернулся к созерцанию пламени. Ему всегда нравился огонь, он гипнотизировал, завораживал. — Я все п-п-понял: Драко — коварный змей, Гарри — б-б-бычок на веревочке, а дуэль в восемь вечера на Астрономической башне. Все, Рон, дай посидеть спокойно.       — Странный ты, Лонгботтом, — сказал на прощание Уизли, смерив его презрительным взглядом. — Сидишь пялишься в этот огонь, будто тебе там картинки показывают. Малахольный.       Он ушел, а Невилл пожал плечами и продолжил смотреть. Как объяснить Рону, что огонь прекрасен? Что это уют, это покой, это дом? Невилл не без основания считал себя косноязычным, поэтому даже не пытался передать свои ощущения. К тому же, он хорошо осознавал: Рон водился с ним только потому, что Гарри пренебрег его дружбой. Будь все по-другому, рыжий задира никогда не стал бы тесно общаться с Невиллом.       Если честно, Невилл и сам тяготился компанией Уизли. Его было слишком много, и слова он часто выбирал очень обидные, даже обиднее Малфоя. А уж эта дурацкая история с драконом и вовсе убедила Невилла в том, что эта дружба опасна, но что делать он не знал — выбор был невелик, остальные не спешили сближаться с наследником Лонгботтомом, а провести годы учебы в гордом одиночестве ему не хотелось. Он и так слишком долго был один.