Дамы семьи Паркинсон

      Северус задумчиво отпил огденского и, нагнувшись к камину, поворошил угли кочергой. Не спалось. В голове мелькали неясные образы, тени — прошлого ли? Снов?       Он пригубил еще раз и напряженно уставился в оранжевое пламя, лижущее поленья. Разговор с Люциусом не задался с самого начала: Малфой встретил его у парадного входа в мэнор, заложив руки за ровную спину, неожиданно холодный и отчужденный. Он не стал спускаться к другу, как делал всегда, и Северус медленно прошагал по бесчисленным ступеням, отчетливо ощущая все, что сиятельный лорд хотел сказать: «знай свое место, сын маггла, и не суй нос не в свое дело».       Его приняли в библиотеке, а не в кабинете, как обычно. Еще один намек, на которые Люций был таким мастером.       «Хватит демонстрировать свое благородное негодование, я намеков не понимаю», — наконец деланно безразлично сказал Северус после того, как прождал домовика битый час. Люциус, которому подали напиток сразу же, раздраженно фыркнул, но расслабился и соизволил сделать лицо попроще.       «Тебе мисс Паркинсон что сказала? Не лезть. А ты опять полез! Зачем ты послал кляузу в Попечительский совет? Не знаешь, что ли, что я теперь председатель? Так бы я и дал твоей анонимке ход».       Тогда Северус только и смог, что отвести взгляд: понимать, что свалял дурака, было до боли неприятно.       «Я не знал, что ты просочился еще и туда, — помолчав, признал он. — Ошибся».       «Он признает, что ошибся, — красивым жестом воздел руки горе Люциус и внезапно вскочил, заметался по библиотеке. От его скорости рябило в глазах. — Когда я выбирал тебя в крестные единственному сыну, то делал ставку на твой хваленый ум. Однако в этом году ты меня разочаровываешь».       «Да что с тобой такое, Люций? — растерялся Северус, но, собравшись, принялся капать ядом в ответ. — Зачем вы затеяли хороводы вокруг мальчишки Поттера? Он входит в сферу непосредственных интересов Дамблдора, не лезьте ему под руку».       «Ты ничего не понимаешь, — отмахнулся Люциус, но хотя бы остановился, словно упоминание Альбуса его отрезвило. — Это прекрасный шанс! Шанс вернуть нашим семьям все, что у нас отняли эти мародеры».       Северус поморщился: мародерами Люциус величал славных победителей Второй Магической, но у него это словечко рождало совсем другие ассоциации.       «И каким же образом вы это провернете? Люци, авантюрист ты несчастный, пожалей хоть сына, с него теперь директор глаз не спустит!»       «Он бы и так от него не отстал, — глухо пожаловался Люциус и сел обратно. — И не смей попрекать меня Драко, я только о нем и думаю. Не хочу, чтобы на нем лежало клеймо, как на нас всех. Он имеет право начать все с чистого листа, и я ему в этом помогаю. И повторяю еще раз: хватит нам мешать!»       Мерлин помоги, он даже ладонью по столу хлопнул — это Люциус-то, сдержанный и дипломатичный.       «Да откуда вообще взялось это "мы"? — неожиданно для себя рассердился Северус. — Зачем ты втянул в свою аферу Паркинсонов? Вы же не общаетесь! Ты смертельно на него обиделся!»       «Это они меня втянули, — весело хмыкнул Люций и покрутил в руках стакан, глядя сквозь него на свет. — Патрокл не зря забаррикадировался в мэноре: за пять лет затворничества он пришел к очень интересным выводам и решил действовать, сдружив дочку с героем. Я просто примазался к чужому коварному плану».       «Ну и дурак, — в сердцах брякнул Северус. — Ты же его простить не мог, с чего вдруг этот альянс?»       «Не мог и не могу до сих пор, — кивнул Люциус, и Северус заметил горькую складку у его губ. — Но как союзнику ему цены нет. Вместе Малфои и Паркинсоны могут немало, и пускай лучше мне прикрывает спину Патрокл, чем кто-то еще. Его слабости мне хотя бы известны».       «А эта дамочка? — скривился Северус. Перед глазами мелькнули неприлично длинные ноги и неожиданно властный жест, которым она остановила его на полуслове. — Она действительно тетка маленькой Паркинсон?»       Люциус кивнул и прищурился.       «Странно, что ты совсем ее не помнишь. Поликсена Паркинсон, вы должны были сталкиваться в Ставке у Лорда. Она всегда приходила поддержать брата перед рейдом, ну и в целом крутилась среди боевки. Белла вечно ее задирала… Поликсену собирались выдать замуж за одного из Блэков, лично я всегда ставил на Сириуса — Вальбурга все мечтала, что старшенький опомнится и вернется в семью».       Тогда Северус только скрипнул зубами: ну конечно, невеста Сириуса. Теперь понятно, почему она так вывела его из себя — с Сириусом, мать его, Блэком у них точно была бы идиллия, жили бы душа в душу.       Сейчас, сидя у камина в своих покоях, Северус заново прокручивал в голове разговор с Люциусом. Что-то его царапало — и вскоре он понял, что именно.       Поликсена Паркинсон. Они должны были быть знакомы, но Северус был уверен: он слышит это имя впервые.       Вспомнился взгляд, словно выстрел в упор. Он точно видел его раньше, и не раз. Северус напряг память, пролистывая в голове воспоминания до горькой сладости Второй Магической. Молодой Люций, еще не друг, но уже приятель, братья Лестрейнджи и Эван Розье, олений взгляд чокнутой Беллс из-под черного опахала ресниц, Руквуд, Лорд… Он вглядывался в лица в своей памяти, но ни в одном не узнавал эту странную Паркинсон. Мог ли Люциус ошибиться? Северус с сожалением поморщился — Малфой прекрасно знал семейство Паркинсонов и сестру лучшего друга ни с кем бы не спутал.       А значит, что-то не так с ним, Северусом.       Под утро он пришел к единственному логичному выводу: качественный обливиэйт, наложенный мастером своего дела. Северус не был уверен, но подозревал, что таких мастеров, способных заменить часть воспоминаний, да так ловко, что он годами этого не замечал, было всего два: Лорд и его идеологический противник.       Но зачем Лорду или Дамблдору, чтобы Северус Снейп забыл Поликсену Паркинсон?

***

      До каникул оставалась всего неделя, когда Панси заметила, что Гарри ходит как в воду опущенный. Пару дней она внимательно за ним наблюдала, а когда поняла, что не понимает причин хандры, вызвала друга на откровенный разговор.       Оказалось, Гарри хотел остаться в Хогвартсе — вполне понятное желание, если учесть его отношения с опекунами. Панси нахмурилась и задумалась. Ей очень хотелось вернуться домой, к тете, но она не собиралась бросать Гарри одного. Тетя поймет.       Драко тоже согласился остаться, и МакГонагалл, хоть и пофыркала, но включила их троих в свой короткий список. Помимо них из ровесников-гриффиндорцев по непонятной причине остался шестой Уизли, а из слизеринцев — Тео Нотт и улыбчивый Блейз Забини.       Они быстро втянулись в праздничное расписание: утром поздно вставали, к особой радости Панси, затем читали в гостиной, игнорируя ворчание Рона о «змеях»-заучках, а потом отправлялись на улицу. К удивлению Панси, до школы почти не гулявшей за пределами мэнора, на свежем морозном воздухе можно было заняться целой кучей дел: слепить снеговика (по настоянию Гарри и к недовольству Драко, без магии), покататься на зачарованных санках, покидаться снежками и даже полетать наперегонки. После их примирения Гарри с треском ушел из команды, но любить полеты не перестал, и Драко составлял ему компанию, пока Панси болела за друзей с трибун.       На Рождество они посетили общий пир, с которого быстро сбежали — по-настоящему они отметили праздник вместе, в гостиной, с чаем из неизменного термоса и бутербродами. Панси никогда еще не было так легко и волшебно в этот день — строгие и грустные праздники дома не шли ни в какое сравнение.       Наутро настал черед подарков. Драко подарил Панси самопишущее перо и получил в ответ от нее блокнот в коричневой кожаной обложке. От тети досталась целая корзина пирожных от Фортескью — на всю честную компанию. По совместному уговору в этот год Гарри только получал подарки, а не дарил — ему было негде их купить. Драко вручил ему такое же перо, как и Панси, только белое, а не черное, а Панси преподнесла новый амулет от чтения мыслей взамен взятого взаймы у Малфоя на Хэллоуин. Амулет был красивый, в виде химеры с головой льва и телом змееподобного дракона — Панси не забыла, как Гарри рвался к ним на Слизерин, и хотела это увековечить.       Некоторые подарки стали сюрпризом: например, зеленый свитер от Молли Уизли с письмецом, в котором Гарри звали в гости, флейта от Хагрида и странный маленький сверток. Над ним Драко долго махал палочкой, а затем вертел его в руках, тряс и даже обнюхал, невзирая не смешки друзей.       — Вроде ничего, — наконец с подозрением протянул он и передал сверток Гарри. Внутри оказалась мантия-невидимка, неожиданно очень высокого качества, а к ней прилагалась записка.       «Незадолго до своей смерти твой отец оставил эту вещь мне.       Пришло время вернуть ее его сыну.       Используй ее с умом.       Желаю тебе очень счастливого Рождества».       — Что-то мне не нравится твой таинственный доброжелатель, Поттер, — манерно произнес Драко, растягивая гласные. Он всегда так делал, когда волновался.       — Мне тоже, — Гарри комкал в руках мантию, прожигая ее злым взглядом. — Зачем папа только отдал ее перед смертью? Будь она у него…       Он резко встал, кинул мантию на кресло и быстро ушел в спальню. Панси с Драко переглянулись и, спрятав сомнительный подарок подальше, остались в гостиной. Было очевидно, что Гарри хочет побыть один, и Панси отлично его понимала.

***

      К концу каникул Поттер оттаял и даже согласился примерить мантию и пройтись в ней по безлюдному замку. Авантюрист-Малфой настаивал на совместной прогулке, причем обязательно ночью («так интереснее!»), но Панси завернула идею на подлете и настояла на коротком дневном выходе.       Вернулся Гарри задумчивый, но довольный. Сторожевая кошка Филча его игнорировала, как и сам сквиб: мантия не пропускала звуков и запахов, а также скрывала колебания воздуха при резких движениях. Драко и Панси тоже примерили ее в атмосфере строгой секретности от любопытствующего Уизли. Ощущения были необычные — было странно и жутко не видеть собственное тело, скрытое мантией.       После череды опытов Драко все-таки продавил ночную прогулку и отправился на дело совместно с Гарри. Наутро он в полном ажиотаже живописал, как спас Поттера от темного артефакта — оказалось, ночью они набрели на пустующий класс и спрятались там от Филча. В глубине стояло странное зеркало — Драко не обратил на него внимания, а вот Гарри не мог оторвать глаз. Увещевания не помогали, и тогда Малфой не нашел ничего лучше, как в порыве отчаяния разбить зеркало. Гарри пришел в себя, но рассказывать об увиденном отказался наотрез, и Панси не настаивала.

***

      Гермиона Грейнджер сидела в библиотеке, спрятавшись за справочником по трансфигурации. Мадам Пинс уже запомнила ее как постоянного гостя и даже выделила отдельный столик у окна, где выдающейся ученице никто не мог помешать.       Хотя Гермионе хотелось бы, чтоб ей помешали. Ну хоть разочек.       Она кинула очередной взгляд поверх справочника на компанию, сидевшую возле стеллажей с книгами по зельеварению. Гарри Поттер, Драко Малфой и Панси Паркинсон, неразлучная троица. Панси что-то читала, хмурясь и изредка застывая взглядом на странице, а мальчишки чертили какие-то таблицы, вяло переругиваясь и отбирая друг у друга пергамент.       Гермиона вздохнула и перевернула страницу. Она сидела так уже полчаса, с завистью наблюдая за чужой компанией, но никто так и не заметил ее тоскливый взгляд. Как будто ее и вовсе не было…       Панси заложила за ухо красивое черное перо и сладко потянулась. Гермиону она раздражала. Тогда, в поезде, незнакомая девочка произвела на нее сильное впечатление: было в Паркинсон что-то, чего в самой Гермионе не было, какое-то спокойное достоинство. «Чистокровная ведьма, — пояснил Гере новый знакомый — рыжий Рон Уизли. — Из тех, кто родился с серебряной ложкой во рту. Точно попадет на Слизерин, и туда ей и дорога, змеище».       Вот только Паркинсон просочилась на Гриффиндор, и Гермиона сгорала от злости, точно зная, что слизеринская змея как-то обманула Шляпу — вот только доказательств она найти не могла.       Панси жестом руки притянула к себе сумку, и Гера вспыхнула от негодования и поспешно отвела взгляд. Она уже знала из книг, что упомянутое в поезде Акцио изучалось только на четвертом курсе, но каким-то образом и Паркинсон, и Малфой, а в последнее время и Поттер постоянно пользовались продвинутым заклинанием как чем-то обыденным и самим собой разумеющимся. У Гермионы Акцио не выходило совсем, хоть плачь. Она вообще не понимала, как эти трое колдуют без палочки и молча — в учебниках об этом не было ни слова.       Поттер устало тер глаза, сняв свои нелепые очки, и Гермиона, привычно перелистнув непрочитанную страницу, вспомнила, как недолго продлилась их странная дружба. Тогда Гере казалось, что все наконец-то встало на свои места: в новой школе у нее наконец-то появились друзья, ее заметили, к ней прислушиваются. Горькое предательство Поттера больно ударило по самолюбию — им с Роном предпочли богатеньких чистокровных деток!       Больше всего уязвляла именно чистокровность Малфоя и Паркинсон. Старшие братья-близнецы Рона очень быстро пояснили Гере, что между дочерью обычных стоматологов и потомками древних волшебных родов лежит огромная пропасть, которую не обойти и не перемахнуть одним прыжком, как она привыкла. Все прочитанные от корки до корки учебники за первый курс никак не могли приблизить ее ни к элегантной небрежности Акцио в исполнении Паркинсон, ни к бешеной скорости и точности, с которой проклятый Малфой варил зелья. «Их учили с пеленок, — пояснил Невилл, к которому она пришла за советом, узнав, что он тоже из чистокровной семьи. — Г-г-гермиона, не переживай так: ты умная, ты точно будешь хорошо успевать».       Похвала была приятной, но в душе словно засел ядовитый шип: ей было мало успевать хорошо, Гера хотела успевать на отлично. Ее не устраивало быть одной из лучших, она должна была… даже обязана была стать самой лучшей!       И противный Поттер… Гермиона никак не могла взять в толк, что тот нашел в своих недольвах. Она могла бы помогать Гарри с занятиями, составить эффективное расписание и делать вместе уроки… Чем, ну чем была лучше эта глупая Паркинсон?       Она еще раз взглянула на соперницу по успеваемости, пытаясь оценить ее непредвзято. Мопсиха, как есть мопсиха: курносый нос, подбородок с ямочкой, короткие темные волосы… Вот у нее, у Гермионы, волосы так волосы, мама всегда хвалила, называла их настоящим богатством. Не то что эти прилизанные прядки, фу! И каре тоже дурацкое, Гермиона никогда бы так коротко не постриглась.       И ало-золотой галстук Паркинсон совсем не идет.       Гермиона тяжело вздохнула и перевела взгляд на расплывавшиеся перед глазами строчки из справочника. Ничего, она все выучит — и тогда Гарри точно поймет, с кем надо было дружить. Он вернется к ним с Роном, попросит прощения и все будет так, как раньше. Гермиона простит его, и все будут довольны, а особенно директор — он так просил помочь однокурснику с учебой…