Феномен клана...

      Бессчетное число маленьких капель тихо шуршало по крыше энгавы. Ее седзи были приоткрыты, и свежий влажный воздух проникал внутрь дома. Двое людей сидели рядом на подушках, женщина доверчиво положила голову на плечо мужа и расслабленно держала в узкой ладони с побелевшими пальцами плоский сакадзуки, в котором едва кривилась маленькими волнами гладь саке. На низком столике стояли токкури и разнообразная еда.       — Люблю, когда ты дома, сразу столько вкусностей появляется на кухне, — негромко произнесла она. — Хотя Акане сейчас часто готовит по твоим рецептам, до тебя она все равно еще не дотягивает.       — Все дело в практике, Миюки, — когда она, отхлебнув, поставила сакадзуки на столик, мужчина переплел свои пальцы с ее. — Я ей посоветовал готовить как раз для этого. С моими подсказками и накапливающимся опытом она скоро начнет чувствовать правильные пропорции, — холодные пальцы жены почти обжигали большую горячую ладонь. — Ты волнуешься. Расскажи, о чем именно, а я пока разомну тебе кисти.       Нежные массирующие движения успокаивали и разгоняли кровь, уменьшая спазм мелких сосудов. Когда одна хрупкая женская рука потеплела и пальцы стали из белых розовыми, Хаджиме взял вторую ее ладонь, а Миюки все не могла подобрать нужные слова, чтобы выразить все свои тревоги.       — Я беспокоюсь за нее, — наконец, произнесла она, чуть сжав руку мужа.       — Не нужно, — он успокаивающе провел большим пальцем по ее запястью и ободряюще улыбнулся. — У ее команды всего лишь миссия ранга С, такая способная юная куноичи, как наша дочь, и одна бы с ней справилась, а уж с мальчишками из ее команды — и подавно.       — Нет, о миссии я почти не беспокоюсь, хоть они и выполняют ее без Цуиоши-сана, — женщина потянулась к столику и отхлебнула еще немного саке. — В этот раз их команду не послали на экзамен, но что, если через полгода или через год этого будет не избежать?       — Миюки, — мужчина тяжело вздохнул и поудобнее устроил на подушке раненую ногу, — сам экзамен на чунина для Акане опасности не несет, она сильная и уже способна сдать его, а вот ее товарищи по команде… Они значительно слабее ее, и наша девочка будет отказываться от экзамена до тех пор, пока к нему не будут готовы мальчишки, как бы они на нее ни злились.       — Да я тоже не из-за самого экзамена на чунина беспокоюсь, — она недовольно поджала губы. — Я помню, что ты сказал мне однажды. Шансов выжить на поле боя у шести-девятилетнего чунина почти нет…       — Послушай меня немного, — Хаджиме развернулся и сел лицом к жене, а она повернула к нему голову. — Думаю, Керо и Изаму будут готовы сдавать экзамен через пару лет, то есть когда Акане будет восемь. Да, это тоже еще очень юный возраст, я знаю, — женщина уже было хотела что-то сказать, но он жестом попросил не перебивать, — но и Акане — не совсем обычный ребенок. Она заметно обгоняет своих сверстников, за исключением Какаши-куна, и в свои восемь даже в роли чунина ее шансы выжить на поле боя достаточно велики…       — Но ведь не стопроцентные! — воскликнула Миюки, всплеснув руками.       — А у кого они стопроцентные? — усмехнулся Хаджиме. — Я сам уже джонин, но получаю травмы, а ведь однажды они могут оказаться смертельными… Она шиноби, Миюки. Мы не можем спрятать ее от всех опасностей, да и не имеем на это права, в общем-то… Не беспокойся ни о чем раньше времени. Пока она генин, для нее опасностей мало, а чунином она станет, когда будет достаточно сильна, чтобы суметь защитить свою жизнь.       — Надеюсь… — она устало потерла глаза чуть дрожащей рукой. — Спасибо, мне стало немного легче. Но, знаешь, я как представлю, что Какаши-кун, такой маленький Какаши-кун — уже чунин, и это в свои шесть лет!.. Сердце сжимается, — женщина приложила ладонь к груди. — Он ведь, наверное, уже убивал, но я никак не могу представить его в чужой крови, как и нашу девочку не могу… Ками, как же все это страшно! Они все еще совсем дети! — по ее щекам стекали слезы, и муж бережно стирал их с чуть смугловатой кожи.       — Война заставляет рано взрослеть, — серьезно сказал он, — но у Акане есть мы, все будет в порядке. А Какаши-кун… Я не знаю, что с ним будет дальше, но все же не тревожься так. Смерть отца он пережил, и все остальное как-нибудь переживет, он мальчишка сильный, — Хаджиме сделал паузу, взвешивая слова. — Во всех отношениях.       — И о чем думал Минато-сан, когда отправлял команду из шестилетки и двух семилеток на экзамен чунинов? — прошептала Миюки надтреснуто.       — Не знаю, — честно ответил мужчина. — Возможно, это было нужно его подопечным. А возможно, что опыта у него еще маловато… Так или иначе, нас это не касается, повлиять мы на это не можем. Давай ложиться спать, поздно уже, — он широко зевнул, чуть прикрыв рот ладонью. — Хоть у меня и был перелом, и ногу лучше сильно не нагружать недели три, но такой роскоши, как время, у нашей деревни нет, — Хаджиме закряхтел, поднимаясь с подушки и помогая встать жене, — отправят меня на очередную миссию примерно через неделю, надо хорошо отдыхать.       Миюки только согласно кивала. Они вместе убрали еду, саке, столик с подушками и отправились спать под звуки начинающейся грозы.       На протяжении последних трех недель дом, в котором обитал Какаши, наконец, перестал казаться ему пустым и безжизненным. Сколько бы раньше он ни пытался убедить себя, что это не имеет значения, что его гулко отдающиеся в просторных помещениях шаги, его одинокие вечера и утра — ерунда, не стоящая внимания, все эти моменты все равно давили на него почти неподъемным грузом. Давили до того самого дня, пока он не наткнулся после тренировки на разваливающийся домик со своеобразными пушистыми жителями. Сложно было себе в этом признаться, но благодаря своре беспризорных щенков Хатаке теперь с радостью возвращался домой, а увеличившийся из-за повышения его ранга до чунина доход позволял жить в полном достатке несмотря на то, что количество ртов увеличилось в девять раз. Однако всю прелесть появления хвостатых соседей Какаши в полной мере ощутил только сегодня…       — Чем занят? — Паккун сунул свой нос в открытую книгу. — «Углубленный курс фуиндзюцу»? Полезное чтиво…       Мопс, чуть прихрамывая на левую заднюю лапу, но уже более уверенно наступая на нее, обошел мальчика и улегся недалеко от него. С влажных светлых волос сорвалась капля и упала на открытую страницу. Лицо, не скрытое маской, показалось щенку немного бледнее обычного, а запах Какаши имел странный, особенный оттенок. «Он нервничает? — подумал Паккун, втягивая ноздрями воздух и вздыхая. — С чего бы вдруг?» Остальные семь, похоже, тоже заметили чуть изменившийся запах и поведение своего человека, его напряженную позу и слишком сосредоточенный взгляд. А потом сверкнула молния, обрушился вниз гром, и обычно маловозмутимый Хатаке не просто вздрогнул, а почти подпрыгнул на месте, после чего замер, затаив дыхание. До Паккуна дошло, и он изумленно фыркнул.       — Вот уж не подумал бы, что ты боишься грозы, — все еще дивясь реакции Какаши, сказал мопс. — И это ты, уже чунин, да еще и обладающий сродством чакры к Райтону… Вот уж удивил так удивил.       Хатаке перевел взгляд на говорившего щенка, и тот заметил чуть расширенные зрачки, окаймленные темной радужкой. Страх, который Паккун ощущал своим носом и видел своими глазами в чужих зрачках был не просто неподдельным, но еще и очень сильным, и только сейчас он это осознал до конца, а Какаши выглядел невероятно пристыженным, хоть румянец так и не тронул его бледных щек. Мальчик отвел взгляд, будто прячась за толстой книгой. Мопс почувствовал, как его остро кольнуло чувство, подозрительно похожее на совесть. Он ведь не хотел никак обидеть, обвинить своего человека, поставить его в неловкое положение… Он просто был удивлен, вот и все.       — Какаши, — позвал Паккун, подползая чуть ближе и тыкая лапкой с мягкими подушечками в бедро Хатаке, — ты чего? Все в порядке, все чего-то боятся. Может, я перегнул палку, но обидеть тебя не хотел.       — Ты и не обидел, — пожал плечами Какаши. — И ты прав, это, наверное, действительно выглядит странно… — на последнем слове он сжался от очередного раската, прокатившегося где-то в вышине.       Никто из щенков уже не спал, но и заговорить ни один не решался. За те три недели, что они жили с Какаши, все уже успели выучить его бытовые привычки, режим дня, но вот то, что Хатаке может чего-то бояться, да еще такого обыденного и простого… Такое они видели впервые, и теперь ловили каждое его слово, каждый его жест. Они хотели знать заботящегося о них человека, знать целиком и полностью, ведь однажды эти знания могут спасти ему жизнь.       Между нечастыми вспышками молний в комнате повисала тишина. Желая немного подбодрить Какаши, Паккун подполз совсем близко и прижался теплым боком к бедру мальчишки, с удивлением обнаруживая, что тот мелко дрожит.       — Почему ты боишься грозы? — тихо спросил мопс, глядя снизу вверх в его лицо. Секунды шли, сливаясь в минуты, но ответ так и не прозвучал. Паккун не решался торопить, а потом просто смирился, что упрямый Хатаке так и не пожелает поделиться с ними этой личной информацией, но на четвертой минуте ожидания Какаши вдруг прервал тишину, ровным голосом произнеся:       — В одну грозовую ночь, подобную этой, умер мой отец.       Все восемь щенков враз поджали хвосты, а Булл, самый крупный и грозный на вид, но вместе с тем самый чуткий и ранимый из стаи, тихо заскулил, потому что в спокойном голосе их человека было столько немой боли, столько непролитых слез, что хотелось завыть в голос и зализать Какаши целиком, до щекотки, лишь бы он отвлекся от своих мыслей. Но все продолжали сидеть и лежать на своих местах, опасаясь прервать его, ведь Хатаке еще не закончил говорить.       — Когда я вошел в его комнату, — тихо говорил мальчик, словно не заметив реакции щенков, — как раз сверкнула молния, и я увидел его тело. А потом свет погас, и загремело. То, что было дальше, я плохо помню, но от такой погоды все равно в дрожь бросает, — добавил он с сожалением. — Я выгляжу жалко, да? — кривая усмешка, слишком странно и неправильно смотрящаяся на детском лице.       — Нет, — твердо качнул головой Паккун. — И я уверен, со временем ты справишься с этим страхом. Прогресс ведь уже есть, да?       — Да, — короткий невеселый смешок, — я уже не бегу блевать в туалет при первом ударе грома и под одеялом с головой не прячусь.       — Я тоже грозы побаиваюсь, — вдруг подал голос Ухей, прижав к голове уши, — хоть и знаю, что нет смысла, а все равно… Эти низкочастотные звуки, бр-р, — шерсть на загривке заметно встопорщилась. — Насквозь пробирают.       Какаши широко зевнул, чуть прикрыв рот ладонью, и следом за ним зевнули трое из восьми щенков.       — Тебе бы спать ложиться, — с мудрым видом изрек Паккун, глядя на покрасневшие от усталости глаза человека. Тот, зажмурившись, потер переносицу и помотал головой. — Завтра рано на миссию, — напомнил мопс.       — В такую погоду все равно не усну, — в голосе сквозила такая безнадежность, что все щенки поняли: он и рад бы лечь спать, но вряд ли что-то из этого выйдет.       — Может, и уснешь, — выражение морды Паккуна стало донельзя хитрым, — но только если не будешь со мной спорить.       — Это в каком смысле? — не понял Какаши, чувствуя, что снова тянет зевать.       — Просто иди и ложись. И ночник оставь включенным. Дальше — наша забота, — мопс встал и потянулся.       Хатаке пожал плечами, не понимая, что конкретно задумал этот щенок, но подчинился: выключил свет, оставив гореть только небольшую напольную лампу, окрашивающую все вокруг в оранжево-коричневые тона, забрался на кровать и, устроив голову на небольшой подушке, укрылся по шею одеялом.       — Все! — обратился к стае Паккун. — Забираемся к Какаши.       Мальчишка захотел протестовать, но и слова сказать не успел, как все восемь щенков оказались в его постели: около него и на нем. Паккун, разместившийся на груди, довольно кряхтел, устраиваясь поудобнее и глядя на Хатаке спокойно и лукаво.       — Это мне ты так предлагаешь спать, что ли? — изогнул бровь мальчик, сделав недовольную мину.       — Да, — просто и без тени сомнения.       — Я псиной пропахну, — заметил Какаши.       — Ты псиной в любом случай пропахнешь, раз мы с тобой живем, — усмехнулся Паккун, — так что разницы нет.       Молния, оглушительный грохот. По телу Какаши прошла дрожь, но, к его огромному удивлению, это неприятное чувство быстро ушло, вновь сменяясь теплом окружающих его собачьих тел. Почти всегда сдержанный мопс привстал и неожиданно нежно лизнул в щеку своего человека, пораженного до глубины души.       — Это проверенный способ борьбы со страхом, — пояснил Паккун то ли свою внезапную ласку, то ли это странное собрание стаи на кровати. — Когда ты не один, отрицательные эмоции не чувствуются так остро, в окружении стаи пес будет ощущать защищенность. Мы со всех сторон от тебя, Какаши, — Хатаке повернул голову вправо, затем — влево, и по обе стороны от его головы были собачьи морды. — Мы прикасаемся к тебе, успокаивая. Мы охраняем тебя, и не позволим никому подобраться близко, даже твоим собственным кошмарам, — Какаши слушал во все уши и все больше дивился этой длинной речи и ее содержанию. — Не только ты заботишься о нас. Мы тоже заботимся о тебе и готовы помогать. В чем угодно, а не только на каких-нибудь миссиях в будущем.       Следующий раскат грома произвел даже меньшее впечатление, чем предыдущий. Какаши все смотрел в преданные собачьи глаза, умные и понимающие, и чувствовал, как в носу начинает щипать. Он опустил веки, из-под которых по вискам все же скатилась пара теплых капель, и почти беззвучно прошептал «спасибо».       Через час все жители дома Хатаке мирно спали, а гроза уходила на запад.

***

      Над Акане словно в замедленной съемке проплывало тело, поливая кровью из страшной раны, а Учиха вспоминала, образы просто сами собой возникали в голове.       — Это миссия ранга С, — произнес Цуиоши-сенсей по дороге к северным воротам, — с возможностью повышения ее до ранга В, но в этом случае с опасностью справлюсь я, а вы незамедлительно вернетесь в деревню. Замена системы внешних фильтров в реке не займет у вас много времени, поэтому надеюсь, что обойдется без сложностей, — джонин смерил подопечных генинов суровым взглядом, но ученики заметили легкое беспокойство, мелькнувшее в нежно-сиреневых глазах. — В случае моего отсутствия капитаном назначаю Акане: ее уровень знаний и умений соответствует чунину.       Спорить никто из команды не собирался. Мальчишки тихо радовались первой за месяц серьезной миссии, девочка хмурила брови, мысленно готовясь к вероятным опасностям. С одной стороны, враги не должны были близко подходить к деревне, слишком уж это рискованно, когда точно известно, что в ближайшее время к фильтрам будет отправлен отряд, а с другой — эти шиноби уже приближались к Конохе на достаточное расстояние, чтобы совершить попытку отравления реки, протекающей через деревню, и могли как раз готовить засаду, даже зная, что подмога ниндзя Листа в данном случае придет очень и очень быстро. К счастью, попытка отравления оказалась неудачной: пострадала только система внешних фильтров, которую следовало теперь заменить, яд даже не добрался до фильтров внутренних.       Команда Цуиоши миновала северные ворота, и вскоре после этого джонин активировал Бьякуган. Пока ничего подозрительного не наблюдалось, и группа юных ниндзя под предводительством Хьюга все больше углублялась в Ши но Мори по ходу реки.       Наконец, спустя два часа пути они добрались до дамбы с фильтрами.       — Как забавно твоя фамилия сочетается с обстановкой, Керо, — усмехнулась Акане, когда сенсей отделился от команды, оставаясь приглядывать за ними с более выгодной позиции.       — В каком смысле? — не понял Керо, вместе с Изаму разворачивая свиток, в котором были запечатаны запасные фильтры.       — Ну, мы сейчас на берегу реки в Ши но Мори, а ты — Кавамори. Речно-лесные мотивы очевидны! — девочка считала свою шутку очень удачной. Мальчики с трудом додумались, что это должна была быть шутка, и натянуто улыбнулись.       — Мда, твое чувство юмора всегда нуждается в пояснениях, — хихикнул Изаму.       Учиха так ничего и не ответила: она вместе с Керо приводила в движение механизм, блокирующий движение воды через правую половину дамбы. Когда с этим нехитрым, но трудоемким делом было покончено, оба натянули длинные резиновые перчатки и, вынув испорченный фильтр, закинули его на берег, заросший невысокой травой. Растительность вмиг почернела, увядая.       — Нифига там яда! — воскликнул Изаму, с опаской поглядывая на словно выжженную каемку вокруг старого фильтра.       — Изаму, тащи нейтрализатор и обрызгай нам перчатки! — приказным тоном произнесла Акане. — Вдруг эта редкостная дрянь и резину прожжет, концентрированная же… — добавила она уже себе под нос, а Изаму не заставил долго ждать.       Когда перчатки снова стали безопасными, Учиха с Кавамори схватились за новый фильтр и одним плавным движением поместили его на место старого. Внутри дамбы ненадолго что-то загудело — это разворачивался до рабочего состояния фильтр — и стихло. Вода через эту половину снова была пущена, и за следующие двадцать минут генины справились и с левой стороной дамбы тоже.       — Образцы собрал? — спросила Акане. Изаму ей в ответ важно кивнул, нежно похлопав по контейнеру с пробирками. — Тогда я уничтожаю этот хлам.       Набрав в легкие побольше воздуха и сложив печати, Учиха воспроизвела небольшой Огненный Шар — технику, являвшуюся чем-то вроде визитной карточки ее клана, — и направила на положенные друг на друга отравленные фильтры. Запах горелого был неприятным, но опасности не представлял: термическая обработка изменила структуру ядовитого вещества, обезвредив его.       — Это здесь оставим? — Керо потыкал ногой еще горячий металлический остов.       — Да, тащить на себе — лишняя нагрузка, которая будет только мешать, если придется вступить в бой, — сказала девочка, помогая закрепить свиток на спине Изаму.       — Изаму, идешь посередине, так как несешь образцы и пустой свиток. Керо, замыкаешь. Я спереди, — раздала указания Акане. — Цуиоши-сенсей сам выберет свою позицию.       Вдруг прямо перед носом у генинов спрыгнул с ветки только что упомянутый джонин. Тени под ним не было, от его движений ни одна травинка не всколыхнулась. «Обычный клон», — успела подумать Учиха прежде, чем сенсей быстро и отчетливо произнес:       — Быстро в деревню, — и растаял, оставив после себя в воздухе лишь легкую дымку.       — Вы слышали! Живо! — Акане сорвалась с места, слыша, как следом за ней бегут ее товарищи по команде.       «На полной скорости до деревни доберемся часа за полтора, — прикинула она, — есть шанс добраться без препятствий. Вряд ли сюда послали большой отряд, Цуиоши-сенсей разберется. От его Мягкой Ладони враги не уйдут».       Прохладный воздух стал казаться и вовсе ледяным, виной тому был усилившийся ветер, от которого не спасали деревья, и близость воды. От волнения и холода у Акане побелели пальцы на руках и ногах. «Чувствительность и скорость реакций ухудшится. Нельзя допускать!» — решила она, тут же концентрируя чакру в кистях и стопах, и от бега по земле перешла к прыжкам по ветвям, желая ускорить передвижение своей команды. Изаму и Керо следовали за ней.       Примерно через треть часа пути, когда напряжение начало потихоньку отпускать, едва слышный шорох из кустов слева заставил Акане повернуть голову, и это быстрое движение спасло и ее, и двух ее друзей. Она отбила летящие в их сторону кунаи и сюрикены, даже не успев задуматься над своими действиями, заняла позицию между товарищами и противниками и атаковала простенькой огненной техникой. Не было цели серьезно навредить противнику (хотя, получись именно так, Учиха только обрадовалась бы), пока нужно лишь спровоцировать его проявить себя, а горящие ветви совсем не способствовали удачной маскировке, как и сама струя огня.       — Керо! Защищаетесь с Изаму, первыми в бой не лезть! — крикнула она, прежде чем отразить удар лезвия кусаригамы кунаем и увернуться от фундо, чуть задевая цепь.       Кавамори попытался возразить, но успел издать только пару неопределенных звуков и поймал суровый взгляд подруги. Спорить сейчас бесполезно, да и времени не было: и для мальчишек нашелся противник, с ним они едва справлялись вдвоем.       Акане старалась как можно скорее одолеть вражеского шиноби, и поторопилась, поддалась на обманный маневр, в очередной раз пригнувшись от ударного груза кусаригамы и не учитывая при этом, насколько близко сражаются ее друзья. Фундо просвистел над ее плечом, пролетел по прямой еще около метра и врезался в затылок Изаму. Он даже вскрикнуть не успел и повалился без сознания. Осознав ошибку, Учиха замешкалась и пропустила удар цепью — плечо обожгло болью. Однако близость цепи сыграла на руку: противник, крепко держащий серп, не ожидал, что девчонка резко потянет его на себя, и не успел уклониться о летящего в грудь куная, а, получив серьезную, но не смертельную рану, и вовсе замедлился настолько, что ничто не помешало Акане огреть его по голове его же фундо. Об одном из врагов теперь можно было не волноваться как минимум несколько минут.       В голове Учиха возникла глупая мысль: «Можно вздохнуть спокойно». Нет, время терять было нельзя, и она рванулась на подмогу Керо, уже в прыжке понимая, что может не успеть. В здоровой руке кунай. Она перехватила его обеими ладонями, пропуская через лезвие чакру — усилить удар, ускорить, углубить повреждения. Противник в воздухе — прямо над ней, и она подняла оружие, одним сильным, широким движением рассекая грудную клетку. От солнечного сплетения до ключиц, а дальше — шея, левая сонная артерия, яремная вена. Кунай погружался в плоть почти по рукоять. В груди шиноби продолжало трепыхаться разорванное сердце. Всего секунда. И горячие струи.       Чужая кровь, стекающая по холодной коже, казалась невероятно горячей. Она заливала голову, заставляя слипнуться волосы и мешая смотреть, бежала по шее, пропитала кофту на плечах, груди и спине. Акане стояла, прикрыв глаза, и помнила, как в мельчайших подробностях видела каждое движение врага. Она могла воспроизвести их совершенно точно как мысленно, так и физически. В те доли секунды цветовое зрение словно смазалось, стало более однообразным, но вместе с тем старые цвета начали играть совсем по-новому. Яркими оттенками было наполнено тело противника, тело попавшего в поле зрения Керо, бледными — все окружающее. Каждая травинка, каждый сухой лист были прекрасно видны и легко отделимы друг от друга…       Стряхнув с себя оцепенение, Акане вытерла ладонью глаза и открыла их, разворачиваясь к Керо. Руки слегка дрожали от недавнего перенапряжения, правую и вовсе было невозможно поднять — не позволяло травмированное плечо. Кавамори сидел на земле, пытаясь отдышаться после трудного боя и с откровенным ужасом переводил взгляд с Акане на труп врага и обратно, стараясь сильно не смотреть на рассеченную грудную клетку.       — Он тебя чуть не убил, — произнесла Учиха, чувствуя себя совершенно дезориентированной: зрительных образов в последние несколько секунд было слишком много, теперь хотелось просто закрыть глаза и немного посидеть без движений, приходя в себя. — Едва успела.       Акане перевела взгляд, и Керо, проследив за движением темных глаз, обернулся к лежащему без сознания Изаму, подскочил к нему, не нуждаясь в указаниях, и облегченно выдохнул: друг был в глубокой отключке, но дышал достаточно ровно, пульс был полным и прощупывался очень легко, а значит, не было повода для волнений, о чем он поспешил сказать Акане, надтреснуто и нервно произнося слова. Ему было девять лет, но перед подругой, спокойно стоящей сейчас перед ним и облитой кровью чуть ли не с ног до головы, он чувствовал себя сопляком, так ему было страшно от вида мертвого тела, Изаму без сознания и Акане, минуту назад впервые убившей человека. Она и в этом опередила мальчишек из своей команды.       — Акане! — взволнованный голос Цуиоши-сенсея заставил обоих учеников обернуться. — Ты в поря?.. — договорить он не успел.       — Все хорошо, сенсей, — перебила его Учиха, отмечая потрепанный вид учителя, который все еще не дезактивировал Бьякуган: видимо, он предполагал, что поблизости могут быть еще враги. — Кровь не моя, я не ранена. Изаму без сознания, но угрозы жизни нет.       — Понял, — кивнул Хьюга, сосредоточенно осматривая окрестности на предмет какой бы то ни было активности. — Я могу тебе предложить окунуться в реку, но это…       — Это будет только лишняя трата времени и сил, да и холод собачий, — отвергла предложение Акане, зябко поведя плечами. — Могу и дома вымыться.       — Хорошо, тогда срочно возвращаемся в деревню. Миссия успешно выполнена.       Учитель закинул на спину Изаму, и команда направилась в сторону северных ворот Конохи. Как только их команда вернется, сюда, скорее всего, пошлют более сильный отряд. Где-то вдалеке Цуиоши даже не то что бы видел Бьякуганом, а чувствовал им чужую чакру, причем не одну. Оставаться здесь дольше и подвергать опасности генинов было бы неразумно. В этот раз они сумели защитить себя, Хьюга не зря был так уверен в Акане, но что может случиться в бою его учеников против более сильного противника, даже думать не хотелось. Он прибавил ходу, ученики последовали его примеру, и деревня неумолимо приближалась.       Благодаря прыжкам и быстрому бегу Учиха ощутимо согрелась к тому времени, как команда Цуиоши добралась до ворот деревни. Изаму вместе с попавшимся под руку чунином сразу отправили в госпиталь, образцы — в лабораторию, и теперь Акане, Керо и Цуиоши неспешно направлялись к центру Конохи: Хьюга после того, как перейдет по мосту реку, собирался отчитаться о миссии Третьему Хокаге, Кавамори и Учиха было по пути с учителем, и они пока что его сопровождали, подстраиваясь под его медленный шаг: видимо, кто-то из врагов успел здорово ушибить ему ногу, и теперь он заметно прихрамывал, но поход в больницу отложил на более позднее время.       До моста через реку оставалось около пяти-семи минут ходьбы, как вдруг девочка заметила на периферии своего поля зрения какое-то движение, знакомый силуэт. Она обернулась и столкнулась взглядом с до боли привычными и почти родными темными глазами. Учиха остановилась. Какаши замер в нескольких метрах от нее, и она могла отчетливо видеть каждое его движение и мимику той части лица, которая не была скрыта маской. Он был поражен и, возможно, в какой-то миг даже напуган. Это проскальзывало в его напряженной позе, в его глазах, распахнутых намного шире, чем обычно, в чуть разомкнутых губах, облегаемых тонкой темной тканью. Акане только спустя несколько секунд осознала, что именно произвело впечатление на Хатаке, а когда до нее все же дошло, захотелось немедленно прикрыться чем-нибудь, а лучше — смыть с себя весь этот ужас. На ней было слишком много крови, засохшей на коже, волосах и одежде противной тонкой коркой.       Еще через несколько бесконечно долгих секунд молчаливого разглядывания друг друга, оба генина чуть расслабились: сначала — Какаши, который заключил, что Учиха не ранена и вся эта кровь не ее, потом — Акане, когда заметила, что из его позы ушло излишнее напряжение, а веки снова оказались полуопущены, возвращая взгляду обманчиво ленное выражение. А затем Хатаке усмехнулся. Очертания губ довольно четко проступили под маской, глаза чуть сузились, и в них отразилось темное, почти злое веселье. Он понял. Понял, почему она выглядит такой растерянной, почему облита кровью… Понял, что сегодня она впервые убила человека. Какаши ведь намного раньше нее познал, что это — отбирать чужую жизнь, еще в свои шесть, едва получив звание чунина, а теперь почти потешался над ее смятением, над ее неуверенными движениями и встревоженным взглядом…       Акане тряхнула головой и мысленно выругалась, а спустя секунду сорвалась с места, бросив Цуиоши и Керо через плечо: «Я поспешу домой, переплыву реку здесь, хоть смою это!» — и с разбега прыгнула в холодную воду, тут же выныривая и резво двигая здоровой левой рукой. Пораженно застывший сенсей проводил ее взглядом, все еще придерживая за плечо своего ученика. Какаши непонимающе изогнул бровь, тоже смотря на стремительно удаляющую фигурку, плывущую поперек реки.       Теплый влажный воздух, горячая вода, запах дерева. Напряжение потихоньку отпускало. Акане нырнула с головой, зажав нос пальцами, и немного посидела так, второй рукой распутывая слипшиеся и спутавшиеся волосы, теперь их хоть можно будет отмыть без особого труда. Она подалась вверх, оставляя над водой только лицо, и глубоко вздохнула. Вздрогнула от резкого звука.       — Акане, — голос матери звучал ровно, успокаивающе, и девочка мысленно обругала себя за излишнюю взвинченность, — ты забыла захватить полотенце и сменную одежду. Я положу здесь, — и оставила на полке около двери небольшую стопку вещей, после чего закрыла за собой дверь.       Акане все еще успокаивала себя после неожиданного и беспочвенного испуга. Перед глазами снова поразительно четко всплыл образ рассекаемой плоти вражеского шиноби, это был высокий, крупный мужчина, и крови было много, словно быка зарезали, а не человека… Она поспешила отогнать навязчивое воспоминание. Она просто делала то, что должна была: выполняла свою работу, защищала товарищей по команде, своих друзей, и муки совести или что-то подобное в данной ситуации — совершенно лишнее.       Желудок заурчал, и Учиха вспомнила, что в последний раз ела еще утром, а тем временем на часах было около пяти часов вечера. Отмокать и дальше безвольной тушкой не имело смысла. Акане намылила волосы, смыла пену, снова налила на них шампунь и еще раз хорошенькой вспенила пальцами, массируя кожу головы. Не хотелось, чтобы хоть какая-нибудь часть корки из засохшей крови осталась где-то на теле. Дальше в ход пошла жесткая мочалка и кусок мыла, приятно пахнущего хвоей. Этот аромат прекрасно перебивал другие запахи, что девочке было только на руку. Она не хотела пугать родителей, но отец, который должен был вот-вот вернуться домой, мог почуять кровь, и пришлось бы обо всем рассказывать. Акане ведь и в реку-то прыгнула только с одной целью: не испугать родителей. Если уж ее вид заставил даже Какаши почувствовать страх, пусть и очень недолгий, то родители, особенно мама, не на шутку переполошились бы. Лучше было вернуться мокрой и немного грязной, отговориться тем, что промокла на миссии по смене фильтров, на реке ведь работали как-никак, и быстренько сбежать мыться и греться в горячей воде.       Живот заурчал снова, уже намного громче и требовательнее. Акане кое-как натянула на еще влажное тело одежду, старательно высушила волосы полотенцем и побежала есть. Нужно было еще успеть потренироваться до того, как стемнеет, и лечь пораньше: завтра на миссию в самую рань.       Дождь теплый, почти горячий, капли подозрительно вязкие, темные, частые-частые. Акане поднимает голову и понимает, что приняла за дождь брызги от своего куная, рассекающего чужую грудь и шею. Уже не капли, а струи намачивают лицо, стекают по плечам, и нечем дышать, насыщенно-красная жидкость заполняет нос и рот, ее вкус железом растекается по языку, перед глазами — непроглядная бордовая пелена, не получается проморгаться. Сделать бы хоть один вдох…       Акане пронулась в холодном поту, судорожно глотая ртом воздух и чувствуя, как к горлу начала подкатывать тошнота. Девочка едва успела запрыгнуть на стол и высунуться в приоткрытое окно своей комнаты и, пока желудок нещадно избавлялся от съеденного перед сном ужина, радовалась, что получилось не испачкать полы. Когда рвать уже было нечем, Акане еще немного постояла на коленях перед открытым окном, глубоко дыша и с ужасом вспоминая ощущение удушья во сне. Ноги и руки немного дрожали. Она развернулась и присела, облокотившись спиной о стену, а взгляд тут же наткнулся на знакомый силуэт, замерший перед входом в комнату.       — Ой, мам, я тебя не заметила, — сонно протянула Акане, спускаясь вниз и поднимаясь на ноги.       — Акане, ты как? — женщина подошла ближе, в полутьме вглядываясь в лицо дочери. — В порядке?       — Да, все нормально, — немного соврала она, радуясь, что в такой темноте по лицу вряд ли можно что-то прочитать. — Что-то ужин не пожелал усваиваться, вот и все. Пойду рот прополощу и вернусь спать.       Она торопливо вышла из комнаты, ее мать последовала за ней, но свернула на кухню, где молча сидел, ожидая ее, глава семейства. Две еще не тронутые кружки с чаем мирно стояли на обеденном столе, и спокойствие этой картины совсем не вязалось с встревоженными лицами супругов. Когда до их ушей долетело, как Акане вернулась в свою комнату, Миюки немного нервно, но уверенно произнесла:       — С ней что-то не то, и дело не в капризах желудка.       — Я догадываюсь, что именно, — вздохнул Хаджиме, чуть отпивая из своей кружки и заинтересованно поглядывая на ан-данго. — Дошли слухи, что во время сегодняшней смены фильтров на команду генинов было совершено нападение. Обошлось без жертв с нашей стороны, — мужчина отправил в рот сразу три сладких шарика.       — Она сегодня не рассказывала о миссии, но у нее вообще нет такой привычки… — задумчиво протянула женщина, тоже беря в руки палочку с данго. — Да и что такого могло случиться, раз обошлось без жертв?       — Без жертв с нашей стороны, — выделил слово Хаджиме. — Наши же прикончили троих шиноби Камня, один сбежал. Говорят, одного из них убил генин, а двух других — их сенсей.       — Подожди, то есть ты думаешь?.. — Миюки так и не договорила, но ее вопрос был и так понятен.       — Не просто думаю, а уже уверен, что это была Акане. Первое убийство, через это проходит каждый шиноби, — он чуть пожал плечами. — Возможно, в скором времени она захочет об этом поговорить со мной, а может, и не захочет… В ней достаточно сил, чтобы справиться с этим самой.       — Это жутко, — побледневшая женщина сжала пальцы вокруг горячей кружки. — Ей скоро восемь, всего восемь…       — Среди ее поколения есть те, кто убивал и в более раннем возрасте, — Хаджиме успокаивающе погладил ладонь жены. — Все будет в порядке, ты ведь сама меня всегда убеждала, что наша дочь обратится к нам за помощью, если таковая понадобится.       — Теперь я боюсь, что она может не осознать, что ей эта помощь нужна, — вздохнула она.       — Просто внимательно следи за ее поведением. Будут странности — скажи мне, я поговорю с ней, — просто рассудил он, допивая свой чай.       — Да, я не лучший кандидат для подобных разговоров. Мне и паука-то прибить сложно, — усмехнулась Миюки, вставая из-за стола.       С самого утра всю Коноху поразило одно явление — снег. Зима на большей части территории Страны Огня была мягкой и малоснежной, а уж про осень и говорить нечего: да, дожди начинали идти намного чаще, чем летом, и жара сменялась сдержанной прохладой, первые заморозки обычно наблюдались только в конце ноября или начале декабря, однако в этот день — десятого октября — в неожиданно морозном воздухе кружились белые хлопья первого снега, а лужи покрылись тоненькой корочкой льда.       Акане вернулась домой с простенькой миссии ранга D, когда время едва перевалило за три часа дня. Только подойдя к входной двери, девочка ощутила головокружительно вкусный запах, идущий из приоткрытого окна кухни. Конечно, это отец был дома и готовил к ужину какое-то блюдо из рыбы. Проглотив разом скопившуюся во рту слюну, Учиха толкнула дверь, тут же захлопывая ее за собой, чтобы из дома не выходило тепло, скинула с себя сандалии, отряхнула от снега и оставила на вешалке слегка намокшую куртку, и теперь, больше нигде не задерживаясь, она зашла прямиком на кухню. Очень хотелось есть после всех этих поисков сбежавшего (а точнее, как потом выяснилось, украденного) быка, а приятный аромат лишь усиливал аппетит.       — Акане, привет! — Хаджиме с улыбкой обернулся к дочери и перевел взгляд на духовку, в которой тихо светился сквозь стекло желто-оранжевый огонек.       — Здравствуй, пап, — она еще раз втянула носом воздух. — Что за рыбу готовишь? — и посмотрела голодными глазами на отца.       — Макрель, но пока еще рано вынимать, — усмехнулся он, глядя на сразу погрустневшую дочь. — В холодильнике есть еще немного свинины, рис уже сварен, свеж и горяч, как я в свои далекие двадцать лет, — Хаджиме рассмеялся, Акане неловко улыбнулась его шутке и полезла доставать еду.       Девочка мигом проглотила свою порцию, но, хоть в желудке еще оставалось свободное место, решила не накладывать себе еще, а дождаться печеную макрель с лимоном, специями и зеленью, которая так изумительно пахла на весь дом. Теперь стоило поговорить с отцом, который как раз не был ничем занят. Произошедшее вчера не давало покоя, вот только проблема была не в факте убийства, с которым Акане постепенно примирялась, а в наплыве странных зрительных образов, в том, что тело еще живого врага и тела Керо и Изаму она видела совсем не так, как обычно. У нее были подозрения, что это могло быть, но поверить было трудно. Она часто сожалела о том, что родилась девочкой, именно по этой причине, но если сейчас подозрения окажутся верны…       — Пап, я хочу кое о чем спросить, — решилась начать Учиха, сидя напротив отца и готовясь воспринимать и анализировать каждое его слово; он просто кивнул в ответ, и она продолжила говорить. — Как ты видишь все вокруг с активированным Шаринганом?       Она заметила его удивление, не такого вопроса он ожидал, но долго ждать не заставил.       — Как бы так получше объяснить… — Хаджиме сделал паузу, подбирая слова. — Я словно бы начинаю видеть больше и качественней: успеваю заметить даже очень быстрые или очень мелкие, незначительные движения, но при этом с непривычки я в свои четырнадцать, когда только-только научился активировать Шаринган, терялся от такой… перегруженности, что ли, — он поскреб подбородок и отвел взгляд к потолку, вспоминая. — Но к этому быстро привыкаешь, в бою с ним легче. И еще поток чакры других людей можно видеть, почти у каждого человека свой характерный оттенок, и сам поток… — Хаджиме начал жестикулировать, плавно двигая руками в воздухе. — Он ровный и размеренный у здорового человека, и рваный, нарушенный у того, кто подвергся гендзюцу или был отравлен некоторыми из ядов, — он закончил говорить, с интересом наблюдая за дочерью, ее внезапно слишком сосредоточенным лицом, нахмуренными бровями, пальцами, беспокойно сжимающими край стола. — А почему ты завела разговор об этом?       — Мне кажется… — Акане глубоко вздохнула и перевела взгляд на отца. — Мне кажется, что он у меня есть. Что я активировала Шаринган.       В комнате повисла тишина. Бровь Хаджиме медленно, потихоньку поползла вверх.       — Притормози немного, — сказал он, растерянно потирая шею. — У женщин ведь не может быть Шарингана. По крайней мере, в последние триста лет не было ни одно случая… — он задумчиво сдвинул брови, и отец и дочь стали поразительно похожи. — Не знаю, может, когда-то очень давно и были какие подобные… хм, феномены, но подтверждения им однозначно нет.       — Я и сама прекрасно знаю, что у женщины Шарингана быть не может, — немного раздраженно произнесла Акане, — но то, что ты рассказал, подозрительно похоже на то, что я видела вчера во время миссии, когда я у… когда я сражалась с врагом, — она запнулась и быстро исправилась.       — Если тебе так будет удобнее говорить об этом, то я знаю, что одного из шиноби Камня вчера убила ты, — мягко заметил Хаджиме, ловя удивленный взгляд дочери. — Не хочешь подробно говорить об этом — пытать не буду.       — С… Спасибо, — Акане натянуто улыбнулась, но благодарность была искренней. — Так вот, о Шарингане. Это было совсем недолго, но мне кажется, что это было оно.       — Мда, задачка… — протянул Хаджиме. — Ты помнишь ощущения, которые испытывала в тот момент? Где и как в твоем теле текла чакра?       — Думаю, да… — неуверенно ответила она, вспоминая, что чувствовала повышенную концентрацию чакры в области глаз.       — Попробуй воспроизвести это состояние. Но не ожидай многого, вдруг тебе показалось, — предупредил отец. — Хотя снег сегодня выпал… — пробубнил он уже себе под нос.       Акане кивнула и закрыла глаза. Повышенная концентрация чакры в области глаз… Да, проще подумать чем сделать. Чакра с легкостью концентрировалась в руках, в ногах, но вот поменять ее ток в лицевой части головы оказалось очень сложно. Шли минуты, а Учиха все не открывала глаз. Хаджиме уже успел достать из духовки макрель, запах которой теперь отвлекал еще сильнее. А потом вдруг Акане словно осенило: то самое ощущение, что она испытывала во время короткой битвы, вернулось. Она открыла глаза.       Мужчина пораженно уставился на нее: "У — моей — дочери — Шаринган".