Огонёк

Карта с замысловатыми узорами легла на стол в свет, падающий от горящей свечи, за ней ещё одна. И ещё. Три карты в ряд, внизу две — вместе они образовывали некое судьбоносное послание, прочитать которое было под силу только опытному чтецу. На улице шёл ливень — в большом опустевшем шатре было слышно, как крупные капли скатывались по плотной ткани, а вокруг единственной оставшейся пары артистов бродил сквозняк, от чего две свечи вот-вот да грозились погаснуть. — Башня. Хрупкая ладонь коснулась карты. — Смерть. Огонёк свечи едва заметно колыхнулся. — Шут. Тебя ждут перемены, — девушка с тугими черными кудрями склонилась над картами перед ней. — Точнее, всего одна — но очень весомая. — Как неожиданно, — в тоне её собеседника чувствовался скептицизм, помноженный на сарказм. — В жизни людей случаются перемены, вот уж не знал. Открыла мне глаза сегодня. — Интересное выходит значение, — гадалка пропустила мимо ушей ядовитый тон того, чьи полгода жизни были прямо сейчас разложены перед ней на картах Таро. — Это какое-то изменение, но в то же время — это человек. Один. Его появление будет ожидаемым и запланированным, он займёт своё место в калейдоскопе твоей жизни, словно кусочек мозаики. Но он неожиданно станет катализатором изменений, причём, в тебе самом. Это будет нечто неосязаемое, невероятное для тебя — ты будешь это отрицать, но сопротивляться ты не сможешь. Что-то надломится внутри тебя, обрушится — словно Башня. На её развалах ты сможешь построить нечто новое, неизведанное, прекрасное — но в один момент произойдет событие, которое покажется концом всего. Тебе будет казаться, что надежды нет, всё потеряно, но на деле нужно будет пережить это событие и не опустить руки — и тогда самый желаемый исход станет явью. Вот, как-то так здесь получается… Девушка слегка растерянно закончила свой монолог, заправила непослушную тёмную прядь за ухо и подняла глаза на своего собеседника в вечерних сумерках. Тот лишь едва заметно хмурился, стараясь виду не подавать. Вердикт гадалки казался огромным мячом эквилибриста, который сбил с ног — несмотря на то, что гадание на картах Таро её собеседник не воспринимал всерьёз. По спине прошелся холодок, и было сложно понять, только ли от промозглой погоды. — Звучит это всё интересно, — юноша легко пожал плечами. — Но я как раньше не верил твоим картам, так и сейчас не верю.

***

— Следующий прогон через десять минут, не забывайте, что время — деньги! Время — деньги! — яркая сцена взорвалась целым вихрем лучшего, что мог предложить самый именитый мюзик-холл. Яркие софиты подсвечивали роскошную сцену с красивыми декорациями, на которой актёры перемещались в отточенных и отрепетированных движениях, изображая закулисье театральной сцены. Оркестр, музыканты которого наслаждались представлением не меньше зрителей, подхватывал общее настроение мюзикла каждой нотой и играл восхитительную аранжировку для разворачивающейся на сцене истории. Девушка в белоснежном платье сияла на подмостках — казалось, что её платье светится тысячей бриллиантов под светом софитов. Она блестяще отыгрывала роль известной актрисы, что влюбилась в простого помощника в театре — и это было взаимно. Ей была предначертана славная карьера первой актрисы театров и свадьба с самым известным сценаристом, но её сердце выбрало простого белобрысого парнишку, чьим уделом было приносить воду, чтоб отдраить сцену. О, какая жалость! Девушка из высшего общества и простой работяга. Такая простая, но такая трогательная история о любви, которая была невозможна из-за чертовых социальных статусов, стала основой мюзикла сезона в «Блю Мун» — мюзик-холле талантливого драматурга Со Ынквана. Минхёк, его бессменный актёр главных ролей, всегда сиял на сцене — как и сейчас, исполняя партию юноши с разбитым сердцем, но ещё не умершей надеждой. Джисон завороженно наблюдал за сценой со своего зрительского места весь первый акт, широко распахнув и без того круглые глаза. Он видел уже сотни постановок, но именно в «Блю Мун» всё было по-особенному. Талант ли Ынквана творил волшебство, или прекрасная драматическая игра Минхёка, а может и комедийные партии Пениэля, а может и всё вместе. Действо и правда было достойно звания «лучшего мюзикла» в городе. Движения танцоров, смена декораций, вокальные партии, трогательный сценарий — Хан очень хотел создавать что-то настолько прекрасное. И это ему было уготовано судьбой, благо, он родился в состоятельной семье бывшей актрисы и музыканта, которые ждали от своего сына карьеры драматурга не хуже, чем у Ынквана. — Какая прелестная постановка, в самом деле, — госпожа Хан медленно обмахивалась веером, поглядывая на сцену. — Вот, что такое настоящее искусство, которое приносит удовольствие зрителю. Вот, что должен ставить достойный человек. Жаль, что твой Кристофер так этого и не понял. Мальчик губит свой талант… Улыбка незаметно исчезла с сияющего лица Джисона, как только его матушка снова подняла ту тему, которую он искренне не мог выносить. Особенно сегодня — мать словно что-то чувствовала. Крис, его друг детства, начал карьеру драматурга и постановщика ещё раньше, чем Хан, но вопреки всем ожиданиям он не попал на главные сцены города. Вместо помпезных оперных постановок и ярких мюзиклов с шумными и драматическими спектаклями, он выбрал свой путь. Путь бродячего цирка, звездой которого мог стать абсолютно любой бродяга с улицы, а не только выходец из именитой семьи. Главное — талант, а не то, где ты родился. — Вы правы, матушка, — Джисон едва заметно поморщился от своих же слов. — Впрочем, нет смысла сейчас обсуждать какие-то уличные постановки на таком замечательном мюзикле Ынквана. — Как будто я не знаю, что ты бегаешь в тот клоповник на выступления отщепенцев, — несмотря на попытку Джисона увести тему в другое русло, его мать продолжала, потому что видела сына насквозь. — Пойми, солнышко, ты достоин лучшего, что может дать тебе этот мир. Такому светлому уму, что ты носишь в своей бестолковой головушке, нечего делать на улице среди каких-то непонятных клоунов, третьесортных певцов из кабаков и прочих личностей, чей удел — быть лишь прислугой. — Мы слишком много в тебя вложили, Джисон, — в разговор даже вмешался отец, который почти весь мюзикл, как и подобает отцам, легко дремал. — Будь добр, не подведи своих родителей. — А что касается Кристофера, — миссис Хан сложила веер и поправила свои перчатки, собираясь окончить этот короткий разговор. — Он просто выбрал не тот путь, с которого однажды сам и сойдет. Его бродяжки ли разграбят шатёр, или тот сумасшедший факир спалит всё дотла. — Это Огонёк — обиженно вырвалось у Джисона, почти что против его воли. — Он знает своё дело. Его мать даже не стала слушать доводы сына, отмахиваясь со словами о том, что это всё не имеет смысла — всё равно глотание огня не несет в себе никакой культурной ценности, лишь хвастовство своим безрассудством, что и показывает весь цирк целиком. Поддержал женщину и отец Джисона, который всё никак не мог задремать обратно — он ещё раз дал понять сыну, что у того не так много жизненных путей. Джисон собирался с мыслями (и духом), чтоб возразить, но семейные распри семейства Хан прервало объявление антракта, отчего разговоры о будущем юноши перенеслись на второй акт мюзикла. Ах, какой прекрасный финал истории о звёздочке и бродяжке ждал семейство Хан во втором акте! Пока матушка с отцом решили проведать самого Ынквана, чтоб в очередной раз подметить его необычный подход к работе с музыкальным сопровождением, Джисон решил выбраться в фойе и затеряться в океане изысканно одетых гостей, чтоб перевести дух. Разговоры с родителями частенько вытягивали все силы, несмотря на то, что он любил свою семью и был искренне благодарен за всё, что они ему дали. Но ведь главный герой мюзикла «Хан Джисон» — это ведь сам Джисон, верно? «Верно» — подумал юноша, пригубив немного искрящегося (как и всё в этом мюзик-холле) шампанского из высокого бокала, которые любезно разносили официанты со своими вечными «извольте» и «прошу». Юноша немного нервничал — и дело было вовсе не в потрясающем мюзикле, а в квадратике из плотной красной бумаги, что он бережно держал во внутреннем кармане. Несмотря на волнение, опьянение всё же не входило в планы на вечер, поэтому бокал долго в руках не задержался и отправился на ближайший столик, но уже полупустой. Откланявшись и вежливо поздоровавшись с друзьями семьи, которых насчитал уже с десяток, Джисон украдкой посмотрел на свои карманные часы — маленькие позолоченные стрелки неумолимо бежали, что и самому Джисону следовало бы уже делать. — И не говорите, чудесный вечер, восхитительная постановка, прекрасное платье, — Хан в очередной раз пытался раскланяться и отвязаться от очередной тётушки, которая стремилась потрепать его за пухленькие щеки, потому что «малыш уже совсем взрослый». — Обязательно передам привет матушке, госпожа! — Вы уже знакомы со средней дочерью подруги вашего батюшки — миссис Чхве? Обязательно познакомьтесь с ней и ее спутницами, прелестнейшие девушки, балерины! — Всенепременно! Океан нарядных и важных, словно индюки в курятнике, гостей удалось преодолеть, пусть и с потерями в лице всё-таки потрепанных щечек. Джисон в последний раз окинул взглядом помпезное фойе, убеждаясь, что на него уже никто не обращает внимания, поправил свой нарядный светло-серый жилет, убрал часы поглубже в карман легкого пальто, которое он уже успел на себя накинуть — и выскользнул прочь из театра прямо в объятия прохладного майского воздуха. Вечер Джисона только начинался. Приятные майские сумерки выходного дня встретили его воистину с распростертыми объятиями — на улице Джисону даже стало чуть легче дышать, благо, не было навязчивых дорогих парфюмов и сладких ароматов угощений для гостей мюзикла. Который, разумеется, был замечательным, Джисон и рад бы остаться на второй акт — да вот только цирковое шоу Криса начиналось через пятнадцать минут, и его друг не мог опоздать. Особенно сегодня — как же его матушка будет «рада». Джисон устремился вниз по улице, ближе к докам, где расположился шатер цирка, предвкушая яркий и шумный парад-пролог, головокружительные пируэты воздушных гимнастов и невероятное огненное шоу. Возможно, стало легче дышать вовсе не из-за свежего воздуха — а из-за ощущения свободы и полета человеческой фантазии, что можно увидеть только в цирке. Свободных извозчиков было не найти — кареты то и дело ходили туда-сюда, потому что многие в такую прекрасную погоду хотели как-то культурно (и не очень) развеяться, будь то посещение кабаре или же прогулка до ресторана. Ничего не оставалось, как практически перейти на бег, что было не очень-то и удобно на брусчатке — но Джисон очень не хотел опаздывать. Туда, где всё расцвечено огнями всех цветов. Почти добравшись до доков, до него донеслись звуки быстрой и чарующей музыки — вовсе не похожей на ту, что играла у Ынквана. Под эту хотелось танцевать от всей души, беспощадно отбивая каблук у дорогой обуви — это было кабаре Джексона, ещё одного талантливого артиста и шоумена, чьё заведение было известно на весь город. Джексон ходил по лезвию ножа — он не был завсегдатаем светских вечеринок, да и вообще не особо это всё уважал, но зато своим искусством он заставил все слои общества уважать его. Никто не мог точно сказать, где Джексон находил своих артистов — у музыкальных училищ, или на деревянных подмостках уличных музыкантов, что играют за пятак. Но зато многие, даже самые светлые лики в городе, могли точно сказать, что его творчество имело свой очаровывающий стиль. Джисон заглянул бы и туда — но он уже мог видеть купола красного с серебром шатра, украшенного золотистыми гирляндами. Не сегодня, Джексон. — Узнай, что приготовила тебе коварная судьба! Будет ли она снисходительна, али отвернет от тебя свой суровый взгляд? — Джисон слышал этот голос уже много раз. У входа в шатёр, помимо прочих уличных развлечений и зазывал в цирк, располагалась палатка гадалки, которая развлекала гостей перед шоу своими раскладами на картах Таро. Лиса, так звали девушку, приветствовала гостей в своём неизменном золотистом платье и с темными кудрями, а завидев уже знакомого ей Джисона, лукаво подмигнула ему. — Молодой господин не желает узнать свою судьбу? Мои карты говорят мне, что сегодня вас ждет роковой вечер. «Не знаю насчёт рокового» — пробираясь к своему зрительскому месту, думал про себя Джисон, который в потоке гостей цирка успел лишь ей помахать, доставая свой билетик в цирк. «Но вечер будет увлекательным, в этом я точно уверен». Зрительские места постепенно заполнялись гостями, и Джисон знал, что шатёр наверняка будет полон — зрителя, жаждущего шоу и эмоций, не обманешь и не собьешь с толку позолотой. Несмотря на всю критику и недовольства определённой части населения города, цирк все же был любим, поэтому и мог жить на доходы от посетителей, которые перед началом шоу шумно расходились по местам, то и дело задевая друг друга и случайно роняя купленные на входе сладости. Между рядами то и дело гуляли тихие разговоры — кто сегодня будет в программе? — Потрясающий дуэт двух клоунов хотелось бы увидеть очень! — их любили как дети, так и взрослые. — А мимы будут? — А тот воздушный гимнаст? Он летает под куполом цирка так, словно у него растут невидимые крылья! — Джисон знал некоторых артистов труппы Криса по именам, и ещё парочку знал лично. «Кажется, это они про Феликса» — имя хрупкого светловолосого юноши, что был главным воздушным гимнастом и эквилибристом, само собой всплыло в голове. — А как же кролик из шляпы и розы прекрасным дамам от белокурого иллюзиониста? Богом клянусь, он украдет не только кролика, но и сердце любой зрительницы! — пока зрители перешептывались, в шатре становилось все темнее — предвестник того, что скоро начнется волшебство. — Надеюсь, тот укротитель огня и сегодня нас порадует своим выступлением! — и Джисон тоже надеялся. Он всем сердцем любил каждый номер артистов Криса, потому что у его друга был врождённый талант делать потрясающие шоу (и ни о каком неверном пути речи быть не могло), но парочка завораживала Хана всё-таки чуть больше остальных — и абсолютно бесстрашное выступление факира с пылающим огнем было одним из них. Джисон нечасто бывал за кулисами цирка, боялся помешать своим бестолковым присутствием, отчего порой жалел, что до сих пор даже имени укротителя огня не узнал. Прожекторы шатра наконец-то потухли. Зрители наконец-то затихли. Долгожданный миг. — Леди и джентльмены, настал тот самый долгожданный миг! После этих слов на дальнем краю арены цирка, в островке слабого света от вновь горевших прожекторов появилась фигура во фраке, с цилиндром и с тростью — Джисон не смог сдержать улыбку от вида друга на сцене, несмотря на то, что видел открытие шоу от Криса уже много раз. Артист ударил тростью в пол — и зрители вторили ему, топнув ногами. Джисон, конечно же, тоже. Два удара тростью — два притопа. Затем ещё один удар, потом снова два, и с последним ударом трости прожекторы зажглись во всю мощь, заиграла музыка, а Крис устремился к центру арены, ведя за собой свою труппу. Атлеты, трюкачи, берейторы верхом на лошадях, которые статно маршировали в такт, эквилибристы, клоуны, мимы — глаза разбегались, до чего ярким и пестрым был открывающий парад-пролог в этом цирковом шоу. — Так скажите, вы пойдете со мной? Туда, где всё расцвечено огнями всех цветов! — Крис пел душой и уверенно держался на сцене — очевидно, он был кем-то большим, чем просто шпрехшталмейстер. Открывающий номер, который каким-то образом умудрялся совмещать в себе и музыкальную часть с поющим шоуменом и его артистами, и танцевальную, не уступал даже именитым мюзиклам города на роскошных подмостках, где зрители перебивались не яблоками в карамели с улицы, а утонченным шампанским. И уж чего там точно не было, так это пролетающего на канате воздушного гимнаста, который абсолютно бесстрашно перелетел на трапецию, а затем оттуда приземлился аккурат на огромный голубой шар под восхищенные возгласы зрителей. «Верно помню, это Феликс» — подумал про себя Джисон, пытаясь разглядеть остальных знакомых артистов. Одного циркача искать на арене вовсе и не нужно было — когда в центр шатра взвилось ввысь огненное облако, распаляясь на тысячу искр, а на краях арены появились жонглеры с факелами, Джисон затаил дыхание. Ведущий факир в центре манежа казался самим воплощением огня — он абсолютно бесстрашно крутил в руках огненные веера, а затем и вовсе сложил их в подобие факела и поглотил пламя с одного. Мгновение — и шатёр озарил свет от очередного огненного облака, которое вспыхнуло под возгласы шокированных зрителей, даже тех, кто видел факира не раз. Джисон некстати вспомнил слова матушки про «сумасшедшего факира» — рыжеволосый, под стать огню, стройный юноша, который на арене извергал пламя огнедышащего дракона был действительно очаровательно безумен. Под конец своего действа факир легко и беззаботно, словно резвящийся малец, подхватив пламя своими ладонями, пробежался к самому краю манежа, и остановился прямо напротив тех зрительских мест, где располагался Джисон. Поставив одну ногу на барьер манежа, он взмахнул ладонью и глубоко вздохнул. Джисон неосознанно подался корпусом вперед — действия факира завораживали не хуже, чем его горящее пламя, чтоб резко отпрянуть назад. Рыжеволосый выдохнул горящим дыханием прямо перед глазами у шокированных зрителей. Когда огненное облако развеялось тысячей искр, Джисон увидел пару карих глаз с пляшущими огоньками в них, которые смотрели прямо на него в упор.