Тебе одному

Говорят, первая влюбленность ничем хорошим не заканчивается. Ну, она и не закончилась. Точнее, закончилась, разумеется, но совершенно не так, как хотелось бы самой Фэнь-Фэнь, оставляя её совершенно опустошенной и разбитой. Потом закончилась и вторая, пятая, пятидесятая, на двадцать пятом году жизни она перестала считать, сбившись и запутавшись в бесконечных любовных игрищах окружающих, не слишком в восторге от происходящего в мире в целом и в Китае в частности. Кровать ей исправно согревала любимая кошка, сердце учащенно билось при виде новых мест раскопок и реконструкций, так что она действительно считала, будто может обойтись и без этого. Но судьба, как выяснилось, мадам очень коварная, и, Шэньси была абсолютно уверена, сейчас она в голос хохотала над ее жалкими потугами не утонуть во всем этом. А Шэньси тонула, пыталась всплыть с ослиным упрямством, но лишь ещё быстрее погружалась на дно камнем, захлебывалась собственными чувствами, распирающими грудную клетку. У неё была любовь, не очень большая и не очень светлая, были подростковые влюбленности в актеров кино и дорам, даже постыдная эра фанатичности по Фредди Меркьюри, были любовники на одну ночь, было много чего, но так… Так - не было. Никогда раньше ей не хотелось сжать кого-то до хруста в костях, неважно, своих или чужих, не хотелось уронить к чужим ногам весь мир и себя сверху, не приходилось бессильно скулить, выбивая из манекенов на полигоне собственное разочарование и бессилие что-либо изменить в сложившейся ситуации. Она тонула, с каждым днём всё глубже погружась в Не Хуайсана и, видимо, за компанию, - в пучины отчаяния. Никто, в целом, никогда и не говорил ей, что любовь - это плохо, нет, разумеется, очень часто Фэнь-Фэнь слышала, какое же это прекрасное чувство. Но никто, разумеется, и не предупреждал её, точно так же, как и молодых мамочек, что роды и ребенок - это абсолютно всегда очень больно и выматывающе. Все как-то забыли сообщить ей о том, что любовь, особенно безответная, вместо радости в сердце становится паразитом, грызущим её изнутри, не дающим ночами спать, не дающим ощущать себя полноценно счастливой. Оставляя старухой у разбитого корыта. От этого действительно хотелось выть. Вместо этого, как и полагается любому порядочному заклинателю, Се Линь ещё больше закапывалась в дела, бегала на ночные охоты, как студентка первого курса на свидания, упражнялась без устали с мечом и просто постоянно бежала-бежала-бежала, хватаясь за любую возможность изолировать себя от этих чувств. Не то чтобы это действительно помогало, но создавалась иллюзия, что она действительно имела контроль над собственной жизнью. У Не Хуайсана были тонкие запястья и веера со стальными пластинами. У Не Хуайсана была открытая шея и опасный, чуть лукавый прищур глаз. У Не Хуайсана был план, какой-то большой, грандиозный план, в который Фэнь-Фэнь практически не вникала, вместо этого пялясь в стену, на которой висело зеркало, отражавшее в себе каждую эмоцию на чужом лице. У Не Хуайсана, разумеется, были цели в жизни, какие-то стремления, интересы, хобби, связи вне кланов, сплетни, беспокойство за дагэ, бывшего на передовой. А у самой Фэнь-Фэнь - вывернутое до боли один раз при спарринге этим самым веером запястье, и такое же болезненное желание заткнуть щебетавшего Не Хуайсана поцелуем. Не для того, чтобы он замолчал, нет, ей нравился звонкий, мальчишеский ещё голос, и не для того, чтобы высказаться потом самой, а просто так, из любви к тишине. И любви к самому Не Хуайсану. Последнее в данной ситуации было, определенно, самым отвратительным, и Шэньси успела пять раз за десять минут себя проклясть. Желание целоваться от этого меньше едва ли становилось. Лекция для молодых заклинателей ордена Цинхэ Не продолжалась. До победы над Вэньскими псами и завершения кампании Аннигиляции Солнца была ещё несколько месяцев.