Тени исчезают в полдень

Октябрь–ноябрь 1984 года Все в их жизнях начало налаживаться. Больше никакого Демогоргона и Изнанки. Больше никаких мучений. Остались только неприятные воспоминания и горечь по умершей Оди. Голову Уилла занимали мысли о новых играх, об Аркадах и о друзьях. Они много играли, много смеялись и много болтали. И все было хорошо, кроме того, что никто не хотел говорить об этом. Все относились к нему слишком бережно, как к маленькому ребенку, что Уилла очень бесило, и если он мог простить такое отношение маме и Джонатану, то своим друзьям нет. Они избегали некоторых тем с ним, ибо считали их "тригерными". Самым большим разочарованием стало то, что Майк больше не говорил о D&D, и тем более не звал играть к себе в подвал. Лукас и Дастин же вели себя так, будто этой игры вовсе и не существовало. Будто они не проводили огромное количество времени за этим каждый день, и будто это не было частью команды. Уилл по-прежнему чувствовал частичку Истязателя в себе, особенно, когда оставался наедине самим с собой. Это изводило его, но он не говорил об этом никому. Он не хотел видеть слезы мамы и Джонатана, он не хотел видеть беспокойство друзей. Больше всего он хотел, чтобы все было как прежде. Первый приступ. Второй приступ. Истязатель что-то искал, но это не сильно затрагивало Уилла, будто тот просто жил в его теле, ничего не требуя. И Уилла это устраивало. Пока что. Он подумал, что вот этот момент краха их команды — новенькая из Калифорнии. Максин Мэйфилд. Она покорила Лукаса и Дастина. Она каталась на скейте и играла в игры. Это она оказалась Безумной Макс, которая побила рекорд Дастина с большим отрывом. Она вела себя как мальчишка, и Лукас с Дастином были не против пополнение команды. Эта девчонка будто собиралась статья яблоком раздора, — единственная в компании из парней. Только радовало то, что Майк относился к ней... специфически. Уилл знал, что тот скорбит по Оди и, возможно, все еще на что-то надеется, так что, являясь сердцем команды, он не собирался давать ей шанс. Но настал тот момент, когда всем было не до нее. У Дастина появился "питомец", и Уилл чувствовал к нему сильное отторжение. Будто это была аллергическая реакция. Дастин таскался с Дартом и лелеял его будто своего ребенка, пока это существо отравляла Уилла. Третий приступ случился на поле возле школы. Это все повторилось. Он уже дважды видел грозу, туман, красные тучи и огромного паука из, кажется, пыли и сверхъестественного. Но тогда он видел монстра издалека, а сейчас как можно ближе: он был везде, снова. Он очнулся от того, что несколько пар рук трясли его за плечи. Уилл отчаянно не хотел снова видеть слезы матери, но перед ним было лишь ее заплаканное лицо. А потом его взгляд упал на обеспокоенные глаза Майка. Так он докатился до лаборатории. Доктора были с ним вежливы, аккуратно расспрашивали о тех или иных вещах и даже не удивлялись, по крайней мере, не показывали это. Тысяча трубок, притянутых к его телу, много уколов и яркий свет больничной лампы, — все это он видел каждую неделю. Уилл чувствовал себя подопотным кроликом. Но однажды случилось нечто другое. На следующий день он должен был с матерью снова ехать в лабораторию на обследование. Уилл стоял в ванне и умывался перед сном, как в его голове появился другой голос. Это был мальчик тринадцати лет, прямо как он. Уилл испугался и плеснул себе несколько раз в лицо холодной водой. Но голос не пропал, он начал снова говорить. —Привет. — повторил он. Уилл выключил воду и оглянулся по сторонам. — Мам? — выйдя из ванной крикнул он. — Ты же привык ко странностям? — спросил тот мальчик. — Что? — Уилл сказал вслух. Он был обеспокоен тем, что потерял рассудок. А вдруг это все не настоящее? Уилл зашел к себе в комнату и сел на кровать. Сейчас в его горле был ком, а дышать становилось очень тяжело. Его глаза бегали по комнате, натыкаясь на собственные вещи. Внезапно поднялась температура тела. Он чувствовал жар. — Прости, если я напугал тебя. Я не желаю тебе ничего плохого. Я такой же, как и ты. Мы не сумасшедшие. — успокоил его мальчишка. — Кто ты? — смог из себя вытащить слова Уилл. Его собственный голос дрожал, а дыхание учащалось. — Можешь звать меня Генри. — спокойным тоном сообщил мальчик. — Почему я тебя слышу? — Уилл был на грани слез. — Потому что мы, Уилл, связаны. Голова сильно заболела. В мыслях начали появляться смутные образы чего-то. Богатый дом... семья... пустыня. У Уилла закружилась голова. — Тебе не нужно знать меня, но я показал тебе свое прошлое. Оно печальное, Уилл. А у тебя оно счастливое, и я не хочу, чтобы твое настоящее стало печальным, которое вскоре превратиться в прошлое, — грустно отметил Генри, — Я помогу тебе, Кас... — Кас? — единственное, что уловил Уилл. Он почувствовал, как Истязатель передвигается у него в голове между извилинами мозга. Настольная лампа, которая по вечерам служила ночником, замерцала. В отражении окна он, кажется, видел силуэты. Хилый мальчишка и высокий парень рядом с ним, который был в одет белую униформу. На секунду Уиллу показалось, что он их знает, но потом образы исчезли. Что-то очень родное. — Сейчас же свое будущее определяю я. Потому что когда-то смог сотворить свое настоящее, — Уиллу показалось, что голос Генри обрел другую форму, будто он выдавливает эмоции. — Что происходит? Я не понимаю... — прошептал Уилл и положил голову на подушку. Так он пролежал несколько минут, пока Генри еще что-то говорил про время, но в дверь постучали, и Генри притих. Уилл только прокричал: "Входите" уставшим голосом. — Хэй, детка, — поздоровалась с ним Джойс, которая только-что вернулась с работы. Взгляд у нее был измученный, под глазами складывались мешки. — Что такое? — Я не хочу идти в лабораторию. — отчасти, Уилл сказал правду, но ему бы рассказать матери про голос. — Я понимаю. Мне тоже там жутко находиться, но мы все делаем это ради твоего здоровья... — не успела она закончить, как Уилл перебил ее. — Да, я знаю. — Скоро все закончится, детка, и станет как раньше. — Джойс начала поглаживать его по голове. — Но больше ничего не будет как раньше... — прошептал Уилл в подушку. По его щеке скатилась слеза. Его слова были тяжелы. — Детка, все наладится. Ты не один в этом участвуешь: мы все вместе, — Джойс поцеловала Уилла в лоб. — Спокойной ночи. Джойс ушла, прикрыв за собою дверь. Уилл понимал, что в этой ситуации она ничего не сможет сделать и что он варится в этом адском котле один. — Она даже не поддержала тебя, — подал голос Генри. — Пришла, просто погладила по головке, сказала пару очевидных слов и ушла. Тебе стало лучше? — Да, Генри, мне стало лучше. У нее есть свои дела. И у Джонатана тоже. — Уилл неожиданно для себя начал спорить с Генри. Откуда-то взялось желание узнать этого парня из ниоткуда так, как и он знает его. А Уилл не сомневался, что Генри знает его. — Как знаешь, но они все равно не поймут тебя. Ты не можешь рассказать ей о том, что у тебя сидит в голове. Ты не можешь расскать им, что тебя гложет. Ты не можешь рассказать Майку, почему не хочешь слушать об Оди. Ты слаб. — Заткнись! — Уилл зажал одно ухо рукой, в надежде, что это ему действительно поможет. — Не хочешь это слушать, Уилл. Правда жжет. — усмехнулся Генри, а потом рассмеялся. Казалось, его смех отражался во всех уголках мозга Уилла. — Сладких снов, Уилли. — будто распел песню монстр.