Профессор Певерелл

      Мальчишка с безумно говорящим именем любил загадки, но ненавидел, когда те закономерно оборачивались разочарованием. В такие моменты легко приходило понимание, почему большинство людей предпочитают держать секреты погребенными.       Реддлы оказались не сильно лучше Мраксов. Последние хотя бы не пытались выглядеть лучше имеющегося, смело демонстрируя свое мудацкое отношение. Нервы Тома начинали слегка сдавать.       Злобная семья снобов, запертая в своем огромном поместье, слишком большом для двух стариков и мужика с масляными глазками.       Тому они не нравились, но он не терял надежду, что хоть кто-то сегодня окажется адекватным.       Соседи не говорили о семье эсквайра, его деда, ничего хорошего.       Бабушка по слухам является старшей и самой высокомерной. Она всегда одета в дорогие наряды и украшения, чтобы продемонстрировать свое высокое социальное положение. Ее критика окружения, недовольство собственной жизнью и аура превосходства давили на Тома, стоило им просто пересечься взглядами. Ему не повезло, что дверь ему открыла именно она.       Эта женщина в возрасте поправила маленькие круглые очки, щуря свои глазки с бельмом.       — Томас? — Прогундела она в нос, какого то черта перепутав неизвестного ей внука с дедом. — Ты же был наверху.       Сейчас было достаточно раннее утро, чтобы дворецкий занимался другими делами, а не встречал незваных гостей в дверях, дабы тут же их разворачивать. Но недостаточно раннее, чтобы избежать любопытных взглядов владельцев близлежащих домов.       Дедушка Тома, хмурый старик с исключительно ровной спиной, замер за фигурой супруги истуканом и Том получил некоторое мрачное удовлетворение, наблюдая за ужасом и шоком на его лице. Ведь в отличие от той, он не был слепцом.       Времени у внука Марволо было достаточно для разведки, и юноша прекрасно поладил с соседями. Все всё замечательно помнили — побег его отца от грандиозной и ожидаемой помолвки с некой Сессилией, разрыв сделок с ее семьей, скандальное возвращение блудного сына без какого-либо признания вины и его неприличные крики, что его обманули, опоили и самым грязным образом использовали. Какая-то худосочная бродяжка с глухой окраины деревни.       Дедушка в их представлении всегда насмехался над людьми с низким положением в обществе, выражая явное презрение к тем, кого он считает недостойными своего внимания. Злорадство после того случая местные жители излучали гнетущее, отчего сын эсквайра не то сам заперся подальше от чужих шепотков, не то был упрятан родителями с глаз долой.       Тома втащили внутрь с удивительной прытью для таких почтенных лет, отчего подросток тут же оказался в просторном помещении с большой хрустальной люстрой под потолком. Интерьер красивый, как для маглов. Но воспитанный в роскоши подземелий Слизерина Том мог лишь презрительно ухмыляться заносчивости этих людишек.       Его, очевидно, родной крови и плоти.       — Что тебе нужно, мальчик? — Шикнул на него Томас Реддл — какое отвратительное разнообразие имен. Скоро от «Томов» начнет тошнить. Старик захлопнул дверь, предварительно проверив улицу на предмет наблюдателей, и почти статно стряхнул пару соринок с рукавов дорогой рубашки.       Уже преступно, что он Том второй… был бы, если бы соизволил остаться в этой надменной семейке. Что волшебник не планирует делать.       — Вернулся на историческую родину. — Фыркнул незваный подросток, не боясь теперь показать неприязнь. Внутри что-то разливалось вонючей черной жижей, будто он случайно опрокинул одну из богомерзких непонятных склянок Принца, с которыми тот постоянно носится взъерошенным сычом. Эта непрошенная гадость противно ныла, требуя ответа на вопрос. — Мне лишь нужно узнать, могли ли быть у Меропы и… — Том кратко бросил взгляд на верхний этаж. — …него другие дети.       Он знал ответ на этот вопрос. По правде, это удивительно глупый вопрос, но та дрянь требовала ответа, приказывая и угрожая, а Том не рисковал пока что выступать против.       Прикладывать такие усилия ради такой незначительной вещи, когда можно сэкономить ментальную энергию для финальной борьбы? Вот еще!       — Что?! Нет! Невозможно. — Отрезала старуха, запахиваясь в шаль. Всмотревшись в ее черты, Том мог бы сказать, что в молодости она была достаточно красива. Не так, как прекрасная в классическом понимании Лукреция или ее троюродная сестра, Вальбурга, знаменитая характером и резкостью черт. — Дорогой, надо, чтобы он ушел.       Они обсуждали это на пороге, в его присутствии, а волшебнику чудились темные тени, наступающие из-под двери в гардеробную. Одно моргание спустя и те пропали. Но жуткая картина на входе из убийства гигантского змея осталась.       — И соседи начнут шуметь, что мы прогнали мальчишку. Позови Тома. — Вздохнул старик, а после обратился к нежданному внуку. — Проходи на кухню, мальчик. — Он окинул гостя цепким взглядом. Том выглядел голодным и усталым, но одет был более-менее сносно. Как для сироты, так точно.       Ему в принципе повезло, если игнорировать вариант с тем, что папаша мог вернуться за сыном, а мать — не умудриться умереть, будучи волшебницей с палочкой. Сирота легко мог попасть в работный дом, быть депортированным для почти что рабского труда в колониях или вовсе жить на улице, стоило ему перестать ходить под стол. Но ничего из этого с ним не случилось. Маленький Том родился в новогоднюю ночь с 1926 на 1927 и тут же получил крышу над головой, какое-никакое питание, одежду и уход, не заплатив ни пенса. Слизеринец считал это своего рода нечастым для его жизни везением.       — Как твое имя, мальчик? — Очнулась от неожиданности его бабушка, презрительно скривив губы. Понятно, из-за чего те разговоры среди обычных людей, ясно, как гладь Хогвартского озера, в кого пошел его отец характером.       Кухня казалась достаточно простой и светлой, опять же, как и все в этом доме, но не такой разгромно большой, как столовая с резными белыми подобным гробу столом да уродливыми в своем изяществе стульями.       Все белое, такое белое, как туман в его голове и грохот в ушах.       — Вы не поверите, но Том Реддл. Том Марволо Реддл. — Он едко ухмыльнулся, опасливо следя за окружением. Волновали не столько магловская засада, все же убийство средь бела дня тем не простят, сколько нечто… иное. — По правде, мне лучше уйти.       В принципе, ребенок подземелий был не против подгадить дорогим родичам напоследок, но тихий побег тоже был вариантом.       Его папаша прогрохотал, пока пересчитывал все ступени, чрезмерно шумно спускаясь по лестнице. Реддлы любили белый цвет, значащий невинность и чистоту.       По светлым перилам прошлась рука с грязной, магловской кровью. Сколько раз эта ладонь так небрежно касалась стен этого дома? Юноша чувствовал подспудное отвращение.       Они пересеклись взглядами и Том увидел в глазах отца такую смесь ужаса и отвращения, что был, впрочем, уже не против совершенно по-магловски прописать тому хороший хук в челюсть.       — Ты!.. — Том-старший с ненавистью подобрался, подходя к нему, но дорогу преградила старческая ладонь отца семейства. Кажется, только с дедулей из всего табора помойных родственников можно относительно спокойно иметь дело. Остальные… последние идиоты, крикливые, импульсивные, подверженные стереотипам и излишним эмоциям, а оттого крайне глупые. — Что тебе нужно? Эта тварь послала тебя снова меня опоить? Хочешь наследства?!       Нет, хука тут мало. Но вот какое-нибудь проклятие будет кстати.       «Надо убить всех. Нужно убить Морфина».       Том покачал головой, отметая обвинения и навязанные мысли. Голова начинала пульсировать. Черт его дернул в то место? Самонадеянность всегда была его слабостью.       Если честно, он и рад бы перебить эту мерзость, заразившую его этими идиотскими именем и фамилией, доставившими ему столько проблем. Но Том осторожен. Он должен быть осторожен и держать на поводке свои эмоции, не ослабляя хватку.       Мальчишка с темными мыслями не переменился в лице ни на капельку.       — Моя мать умерла вскоре после моего рождения. Я лишь решил посетить место, откуда она родом. — И легко предсказывая реакцию этого истерички, сухо заметил. — Дядя рассказал мне про вашу историю.       — Этот псих?! — Кричал Реддл, делая скрепы терпения юного волшебника еще слабее. Его можно было бы понять, все же, всю жизнь испортила какая-то малознакомая дурнушка, но этот человек бросил беременную жену, пусть и женился не по своей воле, его мать…       Том был зол, хоть и мог наскрести в себе понимание, однако в глазах опять же темнело. Чья-то рука прикоснулась к его спине, подарив тепло.       Тем временем холодная, как зимние заморозки, забравшие не одну жизнь сироты в приюте, гадость внутри снова подняла голову, напоминая, что он так и не порешил Морфина. Но тот все равно умрет от голода…       Надо только потерпеть, убеждал он себя. Том же не идиот. Если и убивать, то чужими руками.       Надо только…       Реддл прикрыл глаза, цепляясь за виски.       Те больно гудят и в глазах пьяно темнеет, пока он замечает, что у его ног лежат холодные тела отца и деда. Он пришел к ним против своей воли, после того, как Голос вынудил убить всех потомков Слизерина.       Крики бабки не успокаивали и думать совершенно не помогали, но, кажется, через какое-то время она схватилась за сердце. Он не собирался ей помогать.       Голос жалко боялся, что у Тома могли быть братья и сестры, которых прятали в этом доме. Боялся, что Меропа еще жива, просто избавилась от ненужного ей сына. Боялся подмены. Он называл Тома бесталанным. Слишком неспособным для настоящего наследника Слизерина.       Голос, голос…       Том проснулся в крике, подскочил в постели, пытаясь откинуть будто гвоздями прибитое белое больничное одеяло, и врезался…       Его тут же жестко зафиксировали, не давая вырваться и рвануть прочь.       — Гарри! — Он замычал в тугой жилет, выискивая помощь, но подростка прижали покрепче, хватая за затылок. Осознание, что Гарри его и удерживает, пришло не сразу — молодой человек без этой его изумрудной мантии был в такой же, как и он, неприятно-серой больничной рубашке, отчего и сам казался лишь выцветшей копией себя самого. Слизеринец прижался ближе к безопасному человеку, осматривая окружение, но вокруг было тихо и пусто. Ни авроров, ни избавителей от проклятий.       — Чш-ш, тихо-тихо. — Зашептали ему. Рука, не способная унять дрожь, аккуратно прошлась по его волосам, тут же отдергиваясь. Гарри старался не смотреть на него. — Все хорошо, ты в госпитале. Дыши глубже.       Он не в Азкабане. Вотум доверия к Гарри на секунду пробил головой потолок, отчего Том действительно расслабился. Странные объятия такие… такие безопасные и крепкие. И так приятно, что можно не выискивать угрозы самому, а положиться на другого.       Чуточку.       Выполняя просьбу, Том сделал несколько рваных вдохов. Он отстранился и начал осматриваться, постепенно выравнивая дыхание и сердцебиение. Гарри, стараясь не показывать, как сильно его прошибло от обнимашек с менее вероятным будущим Темным Лордом, незаметно отсел на край узкой больничной кровати, слегка отодвинув тонкое одеяло, приковывающее мальчишку к месту, и Том сразу выпутался, придвигаясь к стене спиной в старом и знакомом животном жесте. Все вокруг выглядело, как обычная больничная палата, лишь запах зелий и трав, а также мелькнувший в дверях мужчина в лимонной мантии выдавали контингент данного учреждения.       — Мы в больнице святого Мунго? — Место было отдаленно знакомым. Однажды ему пришлось следить, чтобы одного из его идиотов тут расколдовывали.       — Да, отдел Недугов от заклятий. — Гарри кивнул, обрадовавшись, что Том пришел в себя. — Ты продрых без малого два дня, закоченел весь. — Парень почесал переносицу, не поднимая тот факт, что он первые пару часов торчал рядом и думал придушить малолетнего убийцу подушкой, в приступе эмоционального запора сводя всю эту отвратную ситуацию к шутке. — Я уже думал выставить тебя в музей экспонатом.       — Тебе пришлось бы платить мне процент. — Отбрил Том, все еще пребывая во внутреннем хаосе. — Меня посадят.       Реддл чувствовал себя отвратно: мутило, слабость тело ломила, голова шла кругом от недавних открытий. Но хуже всего было знание, что он повинен в непосредственном убийстве уже четырех человек. Том ожидал увидеть в глазах докопавшегося до скелетов его семейных тайн человека хоть капельку сожаления.       — Нет. — Преподаватель подпер голову рукой, на секунду показывая какое-то печальное выражение. — Тебя не раскрыть, если не наглотаешься сыворотки. Следы подтерты, ты использовал палочку Морфина. Я немного… пошарился там. Ну, со своими странными артефакторскими штуками. Ты действительно был одержим. Хотя дядюшку на голодную смерть обрек самостоятельно. — Гарри неуверенно пожал плечами, мол, не ему судить. Том хмыкнул на «странных штучках», после перьев-порталов не готовый больше воспринимать мелкое барахло, раскиданное в комнате преподавателя, за обычное хламье. Словно Гарри, читай, чистокровный маг и все такое, привык прятать все волшебное, маскировать под обычные вещи. У них в этом есть какая-то невысказанная солидарность.       Маглы же вездесущие любопытные тараканы, но цены на жилье у них действительно ниже, так что легкий дискомфорт и здравая доля паранойи, возможно, стоят того.       — Похоже, мне повезло. — Отозвался Том. Гарри посмотрел на него взглядом прожженного алкоголика сквозь мутное стекло поднятой в пост бутылки. Проникновенно так.       — Да-да, ты великолепен. Тебя всегда так трудно поймать за руку, мелкий змееныш?       Как будто Певерелл, мистер «Гуляй ночью там, где я могу тебя видеть», действительно сдаст его, если не сдал до сих пор. Но червячок сомнения справедливо грыз. Конечно, маловероятно, что мальчишка вроде него оказался достаточно хорош, чтобы провести взрослого опытного бывшего аврора, да и если так, всегда достаточно пустить слух, а домыслы отнимут у него самое важное — положение в обществе. Но, конечно же, Гарри бы претили подобные меры, не так ли?       — Я думал, ты больший моралист. — С сомнением хмыкнул Реддл, признавая вслух свою давнюю излишнюю идеализацию этого человека, упорно не поддающейся верной корректировке.       — Не скажи. — Гарри потянулся за рубинового цвета зельем, стоявшим на тумбочке, чтобы смешать его с водой и подать Тому. Подросток выпил без вопросов, отчего Гарри, только открывший рот, чтобы пояснить предназначение зелья, захлопнул его, смущенно моргнув. — Я знал, что случилось, еще в первую нашу встречу. Думал прикончить тебя, пока ты не натворил еще чего, но ты ни черта не помнил.       — Ты мог посчитать, что я стер себе память.       Том не знал, как реагировать. Он окончательно запутался. Неловкость необходимости самообвинения в целях самозащиты вынуждала его плутать еще сильнее. Как Гарри относится к нему? Он к нему так добр и возится с ним, хотя планировал убить? Кто его послал?       Том вперился взглядом в оппонента. Больничная одежда Гарри то ли из-за чрезмерной худобы, то ли из-за банального нежелания профессора потратить время на подбор одежды была на несколько размеров больше и держалась на паре наспех застегнутых пуговиц, обнажая шею и ключицы, чуть-чуть не доходя до горошины соска.       Попытки изучить соперника провалились, Реддл позорно капитулировал, спешно начав изучать стены палаты странного шоколадного оттенка, вынужденного сберечь его светобоязненные после одержимости глаза.       — Так и подумал, но были несостыковки. Впрочем, ты действительно стер себе память — когда дух исчез, ты замел следы, поменял воспоминания Морфина, вернул ему палочку, добрался до приюта и использовал на самом себе Обливэйт, чтобы избежать подозрений. Очень умно. — Продолжал профессор, будто и не замечая душевных метаний юноши. Его больше беспокоило, прошел ли дух через Грань, или еще может побеспокоить в будущем. — Главный вопрос только, куда ты сплавил этого говнюка из своей головы? Сожрал его, что ли?       На самом деле, это действительно самый важный момент из всей истории. В своем стертом прошлом бывший Поттер, если такие бывают, немного почитал на эту тему, ковырнул, так сказать, лишь основы, чтобы понять, какой лютый промах Альбус допустил, позволив духу поверженного врага бродить неприкаянным по земле с десяток лет.       — Тебя подослал Дамблдор? Или Аврорат? — Доверие Тома мигом пошло трещинами, пока он тихонько удивлялся, какого такого Мерлина этот чудак смакует свое расследование, как бесплатные пробники огневиски на ярмарке, будто раскопки чужих скелетов были его любимым досугом.       — Никто меня не подсылал. — Выдохнул молодой человек с толикой грусти. Он был бы рад подмоге извне, но лучше уж разберется со всем сам. В конце концов, в итоге Гарри Поттер всегда будет с проблемой один на один, ни к чему самообман. — Ну? Ты так и не понял, что это за дух?       — Ну, он говорил о Слизерине так, будто его знал. — Вбросил Реддл информацию задумчиво, слегка дергая плечами.       — Только друзей у этого деда к концу его жизни не припомню. Стоит поискать… кто-то из врагов Слизерина, раз ему так в хер затарахтело аж всех наследников изничтожить. У Основателя змей ведь жесткий фетиш на всю эту тему с наследованием. Если бы я хотел стереть все, что от него осталось, начал бы с крови. — Отстраненно прокомментировал Гарри, будто обсуждать великого Основателя в подобном тоне абсолютно нормальная вещь.       Как будто говорить о том, как он бы провернул геноцид — совершать само предположение, проникаться мыслями преступника… имея в виду стирание с лица земли Тома Реддла и всех его родственников…       Будто нет ничего обыденнее.       Потомок славного Слизерина бы поморщился, но как он мог забыть снова, кто именно пресек этот забытый миром род?       — Логично. — Том старался не давиться с чужих фразочек, вежливо-просящим взглядом вынуждая продолжить. — Он хотел, чтобы все носители крови Салазара сгинули. Морфин был обречен на голодную смерть и какое-то время его это устраивало, но в момент, переход к которому я не уловил, псих съехал с катушек. Не знаю, почему я все еще жив при таком наборе его требований. — Мальчишка притих, взяв себе минутку размышлений о сущности неизвестной вспыльчивой личности, но Гарри в своих думах предположил, что ничего непоследовательного в поведении духа не было: подточить поведение ребенка в нужную преследователем сторону оказалось совсем несложно, если склонять ко злу маленькими, казалось бы, незначительными шажками. — Тут что-то нашли?       Ах, если бы. Ранние годы волшебной судебной практики закрепили аргумент «не владел своим телом» недостаточно весомым как раз таки из-за проблем доказательства случившейся бесноватости.       То есть, склонить присяжных так к сочувствию можно, но не более того.       — Одержимость — нечастое явление. И живых одержимых почти нельзя выявить, кроме как очевидными отклонениями от обычной модели поведения. И то не факт. — Гарри грустно покачал головой. Будь это так просто, крестраж в его голове обнаружили бы куда быстрее и выдали бы Орден Мерлина тому целителю, который вытащил бы из многое пережившего в ту ужасную ночь малыша. И избавителем от Темного лорда признали бы его мать, защитившую его от Авады, а мир - от безносого ублюдка… Не то, чтобы бывший Поттер точно представлял, какой именно ритуал использовался для отражения неизбежного проклятия, даже спустя столько лет вялотекущих поисков. — Но после исчезновения духа ситуация лучше. Ну, это как сравнивать дырявое ведро и ведро с гранатой внутри. Поздравляю, ты сменил вторую категорию на первую. И тебя залатали в меру возможностей. Я сказал, что ты, балбесина этакая, подошел слишком близко к Запретному лесу, вот и налетело на тебя… что-то. Кто знает, что в этом лесу? — Гарри ухмылялся своей подколке, все еще припоминая, как один идиот наткнулся на чертового Дамблдора с его странными секретами, отчего от закапывания косточек слизеринца спасло только добродушие будущего директора.       Том чувствовал себя отвратительно, и его все еще знобило, но теперь он хотя бы знал причину своей мерзлявости. Противнее было чувство, будто его использовали, как ненужный пергамент в качестве обертки. Серьезно, волшебный мир, он только-только научился защищать свою голову, как словил паразита в душу?       — Что будет дальше? — Роковым шепотом уточнил Том, да только его переживания стойко этим бесчувственным человеком игнорировались.       — Вылечим тебя от последствий пребывания «квартиранта». А что? Есть другие планы на каникулы? Какое-нибудь ботанское свидание в библиотеке? — Улыбка на этом мертвецки сером лице казалась чем-то инородным, как инфернал, травящий анекдоты в баре.       И шутки у него не к месту.       — Мне точно ничего не угрожает? — Настойчиво продолжал уточнять мальчишка, с трудом удерживаясь от того, чтобы вцепиться зубами в мякоть собственных губ.       В общем коридоре было шумно, а использовать магию, чтобы обеспечить конфиденциальность разговора Том не рисковал, не получив предварительно разрешения лечащего врача, а теперь в равной доле сожалел, что в прошлый визит в Мунго не озаботился узнать, как тут с безопасностью от слухов и прочего сбора потенциально порочащей пациента информации.       — Ничего. — Чужие уста все еще странно тянулись в ничего не значащем выражении, но Тому имеющегося ответа было достаточно. Молодой пациент наконец позволил себе облегченно упасть на подушки, не имея сил более сидеть.       — Спасибо. — Выдохнул он искренне, прикрывая глаза.       Между одним мгновением и другим Том успел обдумать свое раннее наблюдение: профессор имел выделенное ему на стульчике место неподалеку от Реддла. Выглядел бледнее обычного, что только подчеркивалось темными цветами больничного одеяния.       Они располагались в отделе «Недугов от заклятий», следовательно, проблема не в том, что его идиотский сопровождающий поперся в мороз с оголенными лодыжками.       Вернее, скорее всего, не только в этом.       — Да не за что. — Певерелл пожал плечами, будто отпустить ситуацию законопослушному подданному и взаправду ничего не стоило. — Никто не знает, что произошло, а до Мраксов уже век никому нет дела. Да и тебе к ним никаких дел нет, так что никакого смысла поднимать шум я не вижу. Ничего ценного у них не имелось, даже клочок земли и тот не был оформлен. Или тебе очень охота волшебную фамилию?       Видя его неудобство, мужчина поднялся и прикрыл дверь. Звуки за пределами их комнаты немного стихли.       Благословенная тишина, будто уши обернуло ватой. Если бы кто-то из них желал прикончить другого, это был бы идеальный момент, чтобы совершить преступление и скрыться. Но они оба не шевелились со своих позиций, подспудно напряженные.       — Нет уж, спасибо. Это бы сильно облегчило мне жизнь, конечно, но… — Он сделал непродолжительную паузу. Подтвердить родство со Слизеринами и Певереллами — сильно упростить себе жизнь. А еще стать лакомым куском для угасающих родов типа Малфоев. — Я не хочу.       — Да ладно тебе. — Без особого выражения выдал мужчина, но что-то подсказывало пострадавшему студенту, что за этим бесстрастным видом скрыта буря чувств.       Он понимает, правда. Сиротке вроде него неразумно отказываться от заведомо легкого способа подняться вверх, вместо того выбирая карабканье сквозь многобарьерное закрытое иерархическое общество волшебников.       — Уж обойдусь. Становиться чьим-то песиком на побегушках или спермобаком для защиты от вырождения как-то не тянет. — Грубо заговорил Том. Эта тема осточертела ему еще на первом курсе, когда он только прикидывал лучшие варианты для своего дальнейшего будущего.       Не было у Реддла заботливых мам и пап, и прочей родни, чтобы расписать его жизнь в достатке на годы вперед. Хотя, зная семейку тех же Блэков, уж лучше самому иметь возможность взять свою судьбу в собственные руки.       — Воу, ковбой, я понял. — Гарри расширил глаза, дернул губами в попытке примиряющей улыбки и раскрыл ладони на приличном расстоянии друг от друга. — Прости, порой я забываю про всю эту чернуху у чистокровных.       — Сам как будто не чистокровный. — Шестикурсник состроил самое язвительное выражение лица, на которое был способен. Конечно, он помнил ту странную, абсолютно не в характере скрытного профессора оговорку о порочащей его крови матери.       — Как сказать, мать маглорожденная. — Но профессор, замявшись, упомянул это так, словно никакого ночного разговора со студентами и не было. Может, и не осталось для того такой памяти, но староста зарубал себе в досье любой потенциально компрометирующий факт о каждом из своего окружения. Кто знает, когда нужда в том самом знании вылезет: чтобы шантажировать случайно доверившегося его молчанию человека или дабы замести грязь подальше от внимания иных любопытных лиц. — А отец, да, чистокровный. В восьмом поколении, что ли…       Том кивнул, запоминая новую информацию. Замявшись немного, чисто ради приличия поддержания разговора, он решился на откровенный вопрос. Открыть, так сказать, банку с червями, и рисковать выпустить содержимое ящика Пандоры в их узкий, состоящий из палаты и двух могущественных волшебников, мир.       — Почему ты это делаешь?       Как бы не было сильно желание отвести взор в сильном смущении, парнишка не позволял себе, боясь пропустить подтекст разговора.       — Хочу, чтобы ты оставался таким, какой есть. — Певерелл смотрел мягко-мягко и совершенно не врал, отчего становилось очень неуютно. Возможно, еще одна тактика уйти от разговора. Вот только Том не позволит. — Мне страшно, что будет, вини ты себя в их убийстве или сойди ты с ума после всего произошедшего.       — Почему? — Том поймет, зачем профессор все это делает, даже если придется прибегнуть к столь откровенно детской тактике.       Профессор до сих пор не ушел, значит, есть причина остаться. Когда еще Реддл получит такие шикарные карты в руки?!       — Я хочу защитить тебя. — Натянуто, будто неохотно выдавил из себя Гарри, кажется, понимая настрой своего студента, но никак не запрещая интересоваться прямо. Как будто осознавая, что своим благонамеренным вмешательством дал полный карт-бланш на закономерные вопросы.       Не говоря уж об их договоренности об обмене информацией. У Реддла накопилось много вопросов после завершения их небольшого кошмарного приключения.       — Но почему?! — Вспылил Том. Все не складывалось, не сшивалось, не совпадало, не сходилось, не смешивалось! Дом представляемой личности профессора крошился в щебень с каждым потоком ветра предполагаемой мотивации, а после и вовсе наступил штиль. Онемевший, мальчик коснулся шипованной ограды бастиона своего разума. Боли не было, отчего хотелось треснуть по швам не настоящий мир, вырваться наружу в полное одиночество; в шторм, и соврать себе, что шокированные слезы на щеках являются дождем, а не свидетельством караемой слабости. — Ты не знал меня. Ты никогда не расспрашивал и не пытался узнать, что я за человек. Ты просто не мог привязаться ко мне — я не давал о себе информации.       Просто протянутая рука… это не может быть достаточно. Это не должно быть достаточно. Люди порой жаднее гоблина, злее дракона, им мало, мало, мало…       — Это касается нас обоих. — Гарри, отчего-то успокоившись, подхватил блюдце с нарезанными кусочками каких-то фруктов и овощей и взял кусочек в рот на пробу. Прожевал, проглотил. Раньше бы, как контрактор их негласного соглашения, Том был бы доволен, что благодаря аппетиту профессор проживет чуть дольше, чтобы ответить на немного большее количество его вопросов. Но не теперь, когда в груди все жгло, когда требовались четко сформулированные границы прямо сейчас. — Каждый знает столько, сколько считает нужным поделиться другой. Этого не хватит?       Внутри Марволо клокотала ярость наперевес с безудержным отчаянием. Он не знал, за что цепляться.       Казалось бы, спасительного троса, чтобы удержаться в лодке, нет. В глазах немного темнело, вторя воображаемому небу, что заволокло мрачными грозовыми тучами.       Вспышек только еще не было. Но такими темпами, не надолго.       — Нет. — Видение мужской ладони в его собственной казалось зыбким, как пески маховика. Чуть-чуть заморгаешься и будто нет. Том уважал надежные вещи: клятвы на крови, непреложные обеты, материальную выгоду… не то непонятное нечто в голове Певерелла, которым этот сногсшибающе импозантный в своем безумии человек руководствовался. — Ты не ответил.       Профессор достал самую большую дольку из блюда и протянул ему. Другой пациент больничной палаты нахмурился, безмолвно отказавшись.       Лукавая улыбка якобы иностранца не дрогнула. Линзы в очках все также примечательно поблескивали очень знакомым, тревожащим образом.       — Я знал тебя. В том времени, из которого явился. — Уклончиво ответил Гарри. Впрочем, этого хватило, чтобы повергнуть Тома в шок.       Тучи в его внутреннем мире не рассеялись, нет. Просто все стало таким преступно безмолвным, как будто чаровство русских стихов ожило. Из тех, что любит их переводной, несговорчивый студент, к которому Том потихоньку подбирал ключики общения.       Как там пелось? «Остановись, мгновение, ты прекрасно»?       Том чувствовал себя аморреем перед Навином Певерелла. Ничего великолепного и красивого, только затхлый запах смерти после бомбежек Лондона во рту.       — Разве Маховик может повернуть время более, чем на пару суток? — Указал на очевидную логическую несостыковку Том, предполагая, что даже если это была какая-то наглая ложь, то профессор озаботился легендой для подобного рода допроса.       Не то, чтобы она ему понадобилась бы, если бы проф вообще не планировал раскрывать себя. Но почему тогда говорит сейчас ему? Что у несчастного студента может быть такого, что сделает обмен равноценным, благодаря условиям их мордредова негласного контракта?       Человек напротив него, как обычно, не врет. Это не делает смирение с фактами реальности для его несчастного студента менее ужасающими.       — Я создал тот, что может. — Просто сказал артефактор, как будто это не революционное открытие в жизни магического общества. — Впрочем, я стер себе память о том, как его изготовить, а сам уничтожил эту штуку.       Если бы не чертово душевное истощение, он бы возмущенно задыхался от признания такого акта вопиющего вандализма, а этот чокнутый дразнил бы студиозу ханжой.       Славные, далекие времена их беззаботной игры.       — Зачем? — Устало продолжил уточнять Реддл, наконец докопавшись до клада, но не имея моральных сил проверять его содержимое. Но работа не зовет: когда нужно для обеспечения дальнейшего благополучия, необходимо же порой переступать через себя?       Не то чтобы время делало каждый акт насилия над собой менее тошнотворным.       — Я не смогу довести историю до идеала. Но и хуже вряд ли сделаю. Лучше уж так, чем стать безумцем во власти артефакта.       Как у этого человека все просто и невозможно одновременно. Когда Том впервые услышал о более отличавшемся путешествии во времени, он предположил, что то в пределах одного дня, но просто как бесконечная попытка заново пережить утро или вроде того. О таком концепте он узнал, когда прочел рассказ «Удвоенный или переудвоенный» Малькольма Джеймсона.       …и если бы Гарри Певерелл правда был американцем этого века, он тоже мог слышать об этой публикации в журнале Unknown еще в 1941 году.       Реальность, как обычно, превзошла его ожидания. Идея засесть в какой-нибудь пещерке и до конца своих дней предаваться изучению темных искусств казалась как никогда соблазнительной.       К демонам такие потрясения.       — То есть, это не временная петля? Ты меняешь события? — Выдохнул ошеломленно Том, упорно игнорируя горький подвох участия его будущей личности в сценах, которые Гарри счел нужным искоренить. — На самом деле?       — По факту, я просто изменил принцип. — Профессор беззаботно рассмеялся, а его самый навязчивый до знаний ученик на миг словно снова ощутил себя в Хогвартсе, в кабинете для трансфигурации, сидящим за длинной и широкой, деревянной и добротной партой, пристально слушающим о вещах, насчет которых сей крепкий орешек с ним решил поделиться. — То, что произойдет, на самом деле уже произошло. Для меня, по крайней мере.       К сожалению, добровольность передачи данных не особо помогла их принятию. Профессор частенько вводил его в ступор темами за пределами знаний обычных людей, темами, что недоступны не то, чтобы студентам вроде этого прошаренного слизеринца, но Том бы не ставил даже на мастеров.       Так, например, после того, как Гарри немного оживился от события, где какая-то несчастная душа упомянула ему о каминной сети Хогвартса. Говорил что-то о рационализации выбора слюды для печати закрытия каминной сети. По личному мнению артефактора, лучше всего подошли бы мусковит и флогопит, и это все, что сумел запомнить Том из того сгруженного на него тяжелого одеяла слов.       В общем, Реддл представлял в общих чертах, что такое каминная сеть, но в дальнейшем изучении, по крайней мере, для себя не нуждался.       Гарри, разумеется, этого сразу не понял, и ему пришлось выслушивать треп еще одного ботаника, пока скользкий слизеринец не нашел предлога сбежать. После этого Реддл старался быть аккуратнее в своих вопросах и тщательнее отслеживать настроение собеседника: попасть под еще одну такую раздачу знаний, не имея возможности выпихнуть Принца вперед, не хотелось.       — Ничего не понимаю. — Выдохнул мальчик в больничной палате, прикрывая ладонью глаза.       — И не надо. — Привычно язвительно отреагировал профессор, косясь на фрукты уже на тумбочке рядом с кроватью Тома.       — Сколько ты отмотал? — Логично, что это не день или два, потому что иначе не имело место быть разговора об изменении принципа.       Скорее всего, Том пересекся бы с Певереллом уже после окончания Хогвартса, в запланированном им путешествии по миру. То есть, как минимум через два года.       — Чуть менее пятидесяти лет.       Гарри недовольно покосился на дверь, которую закрыл в самом начале разговора.       Несмотря на заклинания от подслушивания, он дождался, когда в коридоре станет тихо. Реддл нервно дергал прядь волос, пугающе пялясь в пустоту. Его глаза в темноте сияли безумием. Это звучит, как бред сумасшедшего, но… кем он стал в будущем? Спасся ли от неминуемой по року смерти? Стал преподавать ЗоТИ? Смог разгадать все загадки Хогвартса? Защитил магов от магловских безумных войн?       Что стало с его детскими мечтами?       — Это невозможно. — Пробормотал побледневший юноша, резко обессилев и чуть не стекая обратно на кровать под давлением неослабевающей гравитации.       В глазах все… темнело.       — Н-да, я тот еще фокус выдал. — Чертов Певерелл присвистнул, пока мальчик напротив него пытался перебороть отвратный обморок и белые вспышки перед глазами.       Ориентируясь на этот звук, парниша схватился за край кровати и поднял себя в более-менее вертикальное положение.       Так, он может продолжать. Ничего удивительного не произошло.       Певерелл всего лишь обычный Певерелл.       — Ты сказал, что знал меня и хочешь спасти. Что со мной стало? Мы были… — Том замялся, задумавшись. Гарри не походил на человека, заводящего себе близких людей. Он вообще ни на кого не походил. — …друзьями? — Будто ком мерзости, выплюнул подросток.       Мужчина старше его примерно на десяток лет говорил как-то, что считает его другом. Но «считать другом» может означать, что угодно. Этот Певерелл, орудуя правдой, мог пудрить мозги даже лучшим легилиментам.       — О, нет, совсем нет. — Отрицал это предположение Гарри так быстро, что Том почти обиделся, несмотря на то, что сам не счастлив по какой-то причине был слышать подобное определение их отношений. — Какие друзья, ты мне в деды годился. Мне было семнадцать, а тебе семьдесят с чем-то в нашу последнюю встречу. Ты… Скажем, мы оказались по разные стороны баррикад в войне.       А сейчас их роли перевернулись: взрослый в их отношениях ныне Певерелл и ведет себя этот парень просто образцово, с учетом его, можно считать, милых прибабахов.       Что творил сам будущий-прошлый Том, что было скрыто под мягким «по разные стороны баррикад», молодая версия этого волшебника знать не хотела.       Его волновало куда больше другое слово…       — Еще одна война? — Поинтересовался Том с беспокойством, ощущая, как внутри что-то рухнуло и сжалось пугливым шерстяным клубком. Где-то будто завыла сирена, круша любое ментальное сопротивление. Он верил Гарри. Иначе нельзя было что-либо объяснить. Ни его отсутствие в списках Хогвартса, ни непонятное появление, ни, как ни странно, пророческие выигрыши в ставках на квиддич. Он припомнил вечно вырванные в книгах страницы с датами со все более нарастающим подспудным ужасом. — Какая война?!       — Да, магическая война. — Гарри махнул рукой, будто от мухи отмахнулся, но Том заметил, как неприятен тому разговор.       Это же логично. Если магическая война, именно с участием волшебников, то скольких они потеряли?! Ради чего?       — Что?.. — Что стоило сокращения их народа? Какая бесполезная ценность, какое ненужное знание?       Гарри понял неправильно, но от слов его стало тошнить еще больше.       — Ну, одна из. Но ты не переживай, ее уже не будет. — Том было решил, что мужчина снова отрешился от их неразделенного апокалиптического будущего, но следующее слово Певерелл пробормотал себе под нос еле слышно, прежде чем вернуть тему к Реддлу, немного неловко. — Надеюсь. Что до тебя, то ты пошел по не самому, э-э-э, светлому, как бы сказал Дамблдор, пути.       Что, честно говоря, такое открытие.       — Он еще жив был? — С тем количеством неприятностей, связанных с именем этого интригана, Реддл предположил, что его будущий-бывший преподаватель перестанет быть проблемой Тома буквально в ближайшие годы.       Аве Гриндевальд и все такое. Ан нет, чуть больше половины века бодро продолжил терроризировать дело лорда Волдеморта.       Следовательно, нынешний лидер антимагловского движения… проиграл? Неужели ученик дома Слизерина недооценил оппонента и Альбус Персиваль Вулфрик Брайан Дамблдор настолько могущественный маг, что смог сразить самого Темного Лорда?       Противостояние этих двух все считали почти предрешенным. Из разряда «Ни один не может оставаться у власти, пока в мире правит другой», настолько эти волшебники не сходятся в ключевых вопросах своей политики.       — Нет, умер в сто пятнадцать. — Немного помолчав, отведя себе время напряженно попялиться в сторону недвижимой двери из палаты, Гарри все-таки добавил: — За год до твоей смерти.       Путем недолгих математических расчетов Том понял, что умер он в эти самые семьдесят с хвостиком. В районе семидесяти двух, если быть точнее.       — Меня убили?       — Да. — Лаконично отвечая, зеленоглазый мужчина продолжил смотреть на дверь, как на своего заклятого врага.       Будто она откроется и вот-вот из нее выскочит…       — Кто?       Молодой человек вздохнул, отодвигая от себя чашку со снедью. Он согнулся, запуская руку в смоляные вихры, и зажмурился, отгоняя будто не то боль, не то видения.       Могла ли быть часть его успеха в ставках в какой-то мере пророческим даром, хоть в мере проницательности на грани интуиции? Уж больно гладко Певерелл проворачивает некоторые ситуации.       — Гарри? Это был ты?       Резко встав с кровати так, что та протяжно скрипнула, Поттер скользнул по ничего не понимающему подростку тусклым взглядом. Гарри не казался ни грустным, ни злым, лишь некоторая нотка отчаяния сквозила в глазах.       — Да, я. — Сказал тот ровным, жестким голосом, совершенно не похожим на его обычный тон. По спине у Тома пробежались мурашки, он принялся искать взглядом палочку, местоположение которой до сих не удосужился узнать, справедливо предполагая на основе прошлых знаний, что он в безопасности. Какая ложь. — Увидимся завтра.       Гарри немедля вышел за дверь.       Том, который еще минуту назад вцепился бы в него, чтобы не оставаться в этой больничной червоточине с подавляющими темными стенами одному, отодвинулся еще ближе к ближайшей твердой поверхности, буквально вжимаясь в ту лопатками.       Руки потянулись к фантомно заболевшей шее. Дыхание не желало стабилизироваться.       Закономерно вспомнилось, как непроснувшийся Певерелл зажимал его горло палочкой и звал по имени. Звал по имени и был так близок к убийству…       — Мистер Певерелл! — Тут же накинулся на преподавателя мужчина в лимонной мантии, сим шумным действием невольно прервав панику оставленного наедине со своими страхами мальчишки. — Какого Мерлина Вы не в палате?       — Я уже говорил, что я тут не для госпитализац… — Терпеливо, очевидно, повторял профессор, а Том понял, что его более ранние догадки верны.       Мужчина пришел не как посетитель в такой ужасной одежде. Он такой же узник больничных стен, как и сам Реддл.       Только, в отличие от осторожного с собственным здоровьем сироты, старший волшебник виноват в своем состоянии сам.       — Марш в палату! — Закричал низкорослый мужчина с седой козлиной бородкой и небольшими темными глазками. Видимая Тому спина его недавнего собеседника напрягалась на протяжении всего их разговора, пока не стала казаться похожей на камень, такой же темный, безжизненный и предельно скучный, как наверняка лицо чудаковатого артефактора сейчас. Реддл чуть ли не наяву видел, в каком гробу Певерелл воображал собственное выполнение указаний этого врача. — Я видел ваши токи магии! Я не собираюсь смотреть, как вы тут помираете!       — Но мистер Помфри!.. — Даже возмущался Гарри тухло, кажется, тоже порядком истощенный их недавним разговором.       Вовремя целитель подловил своего нерадивого пациента.       — У ну-ка! Иди-иди, я тебя проверю. — Строго погрозил мужчина пухлым пальцем.       Гарри поморщился, как будто жевал во рту тот самый лимон с мантии Мунго и при этом чувствовал его вкус во всей своей кислоте, тем не менее, не желая спорить с потомственным колдомедиком, и послушно направился по итогу этого откровенного монолога к выделенной ему комнатке.       Даже без ворчания.       Если бы Том не представлял себе подлую смерть преподавателя, желая сбросить стресс недавних откровений, то даже забеспокоился бы. Но в конце концов, целитель здесь и не забота студента это вовсе, волноваться о здоровье своего профессора, что бы сердобольные его соученики не думали в своих головках с маленьким количеством серого вещества.       — Ишь, ты! — Забурчал себе под нос целитель, забираясь в палату к Тому через слишком узкий для его живота дверной проем. — Наглая молодежь пошла.       Почему, как врач, имеющий доступ к многочисленным зельям, тот свой большой объем оставил, для Реддла загадка века.       — Вы что, отчитали мастера Артефакторики? — Тускло удивился Том, натягивая на свое лицо маску вежливости. Его забавляло, что профессора трансфигурации так легко отчихвостили, но он до сих пор не мог отойти от новостей. Конечно, это лучшая идея Реддла, так напрягать себя допросом сразу после одержимости. Но, к сожалению, вряд ли подросток сумел бы улучить другой такой удачный момент, так что придется смириться с нарастающей головной болью. — Он может зачаровать ваши ботинки так, что вы добежите до границы фронта за семь дней.       Мистер Помфри, судя по нашивке с именем на мантии, хмыкнул чему-то своему и одарил изрядно подбешивающим взглядом тонкую фигурку болезненного студента.       Если бы причиной была идиотская история алиби Певерелла, Том бы еще смирился. Но тут, кажется, насмешило целителя что-то из того, что сказал Реддл.       Что понятно стало вскоре после того, как работник Мунго снова взял себе слово:       — А я могу сделать так, что он семь дней не слезет с больничной утки. Чего он тут без дела разгуливает? И так чуть ли не ночевал эти двое суток у вашей постели, так еще и лечиться не хочет. — Затарахтел заместитель заведующего отделением, делая сложные пасы палочкой, среди которых Реддл признал только диагностические чары.       Хуже всего было то, что не все из них мужчина произносил вслух, видимо, настолько отработавший их применение, что получались они неплохо невербально и безо всякой концентрации.       Вероятно, прекрасно вышли бы чудесно и без палочки, но целитель больно уж отвлекался на анализ вспышек цвета вокруг своего пациента.       — Он сильно болен? — Том улучил момент, чтобы уточнить.       Немного успокоившись теперь, когда источник стресса оказался заперт в контролируемых условиях, Реддл припомнил и другую тревожащую картину их совместного прошлого, четко отпечатавшуюся в его памяти.       Все же, не каждый день ваш собственный весьма обожаемый профессор предпринимает попытки подохнуть у вас чуть ли не на руках.       — Сильно. — Студент на себе ощутил в свое время всю безнадежность положения Певерелла, но, может быть, если он узнает чуть больше…       — А чем? — После очередного, уже явно не диагностического заклинания Реддл почувствовал себя немножечко лучше. К сожалению, его замаскированный допрос проходил не настолько гладко.       Не вышло развить эту ветку диалога.       — А на это, молодой человек, я вам ответить не могу. — Покачав грустно головой, якобы соблюдал правила врачебной тайны целитель, продолжая заниматься своим делом, несмотря на все отвлечение, предоставляемое молодым, но крайне успешным слизеринцем.       — Когда нас с ним выпишут? — Продолжал допытываться Марволо, пусть и в другую сторону.       — Вас через неделю, а он все равно сбежит следом за вами. — Тяжко вздохнув, колдомедик достал подписанную по номерам колбочку с зельем и повелел Тому отпить немного.       Том выполнил указание безо всяких споров, хоть и прислушивался к своим ощущениям, чем заслужил одобряющий взгляд старшего волшебника.       — Отчего такие суждения? — После необходимых процедур уточнил неугомонный парниша.       Мужчина посмотрел на любопытного юношу с лицом святой невинности со всей возможной строгостью. Ни один мускул на лице наглого мальчишки не дрогнул. В конце концов, колдомедик сдался.       Все взрослые обычно рано или поздно это делают. Даже Певерелл.       …никогда не Дамблдор. Что, по идее, должно делать его самым опасным врагом, если бы не удручающая мягкость старшего волшебника.       — Плевать он на себя хотел. — Снова тяжко вздохнув над молодым поколением, Помфри вернул пустые колбы на место. — При смерти почти, а лечиться не хочет. Принес тебя на горбу, а сам убежать думал.       Бросить его в больнице одного, напуганного после всего этого испытания…       Хорошо, злобно подумал Реддл, что Певереллу пришлось задержаться благодаря фигуре непреклонного целителя. Надо будет послать тому какую-то признательность, после того, как выберется отсюда.       Конечно, не хотелось бы афишировать произошедшее среди его рыцарей, так что придется быть немного более изощренным, чем обычно, но чем это не воодушевляющий вызов среди его будних дней?       Не опасно, но приятно развлекает его разум. Идеально.       — Почему? — Том подергал повязку на руке, играя роль обеспокоенного состоянием своего любимого профессора студента.       — А я знаю? Молчит. Какое-то проклятье — даже куча! — магию дестабилизирует, а говорить не хочет. Ему только смерть подавай. Или с головой у парня непорядок, или он за гранью побывал. А может, все вместе. — Нахмурившись над внезапной мыслью, высказанной вслух, Помфри умолк, кратко уставившись в сторону палаты Гарри с вновь обретенным прозрением.       — За гранью?       Тому ничего более не рассказали. Лишь то, что ему теперь долго лечиться после одержимости — пить зелья и следить, чтобы больше никто не лез в голову. Как будто бы он тут бегал и пригласительные листовки развешивал, в самом деле.       Пациент задумчиво смотрел на дверь, за которую вежливо удалился колдомедик, уставший в конец от вопросов. Но Реддлу были необходимы ответы.       Гарри… чудак. Непонятный, неизведанный, хранящий множество тайн и секретов, но говорящий о них так, будто все это лишь вершина айсберга. Певерелл пугал и завораживал, защищал и давал надежду. Марволо чувствовал себя невыносимо странно рядом с ним все это время, но теперь испытывал почти животный страх.       И на следующий день страх не пропал.       Да и еще через три дня тоже.       Он смотрел на Гарри почти обиженно, будто потерял то, что было его по праву. Будто этот странный опыт эмоционального комфорта, в который его ткнули, как котенка в миску молока, оказался просто рябью на воде.       — Задумался над чем, пацан? — Гарри недоуменно посмотрел на нахмуренный лоб парня, заявившись все же к нему, решив, вестимо, что дал достаточно места некоторое время ранее. На этот раз он держал в руках чашку с очень плохим чаем, что предельно ясно уже по запаху. Так же становилось понятно, кто его готовил. Певерелл никогда не умел заваривать чай и в принципе не очень хорош в готовке «по вкусу», но сел спокойно и, закинув ногу на ногу, пил эту крепкую бурду словно водичку.       — Тебе стоит звать меня по имени. — Реддл покачал головой, не слишком тонко переводя тему. Говорить о собственной слабости и о том, как разочаровывающе в нее несколько ранее тыкнули, не хотелось. Особенно с тем, кто по этому синяку знатно прошелся. — Раз уж я все время так к тебе обращаюсь. Да и не думал же ты, что я не замечу, как ты его избегаешь?       Гарри только улыбнулся. Его собеседник продолжал:       — Я понял, почему осторожничаешь. Мои имя и фамилия получены от отца, который меня бросил. — Прошипел он сквозь зубы, решившись таки поговорить о другой своей травме. Все равно там жестко нарыв сорвали после того, как Том поставил жесткую повязку. Хреново поставил, хуже себе сделал, спасибо профессору, но это было неприятно. — Даже второе имя у меня от деда, который и того хуже…       — А раньше оно тебе нравилось. — Ровно поддержал диалог Певерелл, отпив еще немного своего воплощенного преступления над чаем.       — Оно не было… магловским. — Юноша понуро опустил голову, подперев ее худой рукой, и начал рассматривать остатки горького зелья на дне граненого стакана. Ему осталось отлежаться всего сутки, а преподаватель не навещал его после того раза и пришел только сейчас. — Где ты был? — Почти обиженно спросил Том.       У него было слишком много времени, чтобы свариться и стухнуть в собственных мыслях, страхах и предположениях об этом непредсказуемом человеке.       И теперь казалось, будто он в самом деле для того ничто. Словно то, что сделали с его чувствами, весь этот эмоциональный коктейль последних дней ничего для профессора не значит.       — Все время находился под усыпляющими и стабилизирующими зельями… ну, если они срабатывали. — Гарри пожал плечами, развеивая один из самых нежеланных эмоциональных нарывов Реддла. Осознавать себя таким зависимым от чужого мнения оказалось неприятным откровением о своем разуме. — Попытался свалить и Помфри ушатал меня. Если тебе интересно, у меня пролежни даже на зад…       — Не интересно. — Отрезал тут же Реддл, задумавшись однако, что то послушное поведение Гарри, с которым тот вышел из его палаты, оказывается, не такое уж и кроткое было.       Каков актер, а.       — А жаль, зрелище стоящее. Мое второе имя у меня от отца, как и фамилия, впрочем. — Гарри неосознанно повторил действие Тома, принявшись выискивать на дне чашки без ручки таинственные знаки из заварки. В принципе было сложно предположить, где в больнице Певерелл добыл чай. Ничего кроме безобидных пятен не виднелось. — Я знаю, каким он был в молодости. Тот еще мразина, стоит сказать. Несколько лет травил человека, который заботился обо мне все мои школьные годы, разрываясь между ненавистью и привязанностью… Папаша доканал ухаживаниями маглорожденную девушку, черт знает, чем и зачем вскружив ей голову. Даже втянул ее в войну, несмотря на беременность мной… — Он задумался о своем, замолчав.       — А потом? — Подсказал Том, когда молчание стало совсем уж невыносимым. Можно было потратить время на рассматривание давно заученных чужих черт, скривившихся в задумчивости, но скука последних дней оказалась сильнее.       — А?       — Ты сказал, что он был таким в молодости. — Развил собственную мысль Том до понятных даже крайне отвлекшемуся человеку параметров. — Что стало, когда он стал взрослым?       Ответом ему стала беззаботная улыбка. Еще более гнетущая в свете грядущего рассказа.       — Его убили, когда он защищал меня с матерью. Подумать так, благородный поступок. Впрочем, глупый, конечно. Маму убили меньше, чем через минуту, в шаге от меня. Им… было на четыре года больше твоего, ребенок. Когда мне исполнился двадцать один… я так и не понял, каково им, должно быть, было. Участвовать в войне, растить ребенка, еще и умереть от Авады…       Гарри прожил все ужасы войны подростком. Двадцать один — тогда цифра казалась взрослой и значимой. Но сейчас он понимал, что и родители-то его сами были еще детьми.       — Вот как. — Взгляд Тома немного застекленел. Он, очевидно, не ожидал подобной истории, хотя, возможно, ему и следовало бы. Понятно, что Гарри предпочитает особо не распространяться о себе и своем прошлом, но твердая уверенность в том, что все это правда, хоть и с умолчаниями, была. Видимо, будущая война могла бы быть ужасной, достаточно оправдывающей становление Певерелла столь жутким человеком. Боязнь Гарри немного поутихла, наконец-то, и Том придвинулся к нему ближе, свесив с постели ноги. Обычно все плохое, что случается с ним, кажется ему необратимым, но в этот раз он попробует подступиться еще. Снова.       Будто страх перед Гарри всегда уйдет отливом, а потом неожиданно вновь вернется, утаскивая на самое дно, а не будет вечно стоять застаревшей канализационной водой у горла, как с другими пугающими магами. Том не знал, что хуже.       Наследник Слизерина какое-то время не решался задавать вопросы, но, заметив полное спокойствие мага напротив, впал в прострацию. Слишком невозмутим. Ничто не выдавало какого-либо волнения. Будто уставший молодой человек напротив каждый день ворошил собственное болезненное прошлое в угоду любым хоть немного настойчивым личностям. Реддл подозрительно прищурился.       — Ты успел сбежать? — Каким-то образом выжить против взрослого волшебника, сумевшего прикончить его родителей?       Шансы казались маловероятными, но Гарри был здесь, перед ним, и, очевидно, не имел склонность к бесполезной лжи.       — Мне просто повезло. — Ответили ему с той самой бесящей улыбкой, которую хотелось сорвать с лица хоть как-то. — Отделался шрамом.       — Странной формы шрам. Что-то напоминает… — Слизеринец поморщил нос, смотря на тонкую белую линию. Словить мысль за хвост не вышло и это разочаровывало еще больше. — Выглядит старым.       — Конечно. Мне был всего год.       Том уставился на Гарри по-другому. Преподаватель жил с маглами все детство, это понятно. Но он никогда не говорил о них так, как о Хогвартсе.       — Это был не приют. — Кивнул своим мыслям Том. — Ты не рос в военное время, ведь ты говорил, что этот ваш «Неназываемый» вернулся, когда ты уже поступил в Хогвартс, а исчез незадолго до того, как тебя отправили жить к маглам, верно? Но у тебя было сомнительное детство. Над тобой издевались?       — С чего ты взял? — Гарри по-птичьи наклонил голову набок. Но Тома не обмануть. Он умел анализировать людей.       И есть человек, с которым можно не стесняться быть честным. Которому можно задавать любые вопросы и в конце концов получить ответ. Который не возражает в большинстве случаев, не по настоящему, на его настойчивый характер.       Который был рядом, когда нужен был хоть кто-то больше всего на свете. Не отвернулся после всего, несмотря на первоначальные намерения.       Вернулся к нему, как ни в чем не бывало.       Хотелось… хоть что-то дать в ответ. Но что у Тома имелось равноценного?       — У тебя постоянное чувство вины, из-за которого ты все время помогаешь окружающим. — Не в силах сидеть, мальчишка бродил по палате, как загнанный в четырех стенах хищник, не отрывая, тем не менее, взора от ошеломленного изобличающей тирадой Певерелла. — Боишься одиночества, потому ложишься спать рано, когда в замке еще шумно. Не строишь отношений и не похоже, чтобы пытался. Не умеешь принимать комплименты и похвалу. И твои мигрени…       — Том, прек…       Но подростка было не остановить. Гарри осознал свою ошибку. Возможно, Том просто мстил, хоть как-то избавляясь от скопившейся за четыре дня агрессии, вызванной одиночеством и банальным детским испугом, разбавляемыми лишь редкими приходами колдомедиков или разносами отвратительного подаваемого тут бульона.       — …боишься конфликтов, боишься ответственности и неверных решений, но также боишься не соответствовать чужим ожиданиям. А еще у тебя синдром самозванца и травм вагон с тележкой. — Жестокий ребенок, невинно моргнув, просто уточнил: — Ты где рос вообще до Хогвартса?       Как будто это был не самый пробирающий насквозь разговор в жизни выжившего и «победившего» мужчины. Никто из его знакомых не вел себя настолько бестактно и настойчиво, не лез в душу…       …кроме, ах да, старшей версии представшего перед ним волшебника. У Волдеморта, правда, была лишь одна цель — сделать молодому, скорчившемуся перед ним магу лишь побольнее.       Чего хотел от него Том, не узнавший пока — Поттер не обманывал себя — о Пророчестве из его уст, казалось не таким ясным.       Пока что это виделось лишь словесным избиением ради избиения… и от того еще более болезненным, ведь исходило от ребенка, чье будущее он пытался сохранить.       — В чулане. — Задушено прохрипел Гарри. Детские воспоминания редко его беспокоили. Более того, большинство особо жестоких моментов его хрупкое юное сознание вовремя стерло из памяти, еще когда он был совсем маленьким.       Казалось бы, его жалкий ответ сбил весь настрой Тома.       — Где, прости? — Парниша казался искренне ошеломленным. Даже отступил на два шага назад, ухватившись за металлическую спинку кровати.       — В чулане. — Сказал Гарри чуть более жестко. Сделал глубокий вдох, а после медленно выдохнул, куда более спокойно продолжив. — Когда пришло письмо, я переехал в комнату.       Очевидно, как ясный день, о каком письме имелось в виду между двумя волшебными сиротами. Не совсем понятно для немогущего прийти в себя Тома другое…       — О каком чулане речь, Мерлин подери? Типа для уборочного инвентаря? — Недоверчиво переспросил Реддл.       Внезапно, но он начал проникаться приютским карцером.       В том доме безразличных социальных работников его среди других детей, казалось бы, ценили больше, чем мальчишку в семье.       Ожидаемо. Не у всех вышедших из приюта сладкая жизнь сложилась после обретения опекунов. Поэтому Том вел себя столь неприятно, пытаясь задержаться от жадных взглядов взрослых чуть подальше.       Но говорить с одним из тех пострадавших все равно виделось ошеломляющим опытом.       — Да. Чулан под лестницей метр на полтора без света и еды порой, а теперь попрошу опустить эту тему до лучших времен.       Том закусил губу, с усердием затыкая свой жадный до дальнейшего любопытства рот. Ему хотелось еще о многом спросить. Он почти почувствовал укол вины, но это было лишь неприятное эхо стыда, тут же пропавшего на заднем фоне, перекрытого его интересами.       Эмоции — это замечательный двигатель, но что такое мотор, без направления для механической работы?       Что такое жизнь без грандиозной цели?       Пустое существование, жаждущее скорейшей кончины.       — Ты хочешь умереть, потому что побывал за гранью? — В лоб спросил Том. — Что это вообще значит? — Он себя не контролировал. Он всегда умел ждать, его чувству такта не было равных, но почему он становится таким импульсивным рядом с ним?       Обычно Том настолько осторожен, что ищущих к нему лазейки людей это пугает. У него идеальный фасад, слизеринец не оставляет следов своих махинаций, и если ему и приходится жестко давить на людей, признаний они точно не сделают. А если лидер рыцарей Вальпургии вызнавал информацию, об этом даже не вспомнят на следующий день.       — Так называют людей, переживших смерть. Маглы, которым повезло перетерпеть такое, живут долго и счастливо, клиническая смерть, мол, повезло, но волшебники… более восприимчивы. — Гарри спрятал лицо руками, прикрывая утомленные глаза, чтобы хорошенько их потереть. — Авада отправляет душу прямиком на ту сторону. Она попадала в меня дважды.       — Как? Ты так и не объяснил мне в тот раз. — С неистребимой жаждой знать уцепился за вопрос Том, подойдя чуть ли не вплотную       — Не знаю. — Певерелл выдохнул в лицо сосредоточенному мальчишке, никак не реагируя на резкое нарушение пространства. — Неназываемый дважды использовал его на мне, но в первый раз мне повезло — мать что-то начудила. Впрочем, я так и не нашел даже упоминания о такой магии, хоть и перечитал все возможное. А во второй… сам не знаю, что это было.       Гарри действительно не знал. Может, дело было в том, что он являлся владельцем всех трех Даров смерти. Может, дело было в крестраже Тома, а может, в духе Дамблдора.       Может, его выживание — банально нечестивое сочетание всех совокупных составляющих.       Кто из живых способен дать ему точный ответ?       — В первый раз — это когда умерли твои родители. — Спокойно произнес Том, однако участник обсуждаемого события никак не отреагировал. Впрочем, это было даже ожидаемо. — Этот Неназываемый, кто он?       Сие наименование тоже вызвало буквально ничего в старшем волшебнике, хотя это впервые, когда Том прямо упомянул эту личность в их разговорах.       — Просто человек, который запутался. — Гарри хмыкнул, все еще немного разозленный чем-то своим, недосягаемым пока что для познания Тома Реддла. И напоминал тем самым тянучку, удовольствие от которой можно, ну, продлить на значительное время. — Ну, так-то нехерово он заплутал.       Как загадочно, невольно подхватывая саркастичные манеры Певерелла, подумал Том.       — Ты убил его? — Почти даже не спросил мальчишка, нагло подсаживаясь ближе.       — Да. — Кровожадно ухмыляясь, согласился с его выводом Гарри, не отстраняясь, несмотря на то, что чувствовал тепло тела рядом с собой.       — А в этом времени?       — Нет, сделал поинтересней. — Загадочно уведомил любопытного студента Певерелл, чем вызвал у того весьма забавный надутый вид.       — И что же? — Все же спросил Том, подозревая, что ему не ответят. Хотя, конечно, придерживаясь своей прежней позиции по их взаимным допросам… то есть разговорам, конечно: если зажиматься и не спрашивать, то уж точно никто ничто не скажет, а так хоть шанс есть, коли быть немножечко более настырным.       — Расскажу, когда вырастешь. — Неубедительно для Реддла отвязался профессор, вытянув ноги.       — Я стану совершеннолетним буквально через два дня. — Процедил сквозь зубы мальчишка.       — Все еще мелочь пузатая. — Цокнул языком преподаватель. Яростная физиономия Тома его забавляла — очевидно, девять лет разницы в возрасте не были для пацана чем-то столь существенным. — Кстати, какие планы на неделю после Нового года?       Вырвалось это, конечно, из него абсолютно внезапно, а даже вполне закономерно, но Певерелл все равно себя чувствовал неготовым к линии разговора, к которой сам же их и привел.       Но отступать, как обычно, не был намерен.       И даже мнение отпечатков его близких друзей в собственном разуме его нисколько не волновало.       — Постараюсь задержаться тут подольше или умаслить тебя вернуть меня в Хогвартс тайком. — Признал сирота немного печально и очень честно, чтобы потом устало опустить плечи, не получив от профессора ничего, кроме все нарастающего нетерпения. — Ну… а если нет, придется добираться до приюта.       А после, покосившись на дергавшуюся в уголках губ улыбку Певерелла, подозрительно кивнул.       — А может ко мне? — Улыбнувшись, выдал молодо выглядевший профессор.       С одной стороны, он будто разговаривал со сверстником, пытавшимся его закадрить. С другой стороны, если бы он разговаривал с человеком, пытавшимся его очаровать таким образом, то это бы нарушало все нормы трудовой этики, которые только есть.       Какой материал для желтых газетенок, с ярким удовольствием подумал слизеринец, в свое время прикормивший нескольких будущих воинов пера и чернил.       — Я думал, мы не настолько близки, но… — Многообещающе приготовился съязвить Том.       — В гости. На праздники. — Прервал Гарри, стараясь не смеяться от наглости ученика, да и сам Реддл не ожидал от себя подобных шуточек. Впрочем, как и от Гарри — предложения погостить.       — Ты… хочешь, чтобы я пожил у тебя? — Недоверчиво переспросил Марволо. Певерелл, вообще-то, просто хотел присмотреться к этому криминальному элементу вблизи.       Но раз так повернулся случай, почему бы и не захватить рыбку побольше?       — Конечно. Мне недавно удалось выкупить домик, оставшийся от таинственно почившего мага в самой лесной глуши. Отличный вариант. — Произнес, тонко улыбаясь, этот загадочный волшебник, любящий откровенно чернушный юмор.       Для стороннего человека слова Гарри прозвучали бы так, словно тот лично укокошил предыдущего владельца, чтобы получить себе базу на отшибе общества.       — Успокаивает. — Поддержал с серьезной миной самый частый собеседник Певерелла за последние несколько месяцев.       — Согласен? — С улыбкой маскирующегося маньяка переспросил Гарри, вступая в тонкие воды излишне близких отношений со студентом.       Он был уверен, панически воя запертый в собственном разуме, что Слизнорт определенно такого бы себе не позволил.       — Разумеется. — Том с самым миловидным выражением лица поднял брови в шутящей манере. Все это звучало, как бред сумасшедшего. Да, он определенно согласен.       — Там не особо-то дорого-богато. — Пошел немного на попятную Гарри из вежливости искренного предупреждения.       — Я не особо-то горю желанием мелькать в магловском Лондоне и снова торчать в парке круглыми сутками. Зимой. — Честно признался Реддл и обвиняюще уставился на мужчину напротив. Как будто хоть в чем-то из произошедшего со студентом вина этого волшебника. — За то лето меня чуть трижды не уволокли в армию! Положусь на твое чувство прекрасного.       — Даже облокачиваться на него не советую. — Гарри улыбнулся так тепло, что у Тома что-то перевернулось в грудной клетке. Его организм был истощен, порой он даже с трудом ходил, но сейчас ему казалось, что он может рекордсменом пробежать стометровку.       Мистер Помфри был милым и очаровательным мужчиной, хоть и проклинал буйного пациента, пока тот собирал вещи, стремясь смотаться.       — Мистер Певерелл, я вам устрою! Моя дочь в Хогвартсе от вас не отстанет!       — Ловлю на слове, док! — Улыбаясь, Певерелл просто кидал свои скудные пожитки сумку, чтобы те исчезли из видимого мира, будто сожранные черной дырой открывшегося зева.       — И чтобы пропили весь курс зелий!       — Так точно! — Шутливо приложив ладонь к пустой голове, сын Мародера с диким хохотом покинул своего целителя.       Поудобнее перехватив портфель с незримым расширением, Гарри бодрой походкой направился к палате Тома. Певерелл чувствовал себя великолепно — он отъелся на больничной еде, а тело прекратило быть таким преступно слабым. Сейчас ему вполне по силам даже вызвать Патронуса. Похоже, Помфри и его зелья действительно круты.       Реддл уже стоял готовый. Ничего не выражающее лицо с оттенком вежливости, выглаженная одежда, аккуратно уложенные волосы. Гарри не знал, как он это сделал после недели постельного режима, учитывая, что подросток проснулся буквально восемь минут назад.       Магия да и только.       Уже через мгновение они по очереди покинули зеленый пламень камина. Том, попав в ненавистную темноту незнакомого места, прошептал:       — Тут можно колдовать?       — Да, развлекайся. — Ответил ему тем же шепотом Певерелл, отряхиваясь от сажи.       — Люмос.       Свет на кончике палочки озарил помещение, в котором он оказался. Это была небольших размеров гостиная с маленьким камином, из которого они вылезли в глубоком поклоне из-за его скромных размеров, двумя креслицами и старым пухлым диваном непонятного синевато-голубоватого оттенка в углу комнатки у нескольких книжных полок.       — Сейчас, момент. — Гарри принялся шуршать газеткой у камина, пропустив момент, когда огонь потух. Послышался тихий треск и звук убираемой заслонки дымохода. — Можешь пока открыть во-он тот сундук?       Том подошел к небольшому «сундуку», больше напоминающему шкатулку, что лежал в одном из кресел наравне с кучей всякого барахла. Крышка тихо открылась, что-то щелкнуло, в воздух взметнулось несколько ослепительно ярких шариков, результат деятельности которых походил на лампы накаливания — комнату озарил яркий свет.       Том убрал палочку и смог, наконец, нормально осмотреться. Гостиная, как он понял, не была выполнена в едином стиле. В принципе, она была, как и преподавательская комната Гарри в Хогвартсе, обставлена с душой и изыском, а-ля «как пошло, так и поехало». Этим объяснялась совершенно несочетаемая друг с другом по стилю и цветам мебель, странный лоскутный ковер и белый махровый плед на кресле номер один, как окрестил Том высокое тускло-зеленое кресло со вставками из темного дерева и жесткими подлокотниками. Кресло номер два было низенькое, бардового винного оттенка и в нем, казалось, можно было утонуть. Или утопиться.       Камин был и вовсе в каком-то готическом стиле исполнен — черные металлические завитки и символ летучей мыши не говорили ни о чем хорошем. Тканевые обои нежного желтоватого оттенка украшены изображением маленьких птиц с красными грудками на ветвях старого дерева.       Том с интересом посмотрел на Гарри, что ехидно улыбался. Все лицо профессора выражало насмешливое: «Да, дружок, отныне ты обречен видеть это целую неделю!»       Реддла ничего не смущало, хоть он и был в гостях впервые.       — Твоя комната — за той дверью. — Улыбнулся Гарри. Том кивнул и удалился, чтобы разложить вещи. Он понимал, что может не вернуться в замок до окончания каникул, поэтому взял все необходимое на две недели. Комнатка была куда менее цветастой. Тяжелая темная мебель в виде платяного шкафа, кровати-полторашки и письменного стола с табуретом придавали ей куда более деловой вид, чем был у гостиной. На темно-зеленом покрывале лежал небольшой сверток.       — Тут что-то на кровати, куда я могу убрать?       — Ах, да! С Днем Рождения, Том! — Донеслось из кухни, которая, как выяснилось, располагалась за проемом в гостиной, прикрытым небольшой шторкой.       Подросток недоуменно потер шею. Точно, тридцать первое декабря. Отныне он совершеннолетний. Обычно про его день рождения всегда забывали, находясь в предвкушении праздника, да и друзей у Марволо, как таковых, особо не было. Шестикурсник думал, как подойти… к этому сюрпризу, мол, с палочкой или все-таки можно руками, но его отвлек голос Гарри:       — Кстати, подарки от твоих приятелей на кухонном столе! — После слов артефактора с кухни послышался звон, уханье совы и тихие ругательства. — Да не кусайся ты, пернатое чудовище, ищу я этот ваш птичий корм, ищу! — Рявкал Певерелл, необычайно шумный и жизнерадостный после выписки. Том зашел на кухню, находящуюся в полнейшем беспорядке. Благоразумно закупленные заранее продукты располагались на всех возможных плоскостях, а попытки черноволосого взлохмаченного парня убрать молоко в шкаф с чарами стазиса и охлаждения прерывал огромных размеров филин, усевшийся тому на голову.       — Похоже, он принял твою шевелюру за гнездо. — Изрек Том, аккуратно пытаясь стащить ополоумевшее животное с чужого черепа.       — Разговорчики! — Фыркнул Гарри, вручая филину целую коробку птичьего печенья, которую тот разорвал и, набрав в клюв побольше лакомства, вальяжно уселся на подоконник, ожидая, пока его царскому высочеству подадут питья. — Чтоб этих Малфоеев с их филинами. Я тебе сику на сраку натяну и хрюкать заставлю! — Озлобленно тыкал пальцем Гарри в птицу, наливая, тем не менее, наглому животному воды.       — Малфои? — Том взял в руки небольшую коробочку размером со спичечный коробок, внутри располагалась записка и небольшая серебряная булавка.       — А кто же еще? — Принялся вытряхивать из волос перья Гарри, припрыгивая на одной ноге. — Что-то не так?       — Записка. — Развернув маленький конвертик, Реддл жестко ухмыльнулся и мрачным тоном прочел: «Таким, как ты, в Хогвартсе сейчас не место».       — Интересно. — Протянул Певерелл таким скучным тоном, что мальчик не мог не предположить худшее.       Конечно, в случае профессора то частенько оказывалось истинным, но не имея доказательств обратного, всегда лучше попытаться сохранить хоть часть колоды при себе.       — Это угроза. — Попытался Том отвести подозрения, перестав сверкать безупречным рядом зубов.       Для такого… гриффиндорца этот человек очень и очень неплохо разбирался во внутренней кухне Слизерина, так что, возможно, это тщетные надежды. Но даже в том случае можно попытаться закосить под непонятливого дурака и выведать больше информации о мнении не отказывающей ему в таких ужасающих подробностях личности.       — Нет. — Гарри бережно взял коробочку в руки. Держал крепко, но не сжимая. — На Абраксаса надавили родители, чтобы он прекратил общаться с маглорожденными. Сейчас вокруг них некоторый, как бы, ажиотаж.       — В каком смысле? — Моргнул внешне расслабившийся ученик.       — Сам-то не понимаешь? — Отчетливо издевательским тоном протянул его визави.       Том призадумался. После смерти Миртл и исключения Хагрида редкие чистокровные с красного факультета действительно распустились и накидывались даже на него, Тома, старосту и любимчика преподавателей и старшекурсников. Это мог указать даже сторонний для их дома человек: изменения не громкие, но все же достаточно явные, чтобы кто-то с избирательно работающей внимательностью обратил ненужный фокус на происходящее.       Черт. Гриффиндорцев всегда тяжело контролировать.       — Совет председателей хочет сделать из Хогвартса школу для чистокровных уже много лет. Открытие Тайной комнаты и дух, что был там запечатан, а также твои действия в отношении Хагрида спровоцировали нападки учеников. Когда дарят иглы и булавки, следует воспринимать это как угрозу, несомненно. Но в данном случае — это определитель ядов. Крепится на воротнике одежды. Заставит закашляться, если выпьешь что-то не то.       Гарри казался серьезным и Марволо редко видел его таким.       — То есть, Малфой попросил держаться от него и остальных подальше, если я не хочу попасть под раздачу.       — Ага. — Прозвучало больше, как «йеп», но Реддл понял и сумел перевести с языка чудаковатого путешественника во времени на язык нормальных людей.       — А ты хорош в подобных вопросах. — Продолжил аккуратно Том, чтобы словить очередную подачу в лицо.       Гарри, как чертова плотина, думал он с восхищением. Если держит что-то, то чудовищно крепко, но если сдает, то всем напором водищи и мощи стихии.       — Не подумай, в моем времени все ненавидят Слизерин, как и многих чистокровных. Маги слабее, а традиции угасли. Предателями крови называют всех подряд.       — И как до этого дошло? — Уже не опираясь об стенку от потрясения, спокойно продолжил впитывать полезную для его планов информацию.       А Гарри был и рад хоть как-то попытаться предотвратить грядущую катастрофу, все еще смутно надеясь уйти из жизни до развязки.       В любом случае, это было бы… грязно. А жрал землю в своей жизни он уже предостаточно.       — Как раз из-за того, что у чистокровных не было мозгов. Они действовали грубо. Решили разобраться с маглорожденными силой, а те, как известно, часто на голову превосходят потомственного чистокровного из-за разбавления крови. Вот и огребли чистюли по полной. — С циничной улыбкой поведал это Певерелл, как сакральную тайну.       — Но ты считаешь, что они правы? — Нахмурившись, Том уже с совсем не приятной тоской предвкушал многочисленные бесплодные споры с очередным любителем простецов.       Хотя, это же Гарри. Может быть, он бы привел логичные аргументы? Разочаровываться так кардинально заранее было бы необычным в их отношениях.       — Волшебникам все равно не стоит уходить к маглам. Обычные люди боятся магии, как огня. А жить всю жизнь, отпаивая всех вокруг амортенцией или пряча палочку под кроватью — не жизнь вовсе. К тому же, от союза маглорожденного и магла рождаются сквибы или маглы. Ох, я звучу, как старик. Влюбись я в маглу, вряд ли бы все это меня остановило… — Закончил Гарри тихо, отводя взгляд.       Но у него перед глазами было достаточно примеров того, что столь близкое существование с простецами ни к чему хорошему не приводит.       В том воспоминании Принца-полукровки Поттер уловил достаточно намеков на личность мистера Снейпа, большое спасибо. Словить откровение, что его воплощенного школьного кошмара самого закошмарили в детстве, да и еще святая святым — собственным, живым, дышащим отцом, ему определенно не было нужно.       — Одно и то же ведь. — Указал на популярную точку зрения Реддл. — Сквибы и маглы.       — Сквибы видят магию, но не могут ей пользоваться. — Возразил Гарри, приподнимая брови в легком недоумении.       — Для большинства это одно и то же. — Пожал плечами Том, опираясь о ближайшую твердую поверхность.       Его собеседник внезапно резко ухмыльнулся, снова поблескивая стеклами очков.       — А если я тебе скажу, что у двух сквибов с большим шансом рождается сильный маглорожденный? — Коварным тоном, словно какая-то пародия на змея-искусителя, предложил этот… этот недо-сид.       Том нахмурился, непонимающе моргнув на целое мгновение, прежде чем в момент осознания с большим трудом сдержаться от красного словца.       — То есть, чистокровные борются с маглорожденными, которые появились из-за того, что эти чистокровные сами прогнали не одаренных магией детей в обычный мир? — Шокировано выдохнул Реддл, не видя перед собой ничего, кроме изумрудных глаз и маниакальной ухмылки напротив.       Сиреневый кухонный шкафчик великолепно справлялся с ролью его моральной поддержки.       — Бинго! Так работает не столь давно открытая генетика, братан. — Гарри поднял брови как бы в насмешке над этим миром. — Я уже высказывал одному приятелю в Министерстве свое недовольство. Теория подтверждена и всем плевать.       — И как доказать это остальным? — Облизнул губы Том, уже предвкушая объем необходимой работы.       Это… возможно это та самая революция, в толчке которой он так сильно нуждался для своих планов.       Хотя с этой информацией ему определенно придется отклониться от ранее проложенного курса, награда станет в тысячу раз слаще.       В легких он уже чувствовал фантомный запах грядущей свободы от мук общества, жизни и смерти. Только магия и полет расследований различных загадок, воплощение самой любопытной из которых сейчас присело прямо перед ним.       — Опрос и статистика. — Певерелл прищелкнул пальцами и, сложив те в пародию пистолета, медленным Люмосом выстрелил с кончиков. — Надо писать научную работу и не бояться нарисовать мишень на своей груди.       Том со всем возможным скепсисом наблюдал, как крохотный шарик света растворился напротив его сердца в небытие.       — То есть, ты знаешь, как решить весь этот бардак, но ни черта не делаешь? — Искренне возмущенно выдал Реддл, впервые себя чувствуя преданным жаждой помочь всем сирым и убогим профессора.       — Ага. — Гарри отвел взгляд от юноши со взором горящим. Помимо того, что он слишком стар уже для активной и бессмысленной суеты, Певерелл как-то и не задумывался бороться с данной проблемой. — Вся дилемма в том, что маги не держат все свое потомство при себе, а устраивают отсев и остальных отправляют подальше. Я-то причем, если люди — засранцы.       А еще те самые люди не любят, когда им указывают на их ошибки, а когда тыкнут носом в дерьмо по самые макушки, нихрена не делают, чтобы выползти оттуда.       Уж это за столько лет обучения Хогвартс смог вбить в пустую голову своего одного из самых бесноватых учеников.       — Если ты говоришь правду, мы должны написать эту твою научную работу. Она выгодна и чистокровным, и маглорожденным. — Том потеребил булавку в руке, оценивая риски. Пальцы, признаться честно, уже чесались взять в свою хватку перо, но с таким делом нельзя спешить. — Получается, мы все в чем-то одинаковы… — Добавил он тише, наклонив голову. — Кроме маглов. Если не будет маглов, не будет и сквибов. — Совсем шепотом проговорил мальчик, подозрительно для Гарри блестя глазами.       Несчастный, что, вероятно, провалил свой квест воспитания будущего маньяка в самом важном моменте, уже не грядущий герой предпринял последнюю попытку спасти человечество:       — Да ну те…       Как сказала бы жаба Амбридж: к сожалению, безуспешно.       — Ты тут можешь магическую Британию от вымирания спасти, между прочим! — Начал заливать определенно будущий профессиональный злодей.       Так они и начинают.       Гарри вздохнул.       Сначала цепляются вьюноши за крупные цели, потом расширяются в методах достижения, и вот, ты просыпаешься и понимаешь, что горячая кровь фонтанирует уже не только в полных гормонов телах.       — Опять мир спасать… — Он с обреченным лицом принялся раскладывать продукты, а Том подавился воздухом от уровня претензий этого чудака, хотя сам недавно пропагандировал его на похожий настрой. — Ладно, как скажешь. Времени хоть задницей жуй. Из-за лечения Помфри я могу протянуть, возможно, даже чуть более полутора лет. Эх-х, если бы еще магические силы начали нормально восстанавливаться…       Счастливая от праздника и новых знаний улыбка ребенка напротив него померкла.       Просто молодец, Поттер, прикрыл веки старший мужчина немного озлобленно на себя, не можешь найти себе понимающую аудиторию, не можешь сдержать свой язык и не испортить людям настроение.       — Я в восторге. — Хмуро забубнил Том, посматривая на свои руки, все еще холодные и с посиневшими ногтями, но куда меньше дрожащие, чем до лечения. Кольцо выделялось отвратным обручем. Он не знал, что делать с ним от слова совсем, но Гарри сказал не снимать. И Том не мог допытаться от него ответа.       Как и побороться с желанием Певерелла покинуть этот мир. Чувство полной бесполезности, охватившее его в эти зимние будни, вместе с повышением окружающей температуры не утекало, в отличие от холода в его конечностях.       — Как подарок? — Похлопав по плечу пацана, Гарри всунул ему бордовый особо уродливый носок с отчетливо твердой формой внутри. Вещица, с таким трудом сделанная Певереллом, оказалась забыта на столе в спешке разговора. Ребенок моргнул, заторможено приняв в свои руки это произведение искусства.       Пренебрежительно отложил на стол три упаковки шоколадных лягушек и парочку конфеток подозрительного цвета, как наткнулся пальцами на цепочку и потянул за нее…       — А? Точно… — Марволо мигом посерел, увидев и опознав то, что достал из импровизированного мусорного мешка. Недавно ушедшая дрожь в пальцах предательски вернулась. Драгоценность его предка лишь чудом не свалилась на пол. — Медальон Слизерина? Как… Где ты его достал?       Долгие годы он хотел получить хоть что-то от своей кровной семьи, а теперь Том знает, что это ужасные люди и они мертвы из-за его халатности, и эта цепочка просто жжёт его ладонь, оставаясь при том для мира приятно прохладной.       — Мне пришлось разобраться в твоем происхождении. — Произнес Гарри, как будто это было чертовски просто, а не настоящее детективное приключение с неясной наградой и времязатратами. — Твоя мать продала его в «Горбин и Беркс» за десять галеонов, но покупателя за все годы так и не нашлось — цену продавец нагнал дикую, да еще и большинство боялось, что медальон темнейшего мага несет какое-нибудь проклятье.       Известие о том, что какой-то человек еще до знакомства с ним, ну, как с ним, так сильно копался в его секретах, его прошлом, уже не столь сильно волновало.       Металл подарил парочку красивых бликов на свету. Мальчик, как зачарованный, провел большим пальцем по змее на лицевой стороне украшения.       Но…       — Как ты его достал? — Ежели продавец нагнал дикую цену, если обманул его мать…       Мраксы — люди ужасно гордые, как он успел выяснить. И в его матери тоже должна была быть хоть какая-то фамильная гордость, что бы дядя и дедушка с ней не сделали. Рассталась с реликвией семьи добровольно, следовательно, очень нуждалась в деньгах.       Продавец «Горбин и Беркс» ее обманул, когда его мать нуждалась в средствах больше всего на свете. Толкнуло ли ее это отчаяние в объятие смерти? Из-за этого ли она оставила его одного в мире, среди маглов?       — О, купил за десять галеонов. — Довольно улыбаясь, как какой-то опасный сытый зверек, выдал Гарри, и внутри грудной клетки Реддла что-то попустило.       Достоин ли он такой легкой награды после всего произошедшего? Вдруг в нем было что-то, потворствующее ужасающим сценам смерти родственников, из-за чего он так ужасно неохотно сопротивлялся такому? Он оказался слишком слабовольным, неспособным сопротивляться, недостаточно изворотливым, не столь... не Томом Реддлом, которого он так усердно создавал.       Это доставучие, навязчивые и банально глупые мысли, но мальчишка избавиться от них самостоятельно не мог.       Хотелось ворваться и вспороть глотки владельцам того магазина, но это так импульсивно, так не похоже на него... А поручить месть кому-то другому — значит, дать зацепку, указать, что что-то происходит.       Швырнуть потенциальным вредителям собственную руку с открытой раной, позволить в нее вцепиться отравленными недостаточной гигиеной зубами…       — Шантаж? — Выдохнул Том, пытаясь привести мысли в порядок. Так много эмоциональных потрясений расшатали его контроль, убив все попытки починить себя после одержимости.       А ленивая беседа туда-сюда немного даже успокаивала, когда привыкнешь к шокирующим темам, всплывающим в разговоре с этим человеком тут и там.       — Разумеется. Я знаю всех перекупщиков и поставщиков этой барахолки за последние десять лет, а так же перечень всего темного шламья, хранящегося на том складе. — Решив не задаваться вопросом о тонкостях операции, Реддл также внутренне согласился просто добавить новый пункт к своим наблюдениям о загадочном профессоре и не страдать личными кризисами по этому поводу больше.       С отпущением тяжелых мыслей цепочка из его личного наказания, ниспосланного ему за грехи, превратилась в обычную, пусть и красивую вещь. Все еще имеющую определенную ценность, как сентиментальную, так и историческую, но… предмет.       Предмет, который он страстно желает иметь, но позволить себе не имеет прав.       Иначе сколько долгов будет иметь на него человек, признавшийся в убийстве его будущего я?       — Я очень благодарен, но… — Том покрутил безделушку в руках, смотря на нее горящими глазами. Вздохнув, он отложил ее поодаль. — …я не могу. Эта вещь слишком ценная.       — В том-то и дело, что она только для тебя такая ценная. Только ты, змейка, сможешь использовать ее в качестве доказательства происхождения при всей этой суматохе с чистокровностью. Да и что мне с ней делать? Продать? Если мне нужны будут деньги, я достану любую сумму за пару дней, просто поставив на что-нибудь. Я же из будущего, не забывай. И я все еще могу за пару минут создать и продать крутой артефакт из старой бритвы и заварочного чайника, который будет, скажем… играть джаз?       — Иногда ты пугаешь. — Обмолвился Том, только недавно успокоивший себя о потенциальной опасности этого человека, как тот снова!..       — Да ладно тебе! Давай-ка отпишемся твоему приятелю, пока эта жуткая пернатая жуть еще тут.       — Зачем? — Немного не сразу сообразил мальчик.       — Ну, раз уж мы с тобой пишем это барахло. — Вздохнул Гарри, недовольно снимая и отряхивая пальто, чтобы в дальнейшем небрежно скинуть его на вешалку. Глаз одного страдающего в последнее время перфекционизмом старосты нервно дернулся от такого отношения к недешевой, вообще-то, одежде, но профессор, не обращая внимания на очевидные душевные муки своего гостя, бодро протопал на кухню, по пути безуспешно зачесывая излишне растрепавшиеся волосы вверх со лба прямо ладонью. — Нам нужны выписки из родовых книг у чистокровных, несколько подтверждений о приемах родов из Мунго, кое-какая информация о смене фамилий из Министерства, а так же истории происхождения маглорожденных. И чистокровные на тебе.       Не удержавшись, Том поправил пальто профессора, потом аккуратно примостил свою верхнюю одежду рядом, а уже после проследовал за распахивающим на кухне окно Певереллом.       Зябко поежившись от подувшего через отверстие морозного ветерка, мальчишка с тяжелым вздохом вернулся за шарфом в слизеринской тематике. В сочетании с чудаковатым интерьером этого дома его обыденная внешняя строгость в выборе моды выделялась бы, как ржавый гвоздь на полусгнивших досках, но, расстегнув верхнюю пуговицу, ослабив галстук и выправив рубашку чуть более небрежно, чем ему обычно удобно, мальчик почувствовал себя вполне вписавшимся, чтобы обратить внимание на то, что именно говорил на весь дом его собеседник.       — У тебя есть знакомые в Министерстве? — Неподдельно удивился Реддл, учитывая незабвенную необщительность профессора. Это с ним-то, как теперь известно юноше, тот общался, чтобы «спасти» — что бы в понимании чудака это не значило. А вот остальных очень явно сторонился, кроме тех, кто ему нужен, или тех лиц, избежать коих не вышло бы при всем желании.       Вроде неугомонного предпринимателя Поттера, преследовавшего несчастного профессора трансфигурации несколько месяцев так настойчиво, что стал бы притчей во языцех, если бы люди не были благоразумны не привлекать огонь внимания этого волшебника с иностранца на себя.       — Я там работал, так что, думаю, одна милейшая девушка мне поможет. А насчет Мунго — ну, будем мучить мистера Помфри. Уверен, мне удастся подсластить сделку, если я соглашусь с некоторыми его рекомендациями. — Мило улыбнулся Гарри, из-за чего Том хотел уж было недоверчиво на него уставиться, ибо принимать назначения целителя за простые необязательные к применению советы казалось уж слишком, но…       При упоминании неизвестной «милейшей девушки» юноша почувствовал столь неожиданный укол ревности, что тут же едва не уронил булавку.       Впрочем, если бы не, э, излишняя целеустремленность профессора, было бы странно обнаружить того одиноким, с такой-то фамилией, талантом и харизмой. Певерелл крайне популярный человек, как бы он не пытался затаиться в тиши безопасной безвестности.       — Понял, сейчас напишу ему. — Быстро согласился Реддл, уже прикидывая в уме содержимое послания, а после покосился на птицу Малфоя, чтобы в конечном итоге с сожалением повозить подбородком по собственным ключицам. — У тебя есть сова, чтобы отправить письма другим ребятам? И стоит использовать невидимые чернила…       Очевидно, судя по растерянной глуповатой улыбке его профессора, у того даже про сокращенный список ингредиентов для невидимых чернил уточнять не стоило.       — Э-э-э, похоже, придется нам заскочить в Косой ближе к вечеру.       Том только вздохнул и покачал головой, садясь за кухонный стол, на котором красовались тканевая скатерть в цветочек, смешные аляповатые салфетки и груда продуктов. Шедевральный натюрморт беспорядка.       Взмах палочкой, и к нему прилетают в руки пергамент и зачарованное на вечные чернила перо, которым тот принялся шустро скрипеть. Гарри не мог точно знать, сколько на самом деле человек будут подчиняться слову Тома. Достаточно одной записки Малфою. Уверен, тот верно поймет замаскированное послание о режиме глубокой конфиденциальности своего избранного лидера и разумно исполнит распоряжение.       Хозяин дома в это время неторопливо раскладывал продукты. Том удивлялся, что даже частично восстановив свои магические силы, волшебник практически не пользовался ими в быту. Певерелл был слишком простым человеком, что особенно удивляло, если знать его прошлое. Он мог буквально отгрохать себе особняк, но жил в маленьком домике в глубинке Швейцарии. Мог убить его, Тома, но предпочел во всем разобраться. У артефактора имелась непонятная система ценностей, неясное прошлое и еще более туманное будущее. Он будто не вписался в этот мир алчного безумия и борьбы за теплое место и не планировал как-то менять устоявшее положение дел.       Конечно, Лорд Волдеморт с готовностью бы оказал своему таинственному профессору подобное одолжение, если бы тот только попросил… Но в отличие от чудаковатого путешественника, Том знал о границах допустимого и разумного и не собирался лезть с непрошенной помощью, благодарность к которой не ожидается, сверх необходимого.       Отправив письмо, Том, немного замявшись, отложил палочку и предложил дополнительную пару рук в борьбе с грязной посудой. Есть такая полезная практика окклюменции, суть которой сводится в погружении в роль другого человека. Таким образом, бывший одержимый надеялся немного улучшить собственную ментальную защиту.       И может, если вникнуть в образ жизни этого мужчины, то когда-нибудь Гарри станет хоть чуточку более понятным.