Профессор Певерелл

      Чтобы посмотреть на здание школы, частенько приходилось задирать подбородок вверх, как и всяким прочим гордым британцам. С одной стороны, привычка держать голову в подобном положении крайне хороша в сие темные времена: все же это великолепная предосторожность против авианалетов — любимого средства террора против мирного населения.       С другой стороны, в этой надежной, прилично — как для волшебников, — защищенной крепости учатся дети, которых нельзя назвать самыми прилежными и заботящимися о собственной безопасности существами. Так что разумней назвать Хогвартс тренировочным полигоном для выживания юных магов.       И чтобы добраться до ближайшего поселения дружественных людей, нужно потратить как минимум пятнадцать минут, старательно обойдя по тропинке у крутого берега пугающее темное озеро с глубоким дном, наполненным различными существами. Четверть часа — это время пробежки для взрослых колдунов, естественно. Не для малышей с коротким шагом.       И все это великолепие окружено, разумеется, опаснейшим лесом, где можно убиться не только тем, что не смотрел под ноги. К сожалению для его здравого смысла и природной осторожности, вот именно лес его и интересовал в сей зимний вечер. Там, в самой чаще, на западной стороне в свое время бесконтрольно расплодились акромантулы, а на восточной слишком хороший обзор с трибун.       За замком, уже дальше, за полосой непроглядных деревьев виднеются определенно неподходящие для размеров Василиска скалы.       Вот и остается территория за озером, с южной от школы стороны, но на некотором отдалении от Хогмида.       Чтобы его посещения змея не казались подозрительными.       Это было единственное место без тварей ХХХХХ уровня опасности по классификации Министерства Магии рядом с замком. Василиск вполне мог бы занять эту невостребованную нишу.       Конечно, ему не стоило удивляться, что кто-то, мыслящий аналогичным образом, все же заглянул в это место. Например, клятый Феникс.       Каких Мордреда и Морганы?! Том, чтоб твое везение.       Альбус Дамблдор стоял посреди лесной поляны в абсолютно, совершенно идиотской мантии со звездами, праздно беседуя о чем-то с баснословно редкой птицей, как со старым другом. Судя по скопившемуся на не выбившемуся из ужасной стилистики колпаке волшебника снегу, торчал тот на открытом пространстве довольно долго. Том после мига ошеломления покачнулся, тут же прячась за ствол дерева. Некоторые секреты знать определенно опасно, а Реддл не вчера родился, чтобы не уметь различать такие вещи на элементарном уровне, не говоря уже о том, чтобы предполагать последствия, если его поймают…       Пламя иррациональной надежды горело не долго. Едва мальчишка успел прижаться к коре дерева и задержать дыхание, начиная суматошно планировать побег, как был оттуда сиюсекундно вызван.       — Том, я вынужден все же сообщить, что даже старостам Хогвартса запрещается своевольно ходить в Запретный Лес.       Черт. Его подбили.       — Тем более делать это ночью.       Корабль убит.       Реддл со старательно виноватым лицом вышел из-под сени векового дуба. Что же, у него очевидные проблемы.       Похоже, ему стоит попрощаться со своим значком старосты. Разочаровывающе. Ему еще столько предстояло нагнать в Запретной Секции…       И на факультете его авторитет пошатнется… Может, разве что только с рыцарями последствия удастся смягчить, выдав некоторые карты.       Например, Феникс. Вопрос, какого такого хвосторога, все еще крутился в голове Тома, чего нисколько не умалял строгий взгляд профессора. Он к своим неудачам относился жутко болезненно, но эти неудачи преследовали его на диво часто, так что он давно выработал в себе привычку к тому, чтобы философски абстрагироваться от них до лучших времен.       Он знал, что истерика и ярость нахлынут на него только под утро, в спальне или в пустом кабинете. Его устойчивость стала лучше в последние месяцы.       — Признаю свою вину, профессор. Мое любопытство победило меня, я увидел красную вспышку, когда дежурил на астрономической башне. Нисколько не хотел нарушать ваше личное пространство. — Ответил Том, держа взгляд в сторону глаз профессора. По крайней мере, последнее было правдой, но только потому, что он совершенно не ожидал обнаружить учителя ЗоТИ здесь.       Настал, значит, черед для ухабов его линии жизни? В свое время в раскладе судьбы на самых ранних уроках уважаемого профессора Трелони он получил в том числе и Колесо Фортуны.       Хотя на первой паре в этом году ему выпали Император и Башня, неприятно вторя некоторым гаданиям ранее.       Провидица, правда, тогда задержала его после урока. Налила ароматный чай с неуловимым цветочным привкусом и, пододвинув ванильные булочки, предупредила, что этот год для него особенный. К чему бы не обернулись принятые им сейчас решения, они могут пошатнуть даже его линию судьбы.       Она будто боялась, что это произойдет. Будто его линия была вовсе не таковой, будто это какая-то полоса, с которой он случайно сошел.       Это было… неожиданно, не сказать иначе. И в то же время как-то ожидаемо. В существование Тома вошла только одна такая взрывная и загадочная, как Джокер, переменная.       Гарри Певерелл.       Том верил в Судьбу и верил Предсказаниям гадалки, хоть то и были лишь мелкие оговорки, не способный вот так просто отмахнуться. Тем более, чему-чему, а дару семьи Треллони отдавали должное многие поколения волшебников.       Знать теперь, что у этого человека есть власть так кардинально изменить его будущее… будоражило. До трясучки конечностей пугало.       Не менее сильно тревожил мистический зверь, что смотрел нынче на него неотрывно, как и всякие гордецы такого толка, а потом издал какой-то совершенно чудной звук. Том опасался, что птица могла почувствовать ложь даже через его щиты разума, проскользнуть через них незамеченной, воспользоваться лазейкой, любой из тех, что он еще не ведал. Все же, копаться до глубокой ночи на поле для квиддича, а потом вновь сбегать из замка… ему не могло слишком повезти, верно? Том же не из тех парней, что родился с золотой ложкой во рту… ему нужно выцарапывать себе каждую из предложенных других возможностей.       И это действительно была редкая возможность: дежурил профессор трансфигурации, спокойно относящийся к его шатаниям по замку. В целом, уверенный, что Том пошел до спальни. Впрочем, даже Гарри наверняка наподдал бы ему за прогулки по Запретному лесу. Нет, определенно сделал бы это. Том насчет безопасности леса иллюзий не питал.       Не напрасно тот все же считается закрытым для студентов.       — Иногда я удивляюсь, почему не Рейвенкло? — Хмыкнул Альбус, копошась в чудовищно больших внутренних карманах собственной мантии и доставая оттуда сушенные ягоды на прокорм фантастической птице. — Впрочем, я рад, что ты не попал в адское пламя Гриффиндора.       Том искренне внутри мыслей перекрестился от ужаса одного воображения. Любит же профессор подкидывать его представлению столь ужасные картины!       — Думаю, я бы этого не вынес. — С комом в горле от прилившего страха выдавил студент, вежливо улыбаясь.       Раньше, когда он еще не владел его личным даром сохранять эту извечную маску в полной мере, такое длительное пребывание на стуже заморозило бы его гримасу и окрасило его щеки в румянец.       Теперь же Том не имел оправдания способностями и скулы его белели вовсе не от холода.       — Думаю, ты бы возглавил это безумие. — Продолжал спокойно самый ужасный преподаватель для одного наследника Слизерина, будто не решалась жизнь одного старосты здесь и сейчас. Хотя к чему спешка? Просто тянет время в горькой муке. — Кажется, Фоукс тебя узнал.       …и переводит на совершенно непонятно как относящиеся к делу темы.       — Фоукс? — Вежливо поддержал разговор Том, смутно надеясь, что недолюбливающий его профессор банально забудет об обстоятельствах их встречи. Конечно, если мечтать не вредно, то можно и помечтать, не так ли? — Я не знал, что фениксы могут водиться на этих землях.       В свете луны глаза поймавшего его в сетки правил волшебника сверкнули, как звезды, чей свет порой заграждается темными тучами, лениво размечающими свой путь на ночном небе.       — Не могут. Фоукс старый друг моей семьи. И я был бы очень рад, Том, если бы ты не стал разглашать информацию о нем. — Мягко сказал Дамблдор, а Том почувствовал в груди злорадное облегчение. Похоже, репутация у него не пострадает. Никто не узнает об этом разговоре.       А еще он случайно узнал важный секрет, который и позволил ему выплыть из этой неприятности невредимым.       — Да, профессор. — По привычке угодливо улыбаясь, отозвался Том.       — Это не избавит тебя от наказания дежурного преподавателя. — Заметил профессор пространно, но Реддла это уже мало волновало.       Тем более, профессор Певерелл не возражает против переговоров. Жизнь налаживается.       — Конечно, сэр. — Послушно отозвался староста и, не в силах сдерживать любопытство от открывшей возможности благодаря сравнению с факультетом умников, легко уточнил: — Могу я поинтересоваться?       — Ты можешь попробовать. — Мягко улыбнулся профессор, слегка огладив птицу по хохолку. Та, хлопнув широкими крыльями, исчезла в прекрасной вспышке пламени.       Том, немного помолчал, растягивая наслаждение от великолепного зрелища, отпечатавшегося в его памяти, но после обернулся лицом к терпеливо ждущему его вопроса мужчине.       — Что значит, что он меня узнал?       — Твоя палочка носит в себе его перо. — Задумчиво произнес волшебник, крутящий собственный магический инструмент в пальцах с зажженным на кончике Люмосом. — К слову, редкий случай, Феникс…       — Дал два пера за раз? — Непроизвольно прервал Дамблдора не ожидавший такого совпадения Реддл, чтобы тут же так же непреднамеренно поджать губы.       Он не хотел, чтобы этот волшебник хоть что-то знал об его жизни. Даже если тот выяснил с помощью этой непреднамеренной встречи лакомые факты самостоятельно или с подмогой своих необыкновенных приспешников.       — Да… — Удивленно протянул Альбус, подходя ближе. Свет в его руках раздражающе колебался в разные стороны при каждом шаге навстречу к молодому человеку. — На самом деле, Фоукс за всю жизнь дал много перьев, но только два из них стали сердцевинами для палочек. Откуда ты знаешь, Том?       Очевидно, что Олливандер бы не выболтал такую любопытную информацию случайному студенту. От подспудного раздражения потомку прославленного Слизерина хотелось сжать зубы до скрипа, но он слишком заботился о здоровье своего рта, чтобы поступать подобным безбожным образом.       — Профессор Певерелл сказал, что моя палочка является близнецом его. — Аккуратно выдал информацию Том, чтобы не казаться совсем уж подозрительным. Как говорится, показать часть карт, чтобы получить свой куш позже.       Но, судя по откровенно ошеломленному выражению его самого нелюбимого учителя, подарил он куда больше, чем знал уже сам.       — Ох, это… — Не нашелся даже сразу со словами обычно прекрасно выражающий свои мысли Дамблдор. Вероятно, Певерелл все же утаил от Тома часть информации. Вариант того, что тот не знал что-то компрометирующее, сам Реддл отложил на проверку позже, отчего-то чувствуя горечь в глубине рта. — Не обычно. Думаю…       Взгляд рыжего мужчины поднялся за плечо студента, и Альбус моргнул, умолкнув.       — Гаденыш! — Внезапно Тома схватили за ухо и он, не слышавший даже шороха, протяжно охнул. — Простите, Заместитель, не доглядел.       Молодой мужчина выглядел виноватым, и Альбус с трудом сдержался от глупого хихикания, настолько взмыленным казался профессор трансфигурации, все еще держащий ойкавшего студента за покрасневшее ухо.       — Я думаю, не стоит лишать мистера Реддла значка за его любопытство. — Лукаво улыбаясь, всегда загадочный мудак Дамблдор подмигнул старосте Слизерина. — Но штраф и наказание не помешает.       В глубине своих мыслей молодой глава Вальпургиевых рыцарей думал, чего будет стоить ему в конечном итоге такая неожиданная доброта. После этой встречи он оказался в большем минусе, чем планировал.       Чертов Певерелл.       — О, это я умею. Доброй ночи, Альбус. Пошли! — Том старался не ойкать, спотыкаясь, но шагая по стылой земле вслед за ведущим его прямо за ухо суровым преподавателем. Еще в тот самый орган слуха шипевшим нотации. — Совсем ополоумел?! У тебя одна жизнь, Том, это не смешно!..       Профессор ЗоТИ долго смотрел им вслед, а после, пробормотав «Нокс», перевел взгляд на темное небо, решив насладиться прохладой ночи еще немного.       Надо же, близнецы. Жизнь полна удивительных совпадений.       Остальная часть суток до рассвета прошла далеко не так интересно.       Мягкий белый свет заливал помещение через открытое окно. На улице, казалось, было зябко и туманно, что, впрочем, не страшило пребывающих в комнате людей — оба просто поплотнее закутались в свои свитера.       — Ты пропустил завтрак. — Гарри бухнул пакет с сэндвичами на стол, сладко зевнув и тут же возмущенно дернувшись — маленькое жирное пятнышко начало проявляться на коричневой бумаге, рискуя запачкать гладкую поверхность парты. Он нехорошо ругнулся, когда ему пришлось подхватить сверток и начать выискивать более подходящее место.       — Угадай, из-за кого мне пришлось досыпать необходимое? — Том листал учебник, в сонном раздражении наблюдая за мельтешением преподавателя — тот отвратительно бодр и выглядел таким же нездоровым, как и обычно. Можно сказать, это его нормальный вид. Студента же ночная вылазка на поле для квиддича не шибко радовала и делала мрачнее тучи. Именно из-за пропуска приема пищи он пришел на занятие почти на полчаса раньше и теперь измотанно делал заметки к будущему эссе.       Голод пока что не проснулся, но Том уже предвкушал мерзкое чувство в животе, которое сделает его злее, чем обычно. Слизеринцы опять начнут от него отталкиваться, как железная стружка не от того полюса магнита.       — Бурную ночь с тобой не упомню, я лишь занимался проверкой контрольных. — Пожал плечами Гарри и противно оскалился. Том сдержал выражение удивления, что у этого психа хватило сил еще и на занудную работу. Сам Реддл, как дошел до собственной спальни, почти сразу же отрубился, кое-как перед этим дисциплинированно переодевшись. — Может быть, ты про тот выход на поле? Время-то детское. Ой, точно, ты же еще ребенок. Или ты про то, мелкий засранец, что заполз в долбанную лесную чащу, хотя мог попросить меня сходить с тобой, коль нужда приперла?       Том бы не воспользовался этим предложением в данном случае, не слишком доверяя такой ужасно опасной личности, как профессор Певерелл, но мысль о самой возможности воспользоваться его помощью звучит слишком заманчиво, чтобы быть правдой.       — Ты бы действительно сходил со мной? — Немного неверяще бросил студент взгляд из-под бровей в сторону этого невозмутимого человека.       — Зависит от причин. Думаю, да. — Гарри спокойно кивнул, не бросая резкий изгиб губ, и зловеще прошептал: — Но наказание тебе все равно грозит.       В отличие от магловских школ, где ученика на потеху публике оголяли и били розгами по пятницам в особо неприятных случаях, в Хогвартсе благодаря магии к наказаниям ранее относились более… творчески, хотя особо мягкие преподаватели не применяли подобные методы воспитания.       — И что это будет? Подвесишь на цепях? Отходишь палкой? — Скучающе уточнил Том, предполагая отделаться вечером легких побоев, все же особо изощренные пытки учеников под прикрытием дисциплины запретили еще в прошлом веке. Но эту мысль пришлось отложить, когда Гарри, отпуская дурацкую улыбку, глянул на него с испугом, все еще маясь с пакетом.       — Я… что, совсем больной? — Удивился он в легком шоке, но тут же заставил себя перемениться в лице, прикрывая глаза. — Обойдешься. Будешь ставить дисциплину в классе первокурсников. Месяц.       — Что?! — Судя по лицу Тома, тот предпочел бы получить сто ударов по ладоням какими-нибудь магическими розгами с эффектом затрудненного заживления ран.       Хотя что такого ужасного в возне с детьми, Гарри взять в разумение не мог. Ладно его малыши вымораживают до трясучки, — собственно, отсюда и идея подобного наказания, чтобы облегчить себе работу, — но почему Реддл, что в его прошлом-будущем грезил о преподавательской должности, отказывается от такой прекрасной возможности получить подготовку?       «Может, считает свои навыки недостаточно превосходными для подобной роли?» — Недоверчиво предположил Поттер и тут же отбросил мысль, как откровенно бредовую.       — Ага. Сам правила нарушаешь — будешь жертвой той же дряни. Хотел ведь стать преподавателем? Дарю. Ты помешал мне гонять чаи со Слизнортом, а это уникальная возможность. Он единственный более-менее приятный человек здесь, который при этом тактично не лезет в мою жизнь и не говорит мне о моем больном видочке. — Гарри перехватил серый пакет с едкой ухмылочкой.       Том, чтобы не приносить большее удовольствие изощренному садисту, смирился хотя бы для виду. Конечно, помимо прочего, ему все еще было жутко интересно, как этот чудак умудрился отследить его. Чуть позже, после некоторого периода качественного наблюдения, он, вероятно, уточнит этот вопрос у первоисточника, если не обнаружит ответ самостоятельно.       Но планы его мирно наблюдать опадали прахом, потому что смотреть, как другой носится так с едой, казалось преступлением против собственного пустого желудка, поэтому Том споро сцапал сэндвич из рук профессора, избавив того от задачи, куда бы деть завтрак. Вообще, девчонка курсом младше выловила его в коридоре и всучила краснобокое яблоко, которое юноша уже в кабинете кинул на собственный стол с нескрываемой ненавистью, хотя буквально пару минут назад принял презент с вежливой и очаровательной улыбкой.       У девчули той морщины гнева, несоответствующие ее молодому возрасту, впавшие глаза, большой, слегка приподнятый нос, отчетливо видимая носогубная складка и широкие губы. Это чудо красоты носит скучные жиденькие две косички и аккуратную женскую версию формы Слизерина. Она определенно не выделялась особыми талантами, что, вкупе с внешностью, давало ей не столь много шансов на удовлетворяющую ее помолвку.       Том не считал это оправданием, но на Слизерине уважали любые методы. Тем не менее, вечером этой младшекурснице достанется очень, очень сильно, о чем она будет помнить еще долго.       Не то, чтобы пара шрамов сильно испортит ее ситуацию. Возможно, Тому стоит поднять компромат для более глубокого закрепления урока?       — …решил меня соблазнить? — Гарри с сомнением вздернул бровь, беря откатившееся в его сторону яблочко и начиная перекидывать то из руки в руку.       — Меня решили соблазнить. — Презрительно скривился староста Слизерина, надкусывая таки преподавательский завтрак. Если Гарри все равно не съел, то чему добру пропадать? — Оно с амортенцией. Такая трата хороших ингредиентов и фрукта…       Певерелл приподнял бровь, но не удивился: девчонка не блистала внешними данными и вряд ли была достойна столь выдающегося студента по другим параметрам. Ее дар — настоящее оскорбление для столь разумного молодого мужчины.       — Ну, это тем понятней, чем интересней у тебя предпочтения. У меня вот мёд, корица и полевые цветы. Я бы заточил, раз уж тебе так грустно просто выкидывать его в мусор. — Недолго думая, парень откусил приличный кусок и немного пожевал. На минуту проснувшийся аппетит пока держался. Может, подлить себе в еду амортенцию, чтобы хоть сколько-то начать есть, пока он не превратился в чертов скелет и кучку нервных окончаний? — М-м, запах полироли портит все удовольствие.       И вряд ли мясная подлива, подаваемая сегодня, хорошо сочетается с ароматом патоки. Разве что для какого-то гурмана-извращенца. Хотя еще есть вариант с саше…       Том чуть не подавился ветчиной и подскочил к профессору, игнорируя застрявший поперек горла кусок и прочие препятствия в форме мебели.       — Головой ударился?! — Вскрикнул он, выхватывая из рук преподавателя травленный плод и тут же, не глядя, бросая его в урну.       — Ого… — Подивился реакции Реддла препод, лениво оперевшись о собственный стол, пока студент кружился вокруг него взволнованной мухой.       Было мимолетное сожаление, что съесть яблоко полностью не дали, но то вскоре ушло, сменившись интересом с забавного поведения вечно прохладного старосты факультета известных интриганов.       — Выплюнь эту гадость! — Продолжал отчего-то настаивать тот, отчаянно копошась в карманах в поисках универсального антидота. Собирался он сегодня немного рассеянно, так что ничего удивительного, что из-за такой небрежности на прежнем месте спасительного камешка не оказалось.       — Ничего не гадость, зелье приготовлено отлично. — Гарри под сверкающий на свету взгляд отличника прочистил горло, давая понять, что яблоко он уже проглотил. И улыбнулся несколько провокационно, смягчив голос: — Как там зовут твою девчонку?       Родовое имя-то он знал. В этом плане потомственные волшебники очень удобны. Одни и те же лица, одни и те же фамилии, только корректируй в памяти личность под каждым именем и все.       — Одумайся, ты преподаватель! — Реддл оторвался от поисков, чтобы швырнуть в сторону выхода сложносоставное запирающее заклинание. Конечно, вряд ли сдержит волшебника уровня его учителя надолго, но там он уже найдет этот дурацкий камень и запихнет ему в глотку!       — Да я не об этом. — Махнули ему рукой небрежно, никуда не двигаясь с места. Половина минуты давно прошла, и теперь Гарри с интересом наблюдал за действиями подростка, гадая, что тот вообще делает. Нет, безоаром себя накормить бы он не дал, все же тот та еще гадость, в его случае вообще бесполезная гадость, убивающая любые намеки на аппетит. Последнее в принципе преступно с его худобой. — Если она на четвертом курсе такое кашеварит, то у нее талант.       Конечно, талант не уровня Гермионы, сумевшей сварить Оборотное на втором курсе, но все же вполне неплохой результат. Едва-едва, но выбивающийся из общей массы.       — Окстись, она тупее тролля в этом предмете. Паркинсон только в боевой магии дай Бо… Мерлин, что-нибудь понимает. — Том шарился уже в своем портфеле, разбрасывая по столу ранее аккуратно сложенные пергамент и чернила. — Да где же этот чертов безоар?       Ей кто-то другой его сварил? Эффект менее мощный выходит в случае, если магия, используемая для создания зелья, не совпадает с частичкой цели «любви». Самое то, чтобы дать тонкий намек на благорасположение.       Мелкие флаконы ослабленной амортенции продаются в волшебных лавках чуть ли не как духи.       — Да? Жаль, я уже думал, что за юное дарование… Впрочем, воспитательную беседу все равно надо бы провести. — В конце концов, отрава изначально предназначалась Тому, а не ему. Все же применять такое зелье в принципе не этично… и очень опасно, учитывая и так асоциальные наклонности мистера Реддла. Что тот будет творить, получив объект привязки, страшно представить. Даже если зелье использовано в такой малой дозе, в случае Тома это все еще может обернуться неприятными эффектами. — Кстати говоря, безоар не отменяет действие Приворотного Зелья.       — Но может отсрочить начало эффекта!.. — Возразил студент мимолетно бросив на профессора, надкусывающего очевидно опасные вещи, резкий взгляд.       — Прошло уже больше тридцати секунд. — Отрезал Гарри четко.              Удивительно, но, имея довольно скудные для Мастерства в области артефактов знания зелий, он недурно ориентировался в отравляющих эффектах всякой гадости. И в том, как им противостоять.       — Черт. — Марволо с силой, которую Гарри не ожидал от такого ботаника, ударил ладонью по парте, отчего пергаменты попадали на пол. И резко поднял голову, уставившись темными, будто поглощающими бьющий из окна утренний свет, очами на отравленного профессора. — Стоять, тогда почему ты еще не истек по ней слюнями?       Ему давно уже пора запомнить, что если этот человек не реагирует, то либо ситуация не стоит его внимания, либо он уже сделал все возможное и просто ждет у моря погоды. Ну, если это не касается смертельной опасности — Том не удивится, если полоумный артефактор каждый вечер играет в русскую рулетку — настолько явную незаинтересованность в пребывании на этом свете он демонстрировал всем своим существом.       Когда в классе что-то взрывалось, Гарри даже не моргал. Реддл передернулся от неприятных воспоминаний о нежеланной подработке помощником профессора, которой теперь ему навалят за самый шиворот. Чертова мисс Финниган до сих пор в его личном оранжевом списке. У девчонки работало в реакции даже то, что в принципе не должно было это делать.       Некоторые подпалины, сохранившие свой след в этом кабинете, например, как здесь, на стене у окна на уровне крепления гардин, даже сильной магией не стирались.       Том передернулся снова. Это было Спанджифай, драклово Смягчающее. Реддл готов был поклясться, что даже тот мальчик со второго курса, которому словно прокляли язык невнятностью, даже тот ребенок такую дичь не творит!       Конечно же, Гарри все равно на его застоялый гнев, который настораживает до дрожи в теле иных его друзей. Этот чудак порой ведет себя так, что складывается впечатление, будто он наслаждается его злостью, что частенько доводило до мелкой трясучки новой порцией гнева.       Конечно, Том не верил, что дело в этом. Скорее всего, это просто неправильное сопряжение их волевых личностей. В конце концов, Гарри потенциальный самоубийца, а не мазохист.       — Ну, Приворотные зелья меня не особо берут. Я быстро вырабатываю невосприимчивость к ядам, которыми меня поят, а в школе меня всяким барахлом буквально затравили. Эх, молодость!.. — Профессора так ностальгично вздохнул, будто это приятное воспоминание о пребывании в учебном заведении, а не чертова катастрофа для Попечительского совета и чудовищный стресс для пострадавшего ученика.       — Это чем же тебя угораздило? — Реддл лелеял скудную надежду, что это действительно что-то несерьезное, вроде болтушки для молчунов, а не…       …но зная его профессора, там действительно должен оказаться какой-нибудь яд.       — Ну, зелье доверия, морочащая закваска, амортенция, зелье забывчивости, кучи ядов по типу Вредящего зелья… — И без того бледнолицый брюнет почувствовал, как в огонь его жгучего гнева подкинули еще пару дров. Ему было сложно представить кого-то, подсовывающего подобное ребенку.       Черт возьми, дети-волшебники должны быть неприкосновенны. Каждая капля волшебной крови священна!       Как взрослые вообще могли допустить подобную ситуацию? Даже ему на Слизерине в первое время было не так сложно выжить.       — Ты что, был военнопленным? — Если честно, то это единственный разумный исход. Хотя, кто будет держать такого подростка в школе, тот еще вопрос.       Голова начала болеть не только с недосыпа, но и с бури нежелательных отрицательных эмоций, у которых, вопреки обыкновению, не имелось порядочного выхода. Том тяжко вздохнул. Проклятый Певерелл и его ужасные истории из детства.       Его рыцари, в частности те, у кого есть родственники в Америке, отправили аккуратный запрос информации домой, но пока ничего полезного, что Гарри не рассказал бы сам, не нашли. И нельзя предполагать, что такая обаятельная, пусть и до крайнего замкнутая личность, как Певерелл, совсем без друзей. Гарри не называл имен, почти не упоминал близких — редко, будто через силу и только иногда проскальзывало что-то… в прошедшем времени.       Этого ведь не может быть? Все?       Том посмотрел на профессора еще раз. По человеку было понятно, что у него никого не осталось, но Том почему-то никогда не придавал этому должного значения. Будто его неспособность сближаться была столь же естественна и для Гарри, словно они из одной лодки вылезли.       Нет, он обдумает это позже.       Профессор может понять превратно, если узнает, что на него копают информацию. С паранойей преподавателя есть существенный риск, что он банально скроется так, что никто никогда не найдет, и прощай удобный источник любопытной информации для Тома Реддла.       — Военнопленный, м? А, бывало, но в плену меня просто легонько пытали. — Гарри припомнил веселое времяпровождение в поместье Малфоев и бесчисленные Круциатусы, от одного воспоминания которых к горлу подкатывала тошнота и кровь застывала в жилах. — Дети порой пугают в своей необдуманности. Не каждый понимает, что испытывает человек, которого опоили. Для них это лишь игра да романтика…       — Ты был так популярен? — В принципе, складывается картинка как для полностью безнадзорных подростков, привыкших творить произвол.       Эссе лежало на столе подзабытым. Какое счастье, что Том делает уроки заранее. Конечно, это выбьется из его строгого графика, но он может внести коррективы для получения дополнительных сведений о самом дружелюбном, но закрытом типе из профессоров.       — Да не сказать, чтобы. Ко мне редко кто подходил, наоборот, народ меня остерегался. — Гарри принялся искать, за что зацепиться взглядом. Он обратил внимание на кувшин с водой и парочку граненых стаканов, расположившихся на чистой белой салфетке. Мужчина держал все это для учеников, у которых частенько пересыхало в горле от бесчисленного повторения формул и заклинаний. Разок дети даже убедили его устроить небольшое чаепитие — шестикурсники — во главе с Реддлом, разумеется — были на удивление обаятельными и наглыми.       — Тогда почему? — Продолжал задавать вопросы любопытный ученик, опираясь кончиками пальцев о щеку. — И за что тебя можно остерегаться?       — Первое — не знаю. Второе — много за что. — Гарри пусто улыбался. Том смотрел на него с ничего не выражающим лицом в страхе показать лишнего.       Порой казалось, что он видит этого человека насквозь, а в другой раз вспоминал — ничего не знает о нем. Даже имени. Только одно его успокаивало — когда Том рассказывал что-то о себе, Гарри делился правдой о своей жизни в ответ. Разумеется, никто из них не знал, можно ли назвать этот негласный каждодневный обмен выгодным и безопасным. Но торг неумолимо продолжался.       — Знаешь, у меня тоже иммунитет к амортенции. — Сказал вдруг слизеринец после непродолжительного молчания, поселившегося в кабинете, пока профессор, не отрываясь от разговора, продолжил приводить свои дела в порядок к следующему уроку. — Она на меня не действует, я даже не чувствую ее запаха. А на вкус она такая… мерзко сладкая. — Последнее он высказал с гримасой отвращения. Зеленоглазый мужчина перед ним изумленно раскрыл глаза на данное мальчишкой описание. Ему всегда это зелье казалось оскорбительной безвкусицей, уж на фоне-то богатого аромата. Но то был Гарри, который давно потерял вкус к нормальной пище, а это Том, выросший в приюте без грамма сахара даже по праздникам. Непонятно, вызвана нелюбовь Реддла к сладкому индивидуальными особенностями или же просто самовнушением, чтобы не было так обидно. Все же, ну, дети любят сладкое, а когда у тебя даже нет возможности вкусить такое простое удовольствие… — Я даже не сразу понял, что стало с моей едой где-то после третьего курса, а когда узнал… Меня этот привкус до сих пор преследует. Как ты можешь брать в рот такую дрянь? — Спросил он с надеждой на истину, посматривая в сторону мусорного ведра.       Промахнулся. Красивое красное яблочко лежало в двух скромных шагах от изначальной цели попадания.       Отравленное, от него даже не пахло яблоком, не то, чтобы чем-то еще для Реддла. Как будто что-то, задетое «любовью» для него в мире больше вне досягаемости.       — Я знал, что мне всякого подливают. — Выдохнул Гарри, по справедливости оценив жест оппонента. Облизал высохшие губы. В элементарном заземлении коснулся к дереву стола и с горькой улыбкой продолжил историю его личной несправедливости. — Только вот я не мог высказать что-то против в большинстве случаев или просто игнорировал. Мне даже «повезло», что я получил ранение с ядом василиска, а после меня вылечили слезами феникса. Тогда мой организм стал со временем вырабатывать иммунитет почти ко всем зельям, к которым не подмешивались специальные добавки. Хотя тут мне помогла и моя подруга. Вечно очень уж она беспокоилась о моем здоровье.       Вот оно, снова. Будто нет уже этой подруги.       Гарри потер переносицу, вспоминая, как Гермиона подшивала безоар к рукаву его мантии. Только вот обезболивающие и исцеляющие зелья тоже прекращали на него действовать мало-помалу.       — И кто это делал? Где ты вообще наткнулся на василиска? — Не то, чтобы это было особо сложно: хоть выведение этих злобных тварей запрещено еще в Средние века, темные маги по всему миру легко могли скрыть совершаемое преступление, банально разлучив жабу и куриное яйцо. Вот только, чтобы вылупившегося короля змей контролировать, одного дара змееуста недостаточно: на том в свое время погорели темные маги из Индии. Несколько волшебников погибло, прежде чем гибрида прикончил вскрик петуха.       Потому многие здравомыслящие волшебники и не пытались больше воссоздать это существо из методички Герпия Злостного «Как стать Темным лордом», но идиоты, как говорится, найдутся везде.       Гарри же не хотел отвечать. По большей части, врагов у него было хоть отбавляй. Но были и «дружеские» порывы — люди из Министерства, преподаватели, члены Ордена…       Миссис Уизли как-то очень обеспокоилась его кошмарами, да так, что наварила зелье «Сна без сновидений» на месяц вперед, не зная, что уже на третью ночь он получит сопротивление к ним, но продолжит пить в страхе расстроить добрую женщину.       Эх, Дамблдор был отдельной песней — делал все, чтобы Гарри не поехал крышей окончательно, успокоительных он от него нахлебался!.. Все, чтобы вырастить своего Чемпиона. Героя, который закончит начатое дело, если понадобится. Влюбится в кого-нибудь. Будет верен Ордену Феникса. Радовало, что зелье, от упоминания которого так перекосило Тома, использовал не старик, а лишь несколько ненавистников на четвертом-пятом курсе.       Впрочем, тогда Гарри много чего наглотался — одни только отравы устанешь перечислять. Но имен этих людей он не помнил. Перед глазами маячил только Великий Альбус Дамблдор. Он не злился на него уже — галлюцинации последний месяц не давали о себе знать и гнев ожидаемо поутих. Да и что там говорить — Гарри умудрился оправдать для себя даже Реддла, а уж человека, макнувшего его головой в сказку, и подавно мог принять.       Директор использовал жизнь ребенка, чтобы обеспечить безопасность всего Магического сообщества. Понимал ли его Гарри? Да. Конечно, понимал. Был ли он с ним согласен? Да, отчасти. Поступил бы Гарри на его месте также? Как видно, нет.       Гарри когда-то был героем, готовым пожертвовать жизнью близких, чтобы спасти тысячу. Потому что его вырастили таким — чудовищем для уничтожения другого чудовища. Но сейчас он свободен. Если понадобится, он сделает так, чтобы дети не становились монстрами вовсе. Какая часть ненависти к великому волшебнику была из-за того, во что он превращал его, а какая — из-за того, что тот его предал?       Когда Гарри Поттеру было одиннадцать, все было так чудесно, просто и понятно. Мир был волшебным, дом — ужасным, а добрый старик с белой бородой и огоньком в глазах подмигнул и сразу кажется, что тот знает об этом мире все, что он обязательно будет заботиться о детях на его попечении. Но Дамблдора волновали риски для мира, а не для детей. Так бывает. Дети готовы простить своих взрослых, когда те совершают ошибки. Они люди, а потому придумывают на ходу, могут быть сломлены и несовершенны.       Но когда осознаешь, что человек, который, как казалось, всегда заботился о тебе, на деле умышленно причинял вред и лепил куклу нужной формы… Не потому, что так рассудил для блага ребенка и не потому, что сделал все, что мог для его защиты, а просто решил: есть что-то важнее, чем его благополучие. В такие моменты осознания хуже всего.       Как человек и политик, Альбус Дамблдор великолепен. Как Взрослый, за которым должны идти дети, он провалился полностью. Гарри доверял Альбусу, как Хорошему Взрослому, который привнесет спасение в их мир, но он оказался не таким, и, возможно, именно поэтому Мальчик-Который-Выжил всегда будет уважать его, но никогда не простит.       — Профессор Певерелл. — Гарри вырвало из прогнившего омута воспоминаний вкрадчивым голосом Тома. Тихие слова и поставленный тон речи, будто пощечина, заставили его вздрогнуть и раскрыть глаза. — Все в сборе. — Наследник Слизерина смотрел на него внимательно и изучающее, будто змея, завидевшая мангуста и пытающаяся оценить, будет ли он ей по силам.       — А, да. — Дезориентировано вторил ему Гарри. Он, похоже, порядка десяти минут простоял, опираясь на парту, погруженный в свои мысли. Том за это время полностью приготовил кабинет к занятию, расставив на партах клетки и раздав необходимые материалы.       — Нам приступить к практике? — Том попытался ненавязчиво вернуть Певерелла в реальность. Гарри смотрел на него будто в последний раз. Мерлин, как хорошо, что он не убил его. Как хорошо, что он не попытался расковырять его мозг и опоить зельями.       Гарри почувствовал радость и горечь на сердце. Он не хотел, чтобы с этим мальчишкой произошло то же, что с ним. Но и Темным Лордом он не станет. Пока у него есть шансы исправить положение, он это сделает. Уж прикончить кого-то он, Гарри Поттер, всегда в силах. Это, можно сказать, самая принципиально легкая для него задача.       Он моргнул, ощутив какую-то неправильность. Дети в классе оглушительно молчали в неподвижном ожидании, сидя за своими партами. Один Том стоял прямо перед ним и на секунду Гарри стало жутко от этого слепого послушания окружающих.       Ему нельзя забывать, каким человеком является этот мальчишка. Привяжется — и ему крышка. Слишком давно не говорил ни с кем по душам, вот и начинает цепляться за самый худший вариант, смотрящий на него темными глазами.       Это как добровольно прыгнуть в болото или в объятия дьявольских силков.       — Нет, Том, обожди минуту! — С хитрой улыбкой встрепенулся парень, демонстрируя классу хамоватую улыбку. Он погрозил пальцем.       — Не подловишь меня, сначала теория! — Кто-то из ребят подавил смешок, кто-то отчаянно вздохнул. Гарри, проходя мимо старосты, лишь шепнул тихое «Спасибо».       — А ну не плакать! У нас тут принципы повторной материализации. Их всего три, не сломаетесь.       Преподавание давалось ему легко, но само нахождение в коридорах замка давило — потому Гарри редко покидал свою спальню, таращась на схемы и в книги. Уже через какое-то время он нашел своему сошедшему с ума мозгу занятие по нраву — зачаровывать маленькие флаконы на вечный огонек внутри себя, выделяющий большое количество тепла. Раньше ему не удавалось концентрироваться на одной задаче, но теперь начало что-то выходить и даже головные боли унимались. И хоть аппетит отказывался возвращаться, чувствовал он себя относительно неплохо — прекратил ощущать звенящую опасность при присутствии Реддла, но его разум будто по привычке концентрировался на нем, стоило мальчишке появиться в поле зрения, отчего странные мигрени тут же сходили на нет.       Середина октября — только начинало нормально холодать, но ветра не щадили никого. Гарри планировать раздать безделушки хотя бы первому и второму курсу, немного боясь за здоровье ребят, особенно во время занятий в промерзших подземельях. Впрочем, с его нагрузками закончит он только к ноябрю — нужно еще будет списаться с Министерством насчет приобретения недвижимости, а так же узнать, как там дела по официальной информации касательно Мраксов.       Ему необходимо место, куда он сбежит на каникулы и где его никто не сможет найти, когда поддерживать иллюзию жизни станет совсем невозможно. По предварительным расчетам, денег за его ставки вполне должно хватить, тем более, что ему давно пора прекращать нервировать букмекеров — все же, все известные семьи предсказателей на пересчет, а его подозрительно точные ставки при полнейшей неизвестности… либо какое-то жульничество, крупная афера, либо ужасный дар. И чем прославиться хуже, не ясно.       В любом случае, Певерелл уже присмотрел себе маленькое милое местечко, где можно пауком забиться в угол и не показывать носу. В замке он непрерывно тонул, глотая воздух без малейшего шанса на прекращение кошмаров. Может, с переменой места жительства все хоть немного наладится? Напрасные, казалось бы, мечты, но проверить бы не помешало.       Время текло сквозь пальцы, и его планы в любом случае окончательно похерились, но запасной вариант все еще жив — последить за Томом до выпуска, так что главное не умереть от магического истощения до того момента и не сбрендить на фоне его постоянных помыслов сигануть с Астрономической башни по примеру дражайшего наставника.       Задачка вполне выполнимая — думал он, сжимая зубы и пытаясь выдавить из себя хоть слабенькое заклинание сквозь накатывающую слабость день за днем. В Хогвартсе обильно в плане магии, как в приятном теплом море без дна, но для Гарри это подобно попыткам заполнить старый дырявый котел — казалось, что сосуды в его руках перекрыты какими-то мерзкими тромбами, от чего от палочки почти не шло тепла. Его разорвет на части даже от простенького заклинания обогрева помещения, так что ему остается только мучить себя слабенькими рунами, нарисованными мелом на стенах. Работали они неплохо. Руки, правда, немного дрожали, но это от привычной уже немощи, не более.       — Мисс Финниган! — Вскрикнул Гарри, услышав взрыв на своем уроке. Ему даже не надо было смотреть, чтобы узнать, кто из второкурсников мог сделать подобное с бедным кубком. — Шимас! — Позвал он никак не реагирующую девочку по имени, одновременно потушив огонь взмахом ладони, отчего та тут же начала бледнеть и болезненно ныть.       Большинство детей уже справилось со своими заданиями, а остальные здравомысляще отсели подальше от взрывоопасной пуффендуйки. Когда девчушка захлопала перепуганными глазками, будучи вся в саже, Гарри фыркнул, без пощады к себе используя очищающее.       Когда Симус говорил ему, что его отец был маглом, Гарри не ожидал, что это окажется не полной правдой. Он был сквибом. И поэтому не был в восторге, когда его супруга неожиданно заявила ему, что волшебница. Подобное тянулось к подобному, даже забавно.       — П-простите, мистер Певерелл. — Робкая улыбка тронула девичьи губы, а палец студентки так и тянулся к щеке, чтобы неловко ту поскребсти.       С широко распахнутыми карими глазами та настолько казалась невинным олененком, застигнутым врасплох злобным охотником-профессором, что даже стало как-то неудобно.       — Ох, Мерлин, ничего страшного. — Преподаватель потер переносицу, сдаваясь и тягостно предвкушая фронт работ. В таком виде девчонку неловко отпускать бегать по прохладному замку дальше. — Но вам придется отдать мне свою мантию.       — Что?.. Но! Вы хотите исключить меня? — Перепугалась Шимас, чуть ли не ломая себе пальцы в нервной привычке.       Кабинет тут же заполонил гомон перепуганных львят и барсучат. Такие мнительные невежественные дети. Если бы избежать школы было так легко, то здесь не было бы столько учеников.       Все же, каждый студент это деньги, и средства немалые.       — Глупости не говорите. Я починю ее — она вся опалилась от ваших фейерверков. — Обнадеживающе улыбнулся Гарри. Всегда есть дети, которым совершенно не дается предмет, тут ничего не поделаешь. Программу изучить они все равно хоть на Тролль обязаны. — Не могу же я отпустить вас на обед в таком виде. И с вас убрать этот беспорядок и умыться. — Дружелюбно хихикнул он. Голова с такой тикающей бомбочкой в лице маленькой девочки меньше болела от жажды приключений, а больше шумела от постоянных взрывов, но то вполне неплохо и как-то даже смутно знакомо, если припомнить гомон гостиной Гриффиндора на время его школьных лет.       Некоторые подпалины до сих пор располагаются приметными шрамами на стенах и Гарри их демонстративно не сводит, странно гордый, но девчонка неплохо освоила навык уборки за результатами своих подрывов, так что Певерелл верил, что его немного дерганная ученица не безнадежна.       — Спасибо. — Пробормотала она тихо себе под нос, упершись взглядом в испорченный ее собственной магией стол.       Гарри улыбался, когда дети подходили к нему сдавать работы. Улыбался, когда чинил мантию, убитую старыми и новыми подпалинами, и аккуратно, тоненько-тоненько выводил на ее подоле несложную цепочку рун. Те зажглись нежным голубоватым оттенком и пропали, не оставив и следа. Ни дети, ни преподаватели не понимали, откуда у молодого человека силы столько держать радостную физиономию. К тому моменту, когда он со всем разобрался, Шимас уже заканчивала оттирать парту.       — Вот, теперь мелкие взрывы ей не навредят. — Вернул он аккуратно сложенный предмет одежды, пока кое-чьи любопытные головки любопытно и нетерпеливо выглядывали за дверь. — Вам придется забежать ко мне сегодня в районе восьми вечера, чтобы закрыть практику. А так, идите, не торчать же тут одной. Вон, подружки ждут.       На ходу одеваясь, девчуля подхватила сумку и помахала сокурсницам в ответ.       — Да, конечно. Спасибо большое! — Выбежал бойкий ребенок из кабинета.       Артефактор миролюбиво махнул ей рукой, облокачиваясь о парту. В противовес нарастающему умиротворению хорошо проделанной работы, силы стремительно покидали его тело.       — Ты себя так убьешь. — Услышал Гарри сразу после того, как закрылась дверь. Том, что все это время делал домашнее задание за ширмой, где Гарри хранил схемы и парочку стульев, продолжал читать мудреный талмуд по наверняка не очень-то светлой магии.       Вздохнув, Певерелл отдернул ширму. Та отъехала в сторону и явила миру уже менее вероятного будущего Темного Властелина. Тот выглядел как с иголочки — никаких доказательств тайного проникновения в кабинет преподавателя, а также отсутствия сна из-за очередного посещения библиотеки, чтобы посмотреть перечень книг Запрещенной секции и выловить оттуда что-то стоящее.       На это, значит, сном жертвовать можно?       — В каком смысле — убью себя? Я пока веревку мылом не натер. — Гарри безразлично хмыкнул. Его проблема и обезбол в одном флаконе еще не покинул стены замка, как-то надо продержаться.       Реддл с хорошо скрываемым легким гневом захлопнул старый фолиант.       …в смысле, плохо отображаемым на лице негодованием. То, что Реддл злится, было ясно, как день — все же не каждые сутки староста Слизерина так небрежно относится к книгам, что значит, что его мысли очень много занимает что-то еще.       — Будешь с каждым так возиться?       В отличие от своей взрослой версии, этот Том в гневе смотрелся крайне мило. Особенно, когда заботился о ком-то, кроме себя.       — Если потребуется. — Пожал плечами Певерелл, прекрасно понимая, что сам настраивает Реддла на такое, будучи для того эксклюзивным взрослым. — А что, ревнуешь?       Подросток, не ожидавший последнего вопроса, скорчил тень отвращения.       — Еще чего.       Как же мальчишку легко отвлечь, с легкой улыбкой думал Гарри, вспоминая кабинет директора Дамблдора со всякими занимательными штучками.       …вот только после обучения на артефактора выяснилось, что у тех, кроме привлечения внимания всяких подростков, есть и другие, более важные для Хогвартса функции.       — Но если все же ревнуешь, то я забочусь о тебе потому, что ты — это ты, Том. — Легко признался Гарри, не шевелясь лишний раз. Больших сил стоило сохранять текущее положение тела. Пока передохнет, а потом само пройдет. С надеждой. — А об остальных потому, что они мои ученики.       — Но я тоже твой ученик! — Запутался подросток, беспомощно демонстрируя задумчивые морщинки на лбу.       Мальчик с таким обликом грезился сущим ангелочком. Растерянный, очаровательный, безбожно молодой и кажущийся невинностью.       В самом деле, Поттер же не железный, держать стены постоянно.       — Видишь? Двойная забота! — Гарри озорно подмигнул, не обращая внимания на опасные мысли. — Я к тому, что познакомился с тобой до того, как ожидал стать преподавателем. — Вздохнул мужчина искренне, а Том все-таки поднял брови на это открытие. Его терпение вознаградилось, и теперь он точно знает, что его не использовали, чтобы выяснить насчет политической обстановки в школе. Вот только от воспоминаний, испачканных горечью тех сентябрьских дней, это не избавит. Там только какой-нибудь думосбор спасет, но Том таким вещицам доверял слабо. — Мне сложно держаться с тобой в рамках учителя, цени.       Последнее было сомнительным достижением для молодого профессора, но отчего-то грело вечные ледники, поселившиеся в глубине грудной клетки.       — Вот уж спасибо.       Том всегда считал себя выдающимся, но сейчас не понимал, что в нем такое особенное нашел Гарри. Талант? Ум? Марволо отчего-то надеялся, что дело не в этом.       — Я собираюсь обедать. — Все же за короткой шутливой перебранкой ему стало самую чуточку легче, и задница легко оторвалась от поверхности стола и обратно не плюхнулась, по итогу не демаскируя его печальное состояние. — Что насчет вашего недовольного высочества, снова пропустившего завтрак?       На бледных, не по мужски хрупких руках отчетливо виднелись зеленые линии вен. А еще Том заметил вставшие столбом волоски, и отчаяние за этого борющегося с апатией сильного человека накатило приливной волной.       Староста сжал свои безупречные, неестественно белые зубы и сдержал рвущийся оскал за плотной линией губ. Это хорошо, что глупый человек решил и собирается привести в исполнение столь важную часть дня рутины.       Но как же хотелось высказать все…       — Хватит изображать из себя курицу-наседку! — Реддл закатил глаза и скрестил руки прямо под аккуратно приклеенном значком старосты, дающем ему весомую власть в стенах школы. Только на того, кого действительно нужно поймать было в силки, эта сила не распространялась. Как прискорбно. — Я знаю цену еде, и Нотт захватил мне перекусить. Не думай, что запутаешь меня. Считаешь, я не замечу эти глупые «обогреватели» на шеях у малышни?       Все же не сдержался. И пришлось смотреть, как во всем чужом облике нарастает гвалт, музыка замешательства и изумления.       — Да ладно теб… — Попытался сгладить конфликт Певерелл дежурной, такой доставшей к чертям улыбкой, что, казалось бы, раззадорило студента еще больше. Хотя куда уж там.       — Ты почти всех желающих научил охлаждающим и нагревающим чарам. Думаешь, я не знаю, кто выцарапал в самых холодных коридорах руны, чтобы те не промерзали?! — Загорелся юноша и недобро прищурил глаза. Вьющиеся волосы, еще минуту назад лежащие аккуратной волной, теперь были немного растрепаны и придавали самому образцовому старосте последних лет бунтующий вид. Забавное зрелище, подумал бы Гарри, если бы его сердце не было преисполнено состраданием ко второму человеку в их сцепке злосчастных жертв судьбы. — Ты себя так угробишь. Это чертов Хогвартс. — Мальчишка буквально шипел сквозь зубы, но все-таки не перешел на парселтанг. — Тут всем будет все равно, какой ты. Будешь слишком добрым, и тебя станут доить, как корову. Не будь таким мягким. — Стальным голосом атаковал Реддл.       Все-таки не отвлекся и не забыл паршивец.       — О, Том, я… — Гарри только сейчас осознал, что, похоже, в замке слизеринцу тоже пришлось нелегко. Впрочем, это ожидаемо для безродного мальчика на факультете элиты. Почему он когда-либо мог подумать иначе?.. — Не волнуйся об этом. Пожалуйста. Все будет в порядке.       С наглецами у него отдельный разговор, но то, что Том воспринимает его, как мягкого и хорошего человека отдавалось чем-то… приятным? Гарри поморщился от кольнувшего его синдрома самозванца.       В кабинете стоял шум из-за всевозможного зверья, а напряженный полумрак и вовсе вгонял в преступную тоску по мирному белому цвету, из-за чего ему совершенно не хотелось выслушивать еще и нотации не видавшего его горестей подростка. По итогу, все же прогнав Тома в Большой зал, Гарри облегченно вздохнул, когда его прекратили буравить взглядом темных глаз и поливать возмущениями.       На один раздражитель теперь меньше, думалось ему, скользя невнимательным взором по вышеупомянутым клеткам. Обычно Поттер ценил ощущение жизни вокруг, но сегодня, видимо, это не то, что поможет ему почувствовать себя лучше.       — Э, молодая кровь, откуда только силы берет?.. — Ворчал мужчина, хрустя позвонками. — И почему понедельники всегда так тяжело идут? — Буркнул Гарри под нос, лениво стягивая с себя мантию и небрежно засучивая рукава старой шерстяной рубашки. — Как будто я не знаю, что вязну здесь. Все соки высосали, малолетки…       Стандартно проветрил просторное помещение, игнорируя рявканье и щебет отловленных для занятий животных, без лишних мешающих мыслей протер парты, приготовил материалы. Хотелось было избавиться от накопившегося в ведре мусора одним простым активированием рунной цепочки, но тут его взор приметил что-то невероятно красочное между ним и темным шкафом.       Яблоко.       То показалось чем-то знакомым и, в самом деле, какой ребенок выбросит прекрасное алое наливное яблочко после одного укуса?       — А, это ты, знакомая гадость. — Уловил он аромат патоки сквозь животные запахи.       Том никогда не хвалился особыми рефлексами, потому, разумеется, не смог попасть точнехонько в мусорное ведро, да и не до того ему было. Прошло уже почти две недели с того случая, а Гарри все подшучивал над его беспокойством и перепуганной реакцией.       Аккуратно взяв плод, который из-за зелья даже не сморщился и не испортился, парень легко принюхался. Патока, корица, полироль для метлы. Ничего нового. Он хотел было завершить намерение Реддла по избавлению от травленной вещицы, но на секунду остановился, не опуская руку с висящим в ней на черенке остатком фрукта. Старые книги, темный шоколад и кофе слабым ароматом начали въедаться в его ноздри. Букет дополнили запах дождя и пыли. Гарри отпустил яблоко тут же, и то с громким стуком и шуршанием оберток от конфет и пергамента упало ровно в мусорное ведро.       Гарри, не будучи отрицающим идиотом, понял все сразу. Это был даже не запах человека, а запах того, что нравится этому человеку. Певерелл начал меняться из-за Тома, а это в его воспаленном разуме явно отдавало подставой. Как привязанность, как потенциальный переход на сторону врага.       Из-за чего в самый важный момент и рука может дернуться.       Обычно амортенция оседала на языке мерзким привкусом дешевой губной помады и старых шоколадных лягушек. Это чувство насильной влюбленности, когда зелье подкидывает навязчивые мысли, а организм сходит с ума, заставляя краснеть, потеть и искать глазами отравителя. Сейчас он ощущал только накатывающую тошноту, когда правда вскрывалась подобно гнойникам.       Пульсирующая головная боль накрывала виски волнами.       Сможет ли он его убить?       Как свинью? Гарри слегка выдохнул и попытался успокоиться, пока не стало хуже.       — Это прямо-таки трогательно, Гарри. — Насмешливо произнес старческий голос у него за спиной. Стало хуже. — Уж не привязался ли ты, в конце концов, к мальчику?       Бывший Поттер упал на стул, не поворачивая головы. Не любил он такое — каждый раз, как в первый — неожиданно и неприятно. Не чертова иллюзия Дамблдора, что канифолью проходилась ему по мозгам, будто так и говоря: «Ты ничто без меня, я буду проникать в твои мысли и контролировать каждое твое действие». Нет, совсем нет. К этому-то он привык.       Слабость.       — Я чувствую холод каждую секунду, потому что ты всегда рядом, клятый фантом.       Ему не стоит привязываться к кому бы то ни было и последние семь лет у него отлично получалось держать со всеми дистанцию. Внутренности сжались в тугой узел. Плохо, очень плохо. Дело было даже не в том, что Реддл — ребенок и манипулятор, не способный выражать свои эмоции, с моральной неустойчивостью и великолепным умением врать. Гарри не имеет права на такое, ему просто нельзя цепляться за этого человека. Он должен быть готовым убить его, если Том действительно станет тем, кем стал в его времени. И должен следить за ним и опекать его, чтобы с ним ничего не случилось.       — Ты сам открыл дверь в мир мертвых. — Голос за спиной сквозил застарелой стужей. Гарри покачал головой. Его всегда бил озноб, но кожа казалась горячей, будто при лихорадке. Мелочи, но важные детали. — К чему удивляться вечной прохладе?        — Я хочу, чтобы мальчик был счастлив. Умереть обратно всегда успею.       Том просто был… Томом. Саркастичный и ехидный, наглый и самоуверенный, одинокий и по-своему чудаковатый. Вспыльчивый и агрессивный. Беспокоящийся за Гарри и всегда легкий на подъем. Ненормальный. И ведущий себя так раскрепощено только с ним.       Он был даже в большей степени живым, чем сам Гарри, потому что не боялся показывать при нем свои недостатки. Невозможно не начать ему симпатизировать.       Поэтому время исполнения плана и отсутствие колебаний имело решающее значение. Каким-то сверхчеловеком Певерелл себя не мнил, он знал, что купится на симпатичную обложку рано или поздно.       Но чертовому сочувствию к дракклову будущему душегубу все же надо было поднять свою уродливую голову сейчас…       — Скелеты душ заплетаются в венки лжи, украшая маски искренности. — Заявил голос скучающе, пока Гарри старался не закатывать глаза. — Полуправда не делает чести, особенно гриффиндорцам. — Пояснили ему первую фразу, вынуждая Гарри все так же слегка повернуться. Знакомый силуэт действительно маячил на берегах восприятия.       Экс-Поттер с тихим стоном согнулся на стуле пополам, закрывая голову руками.       — Уж кто бы жужжал мне про полуправду. — Пялиться, как умалишенному, на давно и даже не здесь сдохшего урода не хотелось. На плод собственного разума тем паче. — Изыди.       Все с самого начала пошло не по плану. Гарри закроет это в себе, спрячет — это он лучше всего умеет. Что бы ни случилось, он не должен говорить и показывать. Если Том поймет, что Гарри в его власти, то пиши пропало.       Фантом действительно растворился во мраке подступающей ночи, оставляя после себя лишь слабо убывающую мигрень, словно от варварского вмешательства озлобленного на него легилимента.       Гарри не умел улучшать и визуализировать щиты на своем разуме, но ощущал, как те звонко дрожали, вставая на место в яром недовольстве. Вообще-то у него не было совершенно никакой способности к магии разума. Привычный к мелким усидчивым копошениям, взращиваемый для активных и агрессивных действий, он просто не мог лежать неподвижно часами, орудуя магическим инструментом у своей головы. Он пробовал. Та раскалывалась на любое вмешательство в порывах аутоагрессии. В самом деле, его мозг из-за крестража Тома и Авады получил слишком много на свою долю. Он оставил его в покое.       Натянув привычную уже всем улыбочку, он отправился на ужин по оживленным коридорам.       — О, мистер Певерелл! Мои вам глубочайшие благодарности за согревающие амулеты для младшеньких. — Профессор Слизнорт довольно потирал моржовые усы, пока втягивал живот для того, чтобы протиснуться за стол преподавателей в Большом зале. — Я боялся, они и в этот раз будут льнуть в котлу. Не поверите, но на той неделе одна юная леди чуть не спалила себе свои чудные косы!       Гарри готов был ставить галеон, что это любопытная первокурсница Миддок с хаффлапаффа.       — В самом деле. — Диппет кивнул и благостно улыбнулся, как умеют это делать только старики, желая поощрить хорошее поведение молодого подчиненного. — Ваша самоотдача, похоже, много значит для студентов.       — О, эм, благодарю. — Гарри смутился, не зная, куда себя деть, тут же забыв про свои переживания. Его уши слегка покраснели, а сам он поспешил поскорее сесть на свое место за обеденным столом. Он никак не ожидал подобного ажиотажа от окружающих за его небольшое проявление заботы. Но Гарри сам отлично помнил, как отмерзали его пальцы и уши, пока их не научили согревающим чарам в конце второго курса. Впрочем, Гермиона всегда создавала им вечный огонь в небольшой банке. Как видно, сейчас ему требовался лишь крохотный флакон размером с половину мизинца — коль ему не хватало сил, приходилось удариться в контроль энергии и тонкие плетения.       — Вы очень скромны, Гарри. — Обратился к нему Дамблдор, намекая на его упрямое молчание до последнего и просьбы к ученикам не носить флаконы на видных местах, опасаясь всеобщего внимания. — Как бы вы не пытались скрыть свою благодетель, о ней знает вся школа.       Смеет выставлять его каким-то героем, чтобы снова использовать?!       — Скромность — величайшая благодетель. — Пожал плечами Гарри, понурив голову. Фраза могла принадлежать скорее одному седобородому старцу, но не ему. Гарри мог сказать разве что «Мне не обломится». Вряд ли собравшаяся компания оценила бы его расслабленное отношение, но беспокойство все равно заелозило по спине. Чувство, будто галлюцинация имеет слишком много контроля в его жизни.       Голова не унималась. Он искал глазами его обезболивающее в человеческом обличье, но того нигде не было видно.       Дамблдор посмотрел на него с легким прищуром без особой враждебности, но так, будто увидел перед собой другого человека. У Гарри же выступил мерзкий липкий пот. Не ясно, от лишнего внимания или общего самочувствия. Возможно, преподаватели увидели его смущение и прекратили беспокоить. А быть может, дело было в том, что выглядел новый профессор не очень свежим.       Певерелл часто пропускал приемы пищи. По крайней мере, он редко приходил на завтраки. Ему плохо спалось. Кошмары не исчезали из памяти, как обычные сны, а, наоборот, туманили разум весь оставшийся день. Магия слушалась еще хуже, а сам Гарри не мог выйти из подавленного состояния. Замок дурно на него влиял, а недавнее возвращение фантома лишь сильнее давило.       Преподаватель игнорировал встревоженные взгляды учеников и коллег, гипнотизирующих тени у него под глазами и запавшие щеки. Когда он разобрался с проблемой холода, голова прекратила быть вечно забитой. Следовательно, нужно просто найти себе новое изнурительное занятие. Чтобы без лишних рефлексий. Иначе он сойдет тут с ума до того, как разберется с Томом… а после и с собой.       Любил Поттер тяжелые задачи, сил нет.       Имеет ли смысл говорить, что с каждым днем состояние убитого в хлам организма не становилось лучше?       Всякий восход солнца подобно крупице в песочных часах. Как лишние пара минут горения свечи. Но так было с самого его появления здесь, стоило ему только получить болезнь Маховика. Предсказанную и просчитанную заразу. В сравнении с этим каждое нежданное появление его персональной галлюцинации будто отнимало пару лет жизни, словно из шкафа выныривал дементор в куче слащавых блесток и целовал его взасос под аккомпанемент поздравлений с днем приближения смерти.       Гарри начинал понимать, что его может не хватить на срок до выпуска Тома. Как бы ему дожить хотя бы до конца года. Возможно, ему придется немного поторопить события.       — Это правда, что дети, рожденные от амортенции, не умеют любить? — Вдруг спросил Том.       Гарри на вопрос дернулся, незаметно поморщившись и отходя от доски, будто ему наступили на больную мозоль. Он заменял ЗоТИ, тема — яды и отравы, вопросы были всякие. Но никто не ожидал от вечно равнодушного ко всему студента такого — парень никогда не проявлял любопытства к теме романтики, в отличие от своих сокурсников.       Гарри вскинул брови, безмолвно требуя пояснить мыслительный процесс, приведший к подобной мысли.       Если это какие-то слухи…       — Меня интересует физиологическая сторона процесса. — Добавил студент конкретики преподавателю, окончательно запутав при этом товарищей по учебе незнакомым словом и выражением, с которым он спросил. Чуждым. Незаинтересованным.       Будь тут мисс Паркинсон, она бы испуганно сжалась в маленький шарик, задумчиво отметил для себя Том, нисколько при этом не отвлекаясь.       Гарри передернуло от взгляда, которым мальчишка рассматривал стройные рядки антидотов — будто вивисектор, глядевший на еле живую дворняжку.       — От того, употреблял зелье отец или нет, ничего не зависит. Но подобное может случиться, если мать ребенка контактировала с зельем во время всей беременности. Не обязательно его пить — пары во время приготовления тоже весьма токсичны и имеют некоторый эффект. И все мы знаем, как данное зелье влияет на нас. Верно, мистер Нотт? — Собрался артефактор с мыслями, тут же переводя стрелки и внимание аудитории на слизеринца, сам же пристально наблюдая за Томом.       Реддл пялился на него подобно голодному удаву. Не особо скрываясь и отвлекаясь.       — А… ну. Сердце бьется чаще, ну, э-э-э… — Принялся отвечать мистер Нотт, панически оглядываясь на недвижимую и равнодушную к его страданиям мраморную статую старосты.       — Верно. — Гарри вздернул бровь, намекая студенту на необходимость подтянуть зельеварение. Нотт съежился на своем стуле и отвел взгляд в пол. Профессор, хоть и казался порой дружелюбным, был невероятно закрытым в себе человеком, умеющим, тем не менее, несмотря на свой молодой возраст, поставить себя в обществе. Более того, он учитель, чьим требованиям хотелось соответствовать. Вот только не всегда получалось, как сегодня, к примеру, у Нотта. — Ком в горле, учащенное сердцебиение, прерывистое дыхание. Проще говоря, все «симптомы» влюбленности. Первая стадия влюбленности — это стресс. Тревога. И каково плоду развиваться в такой обстановке? Не очень, согласитесь. Поэтому у ребенка не только иммунитет к зелью — он еще никого не может «любить», а потому, говоря простыми словами, организм просто не понимает, что это за вещество и что ему с ним делать. Оно выводится из тела, как и все остальное. Если оно будет вызывать эти «симптомы» — плод погибнет, ведь недоразвитое тело не способно долго держать такую нагрузку на сердце и сосуды. То же самое и про его развитие в организме матери — быстрая кровь с кучей гормонов и большим количеством кислорода так же со временем прекращает на него влиять.       — То есть, у ребенка будет «иммунитет к любви»? — Обеспокоенно спросила одна из студенток Хаффлпаффа, сжав пальцы на собственной мантии.       Наверняка видела, как студенты часто небрежно балуются с таким опасным составом, пытаясь привлечь внимание противоположного пола. Если сама не участвовала в подобной, кхм, забаве.       Как сказал ранее Том, это совсем не весело, да и смотреть на целый класс расстроенных детей совершенно не хотелось, однако с серьезной темы соскочить не так легко, как кажется.       — Верно. Коль младенец сможет выжить после такого, если повезет, девятимесячного марш-броска в утробе, то он, вероятно, сильный маг с прочным телом. По крайней мере, маглов таким образом еще не рождалось. Вот только он будет неэмоциональным, хладнокровным и… так далее. Маловосприимчивый к стрессу. Просто вот так, потому что с рождения умеет держать себя в руках. Учитывая специфику его происхождения, а именно отсутствие искренней любви в семье, вряд ли жизнь в дальнейшем будет счастливой, так что все это состыкуется, и ребенок будет иметь определенные психопатические черты. — Большинство подозреваемых в пособничестве Лорду Волдеморту чистокровных с этого курса смотрели на своего предводителя новым взглядом. Гарри ничем от них не отличался: все же он предполагал, что такую интимную тему Том постарается затронуть наедине… не перед всем классом чертовых сплетников разом. — Конечно, мистер Реддл, он может полюбить, как и остальные, но поймет это не сразу — гормоны именно любви ровно противоположны тому, которые испытывает человек «на первой стадии». Это в первую очередь чувства привязанности и безопасности. Не страх.       Любой здравомыслящий человек в его предложении расслышал бы вместо местоимения третьего лица единственного числа одно вполне конкретное имя.       — Благодарю вас за развернутый ответ, профессор. — Но шёлк голоса этого персонажа не изменил в своей теплоте и маске незаинтересованной вежливости.       Том смотрел на этого странного человека и не понимал его. Гарри ведь наверняка не строил иллюзий. Староста уже нашел имя своей матери, понял, что отец не мог быть волшебником и догадался, почему на него не действует зелье.       Более того, он уже узнавал эту информацию раньше — на полях книг, где он все это нашел, были его, Тома, заметки. Он знал — из-за неприятного детства, а также «иммунитета к любви» у него явно не все дома, так еще и непонятные провалы в памяти. От него бежать надо, а не смотреть так по-доброму и говорить в лицо, что он способен любить.       Нет, не может. Твердое отрицание засело в подкорке сознания и не желало покидать разум молодого волшебника. Реддл может воспользоваться тем, кто подвернется под руку, для своих нужд. Том рос проблемным ребенком с патологической лживостью. наследник Слизерина считает себя особенным. Этот достойный представитель своего факультета тот еще манипулятор. Как староста, часто пользуется своей внешностью и шармом. И совершенно не чувствует за свои действия вины. А еще прискорбно вспыльчив и импульсивен, когда его раскрывают за всем этим. Том не способен строить долгосрочные планы — пытался, не вышло, что до слез обидно. У него есть навыки взлома, сирота уже распробовал наркотики, несколько раз чуть не убил детей в приюте. А может и прибил кого — очень уж начинающий менталист хорош в стирании памяти, в том числе собственной. А легилиментов все еще стоит опасаться. Он… не знает, что с собой делать. Что там еще у таких, как Том Реддл, находят? Сексуальную распущенность? Нет, он не способен на любовь.       Это как добровольно обречь себя на еще одну слабость.       — Ты так обеспокоен моими словами? — Мягко спросил у него Гарри, когда урок закончился, а староста все еще пребывал в своих тяжких мыслях.       — Нет. — Солгал Реддл в тот же момент, сразу же чертыхнувшись. Ох, дурак. Гарри не был легилиментом, но такую конкретную ложь замечал сразу.       — Врешь. — Улыбнулся ему парень. — Не бойся, я верю в то, что говорю.       — Думаю, ты ошибаешься. — Продолжал упорно отрицать мальчишка, поджав губы.       — Но ты переживаешь обо мне. — У Тома кольнуло в груди на этот вкрадчивый тон. — Значит, не такой уж ты ледышка. — Реддл почувствовал дрожь в руках и чуть не разорвал на кусочки пергаменты с эссе от других студентов, которые до этого педантично складывал. — Но мне почти интересно, с какими же перебоями работает твой гормональный фон, Том.       Студент почувствовал себя, как вон тот симпатичный кролик в резной клетке.       — Не смотри на меня, как чертов химеролог. — Скрестив руки на груди, ученик нахмурился и неловко поежился.       — Извиняюсь. — Гарри поднял руки ладонями вперед и ухмыльнулся. — Точно. Это твоя фишка.       В кабинете ЗоТИ стояла полная, оглушающая тишина. Если он сейчас будет отрицать, то Гарри все равно почувствует ложь. А слизеринец еще не достиг такого уровня мастерства, как у Певерелла — лгать, говоря исключительную правду. Только вот согласиться он тоже не мог. Гарри это знал. Он знал и то, что Том холоден ко всем, но, на счастье, способен испытывать привязанность. Постепенно у него даже начинают появляться друзья — думалось ему в теплых надеждах.       Гарри знал, что он стал близок к юноше только из-за того, что влез к нему жизнь, когда тот испытывал сильнейшее эмоциональное потрясение и когда ему нужна была помощь. Реддл просто никогда не сталкивался с людьми, которые видели его насквозь и принимали при этом. И Том полностью это осознавал, но не желал прекращать общение и не понимал, почему так хочет чуть ли не под кожу залезть преподавателю с редким цветом глаз и дебильной улыбкой.       — Но ты переживаешь за меня. — Повторил Гарри. Тому так хотелось вдарить по этой наглой физиономии, но он лишь смотрел. Певерелл тер переносицу так, будто всю жизнь проходил в очках не его размера. Эти тоже были не очень — старые, с широкой оправой они прятали лицо ровно так же, как длинная вихрастая челка скрывала лоб и лезла в глаза. Гарри иногда шутливо приглаживал бардак на голове, но Тому казалось, что даже мебельный лак не скрасит положение. — Поэтому ты следишь, чтобы я сейчас пошел на ужин, верно?       Что-то было не так в том, как Певерелл это сказал. Присмотревшись, Том все еще не мог догадаться: преподаватель казался привычно бледным и измученным, в комплекте с вечными ухмылочками и лживым оптимизмом, но было что-то еще…       — Хочешь сказать, что я испытываю к тебе… привязанность? — Гарри понял, что Том имеет в виду под «привязанностью».       Их разговор зашел совершенно не в то русло. В будущем он бы посмеялся над подобной мыслью, но теперь ему хотелось чтобы все в его жизни оказалось значительно проще.       Чтобы любовь была любовью, а не неизмеримой и глубоко таинственной силой, которую используют для всякого рода оправданий.       — Привязанность бывает разной. Тебе будет лучше, если твоя окажется дружеской. — Неожиданно серьезно заявил Гарри.       — Будто есть разница. — Выпалил слизеринец с ощутимой издёвкой. Он даже не пытался обдумать свои слова. Казалось, что эта ненужная искренность давно напрашивалась в их разговоре. — Я все равно их не отличаю. — Шикнул он, а Гарри растерянно моргнул. Похоже, странный организм способен на влюбленность, но игнорирует стресс, свойственный для ее начала, из-за чего Том не способен понять, нравится ли ему кто-то. Удивительное свойство. Как искать туман с завязанными глазами.       Весьма увлекательно. Гарри представил на секунду перед собой Темного Лорда с ромашкой.       Любит — не любит.       Это его позабавило, но слабость не унималась. Пришлось поискать взглядом кресло. То стояло там же, где и всегда. Рядом с его столом. Два уверенных шага.       Бесконечно далеко и недостижимо.       — Тебя это веселит? Издеваешься надо мной? — Зашипел Том не хуже гадюки с оскорбленными чувствами. Юноша всегда считал это своей сильной стороной, но на секунду ощутил себя калекой, на которого снисходительно глянули в переходе.       — Нет, мне подумалось, что будет комично, если влюбишься.       Недавно некая антрополог Маргарет Мид выпустила статью, пока работала в Великобритании. Она указала, что у британских женщин возникают некоторые трудности с пониманием американских мужчин, ведь те слишком открыты в общении, а юные мисс по ошибке воспринимали это за грубый флирт. Том чувствовал себя юной мисс, но понимание того, что Гарри из другого теста, сильно спасало его психику. В отличие от разума смущенно визжащих сокурсниц.       — Мерзость. — Презрительно хмыкнул молодой волшебник, предпочитавший в последнее время время более сложные психологические и философские книги, чем такие статьи. Но в свете недавних событий его разум был менее дисциплинированным, чем обычно, и он увлекся, не заметив, как прочитал всю публикацию.       — Привязанность… — Пожал плечами Гарри, что выглядел неприветливее обычного для Реддла, будто ему есть что скрывать. — Не равна доверию. Иди на ужин, Том. Мне нужно побыть одному. — Отрезал мужчина, боясь отойти от стола. Комната в его видении пошатнулась. Виски перешли на истеричную пульсацию. Еще, казалось бы, немного и ему снова придется выслушивать философские словоизыскания подсознания.       Конечно, его самый внимательный студент не пропустил все предупреждающие знаки.       — Ты очень умело меня выпроваживаешь, но придется довериться на чертову минуту. Ты похож на живой труп. — Внезапно напрягся Том, рассматривая лицо Гарри, с которого сошли все краски.       Ну конечно!       Да он со своей честностью прям как специалист по Малфоевской тонкости! Такой же бесполезный врун, когда действительно нужно.       — Иногда не знаешь, кому можешь доверять, пока не ощутишь тепло костра от их обгоревших тел. — Раздался тихий голос у уха и Гарри лишь отвлеченно шикнул. Снова он. При Томе эта хрень еще не появлялась. Должно быть, Певерелл потерял действительно много магии сегодня.       Чертов очкастый дырявый котел.       — Должно быть, ты прав. — Хмыкнул Том удрученно, но тут же в недоумении поднял взгляд, опомнившись.       Гарри понял, что это был не голос Альбуса. Он это сказал.       Том смотрел на его ужаснувшееся лицо удивленно, искренне не понимая в чем дело.       В конце концов, о параллельном диалоге, происходящем только в разуме его визави, ему никто сообщать не собирался.       — Я… — Прочь из моей головы! — Извини, Том, не знаю, что на меня нашло. Пожалуйста, иди на ужин, дитя.       Гарри слабо улыбался в скорбной надежде.       — И я не буду есть, пока не увижу тебя с набитым ртом. — Неожиданно заупрямился мальчишка, и Поттер вздохнул в поражении, в последний раз сжимая надежную деревянную поверхность, чтобы оттолкнуться от нее. — Пошли уже.       Прошел несколько решительных шагов, прежде чем обернуться, когда шагов его собеседника не услышал.       — Не могу. — Пришлось Певереллу признать честно.       — Почему? — Продолжал настаивать Реддл, возвращаясь на пару шагов ближе к профессору.       — Просто… я буквально не в состоянии идти сейчас. — Устало пробормотал Гарри, сломанной куклой добираясь до кресла и откидываясь на спинку. Только сейчас Том заметил, насколько тот дрожит, смотря вперед.        Все белело… Ярко так, как на том вокзале.       — Ты… У тебя истощение. — Сказал руководитель незаконного школьного клуба немного ошалело, наконец-то складывая паззл. Гарри использовал лишь пару диагностических заклинаний. С таким и ребенок справится! Неужели тот настолько слабый маг? — Да что с тобой? — Реддл подошел ближе. Гарри осознал, что подросток впервые коснулся его за все эти месяцы — обхватил изможденное лицо руками, рассматривая зрачки и проступившие на глазах капилляры.       Все уже давно заметили, в каком состоянии новый преподаватель. Профессора все время спрашивали, нужна ли ему помощь, но Гарри лишь вежливо отказывал. Заметив, что мужчина не приходит на завтраки, дети несколько раз приносили ему на первый урок сэндвичи и яблоко. И хоть Певерелл почти не мог ничего съесть спокойно, но все же с силой запихивал в себя хотя бы несколько кусочков, чтобы увидеть толику облегчения во взглядах занимающихся студентов       — Видишь ли, — Начал Гарри осторожно, приоткрывая завесу тайны. Только вот сил почти не осталось, чтобы говорить, не то, что фильтровать поток слов. — Я болен, моя магия почти не восстанавливается. На самом деле, сейчас я не способен даже на некоторые простейшие заклинания и аппарацию. Лечить такое в Мунго не умеют. Все, что я делаю — создаю не особо затратные артефакты, которые запитываю не своим волшебством, а тем, что рассеяно по округе.       Признание вышло неохотным, повиснув в воздухе.       — Это врожденное? — Мрачно уточнил Том и с болезненным сожалением впился взглядом в эти, какое неожиданное сходство среди чистокровок, ей Богу, чисто Блэковские острые скулы. — Что-то из чистокровных болезней? Проклятий?       — Нет, это болезнь Маховика времени. — Беспечно пожал плечами наглый нарушитель закона.       Реддл аж задохнулся от ярости. Его ладони конвульсивно дергались, мечтая подружиться с этой бледной, скрытой вечно шарфом шеей.       Его хваленое самообладание присвистнуло в легком шоке, а потом как будто покинуло поезд сознания, махнув ладошкой и заявив, что всё, его остановочка.       В то, что Гарри Певерелл регистрировал у себя наличие подобной интересной вещицы, он верил слабо. Иначе за ним бы давно плелась армия колдомедиков и невыразимцев.       Пока что грустно вздыхали лишь профессора — в частности, Диппет, Слизнорт и Дамблдор, — и многочисленные студенты. Даже черствые сухари вроде Гойла.       — Ты использовал эту штуку так часто?! — Возмутился Том. Использование пространственно-временных артефактов очень чревато — даже безобидные Порталы при частом использовании вызывали рвоту и истерию, особенно у молодых волшебников. После принятия Международного статута о секретности в 1692 году было решено организовать портальную службу для доставки студентов в Хогвартс, дабы избежать нежелательного внимания маглов. Полы драили долго.       Момент с разницей с фактическом и формальным возрастом начал проясняться, если Гарри, конечно, не подделывал документы в самом деле. Тут он бы и не удивился. — Как ты вообще его получил?! Перемещался больше, чем на пять часов?       — Ну, так-то да. — Гарри становилось хуже, он едва мог поднять руку.       — В Мунго такое и в правду не лечат. Тебе нужно влить магии, да побольше. М-м, накопители? У тебя есть артефакторные накопители? Кристаллизованная кровь? — Том начал паниковать. Он узнал, что практически все Мраксы мертвы с этого лета. Эта информация его безумно разочаровала, но факт облегчает дело. Если он докажет свое право на наследство, то сможет воспользоваться местом, на котором стоял их дом? Реддл был уверен, что этот древний род не уничтожил старые артефакты, на которых держится защита дома, хоть Министерство и требовало обратного — все же, магия тех времен весьма темная. Но выйдет ли тогда помочь с этим Гарри? Даже сито можно переполнить на несколько мгновений. Мысли ворохом метались в горячей голове, пока тишину не разорвала сказанная невзначай фраза:       — Да это нормально. — Закрыл глаза Гарри, стараясь унять головокружение. — Я уже несколько месяцев так функционирую. Пока держусь.       — Даже если не вылечат, но в Мунго могут подлатать. — Продолжал настаивать на поиске решения Том, не принимая отговорок не цеплявшегося за жизнь профессора.       — Тогда мне придется лежать там. Если мне проведут полную диагностику, могут начаться вопросы. Типа, знаешь, от меня несет очень темной магией. — Профессор слабо дернул уголком губ в жалкой пародии на привычную ухмылку, не уточняя. — Да и какая разница, если они отсрочат мою смерть? Год мне, надеюсь, обеспечен, больше не нужно. Типа, даже без потери магии я все равно, скажем, немного под приговором.       Что Гарри приговорил себя на все это сам, он говорить не желал.       Камень воскрешения в легендах законно казался самым жутким. То, что принадлежит Смерти, останется у нее.       — К чему ты это? Какой «умрешь»? — Том ничего не понимал. Он собирался умереть? Но почему? Еще одна болезнь? Всему можно попытаться найти решение, если продолжать искать! — Эй, не отрубайся!       Молодой мужчина совсем закрыл помутневшие глаза, что походили теперь на старое бутылочное стекло. На лбу у него выступила испарина. Как он держался в таком состоянии все это время? Дело было плохо. Том подскочил с криком:       — И где твои зелья? Они же тут?! — Его ровный обычно голос дал петуха. Осознав, что если кто-то увидит преподавателя в подобном виде, хорошего ничего не выйдет, Том поколебался: унести того в комнату или запереть дверь. Ко всему прочему, светить забредающим студентам то, что молодой человек тут лежал и подыхал, казалось худшей идеей. Плюнув на все приличия и магию, он с неожиданной для своих габаритов силой подхватил учителя на руки и потащил к дальней двери, открывая ту мощным ударом ноги. Петли протяжно скрипнули, с полок попадали книги.       «Тощий», — пронеслось у него в голове. Гарри был шустрым и сноровистым, с хорошей моторикой, но болезненно худым, будто голодал несколько лет. Еще Гарри был крайне возмущен.       — Какого? Положи меня, долбаный подросток! — Гарри охнул, когда его бросили на постель, тут же ощущая приступ головокружения. — Камень… в ларце, на полу. Левый угол от входа. — Тихо сказал ошалевший чутка от бессовестных махинаций в свою сторону профессор. В углу ничего не было — невидимый сундук висел в воздухе у самого потолка. Он явно был зачарован, но Том почему-то смог легко нащупать и открыть крышку. Матово-темный камень с острыми зубьями был аккуратно пристроен подмышкой у Гарри. Последний в момент открыл глаза и, осмотревшись, упал обратно на подушку. Стабилизированная магия начала восполняться, а сам он лежал прямо в обуви на грубом покрывале, пока Реддл, раздраженный и обеспокоенный, считал его пульс.       — Что это? — Не отвлекаясь от проверки состояния обеспокоившего его до трясучки профессора, поинтересовался оказывающий первую помощь студент, предполагая, что раз кот вынут из мешка, то он имеет право знать.       — Стабилизатор. — Кратко отозвался больной, оживающий прямо на глазах, прямо как та разновидность бессмертных лилий, про которых слухи ходят, что с применением воды те снова расцветают из гербариев.       — Почему ты не носишь его постоянно? — Продолжил вопрошать Том, не удовлетворенный ответом.       — Зап-ре-щен-ка! — Пропел Певерелл издевательски. — Эта штука устанавливает постоянство магических нитей. — Но, наткнувшись на непонятливый взгляд, прояснил. — То есть развеивает магические конструкты, завихрения волшебства в теле и всякие такие умные штуки, которые я не хочу пояснять занудным артефакторским тоном.       — Создавая порядок, уничтожает заклинания и чары. Это инструмент разрушителей проклятий из Невыразимцев. — Понял знакомый с темой через своих чистокровных «друзей» Том. Появился закономерный вопрос: — Откуда он у тебя?       — Сам склепал. — Ну конечно. Для некоторых старых родословных закон не писан, не так ли? — Меня больше пугает, что шестикурсник знает что-то об инструментах Невыразимцев.       Серьезно?       — А меня пугает, что ты эти инструменты подделываешь! — Том скривился, отбросив аргумент. Все же, поле их колкостей было на его стороне… с таким вопиющим промахом старшего волшебника.       — Ой, да ладно. Похожие и в других местах используют, чтобы пространства не схлопнулись от конфликта с окружением. Ну, сейчас уже реже…       Том кивнул. Историю магии он знал хорошо — как с гоблинами воевать, так все методы хороши, а как отдельные семейства захотели спрятаться в своих подпространствах под контролем камней, так сразу стали преступниками. Вот и изъяли почти все — слили воедино и установили в основных точках, Гринготтс, Министерство и…       — А в Хогвартсе тоже есть камень? — Внезапно понял Реддл причину, по которой этот нелюдимый артефактор ухватился всеми конечностями за внезапный случай стать профессором, несмотря на возможность повышения на старой работе и более высокую (потенциально) зарплату.       — Именно поэтому я еще жив. — Подтвердил его догадки Гарри, звуча необычайно серьезно. — Заклинания и проклятия тут развеиваются быстрее, все детские беспорядки подпитывают меня. До того, как оказаться здесь, я почти не колдовал, разве что по чуть-чуть. Убери эту штуку от меня — слишком сильное восстановление, мой резерв не выдержит. Ему уже пора под замок, иначе сигнальные чары Министерства что-нибудь почувствуют. Спасибо.       Том злобно захлопнул крышку.       — Ты… умереть хочешь? — Рука его огладила дерево в последний раз, прежде чем вернуть коробку на прежнее место.       — Это угроза? — Гарри изобразил искренний ужас. Том даже не дернулся на это безобразие, отвлеченный куда более серьезными мыслями.       Он все прекрасно видел, все знаки. Вопрос в том, почему заметил лишь сейчас?       — И я не только о твоем отношении к своей болезни. Ты собираешься убить себя? Специально? — Гарри не отвечал. Том попробовал зайти с другой стороны. Обычная тактика общения за время их знакомства. — Почему не ешь?       Певерелл молчал, будто набрал в рот воды, а затем тихо выдохнул, кидаясь в прорубь.       — Мне пришлось пережить кое-что здесь и теперь, когда все эти воспоминания давят на меня, мне становятся хуже. Даже когда я ем, мой организм уже не справляется с пищей, а от питательного зелья меня тошнит. — Скривился он совсем по-ребячески, игнорируя странное чувство, будто его утаскивает под воду.       — И что теперь? — Том не оценил оправданий. В своем диагнозе о солдатской болячке он не ошибся. Гарри молчал, уставившись тусклыми зелеными глазами куда-то в пустоту. Ученик обернулся; разумеется, там ничего не было. Этот человек ушел в себя, что в его состоянии крайне опасно! — Что теперь, я спрашиваю?! — Закричал юноша не своим голосом, заставив профессора поморщиться.       — Я пока думаю.       — Не переживай, в первый раз всегда тяжело. — Зашипел Реддл, с ненавистью сузив глаза. Не зная, куда себя деть и что делать с болью в груди, мальчишка прошелся по комнате несколькими кривыми кругами, только сейчас заметив...       Форма его теперь безбожно растрепана. Но в отличие от некоторого чистокровного чуть ли не сквиба, он владеет собственной магией, а потому легко привел себя в порядок.       — Я за медичкой. — Юноша молнией покинул помещение, хлопнув дверью и игнорируя слабые протесты все еще не оклемавшегося преподавателя. Внутри бушевала буря.       В учебнике он видел утверждение, что истинное мастерство для окклюмента - владеть собственным разумом. Но и просто быть честным перед собой - залог успеха, не так ли?       Да, он привязался. Да, он переживал. Том злился, бесился, кричал и давал выход эмоциям только из-за одного человека. Хотелось написать одному зеленоглазому балбесу на шрамированном лбу «Светя другим, сгораю сам», чтобы все видели его идиотизм. Колдомедик, выслушав его краткий, но информативный доклад, на составление которого он потратил время пути из покоев Певерелла, убежала с парой зелий, закрыв Больничное крыло. Том в смешанных чувствах хотел было пойти за ней, но понял, что лучше уж он сначала перехватит еды на кухне. С надеждой, что домовики будут сговорчивы сегодня, в свете чрезвычайной ситуации — обычно порции распределяли строго, но, быть может, если староста придет за едой для больного преподавателя…       На ужин они все равно бессовестно опоздали. Черт бы побрал этого Дамблдора, попросившего Гарри подменить его на ЗоТИ, пока сам уехал по каким-то важным делам.       А для Певерелла все главнее, чем его здоровье, не так ли?       Слизеринец в обнимку с бумажным пакетом какой-то сладкой сдобной гадости спешно шел по темному коридору и думал о своем, пытаясь отвлечься от мыслей о глупом преподавателе. Он был подвержен эмоциям и это редко шло ему на пользу. Надо собрать мозги в кучу, чтобы вывернуть ситуацию в свою пользу. Пока Гарри к нему лоялен, в хорошем к нему отношении нет ничего ужасного. А стоит профессору переменить свое мнение о нем, так и Том не заставит себя ждать. За сим решением он временно успокоился.       Да. Если Гарри выкинет что-нибудь, Реддл тут же и без мысленных потуг переменит свое отношение, так к чему лишние переживания?       Итак, что Том имеет? Похоже, ему кто-то стер память и это явно связано с тем, что он вызнал некоторую информацию о своей родословной, так как воспоминания отсутствуют в основном об этом. Ему известно только о Мраксах, а его отец, Реддл, видимо, был магглом. Значит, проблема в первых — потомках Слизерина и, как выяснилось, Певерелла-среднего. Напрашивается факт, что Том приходил к ним — отсюда у него кольцо. А память ему стерли, чтобы он не отсвечивал у них перед глазами, как потенциальный наследник? Парень замедлился. Не сходится — зачем ему тогда дали кольцо? Или он украл его, а они стерли ему за это память? Почему тогда не убили, да и безделушку не забрали? Том остановился. Он мог попасть к ним, не привлекая внимания, только сразу после окончания учебного года. И именно тогда датировалась памятка в газете о прекращении существования одной из двадцати восьми семей. У него кольцо этой семьи, явно полученное силой, и отсутствующие записи и воспоминания о двух днях сразу после Хогвартс-экспресса.       Слизеринец встал столбом. Может ли случиться, что это он их убил? Но зачем? Ради колечка? Том никогда не интересовался украшениями, хоть и имел некоторые склонности к клептомании, особенно в детстве. Тем не менее, все сходится — убил, забрал, стер себе память. С его талантом в легилименции он вполне способен на это. Но зачем? Зачем? Он не был божьим одуванчиком, конечно, но убийство целой семьи? Цели всегда оправдывали средства, а какая была цель тут? Том до сих пор корил себя за ошибку ненавистной Миртл, когда он потерял контроль над змеем, а это его предки. Кровь, которая так ценилась. Он не испытывал чувства вины в полной мере, однако осознавал неправильность происходящего.       Встревоженный своими выводами, юноша дошел до двери в комнату преподавателя удивительно быстро, будто надеялся на помощь даже при всем понимании того, что рот лучше держать на замке. Та протяжно скрипнула, и юноша аккуратно протиснулся в темное помещение, ощущая гнетущее чувство под ложечкой. Начинающий темный маг не хотел, чтобы Гарри узнал. Но...       А вдруг Певерелл уже в курсе?       Том сглотнул вязкую слюну. Певерелл, как и Дамблдор, пугал до дрожи в коленях его тем, что всегда был в теме всего, что происходит не только в замке, но и в мире. Беспокоило даже не это, а то, что при данном факте они оба были несколько отрешенными от окружения. Безбожно застрявшими в собственной голове, непривязанными к порокам их грязного мира, бесчеловеч...       Ужасные мысли пришлось прервать, пока не напугал себя сам. Тем более, что предмет его размышлений все также лежал в постели, жалко слабый, доступный и уязвимый. Понятный. Бледный молодой человек, похоже, осилил стянуть с себя обувь и снять мантию, а потому пребывал в расстегнутой для доступа к кислороду рубашке.       На тумбочке рядышком покоилось несколько зелий, среди которых Том узнал восстанавливающие и «Сон без сновидений». Впрочем, они, очевидно, особо не помогали — дыхание молодого мужчины было рваным и неспокойным, а руки беспорядочно шарили по кровати. Мощные лекарства, а не действуют.       «Ищет палочку» — пронеслось в голове Марволо. Возможно, Гарри, как и Том, был из тех чудиков, что ночует с магическим инструментом в обнимку, боясь засыпать, не имея при себе средств защиты. Певерелл не был, по мнению слизеринца, похож на труса, но он явно много пережил и еще более явно имел проблемы с головой.       — Си… риус… — Тихо пробормотал во сне преподаватель, выглядевший до преступного молодым в таком уязвимом положении. Его лицо выражало неподдельный ужас. Реддлу невдомек, что такого кошмарного в звезде из созвездия Большого пса. Но зачем ему об этом гадать, когда можно банально спросить?       Том аккуратно присел на край постели и хотел было потрясти спящего за плечо...       — Эй, просыпайся. — Успел он сказать мягко.       Его будто сбило поездом — шестикурсник даже не успел среагировать, как оказался прижат к полу, а в лоб ему упиралась палочка со зловещим синеватым огоньком на конце. На угрозу которого Том в первое мгновение глядел почти отрешенно, настолько неожиданным получилась смена положения. Также возможно, что он ударился о пол затылком, поэтому продолжал смотреть на свет маленьким олененком.       Ошеломленный, Реддл перевел взгляд на чужое лицо... И лучше бы этого не делал.       Куда больше смертельно опасного проклятия пугал Гарри — безумный, не осознающий времени и места своего нахождения, он смотрел на Тома так, будто прикончить подростка было смыслом всей его жизни. И его Реддл называл тощим и тщедушным?! Чертова машина для убийства! Наследник Слизерина загнанно вжался в старый почти лысый ковер, большими глазами смотря на своего учителя, что нависал над ним с одним лишь желанием в глазах — прикончить на месте.       — Гарри?.. — Только и выдохнул он, держа руки на виду. Понимание змеиными кольцами обвивало шею, не давая сделать даже вдоха — если молодой колдун полезет сейчас за палочкой, то не жилец.       — Том. — Холодно ответили ему. Во взгляде ничего не переменилось, а Гарри все так же прижимал его к полу.       — Том. — Бледный лоб со странным шрамом нахмурился. Осмотрел «Тома из дневника» еще раз. Не то.       Воспоминания ударили по его неокрепшему разуму с бешеной силой и только через пару секунд боли он сориентировался в происходящем, осознавая, что чуть не натворил.       — Мерлин, Том! — Перепугался он, отбрасывая от себя палочку из остролиста, что тут же прекратила излучать зловещее сияние и прокатилась по полу, остановившись у дальней стены. Подросток же с облегчением выдохнул, только сейчас понимая, как бешено колотится его сердце. О своих догадках касательно Мраксов он решил не распространяться, юноша в принципе на всякий случай отполз на пару метров от обезумевшего преподавателя перед тем, как встать на ноги.       — Ты… напугал меня. — Сказал Реддл, вовремя замолчав пресловутое «чуть не убил меня».       Как легко чуть не лишился жизни, истерично билось в его голове. Угроза, которой он совершенно не ожидал.       Хотя стоило бы.       — Прости. — Искренне извинился Гарри, спешно открывая шторы и зажигая лампы в попытках избежать темноты. — Я должен был предупредить тебя, что ко мне лучше не подходить, когда я сплю.       Тому от избегающих действий профессора легче не стало. В свете очевидно лучше видно его слабость, его трясущиеся руки.       — Ты говорил что-то про «Сириус». — Произнес мальчишка, безумно радуясь, что хоть голос не дал предательскую слабину. Вести диалог из уязвимого положения Реддл не любил. Тем более, очевидно, что в каком бы плохом состоянии Певерелл не был, он все еще на лиги впереди и защищеннее, чем студент Хогвартса, будь тот хоть трижды Наследником Основателя. — Причем тут звезда Созвездия Большого Пса? Это какой-то темномагический ритуал?       В этот ужасающий день не хватало еще для полной картины сногсшибательного счастья и подростковых изменений связок. Такой позор гордый юноша отказывался принять.       — А… — Певерелл остановился посреди комнаты с зажженной свечой. Мужчина был все такой же помятый, но хотя бы мог стоять на ногах. Какое маленькое удовольствие. — Нет. Да. Он мой крестный.       Имя волшебника, значит. Те же Блэки любят давать своим детям имена в честь небесных светил, а этих кошмаров в форме человека расплодилось, как комаров на болоте.       Может быть, крестный Певерелла был одним из них? Или это просто забавное совпадение?       — И тебе снился кошмар. С ним что-то случилось? — Ровно поинтересовался Реддл, не смотря профессору в глаза. Лишь на его тонкие, хрупкие ладони с видимыми прожилками кровеносных сосудов.       Руки, которые чуть не…       — Его убили. — Гарри сглотнул. Том понял — мусолить эту тему профессор определенно не желал. Да и сам слизеринец хотел поскорее покинуть комнату.       — Эй, я напугал тебя. Если хочешь уйти, ничего страшного. — Будто прочитали его мысли. Слова подействовали успокаивающе. Сейчас Гарри в сознании и ни за что не навредит ему.       Тем не менее, наверняка он сам не желает демонстрировать свое жалкое состояние Тому, увидевшему и без этого слишком многое. Перед уходом тот задал последний на сегодня вопрос:       — Ты принял меня за кого-то другого?       Тот жгучий, неотрывный взгляд, его имя, произнесенное так, будто человек смотрел на него, понимал, что он — Том, но не сопоставлял это с пережитыми между ними воспоминаниями.       Палочка у его лба. Заклинание, приготовленное, но не сорвавшееся. Чужое тело над ним: гибкое, подтянутое тело, с твердыми мышцами. Идеальная ловушка с прутьями, что невозможно сломать, готовая схлопнуться и вонзить шипы в мягкое мясо. Он бы не посмел пытаться.       — Я принял тебя за того, кто пытался прикончить меня, когда я был на втором курсе. — Не особо инициативно произнес Гарри. Его явно не обнадеживала идея беседовать об этом дальше.       Разумно. Все, что Реддлу сейчас хотелось — это принять любое более-менее логичное объяснение, чтобы кивнуть и выйти за пределы комнаты, дабы внести переоценки в собственные характеристики и успокоить заполошно бьющееся сердце.       — Ты назвал меня по имени. — Подросток кивнул его словам, приняв новую информацию к сведению. Детская травма. Ожидаемо, что на него так накинулись.       Подумает он об этом после того, как успокоится.       — Его зовут Том. — Гарри блекло улыбнулся, не соврав, но что-то явно не сказав. — Не бойся. Вы похожи, но я не стану вредить тебе. Ты другой.       Реддл холодно кивнул. Слова Гарри звучали странно, но студент действительно стал меньше волноваться насчет этого. Лишь взял на заметку — не будить спящего дракона.       Дверь тихо затворилась. Гарри вернулся в чистую благодаря стараниям домовиков постель, внутренне проклиная себя.       Едва Певерелл улегся, понадеявшись после недавней нервотрепки хоть на миг спокойствия...       — Чудовища могут скрываться в самых непредсказуемых местах, Гарри… но они всегда подле тебя. — ..как склонившись над ним иронично произнесла эти слова галлюцинация директора.       С лютой ненавистью, порожденной постоянным, неустанным преследованием, Поттер выхватил подушку из-под собственной головы и со всей дури швырнул ту в образ, разбивая витраж сознания… и, кажется, что-то хрупкое с комода свалив на пол.       — Мерлин, да завали ты уже!       Даже если это было бы какое-то отравляющее воздух зелье, Гарри уже откровенно похрен: спрятавшись в комке собственных рук, он устало взвыл.