Один очень долгий тур

— Я на секунду, за резин… — дверь в ванную открывается без предупреждающего стука, и Матвиенко тут же впадает в ступор, — …кой. Оправдываться — ни желания, ни смысла. Антон просто медленно, не без вздоха сожаления, убирает руку с собственного стояка и продолжает размазывать по телу пену. Прозрачное стекло душевой даже запотеть не успело, а значит его точно застали с поличным. — Шаст? Ты чё, дрочишь тут? — Там Арс в ванной закрылся, ну и ты его знаешь, — Антон как ни в чем не бывало льет на руку шампунь, и тут же зарывается длинными пальцами в волосы, — Поз покурить пошел и разрешил мне тут у вас быстренько, пока ты дрых. Речь исчерпывающая конечно, но на вопрос не отвечает. Тем не менее, Сережа трет глаза, убеждаясь, что перед ним, в душе, действительно Шастун, действительно со стояком. А на часах и десяти нет — считается за хорошее начало дня? Антон на взгляды не реагирует, наоборот — закрывает глаза и продолжает вспенивать шампунь в волосах. Пытается отвлечься, представляя сперва полный зал фанатов на предстоящем концерте, после — Арсения, занявшего душ (это наоборот распаляет сильнее), а потом и Матвиенко, кажется так и застывшего на пороге ванной. Или? Крепкие, теплые руки обхватывают сзади, медленно ползут по торсу вверх, проходятся по ребрам, чуть надавливая, заставляя прогнуться. А после пальцы скользят обратно вниз, кружат у пупка, поглаживая, и совсем легко царапают тазовую косточку. Шаст в замешательстве настолько, что просто замирает — не пытаясь открыть глаза, с руками в отросших, покрытых пеной волосах, с теперь уже слишком очевидным стояком. И очевидным не только для него самого — пальцы Матвиенко обхватывают член и ведут медленно, от головки до самого основания. — Сережкинс, ты не охуел ли? — звучать пытается невозмутимо, но тугой узел возбуждения внутри завязывается с новой силой. — Ты голову моешь? Вот и мой. Возмутиться, насколько это пиздец, а не нормальный ответ, Антон не успевает, потому что рука вновь, уже смелее, скользит по члену. Вместо слов из горла вырывается лишь тихий вздох, а пальцы, будто послушавшись чужого совета, продолжают зарываться в собственные волосы. Матвиенко двигает рукой быстрее и быстрее, наблюдая, как тонкие струйки воды стекают по светлой спине вниз, к копчику. Туда, где одни бедра прижимаются к другим. И он не сдерживает себя, ловя одну из капель губами где-то возле лопатки. Спина моментально напрягается, но Сережа только ускоряет движения руки на члене, а вместо губ проходится по лопатке языком. Антон закусывает нижнюю губу, потому что стонать, когда тебе дрочат в душе — это пиздец, даже если очень хочется. А хочется действительно сильно, ведь прервали его в секундах от оргазма. И в то состояние Шаст возвращается до невероятного быстро, бесстыже толкаясь в чужой кулак, но звуков себе так и не позволяя. — Антося, — в голосе Матвиенко слышится улыбка, не предвещающая ничего хорошего. — Не дам, можешь… — Шастун выдыхает громко от особенно резкого движения и упирается наконец рукой в мелкую плитку перед собой, — …не рассчитывать даже, — закончив высказывание, он кусает губы снова. — И в мыслях не было, просто, — рука ускоряется ещё, подталкивая к оргазму, и Антон зажмуривается крепче, когда вдруг все касания пропадают, а спину обдает холодком, — подумал, что тебе пора шампунь смывать. Шастун дышит рвано и шарит перед собой руками, пытаясь то ли найти, на что бы ещё опереться, то ли уебать стену. Сережа лишь усмехается и подталкивает чуть под струи воды. Он наблюдает за тем, как Антон разворачивается и тянется своими длинными пальцами к члену. Чтобы кончить, ему сейчас явно будет достаточно всего пары движений, а потому, Матвиенко перехватывает чужие руки и поднимает их вверх, на сколько может. Тихое «сука-сука-сука» выслушивает, и смотрит на то, как пена крупными островками опадает на пол душевой. А после Сережа лезет под душ и сам. Длинные, так и не собранные в хвост волосы налипают на лицо, но он все равно поднимает голову. И встречается, как и ожидал, с широко распахнутыми зелёными глазами, полными то ли возбуждения, то ли злобы. Улыбка только шире становится, а ладонь медленно накрывает головку, прижимая к чужому животу. — Блять, ещё и дразнишь! — Шаст от раздражения разве что ногой не топает, чем смешит ещё сильнее. — А ты на вопросы не отвечаешь, — ведёт рукой плавно вниз, чувствуя чрезмерное напряжение под пальцами, — я же зайдя сразу поинтересовался, чего ты тут делаешь, — продолжает Сережа, опережая назревающие вопросы. — Ну дрочил, да, — голос дёргается на последнем слове, когда пальцы накрывают напряжённые, поджатые к телу яички. — И почти кончил. «Мгм» сквозь плотно сомкнутые губы Матвиенко видимо не достаточно, и хватка чуть сжимается. — Да-а, — все же простанывает Антон. — И все ещё хочешь? — улыбка возвращается к тонким губам, как и рука к напряженному члену. Поглаживает совсем легонько, осторожно, будто боясь нарушить какую-то тонкую грань. — Блять, да, Серёж, — Шаст двигает бедрами, пытаясь потереться сильнее. — И я хочу, — член Матвиенко действительно ощутимо прижимается к бедру. Антон то ли сомневается, то ли просто тупит, то ли залипает в карих глазах — разбираться не хочется. Именно поэтому Серёжа смело берет широкую ладонь и опускает к своему возбуждению. Шаст проводит вниз осторожно, на пробу, а рука на его члене зеркалит движение. От этого с губ срывается тихий хрип. Но Антон понятливый до удивительного — ведет кольцом из пальцев по головке, чуть надавливая, а после опускает ниже, и снова вверх. Те же движения повторяет и рука Матвиенко, а Шаст начинает двигать рукой увереннее, так, как обычно мастурбирует сам. Знакомое, щекотное чувство под головкой появляется быстрее, чем в прошлый раз, но стонов Антон уже не сдерживает. Он наклоняется даже специально, к уху Серёжи, а рукой переходит на какой-то бешеный, рваный ритм. Как щелкает замок двери в номер, слышно даже через струи воды. Шаста и вовсе звук почти оглушает, возможно потому, что вместе с ним и замирает рука на члене. В очередной раз в миллиметрах от долгожданной разрядки, он пытается толкнуться, но Матвиенко держит крепко, не давая сдвинуться и на сантиметр. — Да ебаный… — фразу не заканчивает, потому что пальцы свободной руки Серёжи сжимают сосок. Вместо речи Антон издает лишь тихий скулеж. — Шаст? — голос Позова хриплый и взволнованный. — Да, я, — он едва находит в себе силы составлять даже самые простые предложения, — здесь ещё. Но сейчас выйду. Ответа не следует и Антон снова проводит по члену Матвиенко. Рука того, однако, двигаться и не думает. — Бля, Серёж, ну не время… Мне выходить уже надо, — шепотом, в самое ушко. — Я и не держу, — Матвиенко действительно убирает руку с члена, улыбаясь от тихого, разочарованного стона, — иди. — Сережкинс, ну куда я… Такой, м? — большой палец Шаста в очередной раз проводит под головкой, осторожно поглаживает уздечку, — пожалуйста, мне очень-очень надо… И Матвиенко сдается. Просто потому, что устоять перед этими затуманенными зелёными глазами и покрасневшими щеками — что-то на грани невозможного. Он двигает рукой быстро, не особо осторожничая теперь, и позволяет укусить собственное плечо, чтобы хоть как-то заглушить стоны Шаста. Хватает Антона едва ли на минуту. Он даже понять не успевает, что произошло, когда все тело резко напрягается, и чуть не теряет равновесие, наконец испытывая долгожданный оргазм. Руку, однако, он не останавливает, позволяя и Серёже закончить следом за собой. Комната перед глазами кружится, и Шастун приваливается к стеклу душевой, пока его поливают теплой водой, смывая с живота следы спермы. Одевается он тоже на каком-то автопилоте, а наконец вывалившись из ванны — разгоряченным, влажным и растрёпанным, ловит на себе взгляд Димки. — Поз, спасибо ещё раз, — улыбка выходит ну совсем уж дурацкая. — Да не за что, — кивает Дима, оглядывая друга с головы до ног, — а ты не знаешь, где Сережа? — Матвиенко? — переспрашивает Антон, тихонько хихикая, — он в душе.