Дама треф

В машине тихо. Окна открыты почти полностью, позволяя ветру продувать салон, скользя колючими потоками воздуха по бледной коже, удерживая в реальности и не давая провалиться в омут размышлений. Мерный рокот мотора незаметно заполняет молчаливое пространство, не выбираясь на передний план, но смягчая другие звуки. Заглушает излишне громкие мысли, кричащие о своем присутствии и требующие внимания к себе. — Он никому ничего не рассказал, — нервно усмехается Кевин, не отводя глаз от мелькающих за стеклом домов. Слова вырываются сами по себе, и голос звучит глухо, доносясь из самых глубин души. На губах играет вымученная улыбка и веселья в ней ни капли. Миньярд молчит, давая возможность накопившейся горечи обрести форму в буквах, пропитанных обидой, и слететь с уст предложениями, сквозящими болью. — Даже здесь обернул все в свою сторону, — до пальцев натягивая толстовку и не замечая чужого взгляда, продолжает Дэй, провожая мигающий зеленый свет светофора. Проговаривая все это вслух, дышать становится проще. Чернеющий в глубине ком рассыпается на множество осколков, освобождающихся с каждым произнесенным признанием подобно птицам, покидающим ставшее родным гнездо, как только крепчают крылья. — Выставил меня предателем, сбежавшим и оставившим всех, и ждет, когда я вернусь, — выдыхает Кевин, когда машина останавливается около запасного выхода. Пару мгновений Дэй рассматривает приборную панель, осознавая сказанное, и, когда она гаснет вместе с поворотом ключа зажигания, наконец поднимает взгляд. То, что к этому моменту Эндрю уже смотрит на него, заставляет Кевина зависнуть на несколько долгих секунд, но плечи расслабляются. — Я сам, — спокойно говорит Дэй, хоть больше и похоже это на просьбу. Выискивая что-то в хризолитовых глазах, Миньярд не отвечает, удерживая зрительный контакт, и Кевин не находит в себе сил разорвать его. — Не каждое бегство — предательство, — заглядывая куда-то глубже души, коротко изрекает Эндрю и отворачивается. После минутной заминки Дэй кивает, игнорируя дернувшийся уголок губ, и отстегивает ремень. Кевин скрывается в дверях и не узнает, как Миньярд выходит из машины, прикуривая от дрожащего на ветру огня зажигалки. Не каждое бегство — предательство. Слова вертятся в голове, затмевая собой все остальные мысли, и Кевин не сопротивляется этому. Думать об этом можно бесконечно, но умозаключения будут разбиваться о стены сомнений. Услышать же от кого-то опровержение колющейся в груди вины подобно глотку свежего воздуха, возвращающему трезвость и вытесняющему застоявшийся воздух. Единственное предательство, которое имело место быть, случилось, если бы он остался там. Предательство себя. Но Кевин делает глубокий вдох, и стук разносится по коридору, оповещая о его присутствии. За дверью слышится знакомый голос, и Дэй проходит внутрь, сразу же чувствуя, как в нос бьет запах медикаментов, заставляя незаметно нахмуриться. Даже открытое окно не спасает от него, он, казалось, въелся в стены, не желая покидать их. Стоя около одного из стеллажей, Эбби аккуратно переставляет неизвестной природы баночки и приветливо улыбается, когда узнает Кевина. — Проходи, не стой в дверях, — качнув головой в сторону кресла, приглашает медсестра, — не ждала тебя так рано. — Я могу зайти попозже, если вы заняты, — торопливо предлагает Дэй, сообразив, что лучше было бы прийти перед тренировкой. — Не нужно, все хорошо, — заверяет Эбби, занимая свое место напротив, — у меня тут перепись населения бутыльков, я только рада отвлечься, а то голова уже кругом. — Понимаю, — выдыхает Кевин, вспоминая стопку личных дел, терпеливо дожидающихся своей очереди. Убирая со стола бумаги, женщина достает из полки небольшую папку и возвращает взгляд на Дэя, бегло пробегаясь по задумчивому лицу. — Выглядишь загруженным, — делится наблюдениями Эбби, — что-то произошло? — Ничего особенного, — отмахивает Кевин. Понимающе кивнув, медсестра встает, чтобы закрыть окно, из-за которого бумаги трепещут при малейшем сквозняке, и внутри почему-то на секунду сжимается что-то фантомное. Эбби была слишком добра к нему, и она заслуживает правды даже в таких мелочах. Отмалчиваться перед ней кажется преступлением, недостойным прощения. — Я сегодня говорил с Жаном, поэтому, — Дэй неопределенно машет в воздухе, — вот. — Вот как, — оборачивается Эбби, слегка удивленная внезапным откровением, но в глазах читается не скрытая готовность выслушать и понять все, что ей поведают, — и как все прошло? — Нормально, я думаю, — пожимает плечами Кевин, приподнимая уголок губ, — было приятно услышать Жана, а вот узнать, что Рико так ничего и не рассказал — не очень. — Было бы странно, если бы он всем рассказал. Это очернило бы его еще сильнее, — сцепив пальцы в замок, рассуждает медсестра, наблюдая за реакцией Дэя, — но я уверена, те, кто должен, и так понимают, что просто так ты бы не ушел из воронов, если бы на это не было действительно веской причины. — Наверное, вы правы, — соглашается Кевин, сомневаясь лишь в том, что действительно существует нечто, способное очернить Рико еще сильнее. — Ты очень сильный, Кевин, — произносит Эбби, заглядывая в зеленые глаза, надеясь, что слова отзовутся среди воздвигнутых стен, смягчая углы, — то, что ты решился на этот звонок, уже дорогого стоит. И то, что ты сейчас делаешь и через что проходишь, требует несгибаемой силы воли. Я горжусь тобой. В горле пересыхает, и Дэй не находит нужных формулировок, способных передать благодарность, которая сейчас плещется в сердце, разгоняясь по сосудам с каждым ударом. Эбби смотрит открыто, прямо, словно это не он просто ее пациент, свалившийся на голову огромным сугробом под палящими лучами полуденного солнца. — Спасибо, — выдавливает Кевин, мысленно извиняясь за неспособность сказать большего, того, что должно было бы прозвучать в ответ на вымолвленную искренность. Но Эбби достаточного и этого. Она ободряюще улыбается, согревая молчаливой убежденностью не хуже пухового одеяла в самые суровые холода, и Дэй не может не улыбнуться в ответ. Коротко и чуть смущенно, но неподдельно. Кивнув собственным мыслям, женщина переводит внимание на лежащую папку, открывая ее и аккуратно разглаживая страницы. — А теперь давай все-таки вернемся к причине твоего визита, — предлагает медсестра, бегло пробегаясь по последним записям, — это правда, что мне сказал Дэвид? — Смотря, что он вам сказал, — откидываясь на спинку кресла, усмехается Кевин. — Что ты собрался играть в составе лисов в следующем сезоне, — объясняет Эбби, замечая расслабившиеся плечи Дэя. — Правда, — признает Кевин. — Ты уверен, что готов? — уточняет медсестра, повторяя позу Дэя, — Кевин, я знаю, что ты тренируешься ночью. И хоть делаешь это ты без моего разрешения, но ладно, так уж и быть. Но ты уверен, что хочешь выйти на поле в качестве нападающего? Это совершенно другие нагрузки. — Говорите точь-в-точь как тренер, — вспоминая недавний разговор с Ваймаком, замечает Кевин. — Потому что оба мы говорим правильные вещи, — Эбби не сдерживает добродушный смешок от проведенной параллели. — Я все понимаю, — уже серьезно начинает Дэй, — и, если вы не дадите добро, я тоже пойму. Но я не могу больше отсиживаться на скамейке запасных. Мое место на поле между двумя воротами, а не за оградой. — И что мне с вами такими целеустремленными делать? — вздыхает медсестра, заправляя волосы за ухо. — Я выйду на поле в любом случае, — потупив взгляд, произносит Кевин, — если не в этом сезоне, то в следующем. Рико хотел избавиться от меня, чтобы не мешался под ногами, но он этого не получит. Я не оставлю так просто все, над чем работал многие годы. Эбби слушает внимательно, прокручивая карандаш в пальцах и не перебивая. От слов Дэя веет готовность бороться. Преодолев отчаяние, пронизывающее каждое его действие в день его прихода к Ваймаку, он наконец нашел опору, не позволяющую провалиться в то состояние вновь. Шаг за шагом он заново протаптывает себе дорогу, которую есть кому подсвечивать. — Закатывай рукав, — командует медсестра, вставая со своего места, — посмотрим, как у тебя тут обстоят дела. Голос бодрый. Уверенный. Обещающий сделать все, чтобы пройденный путь Дэя озарялся яркими огнями, зажигающими искры в глазах. Чтобы он привел туда, где израненная душа согреется теплом принятия, обретая спокойствие. Послушно выполняя указание, Кевин следит за тем, как Эбби подходит ближе, принимая протянутую руку. В очередной раз он вверяет себя этой женщине, не сомневаясь ни секунды и готовясь принять любой исход. — Интересно, это твое необузданное желание выйти на поле помогает костям срастаться так, как нужно, или прячешь от меня какой-то секрет? — изучая рентгеновский снимок, спрашивает медсестра, удовлетворенно кивая и что-то записывая. — Если раскрою его, обязательно поделюсь, — обещает Дэй, не сводя глаз с черно-белой картинки, — ну так что там? Вопрос получается настороженным, передающим волнение, засевшее в груди, и Эбби откладывает все в сторону, одобрительно прикрывая глаза. — Там все хорошо, — указывая на руку, сообщает медсестра, — а вот что там, — Эбби карандашом указывает на голову Кевина, — я не знаю. Поэтому, Кевин, ты должен пообещать, что при малейшем дискомфорте ты бросаешь клюшку, и идешь ко мне. Договорились? — Договорились, — скользнув пальцами по шрамам, принимает условие Дэй, — значит, это да? — Это да, — улыбается Эбби. — Спасибо, — звучит от самого сердца. — Иди уже, — машет на него рукой женщина, провожая удаляющуюся спину ласковым взглядом.

***

Вечер наступает незаметно, опускаясь на улицы сумеречной завесой, приносящей с собой тусклый свет фонарей. Настольная лампа остается единственный преградой, не позволяющей темноте завладеть комнатой, и Кевин откладывает очередное личное дело в сторону. Стопка неподходящих кандидатов уравнивается с еще не просмотренными, и ни одна папка так и не оказывается в числе «может быть». Это все не то. Дэй стаскивает очки и с силой трет переносицу, засматриваясь на расплывающийся ободок фонаря, пытаясь структурировать информацию в голове. Несмотря на приличное количество досье, ни одно из них не цепляет. Все биографии однообразны, отличаются друг от друга лишь именами, от которых в голове уже образуется бесформенная каша, притупляющая мыслительный процесс. Для всех изученных претендентов экси — лишь забава. От нее не зависит ничего, и шанс попасть к лисам — лишь дополнительная галочка в бумажках. Кевина это не устраивает. Раз ему доверили это задание, он подберет того, кто станет дополнительным звеном, способным замкнуть цепь игроков, а не того, кто станет очередной трещиной в постепенно формирующейся команде. Лисам нужна сплоченность, а не отдельные игроки. Лисам такие не нужны. В лисах таким просто не продержаться. Сверившись со временем, Кевин утыкается лбом в скрещенные руки, надеясь, что среди оставшихся дел будет хотя бы одно, подходящее под требуемое описание, потому что пересматривать всю стопку бумаг заново кажется сумасшествием, не имеющим ни единого оправдания. Возвращаться к ним нет никакого желания, и Дэй выпрямляется, делая глубокий вдох. На сегодня достаточно. Собрав сумку, Кевин выходит в гостиную, которая встречает его полумраком, нарушаемым лишь мелькающими вспышками телевизора. Ники на пару с Аароном обнаруживаются на пуфиках, увлеченно уставившимися в экран и не замечающими вокруг ничего, кроме джойстиков, напряженно сжимаемых на нервах. Но стоит Дэю показаться в дверном проеме, как Хэммик бросает на него быстрый взгляд, сразу же возвращаясь к игре. — Эндрю уже ушел, — бросает Ники, сразу же переходя на недовольный бубнеж от едва не проигранного уровня. — Утреннюю тренировку никто не отменял, — направляясь к входной двери, напоминает Кевин, — допоздна не сидите. — Хорошо, мам, — фыркает Хэммик, успевая отпить из стоящего рядом стакана. Вновь оказавшись в машине, Кевин думает, что именно так выглядит стабильность. Все тот же запах табака, все тот же сдувающий проблемы ветер. Все та же тишина, и все то же спокойствие. Все тот же Миньярд, без интереса следящий за дорогой, но замечающий устремленный на себя взгляд. Это повторяется из раза в раз, и Дэй почти готов отвернуться, но не успевает. Эндрю опережает его, устремляя черные в ночи глаза на Кевина, ловя с поличным и не давая и шанса спрятаться от них. Они стоят посередине дороги, но никого это не волнует, словно так и должно быть. В сумраке пустых улиц и молчании, осязаемом кончиками пальцев. Понимание без слов, и разговор лишь взглядами. Знать, что в глазах напротив твоя погибель, и знать, что в них же твое единственное спасение. Знать, что человек напротив — опора. Тот самый спасительный круг, за который можно ухватиться во время шторма, грохочущего внутри. Тот самый громоотвод, без которого любоваться грозой не получится. Знать, что этот человек — просто человек, сидящий рядом. И слова тут больше не нужны.