Дама треф

Сосредоточиться, когда в голове подобно воздушным змеям кружат назойливые мысли, меняющие свое направление при малейшем колебании, сложно. Сосредоточиться, когда в голову лезут непристойные мысли, вынуждающие сглатывать в миг накопившуюся слюну, еще труднее. Сосредоточиться, когда мысли оказываются воспоминаниями, — невозможно. Отголоски пережитых мгновений неторопливо расползаются под кожей, превращаясь из воздушных во вполне реальных змей, пускающих по загривку мурашки плавным движением хвоста. Горечь на языке ядом растекается по венам, окрашивая привычно бледную кожу едва различимым румянцем. Ощущение горячего дыхания на шее стирает концентрацию, заставляя неотрывно смотреть в одну точку, забывая о необходимости моргать. Смазанные поцелуи и сорванные выдохи смешиваются с мягкостью волос, зажатых между пальцев, и тепло пульсирует в груди, распространяясь по телу. Движения языка, оставляющего влажную дорожку, и руки, обжигающие плавным скольжением, фантомно касаются шеи, овладевая разумом и ликуя от произведенной реакции. Образы в голове плывут, размывая границы, и четкими остаются лишь глаза. Черные и неприступные. Такие недосягаемые и такие близкие. Скрывающие в глубине слишком много и смотрящие непозволительно прямо. Открыто. Протяни руку и дотронешься до бесконечно далекой крепости, не подпускающей к себе никого. Ошпаришься, поранишься, но все равно продолжишь держать ладонь, пока не почувствуешь, как гранит теплеет под исчерченной шрамами кожей. Медленно и терпеливо. Не убирать ладони и ждать, пока камень сам поддастся. Давление, сформировавшее эти стены, не поможет, лишь придаст им большую прочность, стирая последние надежды того, что скрыто, быть узнанным. Под пристальным взглядом морионовых глаз спускаться все ниже, ступенька за ступенькой. Темнота благоволит, позволяя погружаться в себя и зажигать искру, освещающую миллиметры чужих владений. Темнота впускает, знакомясь с подобным себе мраком. Таким же пропитанным болью и отличающимся лишь деталями. Темнота принимает, накрывая черным пологом, сотканным из воспоминаний. Закрывает ото всех и заставляет сердце биться в ровном темпе. Полуденное солнце светит прямиком в окно, согревая сцепленные в замок руки, и отражается от зеркал солнечными зайчиками, разбегающимися по сосредоточенному лицу. Уставившись на стопку папок, Кевин не сразу замечает, как короткие ногти впиваются в кожу, оставляя неглубокие следы, краснеющие под блеклыми лучами. Минутная стрелка уверенно бежит вперед, оставляя позади себя час, за который ни одно личное дело так и не открывается, сохраняя бумаги в прежнем порядке посередине стола. Взгляд отказывается фокусироваться на шершавых листах, метаясь из стороны в сторону, ища хоть что-то, за что сможет зацепиться. Пустые страницы, нетронутые чернилами, напоминают о невыполненной задаче, витающей в воздухе полупрозрачной тучей, и Дэй стаскивает очки, растирая переносицу и упираясь локтями в столешницу. От стекол быстро отскакивают блики, в поисках наиболее подходящего места для остановки, и один из них размещается на телефоне, подсвечивая черный экран и демонстрируя миру успевшие осесть на него пылинки. Со вздохом Кевин возвращает взгляд на стопку бумаг, в очередной раз пытаясь мысленно их пересчитать, и в очередной раз сбивается на середине, не в состоянии остановить разбегающиеся мысли. По собственной воле рука тянется к телефону, снимает блокировку одним движением и пальцем скользит по краю, будто это могло бы успокоить измученный размышлениями разум. Кружащие за окном птицы слишком сильно напоминают круговорот мыслей, своим гулом заглушающий все остальные звуки. Вертя телефон в ладони, Кевин останавливается, когда дверь за спиной открывается, нарушая уединенное молчание. Отдаваясь безразличием неторопливые шаги отражаются от стен, сразу давая понять, кто именно застал Дэя в плену собственных мыслей. Кевин не оборачивается. Лишь слушает, как стихают звуки, и почему-то желание закрыть глаза, откидываясь на спинку, оказывается слишком сильным. Но Дэй сидит, затылком ощущая чужой взгляд, кажущийся непозволительно явственным, словно глаза обзавелись способностью очерчивать линию роста волос, пуская мурашки навстречу движениям. — Подарок от Ваймака, — бросая несколько новых папок на стол, произносит Миньярд, продолжая стоять на своем месте, — чтобы не расслаблялся. — Спасибо, — покосившись на пополнившийся фронт работы, Кевин возвращает взгляд к телефону, локтем упираясь в подлокотник. А говорят, что к лисам никто в команду не хочет. Несколько десятков личных дел с этим явно не согласны, и им остается только ехидно посмеиваться, наблюдая за потерявшимся в одной из вселенных Кевином. Усталость плотным покрывалом придавливает к креслу, и дрожь разбегается по коже, когда над ухом раздается чужой голос: — Номер Рико вспомнить пытаешься? — издевательски шепчет Эндрю, наклоняясь вперед, чтобы быть на одном уровне. — Жана, — исправляет Кевин, прочищая горло и все еще ощущая, как дыхание касается кожи. — Соскучился по старым знакомым? — усмехается Миньярд, оценивая нетронутые личные дела, — его номер я оставлял. — Ты сохранил номер Жана? — не скрывая удивления, Дэй поворачивает голову в бок, едва ли не сталкиваясь носом с Эндрю, на что тот никак не реагирует. — Я оставил все потенциально важные для тебя контакты, — объясняет Миньярд, хоть и делает это без особого энтузиазма, — но раз ты не в курсе этого, видимо не настолько и важные. — В этом не было необходимости, — оправдывается Кевин, понимая, что действительно ни разу так и не просмотрел все вписанные номера. — А сейчас есть? — выпрямляясь, фыркает Эндрю, отступая на пару шагов. — А сейчас есть, — вторит Дэй, разворачиваясь на стуле и сразу же попадая в плен глаз цвета оникса. Возвышаясь, кажется, над всем миром, Миньярд стоит в центре комнаты, отрешенным взглядом цепляясь за выведенную на щеке двойку. В глубине темных глаз плещется отвращение, и труда не составляет догадаться, что именно привлекает безучастное внимание. Что говорить, Кевин не знает. Момент, когда все мысли разом замолкли, упущен, и остается лишь смотреть в глаза, в которых не отражается ничего и абсолютно всё разом, утопая в бесконечном количестве непроизнесенных слов. Секунды растягиваются в часы, и Эндрю первым прерывает молчание, легким движением разбивая тишину на сотни осколков. — Эбби ждет тебя сегодня, — убирая руки в карманы, сообщает Миньярд. — Эбби? — переспрашивает Кевин, неуверенный в том, что он услышал, — что-то случилось? — Ты случился, — наклоняя голову немного вбок, Эндрю смотрит прямо, — и твоя неспособность жить без экси. — Очень мило, — не закатить глаза не получается, и Дэй вздыхает, покосившись на часы. — Я отвезу, — развернувшись, из-за плеча бросает Миньярд, уже направляясь к двери. — Дай мне десять минут, — в след удаляющейся спине произносит Кевин, вновь цепляясь пальцами за телефон. Ограниченность времени заставляет взять себя в руки, собирая разбежавшиеся мысли в кучку, вновь начинающую функционировать как единое целое. Отступать некуда, и нужный контакт обнаруживается за считанные секунды, красуясь знакомой последовательностью цифр. Сомнения скребутся внутри, острыми коготками пуская неуверенность по кровотоку, но кнопка вызова нажимается быстрее, чем тревога успевает завладеть телом, вынуждая сбегать от прошлого и прятаться за высокими стенами. Гудки оглушают, и какая-то часть Кевина надеется, что Моро не станет отвечать на неизвестные номера, оставив монотонность звуков царствовать над сжимающим край стола Дэем. Но другая часть, та, которую удалось задеть Ники, ждет, когда знакомый голос прервет бьющееся внутри волнение. Сердце предательски сбивается с четкого ритма, и Кевин почти готов сбросить звонок, когда количество сосчитанных секунд переваливает за сотню. Но на другом конце провода раздается спокойный ответ, пребивающий однообразные сигналы, и на мгновение Дэй забывает о необходимости говорить словами через рот, чтобы быть понятым. — Я вас слушаю, — повторяет Жан, когда тишина затягивается. — Это Кевин, — все, что может выдавить из себя Дэй, вдыхая полной грудью и сильнее стискивая телефон. На этот раз приходит очередь Моро молчать, вслушиваясь в немую паузу, последовавшую после своеобразного приветствия. Кевин слышит, как раздается щелчок из динамика, и, набрав воздух в легкие, почти начинает говорить, но его уверенно прерывают: — Ты мудак, — по-французски цедит Жан, и лишь потом продолжает на привычном языке, — объявляешься спустя столько времени среди бела дня. Если ты нормально не объяснишь, почему, пока Рико готов убивать всех подряд, ты светишься в лисах, я тебя сам придушу. — Он что-нибудь говорил о травме? — уточняет Кевин, расслабляясь от привычного французского отчитывания. — О той, которую ты получил на лыжах, ни разу на них не стояв? — язвит Моро, недовольный своим же незнанием, — ничего он не говорил. Сказал, что неудачное стечение обстоятельств, но что-то я не припомню, чтобы ты часто спотыкался. — Жан, он сломал мне руку, — изрекает Дэй, когда поток слов от Жана прекращается, — после моей последней игры в составе воронов. Просто сломал. На несколько долгих секунд Моро снова затихает, обдумывая услышанное. Кевин не перебивает ход мыслей, давая время прийти к тому или иному выводу, а сам хмурится, рассматривая шрамы, расцветающие на коже. — Насколько все плохо? — уточняет Жан, и в голосе проскальзывает волнение, сменившее негодование. — Пришлось оперировать, — Дэй натягивает рукав ниже, устремляя взгляд в окно, — сейчас все в норме, насколько это возможно, конечно. — Как тебе вообще удалось уйти? — наконец спрашивает Жан, и Кевин почти уверен, что в это момент он нервно зачесывает волосы назад. — Тетсуи сам отпустил, — нервно усмехается Дэй, вспоминая тот вечер, — он не думал, что я действительно уйду. — Как и мы все, — выдыхает Моро. Кевин поджимает губы, не в состоянии подавить отголоски вины за то, что оставил всех, но светлые полосы каждый раз напоминают, что выбор был не его. Дэй медлит, пытаясь сформулировать правильный вопрос, но буквы отказываются складываться в предложение, собирая лишь отдельные слова. — Как… ты? — Живой, — хмыкает Жан, хоть и выходит вымученно, — Рико все еще уверен, что ты вернешься, — немного подумав добавляет Моро, — и, если ты так поступишь, это будет твоей величайшей ошибкой. — Я знаю, — Кевин закрывает глаза, откидывая голову назад. — Знает он, — передразнивает Жан, — не пропадай больше на несколько месяцев. Я был почти уверен, что ты где-то в канаве червей кормишь. — Береги себя, — чуть тише произносит Дэй, и торопливые гудки сообщают о завершенном звонке. Убирая телефон в сторону, Кевин лбом упирается на сложенные на столе руки и несколько раз глубоко вздыхает. Внутри противоречивые чувства смешиваются в непонятный коктейль, растекающийся по телу, и Дэй утопает в нем. Услышать Моро и понять, что от него не отвернулись — приятно. Осознать, что никто не знает истинную причину его ухода — больно. Бросать всех, молча уходя, — стыдно. Но Кевин выпрямляется, спуская рукава до кончиков пальцев, и моргает, возвращая лицу привычное выражение. Бросив взгляд на незаправленную кровать Ники, Дэй приподнимает уголок губ. Возможно, нужно будет купить ему его любимую шоколадку. Но это только возможно.