Право на жизнь

Векс хмурится недовольно и кривит губы, но всё-таки встаёт, освобождая место за столом напротив Делвина.       — Спасибо, золотце, — хлопает по спинке стула ладонью ещё раз Бриньольф и грузно садится, пока Векс ловко вытаскивает из пальцев ухмыляющегося Делвина тяжёлое драгоценное кольцо и, вильнув нарочито бёдрами, так, чтобы не обратить внимание было сложно, отходит к стойке «Буйной Фляги».       — А было бы здорово, — задумчиво тянет Делвин, откидываясь на стуле, как при Векс себе не позволял, теребя в пальцах записку от Бриньольфа, — представляешь, город был бы наш.       — Мечты, — хмуро смотрит на него Бриньольф, ссутулившись, привалившись на стол локтями, — в этот раз она угробит Хейга, ты же понимаешь?       — А ты подумай, — Делвин тоже подаётся вперёд и говорит так, чтобы его хриплый шёпот слышал только сидящий напротив: — Что будет выгоднее: позволить ему попытаться, или выдать Мавен, кхм, предателя, готового поднять на неё руку? Подумай хорошенько, что обернётся наваром скорее и вероятнее.       И, видя, как потемнело лицо молчащего Бриньольфа, ухмыляется, касаясь губ пальцами.       — Я торгую, ты знаешь. И моё дело провернуть всё так, чтобы получить как можно больше выгоды.       — Мы потеряем и Хейга, и Нируина. И боги знают кого ещё, если Мавен узнает, — встряхивает головой Бриньольф и хватает за руку Делвина, уже открывшего было рот, сжимает крепко пальцы. — Уже слышал, что ты думаешь о моей привязанности, можешь не повторять. Но давай сделаем так, чтобы Хейг остался жив.       Делвин хмыкает, глядя своими прозрачными глазами на руку Бриньольфа.       — Тогда надо одёрнуть его и остановить, — наконец говорит он, и снова откидывается, рывком высвободив руку, — ты прекрасно знаешь, что справиться с Мавен дело слишком непростое. Скольких ребят из Тёмного Братства, пришедших по её кровь, порешили прямо на пороге поместья? А Хейг даже не наёмник, убивать не обучен.       — Знать бы, чему он обучен, — трёт нахмуренный лоб Бриньольф.       Нируин слушает напряжённо, сдвинув брови и пальцы на опущенных руках подрагивают нервно и часто; Бриньольф же старается говорить ровно, хотя и ощущает уже неприятную, холодную тяжесть в груди и жар, сковавший виски и лоб. Прислушиваясь к этим ощущениям, он ясно понимает, что если не Ноктюрнал посылает ему таким образом предупреждение, то само его нутро чует опасность и беду. Но другого выхода он не видит, и мысленно просит прощения и у Богини, и у себя самого. Роль Главы никогда не была лёгкой, и вообще вряд ли это ему, Бриньольфу, подходящее бремя. Но как уж распорядилась судьба.       — Как я его найду? — почти испуганно выдыхает Нируин, и Бриньольф видит, как отчётливо побледнело смуглое, с острыми чертами лицо. — Зачем ты столько ждал? А вдруг он уже…       — Пока всë спокойно, — Бриньольф думает коснуться его плеча, но обрывает неуместное движение.       Нируин однозначно не тот, кто воспримет чужое прикосновение как знак одобрения и ободрения сейчас, когда ему с трудом дышится; и в обычное время такое он видит скорее оскорбительным.       Поэтому Бриньольф просто кивает ему, пряча руки в широкие карманы.       — Я займусь городом, а ты отправляйся к поместью, — он ощущает, что голос его твёрд, хотя на самом деле уверенности он не чувствует. — Хейг найдётся тем скорее, чем скорее мы начнём.       Нируин исчезает без лишних слов и вопросов, опалив напоследок Бриньольфа взглядом до того тяжёлым и злым, что безысходность и страх в нем читаются острее ненависти.       Подслушивавшая под дверью Сапфир загораживает выходящему следом Бриньольфу дорогу, решительно и резко, словно то, что она слышала, предназначалось для её ушей и это пытались от неё скрыть. Она в чёрных лёгких одеждах, в каких обычно уходит выполнять задания на грабёж от Делвина; красивое юное лицо перепачкано в саже, но прищуренные глаза блестят остро и уверенно.       — Я тоже пойду, — говорит она и рычит, не давая Бриньольфу повысить голос первому, — я пойду, потому что ты старый дурак и сам не справишься!       Первое желание дать ей пощёчину исчезает так же быстро, как и появилось. Бриньольф поправляет пояс и рукава рабочей одежды, похожей на ту, что одета на Сапфир; он так отвык от вылазок и всего, что раньше составляло его жизнь, что, наверное, помощь сейчас не повредит.       — Я была уже в храме и на кладбище, — сцепив на груди руки сама себе кивает Сапфир, — там его нет и, видно, не было.       — Этот легат расквартирован в таверне? — Бриньольф накидывает капюшон и поправляет маску, готовясь закрыть лицо до самых глаз. — Он знает, как я выгляжу, благодаря нашей благодетельнице.       Они проходят в узкий коридор, ведущий к запертому склепу на кладбище, и в лицо веет неожиданной, сладкой уличной прохладой.       — Хотя, таверна не такое сложное место, можно и незаметно…       — Но лучше не надо.       Хейг стоит спиной к медленно затворяющейся надгробной плите, уперев руки в бока. Рыжий факельный огонь играет на встрёпанных ветром коротких волосах, а через сбившийся, расстёгнутый ворот видно шею, и кажется, что она покрыта не шрамами, а тени легли причудливой тёмной паутиной. А на лице написано осторожное любопытство, и самая малость раздражения читается в линии плотно сжатых губ.       — Этот переполох из-за меня, получается? — Он поводит плечами, и от его холодного трезвого взгляда Бриньольфу становится стыдно. — Глупее не придумаешь.       — Ты сам не должен браться за такое! — выступает на шаг вперёд Сапфир, и Бриньольф касается её плеча, но она не замолкает: — Есть столько способов, и куда менее опасных, чем одному вот так просто…       — Милая моя, — Хейг расцепляет руки и качает головой, — я бы никогда не подумал сделать такое в одиночку, подставляя Гильдию, вас всех. Такие дела не проворачиваются с нахрапа, и тебе-то должно было хватить ума это понять.       — Мы испугались, — винится, опустив голову, Сапфир.       — Уже второй раз за последние несколько дней слышу это от бесстрашных членов бессмертной Гильдии Воров, — усмехается Хейг, и проходит вперёд, закрепив удерживающие штыри на двери в склеп.       Гладит по плечу криво улыбнувшуюся, но всë ещё не поднимающую глаз Сапфир и поворачивает её обратно в коридор, ведущий в «Буйную Флягу».       Уже в общей зале, где шумят разговоры и шипит, стекая по каменным желобам, вода, Векс тут же грохает на стол, где улыбающийся Делвин разводит руками, приглашая сесть, четыре полных мёда кружки.       — Нашёлся, дружище, — смеётся Делвин, придвигая стул для Векс и одновременно подталкивая Бриньольфу кружку, успев заговорщицки и успокоено ему подмигнуть. — А мы уже думали сдать тебя Мавен вот мол, неудавшийся любовничек решил ваши кишки на кулак намотать.       Векс смеётся, едва не облившись пенным мёдом, довольный успехом Делвин переводит взгляд на Хейга и едва заметно уголки тонких, вечно смеющихся губ опускаются ниже. Точно так же настороженно смотрит на замершего у стола Хейга и Бриньольф.       — Делвин, — наконец поворачивается Хейг, и по прищуру глаз, по прорезавшимся морщинам ясно, что он напряжён до предела и уже знает ответ, хотя и надеется его не услышать. — Где Нируин? Ты отправил его, как мы обсуждали утром?..       Бриньольф лёгким и ненавязчивым движением сцепливает пальцы на запястье Хейга, и это срабатывает лучше слов.       — Поместье? — тут же вскидывается Хейг и впивается взглядом в Бриньольфа.       И одного кивка хватает, чтобы он рванулся, пытаясь высвободить руку. Сбитая со стола кружка летит на пол, когда Бриньольф вскакивает, пытаясь всё так же удержать его за сжатое запястье.       — За ним пойдёт Сапфир, — шипит он и замирает, взглянув в потемневшие глаза Хейга, — она приведёт его обратно, в этом нет ничего страшного или опасного.       — Он у дома Мавен, Брин! — сжимает в ответ руку Бриньольфа Хейг с такой силой, что мозолистые пальцы, кажется, сейчас продавят мышцы и переломят кости. — Ты сам-то не забыл, сколько тебя зашивали после единственного визита к ней?       В его голосе нет злобы; он холоден, тих, и скребёт так, словно звук точильного камня по шероховатой стали. Он спокоен и зол, сосредоточен и следующий точный, скупой рывок, сжавшиеся на запястье особенно сильно крепкие пальцы позволяют ему высвободить руку и отпустить побелевшее под тканью запястье Бриньольфа.       Он легко вынимает из широкого пояса Бриньольфа два вложенных и укрытых складками ткани кинжальных лезвия, прячет в кожаные наручи.       — Моя вина, — отпивая из поднятой кружки, ухмыляется недобро Хейг, и заметно, как подрагивают его руки. — Надо было не разговоры разговаривать, а действовать.       Он исчезает, кажется, в тот же миг, как дно деревянной кружки касается с мягким стуком стола. Словно растворился в густых тенях плавным, неуловимым движением, избегая света, бесшумно и неизбежно.       — Когда он так делает, — хмыкает Делвин, потирая подбородок, — мне начинает вериться во все эти байки про Соловьёв и дары Ноктюрнал.       Слишком усталый Бриньольф отмахивается от него коротким движением руки. Посылать Сапфир следом он не решается — не хватало ещё одной ошибки к вороху тех, что он успел нагородить за сегодня. И он только закрывает глаза, на миг ощущая в себе ту силу, что получил в день посвящения, и часть которой так ненавидит в себе Хейг. И обращается к той, что их этой силой наделила. Но ни секунды не верит, что Ноктюрнал защитит Хейга, если это понадобится.       Бриньольф обещает себе прождать не больше трёх часов, а потом отправляться следом.       Поместье, принадлежащее Мавен, гостеприимно сияет яркими тёплыми огнями. Дом старый, построен добротно, вокруг пасутся кони, кудахчут, устраиваясь на насестах, куры. Только выглядывающие из тени у дома трое крепких мужиков в тяжёлых доспехах добавляют этой картине тех красок, каких не хватает Хадвару, чтобы стряхнуть с себя наваждение и сосредоточиться. Тому, кто так давно не бывал у родного очага, часто хочется видеть отражение его в любых чужих домах, в отсветах горящего камина в окнах, дыме, поднимающихся из печных труб над крышей. Только чем ближе подъезжали, тем меньше это поместье делалось похоже на гостеприимный и тёплый приют. Помимо многочисленной охраны, коротавшей время снаружи, из открытых дверей навстречу Мавен вышли ещё несколько вооружённых людей.       — Самое безопасное место, — улыбается грубо Мавен, глядя вперёд и перебирая пальцами в перчатках плетёные поводья, — добро пожаловать в моё поместье, легат Хадвар.       Хадвару этот дом безопасным отнюдь не кажется. Всё странно, и Хадвар насторожен до предела, сам не понимая почему ждёт удара здесь, в доме вроде как друга. Он убеждает себя, стараясь рассуждать здраво, что Мавен не отступится с уже выбранной линии соратника и помощника, что ей необходимо показать себя в самом выгодном свете перед генералом и сейчас чуть ли не самая лучшая это сделать возможность. И всë равно здравые доводы логики и разума сминает странный страх и тревога, когда Хадвар переступает порог гостеприимного дома, и двое его людей проходят следом. А крепкие двойные двери за ними закрываются на стальные засовы.       Обсуждение поисков Драконорождённого далеко не заходит. Вечереет, когда разморённая вином и неспешными, невероятно тяжёлыми для Хадвара беседами Мавен, довольная своим решением поселить Хадвара в поместье, удаляется наверх, в свои комнаты.       Она на имперский манер подаёт ему руку, на коже которой уже начинают проступать бледные старческие пятна, для поцелуя, и улыбается, стараясь показать в улыбке несуществующее смущение.       — Утром вас разбудят к завтраку, — и она уходит, закончив на этом прощания.       А обескровленный Хадвар ощущает себя так, словно он впервые в жизни настолько устал от разговоров, хотя ведь, кажется, что может быть легче — вести беседу под вино и печёное мясо.       Его комната в другой части дома, на верхнем этаже, и стоит уже отправиться туда, но Хадвар ещё раз оглядывает зал на предмет перьев, чернил и бумаги. Вряд ли ему удастся незаметно отправить кого-то из своих людей в таверну, передать послание для Хейга в руки аргонианки, да и будет ли это разумно — отправлять ночью своего подотчётного одного. Но всё едино: пытаться сообщить Хейгу о вынужденном переезде сейчас глупо, письменные принадлежности так и не находятся, а двое его солдат уже спят, устроившись на лавках в длинном коридоре.       Солнце едва зашло, и ночь ещё светлая, темнота не пролилась с неба в полную силу. Бесконечное количество бесшумных людей Мавен движется по поместью, и некоторые из них, заглядывая в освещённый, жарко натопленный обеденный зал раз за разом предлагают Хадвару отправиться отдыхать.       Поместье уже издалека словно окутано шлейфом, присущим любому причастному и вхожему в семью Чёрный Вереск. Укромный тёплый свет окон, сказочно-белый, осязаемый дым печных труб, потемневший от времени, но ровный сруб брёвен кладки — всё заставляет Нируина кривиться, подавляя в себе смутный страх, болезненно разбитый надвое, противоречивый и жуткий. Страх за себя, тяжёлый, душащий; страх приближаться к этому дому, о котором ходят недобрые слухи: мол, охраняют его твари из Обливиона и Братство, и злая магия, и каждому, кто с недобрыми мыслями попадёт за его порог, будет один удел — ждать недоброй и болезненной смерти. И страх за Хейга, острый, холодом сжимающий грудь.       Вспоминая то, как едва вытащили с того света Бриньольфа, располосованного на лоскуты за попытку вытащить из этого дома какие-то бумаги, Нируин не в силах перестать думать об этом. Он не такой ловкий вор и не такой хороший боец, как Бриньольф, и, если уж даже их Глава попался… Поместье в считанных шагах, слышно, как хрипло смеются охранники под навесом у дома. Страх противоречив и силён, но в конце концов именно он и подхлёстывает. Если Хейг жив, решает Нируин, он найдёт его, и будет удачливее Бриньольфа. Ведь куда неповоротливому человеку, даже такому опытному в воровстве, до ловкости и умения скрываться, какие присущи босмерам.       Он обходит дом с противоположной стороны, медленно, тихо, не оставляя следа в запорошенных снегом пожухлых зарослях. Приоткрытое окно второго этажа ровно на расстоянии прыжка, так, чтобы за пару секунд зацепиться руками за подоконник, подтянуться и оказаться внутри, где горит свеча на столе и видно противоположную стену тускло, и, кажется, никого нет. Охранники гудят под навесом, оттуда не просматривается этот угол, это окно, и значит, если верно высчитать время и прыгнуть бесшумно, времени хватит медленно оглядеться, и, если в комнате кто-то есть, не показываясь перемахнуть ближе к крыше, благо в срубах дереве есть за что ухватиться. А если там и правда печати на всех подоконниках, и это будет стоить жизни… Нируин поправляет на лице уже заиндевевшую и волглую от дыхания маску и примеривается прыгать.       Рывок срывает тонкий, на грани слышимости звук у левого уха, в тени, и от него страх с новой силой сковывает и обездвиживает. Не узнать это невозможно. Так шипит взводимая осторожными пальцами тетива.