Право на жизнь

— Довакин? — спрашивает Хейг, вытирая влажно блестящие губы.       Солдаты говорят чуть громче, то ли из-за того, что кроме них в зале только аргонианка за стойкой, да Хадвар с Хейгом, то ли потому, что командир отошёл за дальний стол.       Едва оторвавшийся от разглядывания лица Хейга Хадвар кивает и торопливо делает глоток. Ему в голову всё лезут воспоминания, не оставлявшие его ни на день с момента их давнего расставания. Горячие губы Хейга и торопливый поцелуй. И сейчас Хейг облизывает губы, заинтересованно хмыкает, и на спокойном лице появляется привычное задумчивое выражение. Пальцев лежащей на столе руки Хадвара едва не касаются пальцы руки Хейга.       — Не знаю, зачем рассказал тебе, — честно признает Хадвар, и Хейг чуть наклоняет голову, — это всë сказки, блажь и не больше.       — Может быть, — лицо Хейга делается серьёзным, и он неотрывно смотрит на пальцы Хадвара, коснувшиеся его руки.       Хадвару едва не становится не по себе от этого прикосновения, но Хейг тут же переплетает их пальцы, так, что ощутимое тепло заставляет Хадвара выдохнуть и на миг зажмуриться.       Ему всё ещё страшно от того, что гасимые столько времени сомнения и догадки вспыхивают теперь так жутко и ярко. И ощущение губ Хейга на собственных губах заставляет покраснеть и так не бледные щеки.       Хадвар уже не думает о Довакине, Туллии или своих людях, затянувших «Век произвола». Он так и не спросил толком Хейга о его жизни, о том, что произошло после их расставания. Только о себе и о себе. О повышении, о жизни в Мрачном Замке, о посте командира. А Хейг слушал, не перебивая, и взгляд его внимательных светлых глаз ни на миг не отрывался от лица Хадвара.       — Пойдём наверх? — шепчет Хейг, чуть подавшись вперёд.       И Хадвар выныривает из пучины своих странных мыслей, чтобы недоуменно взглянуть на него, и тут же вспыхнуть, увидев в глазах Хейга горячий, алчный блеск.       — Что? — спрашивает было он и хочет добавить ещё «зачем?», но Хейг уже привлекает внимание аргонианки, указывая наверх, а она кивает в ответ.       И стушевавшийся Хадвар поднимается вслед за ведущим его за руку Хейгом. Жестом показывает своим людям, начавшим было вставать, оставаться на месте. Хейг ступает бесшумно и быстро, и Хадвар чувствует только, как горят щёки и как горячо стискивают его руку гибкие пальцы.       На тёмной лестнице Хейг оборачивается, и у Хадвара вдруг мутится в голове: ему кажется, что Хейг сейчас снова поцелует его, прижав спиной к стене. И он уже думает о том, чтобы придержать его за плечо, когда Хейг, шепчет:       — Ступай тише, нам не нужны лишние уши, — и ловко уводит его с лестницы в угловую комнату, всё убранство которой — узкая кровать, стол да стул.       Закрыв дверь и зажегши масляную лампу, Хейг садится на кровать, и Хадвар смаргивает пелену с глаз под его внимательным немигающим взглядом. Наверху куда прохладнее, словно через деревянные стены тянет влажный уличный ветер, и голова Хадвара становится ясной. И он едва не краснеет снова, вспомнив, о чем успел подумать, услышав хриплое Хейгово «пойдём наверх». Он закрывает лицо ладонями и неловко опускается на стул. На колени ему ложатся тёплые ладони.       — Ваш генерал уверен, что Довакин здесь, в Рифтене? — тихо спрашивает Хейг, и Хадвар, утерев ладонями лицо, сквозь стыд заставляет себя посмотреть ему в глаза.       — Нет, — сглатывает он, откинувшись на спинку, — не уверен. Но подозревает, что он либо здесь, либо в Виндхельме.       — Если он в Виндхельме, — Хейг вскидывает недоуменно бровь, — вряд ли ваш генерал может на него рассчитывать. Там он при Ульфрике.       — Генерала это не смущает, — горько усмехается Хадвар и, смотря на лежащие на его коленях руки Хейга, спрашивает: — Как ты здесь? Я не видел тебя, действительно, целую вечность.       Снизу доносится приглушённый звук весёлого нестройного пения, а с улицы слышен протяжный голос поднявшегося ветра. Пожав плечами, Хейг отводит взгляд.       — В Легион не вступил, — тянет он, и Хадвар улыбается, беря его руки в свои с внутренним трепетом.       Только сейчас ощутив, насколько странно, что ему вот так просто прикасаться к Хейгу, словно это правильно и нужно.       — Знаешь, — вдруг говорит Хейг, — я очень скучаю по Дорти.       — Она по тебе тоже скучает, — Хадвар вздыхает успокоено, чувствуя, как Хейг гладит пальцами его ладони. — Каждое письмо из Ривервуда обязательно содержит вопрос о том, а не нашёл ли дядя Хадвар Хейга и не привезёт ли он его обратно.       — И дядя Хадвар его нашёл, — глухо шепчет Хейг, и взгляд его делается тяжёлым и грустным.       — Я безумно скучал по тебе, — признает Хадвар и закусывает губу, глядя поднявшему голову Хейгу в глаза.       Он хочет добавить, что не надеялся на встречу и извиниться за несдержанность свою там, внизу, в зале. Но Хейг улыбается, уронив голову на грудь, прикрыв блестящие глаза, и не даёт ему с запинками продолжить.       Он открывает было рот, но встряхивает головой и тянется неловко к Хадвару, притягивая его за шею и плечо ближе к себе. Обнимает, привстав с кровати и прижавшись лбом к его шее.       — Вот уж не думал, что буду с тоской вспоминать Хелген, — глухо усмехается он, когда Хадвар обнимает его в ответ, притягивая так близко к груди, едва не усадив к себе на колени.       — И чем ты всё-таки занимаешься? — прерывая неловкое молчание, уже когда Хейг выпускает его из объятий, спрашивает Хадвар.       Хейг ухмыляется, поправляя ноженный ремень на поясе.       — Сомневаюсь, что ты будешь рад это узнать, — поджимает губы он и хлопает Хадвара по колену. — Внизу ты упоминал о встрече с Мавен завтра. Что ты скажешь ей?       — Почти всё, — пожимает плечами раздосадованный сменой темы Хадвар, — у неё глаз и ушей много, может, чем поможет в поисках Драконорожденного.       — Вряд ли, — Хейг на миг морщится, словно даже мысль о Мавен ему неприятна. — Она не знает о Довакине ровным счётом ничего, кроме многочисленных слухов. Но иметь её в союзниках мудро.       Он говорит непринуждённо, но явно со знанием дела, и Хадвар собирается уже спросить, почему он так уверен. Но взглянув на лицо Хейга и припомнив, как ловко он умеет уходить от вопросов, отвечать на которые он не хочет, только качает головой.       — Даже не буду интересоваться, из-за чего ты так уверен, — устало улыбается он.       — Оставайтесь на ночь здесь, — мягко говорит ему Хейг. — В ночлежку Хельги можешь отправить тех, кому не хватает женского общества, но для сна она мало пригодна.       Уже у дверей он оборачивается, замявшись на миг.       — Надеюсь увидеть тебя завтра вечером, — едва улыбается он.       А Хадвар борется с собой, но всё-таки решается.       — Ты не останешься? — и, увидев, как вопросительно наклонил голову Хейг, едва не отводит смущённо взгляда. — Ну, со мной…       Хадвар думает, что с момента отъезда Хейга ещё ни разу не спал толком. Словно сон его зависит в первую очередь от того, будет ли Хейг прижиматься лбом к его плечу и будет ли его рука лежать на груди Хадвара, словно защищая бьющееся в теле под ней сердце.       — Если замёрзнешь, я приду завтра, — открыто улыбается Хейг, и Хадвар по его виду вдруг осознает, что он всё понял.       Понял даже то, чего ещё и сам Хадвар не успел понять.       — Спустись к своим людям, пока они боги невесть чего не напридумывали, — Хейг оборачивается уже в дверях, на ходу, собираясь ещё что-то сказать. Но только улыбается Хадвару на грустный взгляд вслед и качает головой.       На первом этаже усадьбы Рифтвельд шумит постоялый двор. Нируин проходит через балконы второго этажа, и, облизывая губы, вваливается в проходную залу. Шкаф у дальней стены заперт, и наверху больше никого нет. Ночь едва перевалила за половину — сейчас самое оживлённое время в «Буйной Фляге». Как наяву представляется недовольно ожидающий их с Сапфир Делвин с кипами заданий разной степени паршивости. Сапфир ушла за город, и судя по тому, что она надела и закрывающую лицо маску — вернётся она явно с добычей. Нируин теребит рукава, отпирает замкнутый изнутри фальшивый замок на поддельном шкафу и, бесшумно растворив створки, шагает внутрь. В бывшем кабинете Мерсера очень светло — помимо нескольких масляных ламп под потолком переливается пушистый тёплого оранжевого цвета магический светильник, растопырив мягкие лучи-лапки. На полу в коридоре лежит Находка, и Нируин присаживается на корточки, чтобы потрепать чутко поднявшую голову собаку по умной патлатой морде. Снимает перчатки и шагает внутрь: Хейг даже не поднимает головы и не прекращает вести ровную линию пером, очерчивая что-то на свежей карте.       Нируин молчит, понурив голову и потирая острый нос. Ему не хочется выволочки; ему вообще не хочется говорить, как не хочется и уходить. Хейг обтирает кончик пера тряпицей и откладывает его в сторону, присыпав легко и почти бесшумно сверкающим песком карту. Он поднимает на Нируина глаза, и в свете магического огня они кажутся почти прозрачными, словно взятые в оправу осколки стекла. Его руки не касаются столешницы: едва отложив перо и закончив с картой, он невесомым движением точёных пальцев манит мягко Нируина к себе, и отодвигается вместе со стулом от стола достаточно, чтобы тут же подошедший Нируин смог сесть к нему на колени, оседлав.       — А вроде же послушный, — ровно, без тени улыбки говорит Хейг, и Нируину страшно от этой его интонации.       Таким голосом он равно озвучивает приказы Главы о наказании, и разговаривает с прочими. Для Нируина у Хейга есть другой тон; такой, что мурашки бегут меж лопаток и губы сохнут в предвкушении.       Горячие ладони Хейга ложатся на бедра, и сквозь тонкую кожу штанов Нируин остро ощущает, как мягко двигаются, поглаживая, гибкие мозолистые пальцы.       Извиняться он не будет, как никогда не извинялся. Даже перед Хейгом. И это понятно им обоим, и поэтому Хейг позволяет ему положить руки себе на шею. Горячими тонкими пальцами прижать кожу, под которой ровно бьётся гонимая сердцем кровь, и придвинуться ближе, жарко вжимаясь пахом в пах.       — Ещё раз ослушаешься меня, — всë так же ровно, едва слышно шепчет Хейг, и Нируин подавляет холодную, встряхнувшую его дрожь.       Он не продолжает. Нируин кивает в ответ, прикрывая глаза. Он не знает, что именно будет, но зная Хейга, может предположить, насколько страшным и болезненным будет наказание, обещанное таким тоном.       — Я испугался, — шепчет он в ответ и запинается, наткнувшись на взгляд холодных светлых глаз. — Ты остался один.       Хейг качает головой, и его горячие ладони ложатся на поясницу Нируина, отстёгивают умело с пояса широкий тяжёлый ремень с кармашками под ножи.       — Когда мне будет нужна твоя помощь, я скажу, — говорит Хейг, и его пальцы уже расстёгивают тугой чёрный ворот, и мозолистые подушечки касаются горячей смуглой кожи Нируина. — Ты ослушался меня в последний раз.       — В последний раз, — сглотнув, шепчет Нируин, и Хейг обнимает его, прижимая к себе.       — Этот имперец, Хейг, — начинает было Нируин, решив получить резкий ответ или удар, нежели мучить себя, но Хейг только поводит пальцами по его коротко остриженным волосам и целует, осторожно и тепло.       — Он хороший человек и очень дорог мне, — отвечает он. — Я жизнью ему обязан.       — Это Хадвар? — удивлённый собственной догадкой отстраняется Нируин, и на его лице такая детская восторженная заинтересованность, что Хейг улыбается, гладя его по острым скулам, и кивает.       — Ого, — передёргивает плечами Нируин, растягивая обветренные губы в улыбке, — прости меня.       — Ревнивый мальчишка, — качает головой Хейг.       — Ну, он такой… мне есть о чëм беспокоиться, — бурчит на это Нируин и с удовольствием позволяет Хейгу снова поцеловать себя, теперь уже отвечая, успокоено и мягко, обнимая своего человека за шею и плечи.       Хадвар просыпается, едва заснув, ещё затемно. Его люди спят, двое кемарят в пустом зале таверны, где уже проснувшаяся аргонианка обмывает стены и расставляет свежие ветви можжевельника по вазам.       — Трудолюбивая ваша порода, — улыбается ей помятый Хадвар, и аргонианка хрипит в ответ, смеясь.       — Выбор невелик, — пожимает она тонкими плечами. — Чтобы жить хорошо, надо работать хорошо. С добрым утром, господин.       — С добрым утром, — кивает, грузно опускаясь за стол, Хадвар.       И перед ним тут же появляются миски с курятиной и густым горячим бульоном. Аргонианка не ждёт даже платы — она оборачивается, собираясь продолжить свои приготовления к новому дню, но Хадвар останавливает её, мягко коснувшись холодного запястья.       — Возьмите деньги, — осторожно говорит он и тянется к поясу, но аргонианка, хмыкнув, останавливает его руку.       — Здесь не доверяют чужакам, и у чужаков берут плату вперёд, — тихо шелестит она, наклонив сверкающую чешуёй морду ближе к Хадвару. — Но вы друг моего друга, а значит — не чужак. Значит, и мой друг.       И её гибкие длинные пальчики разжимаются, отпуская пальцы Хадвара.       — Вы хорошо знаете Хейга? — удивлённо спрашивает он.       — Мастеру я обязана всем, — кивает аргонианка. — Сначала мы все думали, что он — враг, но теперь ближе друга нет почти ни у кого в этом городе. А у меня тем более.       Больше Хадвар у неё ничего не спрашивает. Прошуршав по полу хвостом и подолом простого длинного платья, она уходит дальше наводить приготовления, а поднимающее солнце, свет которого мягко пробивается в освещённую тусклым огнём закопчённых светильников мглу трактира, напоминает утонувшему в мыслях сонному Хадвару, что этим утром его ждёт встреча.       Встреча с женщиной, которую вряд ли кто-то может назвать своим другом.