Право на жизнь

Это похоже на бурю, на ураган. Снег поднимается вихрями вверх, потоки воздуха закручиваются и взмывают, опадают на землю, сбивая с ног людей, распластывая расставленные палатки, переворачивая котлы. Наполненный снежным крошевом воздух так разогнан, что тяжело поднять голову и посмотреть вверх, так режет лицо и глаза. Дракон в вышине, его движения определяются скорее перемещением ревущей бури, его не видно, почти невозможно рассмотреть. В землю бьют несколько вспышек, пронзительно-ярких, и холод усиливается, вдыхать почти невозможно, смерзаются моментально губы и иней стынет на ресницах и волосах.       Паника, охватившая лагерь, Хадвару абсолютно понятна, ей тяжело не поддаться. С нулевой видимостью на вытянутую руку вокруг себя, с морозом таким страшным, что двигаться невозможно, со сбивающими с ног порывами ветра, с яркими, возникающими минуту от минуты голубыми вспышками — со всем этим неясно, как бороться, и бесполезно пережидать. Ящер в небе, но стрелы сейчас не пролетят и на локоть, даже если сможешь прицелиться. Упав наземь, чудом успев отползти от рухнувшего шатра, Хадвар пытается смотреть вверх, но мало что разбирает. Через рёв бури слышны голоса и звон металла, но пока ничего больше не происходит — только кружится белыми вихрями ледяная мгла и вокруг так же, как он, припав к земле, закрыв головы руками, лежат его люди. Несколько солдат совсем недалеко от него, и, когда ему удаётся доползти и оказаться рядом, Хадвар различает, как один из них повторяет только:       — Это конец, это смерть, это смерть…       Поворачивает побелевшее от инея лицо к Хадвару, распластав щекой по земле, и шевелит растрескавшимися губами беспрестанно.       — Это смерть.       Снег останавливается так резко, что это не сразу воспринимается. Хадвар ощущает, что стало легко дышать, и вскидывает голову в прочерченное северным сиянием чистое небо. Чёрное пятно удаляется к тракту, высоко, и кажется сейчас размером дракон не больше коровы. Оттуда же, с вышины, доносятся далёкие, протяжные крики не похожие ни на что, что Хадвару приходилось слышать. Лагерь сровнялся с землёй, костры потушены, ткани палаток, доспехи, камни, люди, всё покрыто инеем. Безбородый юнец, солдат Лод, который лежал рядом с ним повторяя про смерть, покрыт инеем по пояс — когда Хадвар переворачивает его, вытаскивая из-под твёрдого от наледи полога рухнувшего шатра и пытается расцепить наколенники — металл трескается, как лёд, под нажимом его латной рукавицы, и осыпается. Солдат по пояс проморожен, насквозь, его ноги твёрдые, а ткани прикипели к коже намертво. Он ещё бубнит что-то, запинаясь, а Хадвар отодвигается чуть в сторону, тяжело дыша. Осталось несколько минут до того, как он потеряет ещё одного подчинённого — а сколько ещё их погибло за время, пока дракон был здесь?       И как это может быть?..       Возня сзади отчётливая, но, когда Хадвар оглядывается на скрежет и цокот, ожидая своих людей, ему есть чему удивляться ещё сильнее. Каджиты скидывают пологи, которыми укрывались, целые и невредимые, и лапы у каждого из них ещё горят отсветом творимой доселе магии. На их одеждах иней виден только на полах длинных юбок, и ран у них нет, и они не напуганы. Уверенно и быстро каджиты обшаривают то, что осталось от лагеря, каждый размётанный шатёр, вытаскивают раненых, стаскивают их в середину, туда, где был костёр, а нынче разнесённые ветром камни на чёрной земле.       Один из них сразу идёт к Хадвару, наклоняется, мазнув пушистым ухом по лицу, и Хадвар понимает, что не ощутил прикосновение: так замёрзли щеки. Осмотрев ещё дышащего, вытаращившего глаза мальчишку, простукав когтистыми пальцами его ноги и живот, каджит вынимает короткий кинжал и в одно движение загоняет Лоду под рёбра. Не замешкавшись ни на миг, обрывает движение потянувшегося, чтобы отдёрнуть, Хадвара, отводит его руку в сторону.       — Со льдом в пузе жить нельзя, — качает каджит головой.       Тишина после свиста ветра и грохота крыльев стоит такая, что слышно, как позвякивают многочисленные серёжки на пушистых серых ушах.       — Это было… — начинает, запинаясь, Хадвар и кашляет, не может надышаться теплеющим воздухом.       — Дракон, ледяной, — похлопывает его с участием каджит по нагруднику и придерживает за плечи. — Как дохнул — полстоянки сровнял. Ещё дохнул — всë инеем покрылось. Небо чёрное, стрелой не собьёшь, ветром сносит. Мечом не достанешь, высоко…       — Почему улетел? — вздыхает лихорадочно Хадвар, справляясь с приступом кашля.       — Вернётся, — фыркает, показав мелкие острые клычки каджит. — Тут ему и смерть придёт.       Смерть тут уже прошлась, Хадвара продирает ещё худший мороз по коже от того, сколько ещё его людей пострадало; мёртвый Лод так и смотрит открытыми глазами в небо, из открытого рта, меж отмороженных тёмных до синевы губ не вырывается пар от дыхания. И Хадвар вспоминает про Хейга. Его порыв встать каджит пресекает на корню — пушистая, похожая на человечью руку лапа на плече Хадвара держит крепче грязекрабовой клешни. Другие каджиты стаскивают тела, помогают собраться в центре стоянки, где уже вновь пылает костёр тем, кто не может идти, остальные же идут туда сами и принимаются разбирать завалы. Сотник, ещё несколько его людей остервенело оттаскивают куски ткани, креплений, переворачивают тела убитых атакой лошадей. Кто-то сидит у костра. Кто-то лежит, глядя в небо, как Лод… Но Хейга нет. Каджит всё так же держит его, советует своим мурчащим, хриплым голосом продышаться и собраться с силами, им ещё предстоит обороняться по его мнению.       Как можно обороняться от льющей лёд на землю, поднимающей бурю летающей крепости — Хадвар не знает. Хадвар не видит среди тел, среди тех, кто разбирает завалы, нигде не видит Хейга. Ему страшно от всего сразу, ужас наваливается так стремительно, что он закрывает глаза и стонет. Трескаются обмороженные губы, по подбородку стекает густая тёмная кровь, но тепла её не ощущается.       Он пытается встать ещё раз, уже просто чтобы предпринять хоть что-то, как-то разогнать свои жуткие чувства, и каджит так же усаживает его на место.       — Сиди-сиди, — говорит он, и его уши шевелятся, двигаются медленно, улавливая, кажется, какие-то далёкие звуки. — Сейчас вернётся друг, скажет, где дракон.       Словно не боится совсем. Словно это не самое жуткое, что бывало с ним — Хадвар, видевший бойни, видевший как убивает металл и магия, испытывавший страх, ещё в Хелгене ощутил, что такое дракон. Что это бедствие, от которого не укрыться.       — Ты не боишься? — хватает его Хадвар за покрытое тонкой полоской стали плечо. — Это ведь дракон!       Каджит пофыркивает, показывая зубы и темно-розовый язык.       — Каджит умеет убивать драконов, — говорит он. — Каджит режет на их костях знаки, красивые получаются кости.       Кажется, что это отзвук вновь поднимающегося ветра, Хадвар оборачивается резко — и отчётливо слышит топот копыт по промёрзшей земле.       — Карджо! — рявкает Хейг, вскидывая поводья так, что его конь с удивительно прытью перескакивает сваленный шатёр. Поддерживающая магией костёр кошка звучно приветствует его, а сам Хейг подъезжает к ним, спрыгивает с коня, падая на колени перед Хадваром, осматривая его, обхватив руками за голову.       — Ты цел, ничего не отморозил? — шепчет он, шаря глазами, осматривая Хадвара всего, но каждые несколько секунд заполошно возвращаясь к его лицу.       Хадвар качает головой, ладони на его щеках и пальцы, накрывающие его уши ощутимо тёплые — он краем глаза замечает слабый свет целебной магии от них.       — Карджо тут я, — мурлычет каджит, боднув Хейга в плечо. — Ты меня звал.       — Звал, звал, — кивает Хейг, гладит Хадвара большими пальцами по скулам и улыбается ему.       Поднимает его руки, стаскивает перчатки, трогает каждый палец, проверяя, не отморожены ли.       — Дракон на капище недалеко отсюда, похоже, там насест, — говорит Хейг.       Растянувшись в хищной улыбке, каджит навостряет уши.       — Кони уцелели? Если быстро добраться…       Он не договаривает — буря падает с небес, прижимая к земле, и воздух снова такой холодный, что невозможно дышать.       — Не успеем, — рычит Хейг, толкая Хадвара в пушистые лапы, и ухватывает каджита за шиворот, проговаривая в самое ухо. — Под полог его и грей, убью, если не сбережёшь, Карджо.       — Сберегу, — беззаботно отзывается каджит, и продолжает, когда Хейг взвивается на ноги и растворяется в вихрях. — Или Акари сбережёт.       Ухватив за пояс, каджит тянет Хадвара за собой перебежками, с удивительной ловкостью выбирая обходные дорожки, где буря слабее и ветер не сбивает с ног. Прячет за развалинами и телами лошадей, а потом поднимает приваленный камнем полог и втискивает туда Хадвара. Удерживаемая магией ткань застыла над ладонями кошки, места совсем немного, света почти нет, только серебрится низкий полог и сверкают кошачьи глаза. Хадвар тут же натыкается ладонью на лежащего на земле раненого, дальше под пологом — ещё люди и каджиты. Полог подвигается ему под спину: Карджо приваливает его камнем, чтобы не подняло порывом ветра.       — Ляг, — просит кошка, разминая когтистые пальчики. — Так ветром не заденет.       Внутри чуть теплее, дыхание вырывается паром, но хотя бы можно вдыхать. Вот как они спасаются, эти каджиты — хотя и удивительно, что они владеют магией так неплохо.       Он качает головой, трогает рукоять клинка и подаётся назад, нащупывая удерживающий полог камень через складки ткани и отодвигая его. Если там, снаружи сражаются с драконом, если там Хейг — то ему, абсолютно целому, способному держать оружие, как минимум стыдно прятаться среди раненых и женщин.       Первое, что он видит — это поток голубого, клубящегося паром света, вырывающийся из раскрытой пасти. Дракон меньше того чудовища, что напало на Хелген, и шкура его темнее, и вместо огня поток его дыхание оставляет там, где касается земли, сверкающую наледь. Опешивший сначала Хадвар справляется с собой, скорее отползая от шатра, чтобы не навредить прячущимся там, если выдаст себя, и не подставить их под атаку ледяного дыхания, но не может понять, что ему делать. Теперь вися низко, дракон всё ещё недостижим для меча или булавы, а его крылья поднимают вихри, которые снесут любую стрелу. Хадвару остаётся смотреть, пока думает, что же делать: он замечает своих людей, шлемы и нагрудники со знаком легиона, обнажённые мечи, серьёзные лица. Жмутся так же, как он, прячась пока, не имея плана.       Цепь взмывает всполохом, цепляет острый шип на драконьей башке, и пригибает к земле, резко захлопывая пасть. Свободно телепающийся край цепи тут же, прыгнув, хватает каджит и кидает на вбитый в землю стальной прут. Цепь кажется ненадёжной и тонкой, но тут же взмывает вторая, соскальзывает с блестящей шкуры. За ней следует третья, четвёртая. Цепи бьют в панцирь дракона, и Хадвар осознает, что ими выстреливают, что они снабжены крюками или гарпунами и впиваются, пробивая шкуру…       Это кажется невозможным.       Дракон ревёт, вертится, скидывая цепи, и становится заметно, что одно крыло выгибается неестественно. Хадвар присматривается, замирают его солдаты, почувствовав, что может выдаться шанс одержать верх — и все вздрагивают, припав к земле от раздавшегося, оглушающего крика.       Это не человеческий голос, не рёв животного, не вой ветра, не грохот лавины. Хадвар слышал такой только раз, когда рушился Хелген, когда огромный дракон рушил башни и жёг дома.       Но этот дракон молчит, пасть его закрыта. И с земли, взрываясь вихрем снега и щепок поднимается волна, выгибающая подбитое крыло ещё сильнее, ломающая кости и сминающая туго натянутую кожу перепоны. Теперь дракон ревёт, срываясь, сверзаясь вниз, и, рухнув, получает сотни быстрых ударов, не успев подняться на лапы. Каджиты, поднявшиеся и рванувшие солдаты — мечи, булавы, металл пробивает крепкий панцирь. Хейг вспархивает, в одной рубахе, на едва поднимающуюся с земли голову, и вонзает полуторный меч в сверкающий влажно глаз. Хадвару уже нет необходимости обнажать клинок. Через несколько минут всё кончено. В исступлении солдаты ещё лупят дракона, рубят и бьют, но туша уже неподвижна. Из упавшей на пол огромной башки струится кровь через пустую глазницу, из приоткрытой пасти вывалился серый язык и течёт слюна.       — Люди прочь! — кричит одна из каджитов, пробегая к дракону, легконогая, совершенно неиспуганная. — Шкуру испортите! Прочь, прочь люди! Дракон сдох, убили! Прочь!       Хадвар следит за ней взглядом, как она трогает кровоточащие раны на туше, на то, как рядом оседают обессиленно наземь солдаты легиона, как спокойно ощупывают каджиты свою… добычу. И видит Хейга, рассеянно оглядывающегося вокруг, с рассечённым плечом, с залитой кровью рубахой, сползшей набок. Хадвар поднимается, идёт к нему, словно бы испуганному, потерянному, и едва не слепнет, почти его достигнув. Туша вспыхивает, белоснежное марево, бьющее лучами пронзительного света, собирается ореолом, вытекает из-под пробитой шкуры, сплетаясь в сверкающий поток, обрушивающийся, накрывающий фигуру Хейга. Хадвар едва не вскрикивает, задетый этим упругим, словно поток тёплого воздуха, светом, скованный ужасом — и останавливается, как вкопанный, когда в миг свет исчезает. Туша уже не туша — обтянутые иссушенной кожей кости, укрытый чешуёй скелет с пустыми глазницами, нет ни следа драконьей крови на земле. Не в силах вдохнуть, Хадвар преодолевает оставшиеся до так и стоящего перед ним Хейга шаги, хватает его, неестественно горячего, за предплечья, встряхивает, пачкая ладони в залившей ему грудь и руки крови, ничего не понимая, всё ещё жутко боясь.       Хейг смотрит на него странно, приопустив голову, сжав губы.       Вокруг поднимает шум, гомон голосов, и Хадвар дёргается от крика сотника, радостного, захлёбывающегося.       — Довакин! — орёт сотник. — Довакин!       Хадвар хмурится, оглядываясь — их окружают солдаты, робко подходящие ближе, смотрящие с абсолютно глупыми лицами, будто дети, увидевшие волшебный фокус… Они смотрят на Хейга. Кто-то тянется тронуть его за плечо или локоть, они подходят всё ближе.       Шёпот множества голосов складывается только в одно слово.       — Довакин, это Довакин, Драконорождённый.       Исступлённо тыкаясь взглядом в это сжимающиеся людское кольцо, Хадвар снова смотрит на Хейга, и Хейг снова отводит взгляд.       — Вы нашли Довакина, — гаркает Хадвару на ухо сотник. — Вы могли сказать нам, что это Довакин…       «А я знал?..» — проносится в голове Хадвара. Спросить у Хейга, что происходит, нельзя — это будет выглядеть глупо. Каждый своими глазами видел… Значит, это была драконья душа, этот слепящий свет.       Он разнимает слабые пальцы и Хейга оттесняют, каджит со звенящими в ушах серёжками, Карджо, отводит его в сторону, чтобы обработать рану.