Право на жизнь

Другие каджиты споро и умело разделывают тушу, располосовывают шкуру, обнажая сухие гладкие жёлтые кости. Рядом, на укрытом тканью камне, с абсолютно пустым взглядом сидит Хейг. Карджо колдует над его плечом, то трогая рану магией, то смывая сгустки крови. Хадвара же окружают солдаты. Они топчутся недолго, поглядывают на него, вдохновлённые, восторженные, смотрят на останки дракона, но, скоро поняв, что говорить с ними хмурый командир не собирается, расходятся. Забот хватит надолго: раненые, разрушенный лагерь, сил и времени придётся потратить достаточно. С Хадваром остаётся сотник, довольный донельзя, но, кажется, раздосадованный вместе с тем тоже. Он гудит, не замолкая, пока Хадвар собирается с мыслями, отвлекая себя, стараясь определить для себя последовательность дальнейших действий. С Хейгом ему сейчас не стоит говорить, это нужно отложить далеко на потом. А пока есть более важные вещи…       — Я должен сказать, как восхищаюсь вами, — не отстаёт ни на шаг от него сотник, когда Хадвар подключается к разбору завалов, так же работает рядом и трещит. — Но мне не хватает мозгов понять, почему вы не сказали нам сразу, что это Довакин, а не вор какой-нибудь там… Что его защищать нужно, уважать.       — Так было необходимо, — кривится Хадвар.       Больше у него не подбирается слов.       Каджиты делятся на несколько группок: кто-то разбирает тушу, грузит на споро починенную телегу. Другие разбирают завалы и собирают пожитки, стараясь восстановить смятые ветром палатки. Третьи, в основном самки, помогают раненым. Хейг смотрит совершенно пустым взглядом куда-то в сторону, даже не двигаясь, когда Карджо не очень-то аккуратно его зашивает, приговаривая что-то.       Нет, это просто невозможно.       Костров становится всё больше, на разгромленной стоянке от них светлее, зажигают факелы, работа кипит. Хадвар помогает поставить первый шатёр, куда сносят раненых. Подставив плечо Хейгу, чтобы помочь подняться, каджит получает тычок в грудь и отходит. Вместо того чтобы присоединиться к раненым, Хейг идёт к ним, в самую гущу, и лезет помогать.       — Вы б отдохнули, — тут же переключаются на него солдаты, кто-то подходит близко, смотрит доверительно, и Хейг хмурится. — Рана-то не пустячная, подлечить бы. Командир, скажите ему, чтоб не лез.       И Хадвар говорит. Цепляет Хейга за локоть, крепко, жёстко, и говорит:       — Иди к кошкам, пока не растянулся здесь без сознания.       — Я помочь могу, — кривится злой Хейг.       — Ты уже помог, — сжимает крепче пальцы Хадвар, стараясь удержать лицо спокойным. — Теперь иди и оправляйся от раны. Ты теперь в армии и должен подчиняться приказам. И это первый приказ.       Опустив голову, Хейг послушно уходит к шатру, где кошка, глава этого каравана, завидев его, вытягивает руки, подзывая к себе. Хадвар уверен, что о нем позаботятся, и подлечат, и согреют. А потом они поговорят. Остаётся восстановить то, что ещё можно восстановить и найти замену тому, что уже непригодно.       В шатре холодно, намного холоднее, чем у костра, где собрались все. Ночь перевалила за середину, но спят только некоторые из каджитов, люди же воодушевлены и увлечённо разговаривают, разглядывая драконьи трофеи. Пламя нескольких костров бросает тени на уложенный на телегу громадный череп и свёртки с костями. Земля почти оттаяла, сошёл серый сверкающий магический иней с тел и камней. Хадвар окидывает взглядом вновь восстановленный лагерь и опускает полог. Ставит перед сидящим над свечой Хейгом миску с горячей похлёбкой. Рядом спят крепко опоённые лечебным зельем, перебинтованные раненные и Карджо, свернувшийся почти в клубок.       — Ешь, — опережает Хейга, открывшего было рот, Хадвар. — Молча ешь. Ничего не говори.       Хейг пожимает плечами, подносит миску к лицу и пьёт, осторожно пригубив с края. Не отрывая глаз от Хадвара. Словно специально.       Это просто невозможно вынести.       — Глава гильдии воров лижет тебе пятки, ярл города знает тебя по имени и явно весьма неплохо, — начинает Хадвар, стараясь сдерживать голос и говорить тихо. — Мавен… насолила тебе, что ли? Ты приходишь ко мне с безумными глазами, нажравшись лунного сахара, и вытворяешь такое. И потом внезапно оказываешься Драконорождённым. Как только ко мне вернётся способность мыслить трезво, нам нужно будет серьёзно поговорить обо всем.       Хейг издаёт хлюпающий звук, с абсолютно серьёзным лицом вылавливая из похлёбки губами кусок картофеля, так и глядя на Хадвара.       — И не смотри на меня так, — хмурится Хадвар.       Хейг снова пожимает плечами, но сил у него уже явно больше, чем было пару часов назад. Когда Хадвар оборачивается, чтобы подняться и выйти из шатра, Хейг кидается вперёд так быстро и хватает его за пояс так крепко, что он шипит, оседая обратно. Хейг молчит, прижимаясь к нему, обнимая со спины. Продержав так несколько секунд, целует в открытый загривок, и Хадвара продирает по коже мурашками от этого.       — Чего ж ты делаешь, — спрашивает он хрипло, глядя на спящего, даже ухом не поведшего каджита.       — Ты запретил мне говорить, — шепчет горячо ему в шею Хейг.       — Лунный сахар, видимо, ещё не выветрился, — вздыхает Хадвар и тянется к пологу шатра.       — Видишь, как пригодились каджиты, — его и не думают отпускать. — Я иногда даю дельные советы и даже делаю что-то полезное. Правильное. Я не собирался уходить из Рифтена. Мне не нужно было это. Но ты искал Довакина, ты пришёл ко мне сам, ты оказался в поместье, ты не согласился оставить меня, сдать меня страже. Если это не был знак, знамение, то я не знаю, как это назвать. Но я уже пригождаюсь, посмотри.       Двинуть его сейчас не самая хорошая идея. Отцепить его так просто не получится, а сказать Хадвару нечего. Откровения не особо хорошо ему даются, как свои собственные, так и выслушивание чужих. Насколько бы ему не хотелось верить в какие-то свои представления о Хейге, есть здравый смысл и факты, и это не даёт ему покоя. Хотя обосновать можно все, и обелить Хейга можно, и не то чтобы Хадвар совсем не понимает что к чему. Ему не на что злиться, он потерял столько людей, но выполнил приказ генерала. Он вернул себе человека, по которому столько времени так горячо тосковал. Но он плохо понимает, что Хейг хочет на самом деле.       Вернее, он нихера не понимает.       — Ради чего ты всё это сделал? — в лоб спрашивает он.       — Ну, — Хейг прижимается к его затылку, всем весом облокачиваясь на Хадвара. — Сейчас у меня есть только ты, доспех и пара кинжалов. У тебя есть Легион, служба, чувство долга. Мне показалось, я смогу помочь тебе. И смогу провести с тобой ещё, хотя бы немного времени.       — То есть ты это делаешь ради меня, — разводит руками Хадвар. — И поэтому ничего мне не рассказал. Ты Туллию хотел это сказать? Лично? Но не мне?       — Да я не знаю, что я хотел, — усмехается Хейг. — Я хотел уйти с тобой, и, хотя меньше всего мне хочется в Солитьюд и в Легион, ты идёшь туда. У Братьев Бури, насколько я знаю, нет никаких Довакинов в распоряжении. А если у какой-то из сторон будет такое преимущество, война скорее закончится. Тебе не придётся больше сражаться. Тебя не убьют в стычке. Это неплохая цель, м? Как ты думаешь? Остановить войну, чтобы Хадвар остался жив.       — Грандиозный план, остановить войну. — Получается расцепить его руки, хватка ослабла, и Хадвар оборачивается к Хейгу лицом к лицу. — Не замечал в тебе такой мечтательности.       Хейг улыбается, опустив глаза, качает головой.       — Ты увидишь, что я могу, — говорит он. — Ты согласен, чтобы я пошёл с тобой? Не ради приказа Туллия, не ради Империи или долга, плевать мне на них. Я хочу защитить тебя, я хочу быть с тобой. Если ты ко мне вернулся спустя столько времени, не хочу, чтобы мы вновь разошлись.       — Ты тогда сам ушёл, — хмурится Хадвар. — Ты ушёл сам. Было бы тебе нужно, тебе бы хотелось — ты бы остался и был всë это время со мной.       — Тогда я был сбежавший с корабля, вёзшего преступников, вор, не умеющий даже обращаться с мечом. Теперь я Довакин. И Довакин говорит тебе это и не хочет оставлять тебя. Есть разница?       Он серьёзен, говорит уверенно, смотрит хмуро.       — Нет разницы, — отвечает той же монетой Хадвар. — Меня Хейг волнует, а не Довакин. Тот человек, который меня на себе вынес из Хелгена, а не мифическое дитё дракона. Кто у тебя драконом-то был, мама или папа?       — Прабабушка, блядь, — фыркает Хейг. — Я иду с тобой?       Ухо Карджо дёргается резко, позвякивают серёжки. Кажется, кот всё прекрасно слышит, хитрая душонка. Но слов обратно не забрать.       — Идёшь, — устало тянет Хадвар. — Я зол, но мнения своего о тебе не менял.       Хейг подвигается и целует его в шею, в изгиб челюсти, в щеку.       — И это не лунный сахар, — щекотно проходясь дыханием по коже.       Не то чтобы Хадвару так смертельно необходимо было уйти именно сейчас. Он не дотянется щёлкнуть любопытного кота по уху, ему и не особо надо, если быть серьёзным. Его ничего не смущает — ему даже нравится это всё. Наверное. Где-то очень глубоко, там, где нет этих морально-нравственных наслоений, он в восторге от всего этого — этих слов, этих рук, этих горячих губ на своей шее. Того, что их слышат и видят сейчас. И всего того, что успело случиться.       И от этого человека.       — Давай ты придёшь в этот шатёр спать сегодня? — шепчет Хейг. — Уже пора спать.       Хадвар вздыхает, трогает себя по нагруднику выше сцепленных чужих рук. И толкает его назад, укладываясь на лежанку как был, в амуниции, только сняв пояс с ножнами. Спиной тесно прижимается к Карджо. Хейг остаётся сидеть, и смотрит на него с прищуром.       — Ложись, — хлопает рядом с собой Хадвар. — Ты же сам хотел, нет?       Хейгу не страшны ни теснота, ни холодные железные вставки на доспехе. Он прижимается, устроив ладонь на его шее, подтягивает одеяло, накрывая их. Холод не мешает спать: уже закрыв глаза Хадвар понимает, как сильно, чудовищно он устал.       Хадвар не успевает заметить, кто просыпается раньше: утром возня начинается сразу с двух сторон от него, и чешущийся остервенело Карджо роняет на него шерсть, а Хейг выползает из-под его рук, стараясь сделать это, видимо, аккуратно, но растормошив окончательно. Пока он пытается продрать глаза, шатёр уже заметно пустеет.       Снаружи сборы идут полным ходом; проспавший командир дело не очень правильное, но случается, и сотник кивает ему в знак приветствия, не оставляя своей работы. Кошка подносит ему чашку с мясом и картофелем, и Хадвар ест быстро и на ходу, чтобы скорее помочь с ранеными.       Их грузят на повозки каджитов, рядом с тюками со скарбом и костями, лошади тоже нагружены, и в этот раз все кошки идут пешком и тащат хоть по одной суме. Отличный пример тому, как любят эти ушастые все, что можно продать: не оставили на стоянке ничего, за что можно было бы получить хоть септим.       Процессия двигается ближе к полудню, и в положенный срок они должны достичь лагеря. Оставят раненых, сменят коней, и скоро достигнут Солитьюда. Хадвару кажется, что осталось совсем немного. Обманчивое ощущение. Уступивший своего коня Хейг трусит рядом с конным Хадваром, насвистывает тихо и выглядит вполне довольным жизнью, и, главное, здоровым человеком. Отказывается ехать с Хадваром, чтобы лошадь не устала слишком скоро, но соглашается ехать по очереди.