***
— Разумовский последнее время какой-то нервный, — сидя в кабинете Дмитрия Алексеевича, признался в своих догадках Игорь. Дмитрий Алексеевич последнее время забегался с работой, и Гром периодически приходил развеять обстановку, да доложить о состоянии Сережи. А доложить действительно было о чем. — Новый проект, это обычное дело. Добавь к этому новую стезю, которую он пробует, вот и получаешь его состояние, — перебирая бумаги, сказал Дмитрий Алексеевич. — Огромное количество почты, а он очень переживает. Постоянно требует без промедления ее приносить, и судорожно проверяет. «Судорожно проверяет», — Игорь зацепился за эти слова. Он каждый раз натыкался на эту Сережину суетность последнее время и никак не мог состыковать хотя бы одну причину. Почта. Неужто там кроется что-то такое? От Разумовского, конечно, можно было ожидать что угодно. Раз догадка появилась, значит ее определенно точно нужно проверить. Гром сделал вид как ни в чем небывало и отправился на два этажа ниже. Сергей работал в обычном состоянии, ничего предостерегающего не было. Игорь немного помялся в проеме прежде, чем войти, и Разумовский заметил его, взглядом приглашая зайти. Телохранитель внимательно окинул взглядом комнату, хотя и знал ее наизусть, дабы присмотреться к чему-нибудь, что могло бы выдать какой-нибудь секрет. Ничего такого в глаза не бросалось. — У тебя все нормально? — попытка не пытка, начать разговор нужно было. — А что должно быть не так? — не отрываясь от ноутбука, ответил Сережа. — Как проект? — Ты каждый день это спрашиваешь, — айтишник улыбается. — Все идет по плану. Гром усмехается. Действительно, все идет по плану. Только вот по какому? Разрушить самого себя, вернуться к тому состоянию? Все запирать в себе? Игорь искренне не понимал. Они сблизились, они оба знали, что не являлись друг другу чужими, как бы это не было странно. Секретов у всех было полно, несомненно, но защищать — рабочая обязанность Грома. И Разумовский почему-то активно пытается этому помешать. Несколько дней Игорь активно предпринимал попытки разобраться самому, пока не встретил Дмитрия Алексеевича с кипой бумажной почты. Он решил взять эти бумаги под предлогом передачи Сергею, да и освободить Дмитрия Алексеевича от курьерской работы. Быстро проскользнув в свою комнату, чтобы не попасться на глаза Разумовскому, он запер дверь, и кинулся разбирать бумаги. Договор о поставке, договор о сотрудничестве, заверение, извещение с почты о посылке с интернет-магазина, заказное письмо, еще несколько договоров. Ни-че-го. Неужто он и правда настолько сильно переживает только за этот проект и ничего более? Мысли воедино не складывались. Игорь потряс пакет еще раз. Никаких бумаг там больше не было. Оставался только один неэтический способ. Разумовский в это время с придыханием ждал доставку еды. На большом интерактивном экране светились данные проекта, с которыми он работал. Проект развивался хорошими темпами, все участники оставались при хорошем мнении. День у Сережи особо загружен не был, в планах вечером посмотреть какой-нибудь фильм. Возможно, вместе с Игорем. — Разумовский, быстро все объясни мне! — как гром среди ясного неба (можно подумать, что этот фразеологизм сочинили про него) в комнату ворвался Игорь, держа в высоко поднятой руке клочок бумаги. — Что ты молчишь? Внутри Сережи все резко оборвалось. Нашел. Перехватил почту. Догадался открыть. Игорь громко кричал, но Разумовский будто ничего не слышал. Лишь смотрел на него неотрывно. Конечно, Гром не глупый, и скрытность была только вопросом времени. У Сережи не было сил даже сжать кулаки, пока телохранитель читал ему нотацию, которая до него совершенно не доходила. Впервые за долгое время хотелось расплакаться. От этих дурацких анонимных посланий, от собственной глупости, от своих чувств, в которых он толком разобраться не может. Громовские глаза пылали огнем возмущения и негодования, а этот несчастный клочок бумаги так и метался в его крепко сжатых пальцах. Игорь злился не только на Разумовского. На самого себя злился, что не смог понять ситуации раньше. — Держи, читай! — Игорь резким движением ткнул бумагу ему в грудь, отчего Разумовского словно током ударило. «Продолжай в том же духе. Чем дальше зайдешь, тем дольше будешь возвращаться», — гласил текст. Письма с угрозами. Это то, чего так нервно ждал Разумовский с каждым приходом почты. Игорь, громко дыша, безмолвно смотрел на Сережу и ждал объяснений. Гром не хотел получать деньги ни за что, Гром не хотел бросать подопечного, Гром не хотел быть чужим. — Сколько еще таких тебе пришло? Разумовский молчал. Сейчас Игорю больше всего не хотелось превращать данный разговор в полицейский допрос. Он будет ждать, пока тот не признается. — До этого было две записки. Одна три недели назад, другая где-то неделю назад, — сломался Разумовский под натиском взгляда напротив и тишины, пролегающей между. Все это время Сережа и слова не сказал про угрозы. Сколько бы это продолжалось и до чего это могло бы дойти, не обрати внимание Гром на странности в его поведении? Игорь хотел быть тем, к кому бы зашуганный и потерянный Разумовский может обратиться с любым делом — Игорь в лепешку расшибется, но сделает, даже если понятия не имеет как с этим работать. Сережа отложил ноутбук, закрыл лицо руками, положив локти на колени и всхлипывая, на выдохе прошептал: — Прости меня. В этих двух словах заключалось намного больше, только Разумовский не мог их подобрать. Его попытка не вмешивать Грома оказалась провальной. А чего он вообще ожидал от Игоря: что он будет молча сидеть и получать за это деньги? С первого дня все пошло не по плану — Гром ломал все шаблоны, и эта загадка тоже оказалась ему по плечу. Разумовскому хотелось вместить в эти два слова все сожаление о своем поступке. Игорь это чувствовал. Опустившись на колени, он убрал Сережины руки с его заплаканного лица и поцеловал его, чувствуя соленый привкус катящихся слез по бледной коже. — Никогда и ничего не скрывай от меня, — шепотом произнес Гром, держа его лицо в своих руках и глядя в голубые глаза прямо напротив. — Прошу. Внутри Игоря все разрывалось на части: хотелось прямо сейчас взяться за дело, идти искать того, кто посмел довести его до такого состояния и воздать виновному по заслугам. Но сейчас рядом с ним запуганный и заплаканный Разумовский, которого ни в коем случае нельзя оставлять одного. Гром обязательно решит внезапно возникшую проблему, но прежде даст понять Сереже, что все будет хорошо и он никому не позволит навредить ему.***
— Как тетеря собираешься. Игорь уже давно стоял одетый и обутый, и посматривал на часы, ожидая, когда же это рыжее чудо наконец соберется на общий ежемесячный совет по проекту. Сережа же закатил глаза на замечание телохранителя, промчавшись мимо с очередной белой рубашкой, висящей на плечиках. Его худое тело в данный момент занимало все игоревы мысли: выпирающие косточки позвоночника и ключицы заставляют его игриво облизнуться, но Разумовский в суете нисколько данного жеста не замечает. Какая там вообще конференция? Машина была подана и, благодаря пробкам, они добрались до места спустя практически два часа. Но и в дальнейшем удача сегодня не думала им улыбаться. — Дурацкие лифты, черт бы их побрал, — возмущался Гром в ожидании хоть какого-нибудь лифта, не идти же им пешком на двенадцатый этаж. Когда этот «хоть какой-нибудь» приехал, Игорь недовольно пробурчал риторическую благодарность, словив улыбку на губах Сережи, который обожал наблюдать за раздраженным Громом. — Как-то спать хочется, — внезапное признание Разумовского примерно на пятом этаже как будто за секунду подействовало на Грома и того тоже магической рукой начало клонить в сон. Никто ничего не успел подумать.***
«Игорь, Игорь, Игорь», — слышалось сквозь какую-то пелену, а по щекам чувствовались легкие удары. Открыть глаза удалось не сразу — яркий свет бил нещадно. Когда Гром все же смог, то увидел перед собой перепуганного Дмитрия Алексеевича. — Игорь, пожалуйста, проснись. Гром попытался подняться, тело пронзило долей боли. Голова трещала как от хорошего удара о что-то твердое. Он лежал на небольшом диванчике, в помещении находился только Дмитрий Алексеевич. Первая мысль врезалась ясно: — Где Разумовский? — Я тебя хотел спросить, где Разумовский? — спрашивал все еще ошарашенный Дмитрий Алексеевич. — Игорь, что случилось? Что он помнит? Они ехали на конференцию, попали в пробку, доехали, ждали лифта, зашли в лифт, Сережа изъявил желание поспать. Дальше просто темнота и ни-че-го. По коже пробежались мурашки, в горле застрял непонятный ком, а глаза бегали по всему помещению, стараясь найти его. Бесполезно, здесь пусто. Гром рассказал начальнику все как есть, в очередной раз задав один-единственный вопрос: — Вы мне объясните, где Разумовский? Дмитрий Алексеевич молчал, и в затуманенной голове Игоря сложилось два и два. Не смог. Не смог защитить, хоть и пообещал. Не смог сделать так, чтобы ему никто не навредил. Дурак неотесанный, кидающийся пустыми словами. Внутри все будто сжалось. В голове крутилось только одно -«хоть бы был жив, хоть бы жив». — Мы были в лифте…камеры, должны быть камеры, — прерывисто от волнения и злости произнес Гром. — Нет там никаких камер, Игорь, все стерто. Хорошие преступники таких следов не оставляют, конечно. А они, скорее всего, не просто хорошие, а профессионалы своего дела. Гром попытался встать с дивана, но сразу же опустился обратно — голова шла кругом. — Скорая уже едет, тебя посмотрят. Какая скорая? Сколько уже времени прошло? Как долго они собираются здесь сидеть, пока Разумовский неизвестно где, неизвестно с кем, неизвестно в каком состоянии? Беспомощность чертовски раздражала. Сережа должен был жить, должен. Должен хотя бы не ради Игоря, а ради Олега, ради веры в его возвращение и ради нормальной жизни в будущем. Разумовский не раз говорил о кознях в мире бизнеса, удар под дых или в спину может случиться в любую секунду и от любого — нужно быть начеку постоянно. Но даже тогда некоторые все равно бывают сильнее и хитрее. Игорь найдет его, обязательно найдет. Начнет сразу как только пройдет эта дурацкая головная боль, словно ему каждые пару секунд ударяют по черепной коробке. Подключит всех из органов, поднимает на уши Прокопенко и даже выше.***
С глаз срывают повязку. Разумовский щурит глаза, но сразу понимает — перед ним большой экран с программой созданной им социальной сети. Он резко срывается, но крепкая рука сзади сразу же пригвождает его обратно. Неподалеку на столе открыт ноутбук, который и транслирует все на экран. Помимо человека рядом, рука которого покоится на плече самого Разумовского, в помещении находится еще один, но никто из них не делает ни одного лишнего движения. Статично застыли. Тишина давит на мозги, а собственное сердце кажется самым громким звуком в комнате. — А я думал, ты усвоишь урок, — наконец говорит сидящий, и Сергей за эти несколько секунд безошибочно определяет, кому принадлежит этот голос. На его лице, словно защитная маска, начинает искривляться насмешливая улыбка. — Смешно видеть, какими способами вы пользуетесь, чтобы сохранить свой авторитет в вашем прогнившем обществе, понимая, что уже не выдерживаете конкуренции — ни в бизнесе, ни в человеческом отношении. По правой щеке Разумовского хлестко проходится чужая рука ближе стоящего. Кожа горит от пощечины. Бехтиев начинает громко смеяться: все это детский лепет наивного мальчишки, бывшего детдомовца, который возомнил себя праведным гением — о, да разве мало подобных было? Правильность и честность была их ахиллесовой пятой, по которой так легко ударить — это бизнесмен знал уже как свои пять пальцев, продумывая, как убрать очередного выскочку с тропы своего величия. — Пользователи твоей соц.сети безусловно доверяют создателю. А что если поменять настройки конфиденциальности, как думаешь, что потом с данными будет? У Сережи в груди все сжалось. Анонимность, безопасность и практически нулевая возможность утечки информации были главной отличительной чертой создаваемого им IT-продукта, над которым он работал так долго и трепетно. Миллионы пользователей — как физических лиц, так и организаций — выбрали именно его платформу в виду кибербезопасности своих данных. — Вы делаете самую наиподлейшую вещь. Можете сделать что угодно со мной, но уничтожать конкурентов и обличителей вашей грязи таким способом — признак низости. — По твоему народ поверит очередному щенку, не имеющему никаких доказательств? Ну да, как же, — у Бехтиева вырвался очередной смешок. — Юрий, сюда. Откуда-то вышел еще один из приближенных и сел рядом с бизнесменом, устремив взгляд в монитор ноутбука. Разумовский понял, что именно этот человек собственноручно собьет всю программу с тех прочных колес, которые так старательно собирал айтишник. — Приступай, — со смаком командует Бехтиев, словно вершит великое дело. Сердце Сережи начинает стучать сильнее. Попытки пошевелиться пресекаются битьем, а преисполненный ожиданием будущего успеха Бехтиев с насмешливой улыбкой не отрывает взгляда от своей жертвы, как хищник от добычи. На экране отображается попытка перезапуска элементов программы, изменение которых сулит крах всей системе безопасности продукта. Игорь, Игорь, Игорь. Сильнее запредельного пульса только это.***
Гром буквально вихрем влетел в отдел полиции, не разбирая никого и ничего на своём пути. Ошарашенные взгляды сотрудников слились в одно большое удивление, тянущееся за движением субъекта, эту эмоцию вызвавшего. Игорь поднялся по лестнице, ведущей в кабинет начальника и переступил его порог, громко захлопнув за собой дверь. — Игорек, здравствуй, что случилось? — Прокопенко на секунду опешил от внезапного появления. — Федор Иваныч, у вас же есть связи выше? Да что я спрашиваю, знаю же, что есть. Могли бы вы как-нибудь дать под свою ответственность мне разрешение к некоторым работам и данным? А еще несколько помощников, которые разбираются в программах и еще… — Гром говорил нескончаемым потоком слов, в котором чувствовалась явная паника, отражающаяся в глазах, смотрящих прямо на Прокопенко. — Игорь, Игорь, стой! — Федор Иванович остановил его. — Сядь и объясни мне, что случилось, в конце-то концов! Бывший полицейский поджал губы и медленно опустился на стул, сделав глубокий вдох и передернув плечами. Прокопенко знал о его новой работе и даже немного о самом Сереже, но все равно поначалу не смог сообразить ничего вразумительного. Гром рассказал каждую деталь того дня вплоть до злосчастного лифта. — У тебя есть какие-то собственные догадки? — Федор Иванович был на сто процентов уверен, что Игорь уже имеет пару мыслей. Гром признался, что определенно точно стоит думать на кого-то из круга бизнеса — присылаемые записки говорят об этом прямо, и тогда первым шагом будет попытка найти тот путь, которым эти угрозы попадали в почту. Прокопенко попросил показать эти записки, помолчав пару секунд, а затем тихим голосом добавил: — Игорь, не волнуйся, я предоставлю тебе любую помощь, которая может понадобиться, потому что вижу, как ты…дорожишь им. Я прав? Игоревы глаза подтверждали это без сомнений. Федор Иванович, как всегда, был проницательным, отчего Грому порой хотелось провалиться под землю. Игорь дорожил Сережей, Игорь несомненно боялся за него. Черт с этой детской враждой, они оба прекрасно знали, что неравнодушны друг к другу ни капли все это время. Гром надеялся вернуть его целым и невредимым и зарыть тех, кто пытался тронуть его. Сейчас Игорю нужно было взять себя в руки и с холодной головой подойти к поиску. — Я подключу Дмитрия Алексеевича, мы будем проверять почту. Если я закажу вам такси вечером, вы можете к нам присоединиться? Прокопенко утвердительно кивнул. Грому стало чуть легче.