***
— Олег, это ты? — тихим, сдавленным голосом слышится из-за приоткрытой двери палаты. — Олег, ты пришел. Игорь боится открыть дверь и войти. Сквозь маленькую щель он видит только ступни ног Разумовского: он, вероятно, привязан ремнями к больничной койке. Игорь медлит: стоит на месте как вкопанный, смотрит по сторонам, прислушивается к звукам. Но из звуков он слышит только отчаянный, похожий почти на всхлип, голос Сережи. В остальном абсолютные тишина и пустота, давящие на подкорки мозгов. Он зовет Олега. Он ждет Олега. Не Игоря. Не его крепких рук и не их, слегка грубых, объятий. Думай. Думай. Думай. Тело будто само делает пару шагов, пока разум Грома в состоянии оцепенения. Барьер в виде двери с решеткой на стекле преодолен. Разумовский действительно прикован к постели: длинные отросшие волосы разметались по подушке и лицу, на котором читается взгляд абсолютного бессилия. Игорь замирает перед койкой, не произнося ни слова. Он не уверен, что вообще может что-то сказать. Взгляд Разумовского поднимается в надежде столкнуться с Олегом, но глаза в тот же миг расширяются от ужаса. Обезумевши, он дергает конечностями, что ему стоит колоссальных усилий, но страх в данном случае оказывается сильнее. — Хватит! Никакого Олега здесь нет. Да и не было никогда! — крик, исполненный страха, разлетается по палате, а глаза, смотрящие на Игоря, горят ненавистью. Ремни в момент звучно и хлестко рвутся. Гром в короткое мгновение оказывается у кровати и накрывает Разумовского своим телом: в его силах издать только бесполезное «ш-ш-ш-ш…» на ухо бьющемуся в истерике Сереже.***
Гром проснулся в сумраке комнаты, почувствовав холодный пот по спине: шторы были занавешены, дверь приоткрыта так, как он ее и оставил, прежде чем провалиться в сон. Они, признаться, давно не разговаривали о Волкове, но Гром уверен, что из головы Сережи он никуда не исчез, и будь Разумовский в реальности в таком состоянии, на подкорке мозга, вероятно, был бы Олег. Вдаваться в ревность из-за сна в данной ситуации было глупо. Игорь издал тихий отчаянный стон — его не разбудили в срочном порядке, и, скорее всего, это значит, что поиск тех, кто доставлял эти письма, далеко не продвинулся. Бывший майор медленно сполз с кровати, потер усталые глаза, умылся в ванной комнате и двинулся в сторону зала, где кипела работа по вызволению Разумовского. Только вот ни Дмитрия Алексеевича, ни Федора Ивановича на месте не было — бумаги также лежали совершенно беспорядочно, а Гром будто бы и не пропадал на добрые десять часов. За панорамным окном город покрывал вечер, и Игорь позволил себе невольно улыбнуться: если эти двое куда-то уехали, то, вероятно, есть повод для проверки зацепок, и лёд в деле тронулся. Через пару часов в башню вернулся Дмитрий Алексеевич. — Игорь, у меня новости.***
У Разумовского затекли мышцы, глаза непроизвольно закрывались, все коды на экране представлялись мерцающе-расплывчатым полотном. Хваленый айтишник безрезультатно бился над программой, а Бехтиев, сидя чуть поодаль, начинал нервничать — мимика, движения выдавали эту старую сволочь, жаждущую наживы. — Черт, — почти беззвучно произносит айтишник и заносит руку над клавишами и вдруг останавливается, но Сережа прекрасно это слышит и видит. И заходится громким смехом. Некрасивым, глумящимся, язвительным, измывающимся. Он чувствует свое превосходство, ему хочется смеяться еще громче, когда он смотрит на эти жалкие попытки взломать настолько разработанную и защищенную систему, а Бехтиев и поделать-то ничего не может. Кроме того, что указывать своим бугаям. По лицу приходится первый удар, по затылку — второй. Громкая насмешка переходит в кашель, смешанный со стоном. Голова мертвым грузом падает вперед, кожа лица горит. Разумовского резко хватают за подбородок, нанося еще одну пощечину. — Я вам ничего не скажу, — предвосхищая задаваемый ему вопрос, из оставшихся сил выпаливает Сережа, плюнув сгустком крови, скопившимся во рту, в лицо напротив стоящему. — Запри его, — приказывает Бехтиев на выдохе. — Быстро! Помедлив в оцепенении пару секунд, помощник развязал руки Разумовского, от чего тот издал облегченный стон, но резким и сильным захватом вновь скрутил их, перекинулся парой взглядов с боссом, и быстрыми шагами поволок за собой жертву. У Сережи не было никаких сил сопротивляться. Его сильным движением втолкнули в какую-то темную комнату, а затем ключ в массивном замке повернулся несколько раз. Руки и спина ужасно ныли. Вся одежда была поцарапана, в отдельных местах порвана, пятна образовывались из смеси крови и грязи. На коже вырисовывались хорошо заметные синяки. В голову отдавали пульсирующие удары. По спине пробирал холод. Мысли вращались попеременно — то к коду, за взлом которого он все равно до ужаса боялся, хотя и в большинстве своем был в нем уверен, то к Игорю. К Игорю, которого, возможно, уволили или который мог даже уволится сам. К Игорю, в широкую грудь которого так часто хотелось уткнуться после тяжелого рабочего дня, ощутить его ладони на своей спине. К Игорю, который бывал невыносим, но без него некоторые вещи были уже «не те». К Игорю, который являлся самой большой надеждой на спасение. Возможно ложной, но такой сильной. Разумовский лег на ковер — единственное, что имелось в этом страшном помещении, по спине пробежали мурашки, все тело начало дрожать от холода. Нужно было лишь ждать.***
Появление Дмитрия Алексеевича Игоря словно током ударило, он метнулся через диван резко к нему. — Что выяснили? Дмитрий Алексеевич снял пальто, кинул на стол папку с бумагами и сел за барную стойку, положив руки на голову, потирая ее массирующими движениями. Игорю стало как-то не по себе: за десять часов, что он был во сне, случиться могло многое. — Курьеры, Игорь, ты отчасти был прав. Гром сел напротив с желанием немедленно узнать, что имеет в виду его работодатель, почему Игорь был прав, и куда делся Прокопенко. Дмитрий Алексеевич рассказал, что тянуть изначально надо было от курьеров — именно здесь Игорь дал правильную наводку. Пробили по базе всю курьерскую доставку документов, и официальными доставщиками сначала были назначены одни люди, которые довольно часто сотрудничают с Разумовским, но именно для нескольких последних документов, предназначенных для Разумовского, компания решила поставить других. — Так, а Федор Иваныч где? — взволнованно спросил Гром, в глубине души лелея надежду, что с ним все в порядке. — Он со своими ребятами пытается найти этих самых курьеров, возможно, уже нашел и сейчас допрашивает. Последний раз я ему звонил пару часов назад. Он сказал, что позвонит, как только узнает что-то стоящее. Записок мы сколько нашли? Три? Четыре? -Три, значит Федору Иванычу нужно отрыть троих сразу, — Игорь в глубине души успокоился по поводу Прокопенко, но подумал, что даже с ребятами из отдела поиск и допрос затянется надолго. — Я поеду в отдел, помогу ему. Гром дернулся с места, но путь ему был прегражден Дмитрием Алексеевичем. — Игорь, умерь свой пыл. Во-первых, тебя не пустят, во-вторых, я уверен, что Федор Иванович справится со всем сам. В-третьих, у тебя, как я вижу, и так нервы шалят по поводу Разумовского, но не только ты один хочешь так яростно его спасти. В одиночку мало что получится, прими это. Хоть Дмитрий Алексеевич был по комплекции меньше Игоря, но у него получилось заставить скалу-Грома остановиться в исполнении неразумных действий. Игоря же насторожили слова начальника о его отношении к Сереже, и это чувство не заставило долго ждать. — Игорь, что происходит между тобой и Сергеем? По спине пробежал холодный пот. Что ему отвечать? Сказать правду? Уволит? Игорь молча отошел, сел на место и опустил голову, не в силах смотреть в глаза собеседнику. — Может продолжим работу? — поджав губы, осторожно произнес Гром, надеясь отвлечь внимание, но взгляд начальника смотрел прямо и определенно точно ждал исчерпывающего ответа. — Я Вас понял. Где подписать увольнение? Брови Дмитрия Алексеевича поползли вверх от удивления, пока Игорь с глубоким тяжелым вздохом пошел за ручкой на столе. — Какое увольнение? — За личные отношения, вы же все видели, перестаньте разыгрывать комедию, — Гром смотрел на Дмитрия Алексеевича, ожидая выговор и бумагу на подпись, но начальник не предпринимал никаких действий. — Вот именно, что я видел. Видел, что Сергей изменился рядом с тобой, как, вероятно, и ты с ним, хотя я, возможно, могу ошибаться. То, что вы пытались показать мне, что между вами ненависть, было достаточно забавно, — так банально, но Грому в этот момент хотелось провалиться сквозь землю. Ну или хотя бы на пару этажей башни пониже. Их отношения были похожи на дурацкий книжный троп от ненависти до любви. Не перенося друг другу поначалу, издеваясь друг над другом, они постепенно начали влиять друг на друга, тем самым больше сближаясь, неожиданно даже для самих себя. Колкости становились все мягче, совместного времяпрепровождения все больше, разговоры все откровенней. Несмотря на периодические интимные моменты, которые захлестывали их в попытках отомстить друг другу, они старались держать дистанцию как можно дольше, упорно уверяя самих себя, что это минутное удовольствие никак не поменяет их отношения друг к другу. Позже оба, лежа в постели, ловили себя на мысли, что творили откровенную ерунду, когда получали горячие поцелуи, долгожданные касания и крепкие объятия. Но на людях они действительно словно бы разыгрывали спектакль, играя в непримиримых врагов, придумывали изощренные шутки, но постоянно забывали о том, что глаза и взгляды не врут. — Мне нет смысла отнекиваться? — Игорь поднял глаза, встретив «улыбку доверия» Дмитрия Алексеевича. — Мне с ним хорошо, — Гром не мог бы сейчас сказать «я его люблю», да и не хотел, наверное, разбрасываться словами. В этом «Мне с ним хорошо» с тем голосом и с тем выражением лица и глаз, с которыми Игорь это сказал, звучало, возможно, гораздо большее, чем в заветном «люблю». Главное заключалось в том, что это было чистой правдой. И сейчас, когда с Сережей случилась беда, он действительно начал осознавать это. — Я тебя понял, Игорь, — с улыбкой ответил Дмитрий Алексеевич. Гром был порядком удивлен такой реакции начальника, но спрашивать ничего не стал. Лишь подошел, крепко обнял и шепнул искреннее «спасибо». Определенно, это была гора с плеч и камень с шеи. Но проблема как была, так и осталась — Разумовского нужно было искать. Теперь, после такого некоего признания, ему стало немного проще. Через несколько часов раздался телефонный звонок Дмитрию Алексеевичу, оба ринулись к телефону, надеясь, что звонит Прокопенко. Это был один из управляющих офиса «Вместе». Сообщил, что наблюдаются еле заметные, но все-таки сбои в работе соцсети. У Игоря в голове складываются карты. — Взломать пытаются, надо искать быстрее. Дмитрий Алексеевич скидывает звонок, лишь настаивая на том, чтобы работники всеми способами держали безопасность системы. Игорь видит, как начальник в срочном порядке набирает Прокопенко, который обещает работать быстрее, но Дмитрий Алексеевич смотрит на испуганное лицо Грома, и напоследок бросает: — Мы скоро будем. Взяв с собой все необходимое, они вдвоем сели в машину и покатили по ночи к Петербургскому отделу полиции. Прокопенко, встретив их, быстро ввел в курс дела, поиски продолжались, но нужно было выяснить одно обстоятельство. — Дубин, иди сюда! Поскольку у Грома нет значка, с ним пойдешь ты. С утра дуйте в то отделение курьерской доставки, которая выполняла заказ, допрашивайте, от кого поступало предложение поменять курьеров для документов Разумовского, — приказал Федор Иванович, подозвав молодого сержанта, бывшего раньше напарником Игоря в некоторых делах. — Гром, только попробуй что-нибудь вытворить! Сейчас расходимся. Игорь не смог сомкнуть глаз на протяжении всей ночи, пока все в отделе кое-как устроились с намерением поспать по приказу Федора Ивановича. В отделении с утра Дмитрий Алексеевич остался с Прокопенко, а Грому с Дубиным дали служебную машину. Дима по дороге пытался заговорить, выражал сожаление, что Игорю пришлось покинуть рабочий пост, что без его не совсем нормативных методов в некоторых рабочих ситуациях очень тяжко. Игорю, честно признаться, не совсем хотелось заводить душевные разговоры, но перед Дубиным он этого, определенно, показывать не будет — слишком хороший, добротный мальчишка, у которого, вероятно, большое будущее в полиции. Он изо всех сил пытался поддерживать разговор, смягчать паузы, когда Дима начинал стесняться, и мысленно вспоминал совместную работу. Да, из всех стажеров, с которыми Грому приходилось работать, Дубин определенно вызывал у него большую симпатию. Добравшись до места, они договорились, что Игорь не будет лезть не «свое дело», хотя Дима понимал совершенно точно — это его дело.***
Разумовский замерз. Зубы дрожали от холода, а пальцы начинали опухать. За тяжелой дверью слышались только какие-то отзвуки громких криков — определенных слов было не разобрать. По всей видимости, код им до сих пор не поддавался. Только это давало ему хоть какую-то надежду, что Игорь или Дмитрий Алексеевич, да хоть Олег, нежданно-негаданно вернувшийся из Сирии, сейчас ворвется сюда и повяжет всех причастных к его похищению. Осознание безвыходности положения угнетало, а к этому подкрадывалась мысль об ослаблении действия препаратов. Сережа слабо улыбнулся в пустоту: тот факт, что Игорь практически заучил расписание приема препаратов Сережи и старался всегда напомнить, был безумно милым, хоть это и входило в его обязанности телохранителя. Сейчас для Разумовского нет ни Игоря, ни времени, ни тем более чертовых таблеток. Он не знал, где ему придется взять силы сопротивляться этой твари, если вдруг что-то пойдет не так.***
— Дмитрий Алексеевич! Федор Иваныч! — расталкивая всех и вся на своем пути (не всем удалось увернуться), Гром спешил в кабинет к своим начальникам — бывшему и нынешнему — дабы рассказать всю найденную информацию. — Игорь Константиныч, стойте, — за ним вдогонку подоспел Дубин, на минуту позже Грома зайдя в кабинет Прокопенко. Все расселись по местам, готовясь внимательно слушать Игоря. Дело было в том, что последние документы, которые и содержали угрожающие записки, доставляли, как уже и говорилось, не совсем сотрудники той компании, с которой обычно вел дела Разумовский, а стажеры, которых отправили из другой, более известной компании на стажировку. — Копать придется в ту компанию, вот имена стажеров. Возможно, не настоящие, но по базе можете пробить, и надо сделать это быстрее, «Вместе», скорее всего, пытаются взломать, — Игорь вытащил из рук Димы листок, положил на стол и упал в кресло. — Дима, можешь заняться информацией об этой компании? — Федор Иванович вмиг переварил информацию, пока Дмитрий Алексеевич внимательно рассматривал предоставленный листок с именами и пометками из опроса сотрудников компании. — Черт, мы уже несколько лет с ними работаем! — Дмитрий Алексеевич, сейчас не время, — одернул его Прокопенко. — Дубин, так что? Дубин, отдышавшись и очнувшись, качнул головой, после чего опять получил себе Грома в напарники — оба были отправлены на рабочее место в отдельный кабинет. Дело пошло, лед тронулся, и Игорь надеялся, что теперь все будет гораздо быстрее. Но подробные поиски информации через системы данных затянулись. Нужно было искать другой путь. Спустя час в отделении полиции была Юля Пчелкина. Хоть сразу они с Громом не поладили, если вспоминать их факт знакомства, но в итоге сработались. В нужный момент он мог на нее положиться. У Пчелкиной в арсенале было много способов, и все, кто в данный момент был обеспокоен судьбой Разумовского, надеялись, что хоть один из них им поможет. Юля работала достаточно оперативно, выдавала информацию постепенно, но ничего из того, что она находила, никак не было связано со сложившимися обстоятельствами похищения создателя соц.сети «Вместе». — Ничего подозрительного нет, компания чиста, — заключила Пчелкина, оставляя в неудовлетворенности всех собравшихся. Только Дубин с какой-то одержимостью продолжал клацать по кнопкам клавиатуры, за чем сосредоточенно следил Игорь, пытаясь прочитать информацию на экране быстрее, чем Дима ее перелистнет. — Да, и партнеры-то у них теперь, ничего не скажешь, воротила-застройщик этот, — обратив внимание на новостную страницу на сайте компании, хмыкнул Гром. Дмитрий Алексеевич вдруг перевел глаза на Игоря с Димой, сидящих за экраном ноутбука. — Как ты сказал? Воротила-застройщик? — Дмитрий Алексеевич прекрасно понял, о ком говорит Гром, и, услышав небрежно брошенное в ответ «ну, Бехтиев этот», резким чуть ли не прыжком очутился на другом диванчике и выхватил из рук бедного, ничего не подозревающего Дубина ноутбук с открытым сайтом и безумными глазами начал вчитываться в строчки, шепотом проговаривая и проглатывая половину звуков. — Почему мы сразу на него не подумали? — Дмитрий Алексеевич, вы о чем? Начальник за пару минут вернул Игоря в тот вечер в казино, в толпу тех обезумевших журналистов, которых Грому пришлось распихивать, пока пьяная туша Разумовского повисла на Дмитрии Алексеевиче не в силах и пальцем пошевелить. Это казино было творением Бехтиева, это с ним в разговоре тогда Разумовский не смог сдержаться и полез на рожон. — Есть план, — облизнув губы, сказал Игорь.***
Сквозь дрему Сережа слышит поворот ключей в дверном замке. Тело снова начинает дрожать от страха. Его одним рывком поднимают на ноги, заламывая руки за спиной. Очередная за несколько дней попытка расколоть Разумовского по поводу кода. Уже имевшиеся синяки, ссадины и царапины не успели зажить. В некоторых местах кожа загрубела, периодически двигать чем-то было болезненно. В убежище так никто и не ворвался, звуков сирен полиции не было слышно. Сережа через экран видел: из-за таких атак в работе соцсети могли быть сбои, но защита, на мутный взгляд глаз Разумовского, все еще была в порядке. Это, он надеялся, давало время Игорю с Дмитрием Алексеевичем. Айтишник Бехтиева мучился над программой, а второй громила стоял над душой Разумовского. — Что насчет сегодня? — этот вопрос Сережа слышит каждый гребаный день. Сбился со счету. — Nihil, — шепотом произносит Разумовский, после чего замечает переглядки своих мучителей. Ему вновь хочется смеяться, но сил уже просто нет. — Хочешь играть в иностранца? — грубый бас раздался над ухом. — Так давай поиграем. После несчастных двух секунд на все помещение разносится отчаянный крик Разумовского, отдающийся звонким эхом от темных, холодных стен, а глаза вмиг наполняются слезами. Ему трудно дышать, еще труднее говорить. Он не чувствует безымянного пальца правой руки. Чувствует только сильную боль.