***
Весна началась с радостного для Марты известия — она получила письмо из школы. Грустные оттого, что сестренка на днях уедет, Герания и Герман с удивлением смотрели на то, как скачет от радости любимая сестричка. Девушка читала раз за разом сухие строки, боясь даже представить, как папа это смог устроить. А папа просто позвонил в школу и объяснил ректору ситуацию, показав колдомедицинские документы и воспоминания о детях. Даже не удивившись, услышавший о британцах ректор школы дал добро на освобождение юной Тёпфер от занятий до следующего года, единственное, о чем попросил — сдать два экзамена из семи, планировавшихся на этот год. — Я не уеду! — Марта обнимала Геру и Германа, не стесняясь целовать своих младших. — Мне разрешили остаться с вами! — Ура! — запрыгала на кровати Герания и как-то очень счастливо улыбнулся Герман. — Теперь ты будешь с нами? — Я всегда с вами, — девушке очень нравилось гладить «малышей» постепенно малышами быть перестававшими. — Всегда-всегда, нужно только позвать и я появлюсь, — она хихикнула. — Значит, ты сказочная фея, — сделала Гера простой, по ее мнению, вывод. — Тогда все правильно! Чтобы отвлечь детей от возможных проблем, Марта достала свои старые учебники первых трех классов магической школы, начав потихоньку заниматься с Германом и Герой. Девочке было очень трудно понимать некоторые науки, мальчик же старался сделать так, чтобы она не плакала. Быстро определив, где проблема, старшая сестра пошла с этим к родителям. — Мама, папа, у нас проблема, — сообщила девушка, привлекая внимание смотревших телевизор самых близких среди взрослых людей. — Рассказывай, доченька, — Елена переглянулась с мужем, выключая прибор. — Что случилось? — Мы попробовали пройтись по программе первого класса, — начала объяснять Марта. — Там же все просто, а младшим и отвлечение, и эмоции… Только не получилось… — Где возникла проблема? — Герхард насторожился, опасаясь, что они что-то пропустили. — Везде, папа, — всхлипнула девушка, показывая рабочую тетрадь. — Гера чуть что — плачет, Герман закрывает ее, и они, кажется, сами не отдают себе отчета, как это происходит. — А плачет когда? — поинтересовался герр Тёпфер. — Сразу же или когда пытается что-то сделать? — Сразу… — прошептала Марта. — Подожди, ты имеешь в виду… — Вот что, — произнесла Елена, — выпиши то, что ты хотела им рассказать и показать, отдельно, и пробуй так. — Да, мамочка! — обрадовалась девушка, уносясь к младшим. Почему-то, когда Герания видела школьную рабочую тетрадь с надписью «математика» или «английский», ей становилось так страшно, казалось, что сейчас войдет миссис Крофт, и… Герман все чувствовал, пытаясь закрыть девочку собой, поэтому учиться не получалось совсем. Немецкий язык они понимали и разговаривали на нем, благодаря каким-то специальным артефактам, что обручами лежали на голове, но дело было не в другом языке. За каждой страницей учебника или тетради Герании слышался тонкий, противный свист, заставляя ее буквально дрожать от страха. Но вот когда Марта принесла просто листы бумаги, на которых что-то было написано, то страх не вернулся, позволяя и Герману, и Гере заниматься интересными вещами. Тяжело травмированные дети постепенно втягивались в обычную жизнь, готовясь рано или поздно пойти в школу. Минула неделя, две… И началось то, чего боялись и к чему готовились родители. Сначала вернулся холод. Он поселился где-то внутри, заставив проснувшуюся Геру заплакать, а все чувствующий Герман просто позвал родителей. Прибежавшая Марта увидела посиневшие лица младших детей и чуть не упала в обморок, но потом махнула палочкой, отчего дышать стало легче, а холод начал уходить куда-то вглубь сильно испугавшейся девочки. Папа и мама не паниковали, они напоили младших детей какими-то зельями, отчего те расслабились и быстро уснули, а Марта просто расплакалась от перенесенного страха.Часть 13
1 октября 2022 г. в 18:37
«Здравствуй, мой милый дневник. Никак не могу привыкнуть к тому, что нас с Германом не будут наказывать, поэтому иногда страшно еще. Но не наказывают, даже когда я попробовала покапризничать. Мне было очень страшно, но Мама только погладила по голове и сказала, что я девочка. Ее девочка. И я плакала. Опять. Почему-то хочется плакать очень часто, я не знаю почему. Герман мне тоже делает так же тепло, как Мама и Папа. Это называется — гладить, я теперь знаю. А еще Сестренка сказала, что нас будут учить учителя. Это такие профессора, которые не бьют, но мне не верится, поэтому страшно. А Мама сказала, что если страшно, то пока не надо, потому что страх — это плохо. А потом меня успокаивала, потому что если плохо — то больно, а больно — это страшно, а страшно — это плохо, и я запуталась. Папа сказал, что больше нас с Германом никто мучить не будет, и что нужно привыкать к этому. А я не знаю, как, и чувствую себя глупой. А Герман говорит, что все получится, потому что мы все семья…»
Выглядевшая значительно младше своих лет девочка аккуратно сложила дневник, сворачиваясь почти в клубочек на папиных руках. Пока Герман мылся, Геранию держали на руках мама, папа или Марта, чтобы девочка не боялась. Взрослые промеж собой называли своих младших «малышами», потому что вели себя те часто именно, как малыши. Это было вполне объяснимо — детская психика стремилась отвоевать свое, поэтому взрослые только улыбались. Ласково-ласково, отчего дети замирали, просто купаясь в этих улыбках, в этой нежности и доброте, постепенно уверяясь в безопасности.
— Дети, — обратился к ним целитель Тёпфер… папа. — Вы разделили аритмию надвое своей помолвкой, поэтому она у вас разная, но вот вызванная ею и лечением простецов сердечная недостаточность — одна на двоих. Вас можно лечить по-разному, поэтому скажите мне, что вам важнее — чтобы было не больно или поскорее ходить?
— Папа, не надо боли! — воскликнула Марта. — Мои младшие и так настрадались… Мы потерпим все вместе, все равно же коляска — не навсегда.
— Честно, не навсегда? — поинтересовалась Гера, уже сжавшаяся, когда сказали про «больно». Девочка будто стала младше, сама понимала это и иногда даже злилась на себя.
— Честно, — улыбнулся мужчина. — Методы простецов — это операция и полгода где-то, а с помощью магии мы, скорее всего, за год справимся.
— Операция — это страшно, — проговорил Герман, тяжело вздохнув. Мальчик не думал, что его мнение что-то значит, но решил проверить еще раз тезис о наказании.
— Значит, не будет никакой операции, — погладил замершего мальчика папа, — пугать вас точно не следует.
— А сейчас мы поедим все вместе, — Марта обняла и Германа, и Геру. — Сегодня у нас Гера будет капризничать? — посмотрела она на девочку.
— Не-а, — улыбнулась та сестренке. — Но, если хочешь, можешь покормить.
— Хитрюжка маленькая, — рассмеялась девушка, осторожно пересаживая младших в коляски. — А после еды у нас будут зелья и… Прогулка!
— Ура! — хором воскликнули Гера и Герман. Гулять они очень любили, потому что вокруг было очень красиво, а все встреченные люди им улыбались. Еще Герании очень нравилась ее шубка, она была мягкой и пушистой, а для Германа, казалось, была важна только девочка, хотя и он уже постепенно оттаивал, понимая и принимая родителей. Взрослых, которые не предадут.
На обед были недавно разрешенные макароны с соусом, они назывались «шпецле» и очень нравились что Гере, что Герману. Зелья постепенно устраняли последствия терапии простецов, заставляя только жалеть о том, что с психикой зельями дело не решается, а приглашать менталиста на данном этапе было просто опасно, да и не доверяли младшие дети никому, кроме них троих. Поэтому их часто вывозили гулять, чтобы показать — на свете есть хорошие люди.
— Скоро весна, любимая, — герр Тёпфер задумчиво разглядывал календарь. — Нужно это предусмотреть.
— Еще и тараканы могут неожиданно полезть, — заметила женщина с тяжелым вздохом. — Если бы Марту можно было перевести на домашнее, хоть до конца года…
— Я попробую, — кивнул Герхард, тепло думая о старшей самоотверженной дочери. Девушка уже сама подходила с этим вопросом к отцу. Дитя целителей отлично знала, что такое «весна» для сердечников.
— Вот попробуй, — задумчиво проговорила фрау Тёпфер. — Кстати, почему на девочке и светлая, и темная магия отметилась, ты уже разобрался?
— Со светлой мы знали и так — специфическое проклятье, — герр Тёпфер обнял жену, в задумчивости глядя на то, как Марта кормит младших. Сегодня дети ели сами, а Марта улыбалась и шутила, отчего и мальчик, и девочка улыбались в ответ. — С темным оказалось сложнее. У нее во лбу было хранилище филактерии, помнишь, я рассказывал?
— Помню, — кивнула женщина, — я только не понимаю, зачем проклинать на такие вещи, если уже прикрепил сосуд?
— Эти бриты… — с характерной интонацией произнес любимый муж. — Неучи. То один разорвет свою душу на множество частей, то другой посчитает, что страдания носителя укрепят филактерию.
— Серьезно, что ли? — поразилась фрау Тёпфер. — Не может быть!
— Мне воспоминания допроса показали, — Герхард поморщился. — Некромант-недоучка, тьфу.
— Не плюйся, — улыбнулась женщина, раздумывая над тем, как доченьке на самом деле повезло выжить и встретить Германа. — Ты что-то не договариваешь, — заметила она.
— Следователь считал, что, возможно, ребенка хотели подвести к распаду личности и сменить пол, — сдался герр Тёпфер. Глядя в глаза моментально озверевшей жены, мужчина начал ее поглаживать, успокаивая тем, что многоименный неуч уже стал историей вместе со всеми своими филактериями, а посмертие ему разозленные таким пренебрежением некроманты обещали очень интересное, и целитель Тёпфер им верил.