Любовно-производственное равновесие

— Вера, вызовите ко мне Новосельцева. — Хорошо, Людмила Прокофьевна, — вышколенно ответила Вера, уловив строгий тон Калугиной. «Интересно, что натворил этот недотёпа, что его с утра вызывает Людмила», — размышляла Верочка. Ей не терпелось узнать последние новости о вечере у Самохвалова. Она тихонько подошла к окошку, чтобы узнать, на месте ли Алёна. Трудовой день в статистическом учреждении начался в привычном для него режиме: сотрудники не спеша втягивались в свою работу. *** — Привет дебоширу! Ты можешь мне сказать, что вчера с тобой произошло? Какая муха вчера тебя укусила? — с насмешкой поинтересовалась Ольга. — Оля, не мучай меня. Я итак всю ночь не спал, — страдальчески пробубнил Новосельцев. — Пойди к ней и извинись, — серьезным тоном посоветовала Рыжова. — Мне стыдно перед ней появляться, если честно, — смущённо продолжал Анатолий Ефремович. — Ну Толя! Как говорится, любишь кататься… — Хорошо, я пойду к ней и извинюсь. И правда, какая муха меня вчера укусила? Может, она не примет меня… — с надеждой произнес Новосельцев и вздрогнул от неожиданного треньканья телефона. — Новосельцев, Вас вызывает Калугина, — важно сказала Вера и повесила трубку. — Толя, не дрейфь! — радостно улыбнулась Оля и похлопал его по плечу. Новосельцев, взяв для уверенности свой недоделанный отчёт, обречённо поплелся к Людмиле Прокофьевне. Ольга Петровна же по примеру своих коллегш решила поправить макияж и прическу. — Доброе утро, Оленька, — неожиданно появился Самохвалов. — Здравствуй, Юра. — Мне очень приятно, что ты вчера была у меня в гостях. — Спасибо за прекрасный вечер, — улыбнулась Рыжова. — Да уж, вечер вчера удался, — с досадой сказал Самохвалов, — какие планы на сегодня? — Отдохнуть от вчерашнего. — А где Толя? — Его вызвала Людмила Прокофьевна. — Надеюсь, он не способен натворить дел ещё. Ну что ж, увидимся, Оленька! — продолжал любезничать Самохвалов. — Конечно, — так же радостно ответила ему Ольга Петровна, и как только он удалился, улыбка исчезла с ее лица. Со вчерашнего дня ее не покидало чувство, будто Самохвалов решил приударить за ней. *** — Алёна, у тебя какие планы на вечер?.. Отлично! Тогда я с вами, — решительно заключила Верочка, разговаривая по телефону. Наконец-то она узнает последние новости о всех сотрудниках. Новосельцев вошёл в приемную и вежливо поздоровался: — Здравствуйте, Верочка! — Новосельцев, почему с утра вами интересуется Людмила Прокофьевна? — с нескрываемым интересом спросила секретарша. — А меня по всей видимости увольняют, с горечью сказал Новосельцев, — за хулиганство. Верочка растерялась и не смогла ничего ответить. — Спросите Людмилу Прокофьевну, может, она не сможет принять меня. Вера зашла в кабинет Калугиной: — Людмила Прокофьевна, тут Новосельцев пришёл. Приглашать? — Пусть войдёт, — вздохнула Калугина. *** «А Юра совсем не изменился, — с ужасом вспоминала студенческие годы Ольга, — если он так и будет меня преследовать, то мне придётся весь день куда-то отлучаться, — но печаль вдруг сменилась неистовым ликованием, — Боже! Да у меня столько рационализаторских идей! Почаще буду бывать у Людмилы Прокофьевны! Так, что-то долго нет Толи. Чует моё сердце, что надо бежать спасать положение! Спасать Людмилу Прокофьевну!» И в одно мгновение Ольга Петровна облачилась в свои доспехи, вскочила на белого жеребца и помчалась в сторону башни замка, где огромный огнедышащий дракон, расправив свои крылья, готов был съесть её принцессу. *** В приемную вбежала Шурочка с ведомостью и, не спрашивая ни о чём, направилась к Калугиной. — Куда? — прикрикнула Вера. — К Людмиле Прокофьевне пока нельзя. — Сдаём по пятьдесят копеек на юбилей Боровских! — неумолимая Шура стойко выполняла свои обязанности. — Юбилеи теперь не в моде, — довольно высказав своё мнение, Вера внесла свои деньги и расписалась. — Верочка! Вот когда у ВАС будет юбилей, мы тоже соберём Вам на подарок. — С такой нервной работой я не доживу до своего юбилея. — Бросьте, Вы ещё так молоды и красивы! — расплываясь в улыбке, кокетничала Шурочка, крепко прижимая к себе ведомость. Она пристально смотрела на Веру, любуясь каждой чертой ее лица. — Шура! Скажете тоже, — Вера опустила глаза и начала судорожно искать себе занятие. Увидев новую стопку писем, она ахнула и начала сортировать их, желая скрыть своё смущение, затем села за печатную машинку и начала что-то очень быстро печатать. — Новосельцев ещё там? — спросил Самохвалов, выйдя из своего кабинета. — Да, — хором ответили Шурочка с Верой, потом посмотрели друг на друга и засмеялись. — Боюсь, он опять распоясался, — с беспокойством сказал Самохвалов. — Юрий Григорьевич, а что вчера произошло с Новосельцевым? — обмениваясь взглядами с Шурой, спросила секретарша. — Да ничего особенного. «Вот зараза. Я всё равно сегодня всё узнаю», — с досадой подумала Вера. — Новосельцев ещё там? — врываясь в приемную, спросила Ольга Петровна. — Да, — опять хором ответили они. Из кабинета вышел Новосельцев, и все посмотрели на него выжидающе. — Ну что? Уволила тебя старуха? — поинтересовался Самохвалов. — Она не старуха! — возмутилась Рыжова и направилась в кабинет директора. — Куда? — крикнула Вера, но было уже поздно. — По-моему, я сделал ещё хуже… — печально произнес Анатолий Ефремович и поплелся обратно на свое рабочее место. В директорском кабинете было пусто и тихо. Ольга Петровна увидела открытую балконную дверь и рванула туда. — Людмила Прокофьевна! — испуганно крикнула Ольга. — Людмила Прокофьевна, что с Вами? Прикрыв лицо носовым платком, Калугина стояла на балконе и заливалась слезами. — Людмила Прокофьевна, миленькая, что произошло? Новосельцев опять что-то наговорил Вам? Увидев, Рыжову, Калугина заставила себя успокоиться, усердно вытирая слёзы: — Он просто издевался надо мной! — дрожащим голосом ответила она, продолжая тихонько всхлипывать. — Он пришёл ко мне в кабинет извиняться, а сам говорил гадости… Сделав паузу, она начала рассказывать: «Вчера Вы меня публично оскорбили, оклеветали, всё, что вы говорили — возмутительная ложь!.. Вы утверждали, что я чёрствая. — Вы мягкая! — Бездушная… — Вы сердечная! — Бесчеловечная… — Человечная! — Сухая… — Вы мокрая… — Перестаньте наконец надо мной издеваться! — Я наоборот, преклоняюсь перед Вами. — За что вы меня так ненавидите? Что я вам такого сделала? — С чего Вы взяли? Весь наш коллектив…мы все в Вас души не чаем, мы Вас все так любим, в глубине души, где-то очень глубоко, так глубоко, что Вы просто не замечаете… а если Вы вызываете, то к Вам в кабинет идём, как на праздник», — тут Калугина не выдержала и снова заплакала. — Людмила Прокофьевна, успокойтесь, пожалуйста, — Рыжова подошла ближе и, пытаясь как-то её успокоить, ласково погладила Калугину по плечу. — А потом он сказал: «А впрочем, плачьте! Это хорошо, что вы еще можете плакать! Плачьте, плачьте, Людмила Прокофьевна! Может, если Вы способны плакать, то ещё не всё потеряно…», — Калугина начала реветь ещё больше, и Ольге Петровне захотелось ее обнять. У нее разрывалось сердце. Ей вдруг настолько жалко стало Людмилу Прокофьевну, что на глазах навернулись слёзы. — Людмила Прокофьевна, пожалуйста, успокойтесь. Что же мне с Вами делать? — озабоченно сказала Рыжова и крепко обняла Калугину, не желая выпускать её из своих объятий ни на секунду. Она нежно гладила ее по спине и волосам, стараясь хоть как-то успокоить. — Надо выпить воды. В графине вода кипячёная? — Кипячёная, — всхлипнула Калугина. Ольга Петровна взяла стакан со стола, налила туда воды и заботливо обняв Людмилу Прокофьевну, напоила её. В этот момент Рыжову переполняли самые теплые нежные чувства. — Я так давно не плакала. Иногда мне, конечно, хочется поплакать, но что же я дома буду реветь в одиночку? — вытирая слезы, Людмила Прокофьевна неожиданно улыбнулась. — Это как алкоголик, который пьет в одиночку. — В следующий раз, когда Вам захочется поплакать, Вы вызовите меня! — улыбнулась в ответ Ольга Петровна. — Вы не представляете, как мне тяжело. Я встаю утром и иду варить кофе. Не потому, что хочу завтракать, а потому, что так надо. Заставляю себя поесть — и еду на работу. Вот этот кабинет и есть мой дом. Если б вы знали, как я боюсь вечеров. Задерживаюсь здесь до тех пор, пока вахтер не начинает греметь ключами. Делаю вид, будто у меня масса работы, а на самом деле мне некуда идти. Дома только телевизор. Я даже собаку не могу завести, днём ее некому будет выводить. Конечно, у меня есть друзья. Но у всех семьи, дети, домашние заботы. А выходные? Теперь их стало два… — горько сетовала Калугина. — Людмила Прокофьевна, в следующий раз Вы едете вместе с нами на экскурсию! Но сначала мы с Вами сходим в ресторан, посидим, поболтаем, посплетничаем. Отказы не принимаются! — Но мне нечего надеть…с такой жизнью я превратила себя в старуху. — Никакая Вы не старуха! Просто одеваетесь немного мрачновато. Калугина внимательно посмотрела на Рыжову. — Людмила Прокофьевна, мы с вами ещё так молоды! И красоту нашу не спрятать, — уверенно произнесла Ольга, достав из кармана своё зеркальце. — Посмотрите, ради таких прекрасных глаз хочется умереть. А в очертаниях Ваших прелестных губ есть нечто, что притягивает взгляд. Ольга подошла к Калугиной ближе, медленно опустила ее руку с зеркальцем и пальцами дотронулась до ее губ, чувствуя, как сердце начало биться сильнее. — Я каждый раз смотрю на Ваши губы и с ума схожу, предвкушая, как поцелую их однажды… Калугина стояла неподвижно с широко открытыми глазами. Её терзали смешанные чувства, с одной стороны, это было неожиданно, с другой стороны, в её сердце впервые в жизни появилось какое-то совершенно неземное упоительное чувство. Ольга взяла её за талию и прижалась к её щеке, вдыхая аромат знакомых духов. Внутри всё начало сжиматься от волнения и дикого желания поцеловать Людмилу. Они посмотрели друг другу в глаза, тяжело дыша и замирая от нежности. Наконец, Оля коснулась ее губ и почувствовала теплое дыхание. Через секунду они слились в нежном поцелуе, который наполнил их души невыразимым счастьем.