Безымянная река

движенья твои очень скоро станут плавными походка и жесты осторожны и легки никто и никогда не вспомнит самого главного у безмятежной и медленной реки на берегу очень дикой реки на берегу этой тихой реки в дебрях чужих у священной воды в тёплых лесах безымянной реки Nautilus Pompilius — На берегу безымянной реки

Дорога забирала вверх, и вскоре Вэй Ин вынужден был остановиться, выбрать место для краткого — как он надеялся — привала. Несмотря на подбитый мехом плащ, он мёрз, а оттого двигался медленнее, чем хотел бы. Начинало смеркаться, а он всё ещё не увидел вдали очертаний деревни, хотя та должна была стоять неподалёку. Он не представлял ещё, в какой стороне может находиться Безночный город, и не понимал толком, зачем ему подниматься туда. Хотел поговорить с местным людом, расспросить, не видел ли кто… не видел ли кто Лань Чжаня. Вэй Ин тяжело опустился на едва видневшийся из-под снега камень и задумался. Память не давала ему ответов. Он не мог сказать точно, где Лань Чжань прятал его. Не мог даже понять, как долго они оставались в тишине и глуши только вдвоём. Сколько длилась болезнь, что на самом деле не была болезнью, как долго Лань Чжаню пришлось забирать его память, какие техники он использовал?.. Вэй Ин потёр наливающиеся болью виски. Ему казалось, что тьма подкрадывается, подбирается ближе, выдыхая в затылок морозным ветром. Может, он сбился с пути, пропустил развилку? Снегопад был недавно, и дорога лишь угадывалась среди наметённых сугробов. Он сам словно превратился в блуждающий огонёк, который теперь будет скитаться по плато, не в силах отыскать верного пути… Вэй Ин фыркнул, как только осознал, что уже сравнил себя с мертвецом, с духом, лишённым плоти. Нет, он должен отыскать Лань Чжаня. Раньше он не уступал, не отступался, так и теперь не будет, пусть и вынужден блуждать и во времени, и среди снегов, и в собственной памяти. Ночь наступала ему на пятки. Он не стал отдыхать ни вдохом больше, встал и оправил плащ, поднимая воротник выше, чтобы скулы не обдавало ледяным дыханием черноты, и двинулся вперёд как можно скорее. Лишённый Золотого ядра, он был не таким выносливым, как Лань Чжань, не мог отказаться от отдыха и пищи, но упрямство жило в нём как и прежде, и потому он шёл и шёл вперёд, пусть даже у него не осталось ни капли надежды добраться до селения до темноты. …Впрочем, когда ночь уже упала ему на плечи, когда она окутала его коконом тишины и лишь колкие звёзды равнодушно смотрели с небес, Вэй Ин всё же сумел разглядеть почти заметённый указательный камень. Прочесть название селения в такой темноте он не мог, но с воодушевлением поднял голову, надеясь, что хоть кто-то там ещё не спит, хоть одно окно светится тепло и мягко, приглашая его на ночлег. Но нет, на него воззрились лишь мрак и чернота. Налетел порыв ветра, кинув горсть сухого снега Вэй Ину в лицо, а вместе с ним — и привкус горечи, гари. Как будто… Вэй Ин сделал ещё несколько шагов вперёд, только чтобы рассмотреть и убедиться: среди снежной белизны тут и там выступали чёрные остовы. Прежде здесь было селение, но совсем недавно кто-то сжёг его дотла. — Лань Чжань, — забылся Вэй Ин и позвал, хоть в этой мёртвой тишине некому было бы откликнуться. — Лань Чжань, кто сотворил это?.. Вэй Ин верил своему чутью. Оно не подводило его прежде. И теперь он был уверен, что исчезновение Лань Чжаня и сожжённая деревня — звенья одной цепи. Одно и то же зло таится за этими событиями. Но прямо сейчас, среди мрака, он не сумел бы отыскать ничего, никакой подсказки, указавшей бы дальнейший путь. — Лань Чжань, ведь ты жив? — спросил он будто бы у ветра. — Ты жив?.. О, молю тебя, будь жив! Я не успел, я… — и замолчал. Вспомнив своё имя, он вспомнил и то, что не говорил Лань Чжаню о чувствах, тлевших внутри, мучивших его ещё со времён обучения. Полуосознаваемых и странных. Он не говорил, не говорил!.. А следовало сказать. Да, когда Лань Чжань забрал его память, когда он скрыл его имя, Вэй Ину не нужно было больше сомневаться. Когда к нему вернулись силы, когда он сумел сесть на постели без помощи, он уже знал и не удивлялся нисколько — он любит своего гэгэ, прекрасного, точно сошедший с Небес бог. И он сказал об этом сразу, легко и свободно. Но разве на самом деле это можно считать за признание? За объяснение? — Лань Чжань, ты должен быть жив, — горячо произнёс он, будто ночь могла уступить его мольбам, разойтись в стороны, как створки дверей, чтобы выпустить к нему Лань Чжаня в простых льняных одеждах. — Лань Чжань, ты должен быть жив, потому что… я не успел рассказать тебе, как сильно… — на миг Вэй Ин закрыл лицо ладонью. Сердце билось пугающе быстро, пугающе больно. Он не мог вот так просто лишиться того, кто спас его. Вэй Ин медленно побрёл по едва подёрнутому снегом пожарищу. Селение было разрушено полностью, нигде не осталось ни единой целой стены. Пламя тут бушевало столь сильное, что впору представить, как срывается с небес огненный феникс, разозлившийся на людей и решивший уничтожить их. Тьма не позволяла отыскать следов, не давала возможности убедиться, погубил ли пожар и Лань Чжаня, или тот избежал подобной участи. Вэй Ин вскоре признал, что метаться по поселению нет никакого смысла. По крайней мере, пока не настанет рассвет. Он выбрал один из остовов, сел среди черноты, вытащил огненный талисман и заставил не до конца прогоревшее бревно заняться, разгореться, чтобы в этой ночи появилась хоть капля тепла. *** Огонь почти не согревал, и в середине ночи Вэй Ину начало казаться, что он заплутал в собственных снах. В сумраке ему виделись измученные лица, раскрывающие в беззвучных криках рты, скрюченные пальцы, тянущиеся куда-то руки. И всё было лишь иллюзией. Тот, кто уничтожил это селенье, позаботился, чтобы ни один мертвец не восстал, не появилось ни одного озлобленного духа. «Кто же это мог сотворить такое? — задумался Вэй Ин. — Неужели клан Цзинь?» Память ещё не всё ему рассказала, и теперь, замерев у тщетно пытающегося его согреть костра, Вэй Ин потребовал у неё ответа. Вырвав ладонь из пальцев Лань Чжаня, он думал лишь о том, что смертью заставит печать обратиться прахом. Раскололась она или по-прежнему гуляет в Поднебесной? Может ли случиться такое, что пока он жил на берегу безымянной реки, кто-то иной постиг тёмные техники и стал вторым Вэнь Жоханем, только кровожаднее и страшнее?.. «Цзинь Гуаншань? — выбралось из памяти имя. А следом за ним: — Цзинь Гуанъяо?» Он ведь видел в них жажду власти, в них обоих. Так, может, это их рук дело? Клан Цзинь явился и сжёг здесь всё?.. Кольнуло чувство вины — он будто бы помнил, но на самом деле осознал только сейчас, что может считаться виноватым в подобном. Если бы Цзинь Цзысюань остался жив, то его клан не пошёл бы на такое. Нет, он был тот ещё гордец и упрямец, но понимал, что есть белое, а что — чёрное. И способен был образумить отца! А следом за Цзинь Цзысюанем, за воспоминанием о белизне, вырос вдруг в ночи облик Цзян Яньли в траурных одеждах. Рыдающая, она словно бы мчалась по снегу, и с губ её должен был срываться крик: «А-Сянь…» Да только темнота была глуха, в тишине не раздавалось ни звука — кроме судорожного всхлипа-вздоха, что вырвался у самого Вэй Ина. Его шицзе… Она погибла, закрыв его от удара меча. А значит, он, только он один и виноват в этом. Вот за что возненавидел его Цзян Чэн, вот почему он поднялся следом на скальный уступ. И вот почему Вэй Ин выбрал падение, а не спасение. Разве имеет он право на жизнь, когда племянник из-за него остался сиротой?.. Сокрушающая боль схватила за сердце, Вэй Ин едва подавил слёзы. Захотелось тут же сорваться с места, закричать, броситься в когти тьмы, и пусть уж она разорвёт на части. И тогда Вэй Ин произнёс, распугивая тишину: — Вот зачем ты отнял мне память, Лань Чжань. Разве смог бы он жить просто и тихо, если бы помнил всё, в чём виноват?.. Разве мог бы позволить Лань Чжаню баюкать его на руках, любить нежно и бережно?.. — Лань Чжань, — повторил он. Это имя было единственной опорой, огоньком среди темноты, путеводной звездой. Если он не найдёт Лань Чжаня, то и жить больше незачем. *** Смутный рассвет застал Вэй Ина в пути. Приметив на горизонте горный хребет, едва небо просветлело, он направился в ту сторону — внутреннее чутьё подсказывало, что между тех скал когда-то был Безночный город. Лань Чжань просил его прийти туда. Может, он действительно там? Прячется от непогоды и холодного ветра в пустынных залах Знойного дворца, где никакого тепла не осталось? Стылый дневной свет позволил оглядеть пожарище, и Вэй Ину стало горько и больно, точно и в этом был виноват он сам. Сколько же вины можно взвалить на собственные плечи! И как только получится потом пойти по заметённому тракту, если всё это давит, давит, прижимает к земле? Он до крови искусал губы, пока брёл от одного чёрного остова к другому. И внезапно остолбенел, замер, невидящим взглядом уставившись на то, что темнело на снегу. Темнело — но не чернело. Напротив, чем ярче становился свет, тем чужероднее казалась вещица. Среди белого и чёрного она была непростительно цветной. Дорогой и насыщенный краситель. Цветок лаванды, забытый в снегу. Вэй Ин сглотнул. Дурное предчувствие схватило за горло, мешая дышать. Он моргнул несколько раз, прежде чем решился приблизиться, наклонился и поднял из снежного крошева. Колокольчик с фиолетовой кистью, хрипло звякнувший в пальцах. Когда-то к его поясу был прицеплен точно такой же. Ещё раньше он только учился носить его так, чтобы тот молчал. Колокольчик клана Цзян, хрупкий и маленький, но способный отводить зло. Откуда он здесь?.. Разве это не земли Цишань Вэнь? Разве они не отошли клану Цзинь? Вэй Ин сжал колокольчик в кулаке и снова огляделся. Неужели мир опять погрузился в сражения и повсюду льётся кровь? Для чего тогда они проходили через Аннигиляцию солнца? Для чего, если всё началось заново? Все эти жертвы, всё это… Всё было зря? Хрипло рассмеявшись, Вэй Ин спрятал колокольчик в рукав и нахохлился, как большая уставшая птица. Его простые одежды не были ни белыми, ни чёрными. Серый и травянисто-зелёный, цвета, которые прежде он никогда не носил, прятали его, укрывали среди занесённой снегом равнины, где тут и там были разбросаны лоскуты черноты и тусклый графит скал. Он не походил на себя прошлого: ни на того, каким был, когда у него на поясе покачивался точно такой же колокольчик, ни на того, каким стал, когда всюду его звали тёмным заклинателем. Даже волосы он теперь перехватывал иначе. Зачем же ему это напоминание о прошлом? Чтобы оказалось ещё больнее?.. В нём теперь кто узнал бы Вэй Усяня? Разве что те, кто помнил его лицо. Он давно уже отвергнут кланом Цзян и принёс ему столько горечи, что впору обрубить всякие связи, только чтобы дышать было можно. Отчего же теперь один маленький колокольчик отзывается такой тоской? Кто из клана Цзян потерял его и что это значило? Какие кланы противостоят друг другу? Неужели в этой новой войне Лань Чжань растворился, а может, и поймал чужой клинок? — Будь жив, — потребовал Вэй Ин у разгулявшегося ветра и ускорил шаг. Ветер не ответил, только волосы рванул безжалостно. До гор впереди было ещё далеко. *** Горный хребет облюбовали ветра. Кидались снегом, сметая его со скальных уступов, вылизывали тропу, оставляя посвёркивающий в последних лучах заходящего солнца лёд, смеялись среди ущелий и всё норовили толкнуть Вэй Ина сильнее, чтобы он оступился и всё же закончил свои дни прямо на дне раззявленной пасти пропасти. Места были знакомые — и одновременно совершенно не те, что прежде. Вэй Ин не бывал у Безночного города в холода, а снегопады сильно изменили всё вокруг, однако он начинал подмечать сходство, да и память ворочалась всё сильнее. Иногда она вываливала перед ним ворох картинок, и оставалось лишь беспомощно замирать, пережидать, когда уляжется в груди боль, смаргивать непрошенные слёзы, а затем опять идти вперёд, подниматься выше и выше. Наконец он взобрался на плато и замер. Пустое пространство с оставленными остовами построек, следы старого пожара, разрушения… Безночный город напоминал брошенный на растерзание стервятникам скелет, который обглодали до костей. На первый взгляд он был абсолютно пустым. Ни тёмная, ни светлая энергия не ощущались здесь. Вэй Ин приметил памятный скальный уступ — и защипало в глазах. Вот где он жаждал поставить точку, и то не вышло. Где же теперь искать Лань Чжаня?.. Он огляделся беспомощно, туже стянул на груди плащ и двинулся к возвышающемуся над всем этим местом Знойному дворцу. Давно разграбленный, он смотрел пустыми проёмами, пасть входа в Главный зал то ли распахнулась в безмолвном крике, то ли смеялась над скорбным окончанием для всего клана Цишань Вэнь. Высившиеся прежде на крыше статуи были сброшены, разбиты. Некогда они защищали дворец и его обитателей от зла и тьмы, берегли людское счастье, но со своим предназначением не справились и теперь их каменные глаза взирали в пустоту. Вэй Ин поёжился от этих взглядов. Так ясно вспомнилось, как Вэнь Жохань сплюнул кровь и рухнул, а позади него оказался тогда ещё Мэн Яо. На губах его застыла виноватая полуулыбка. А в глазах… А в глазах было торжество! Только теперь Вэй Ин отчётливо узнал его. Да, Мэн Яо всё рассчитал, знал, как привлечь к себе внимание. Удивительно, но в тот момент разве не казалось, что он наконец получит то, чего достоин?.. «Разве я не сочувствовал ему? — удивился мимолётно Вэй Ин, на миг закрывая глаза ладонью. — Разве не старался держаться с ним уважительно, разве когда-то смеялся над ним? Как же оказалось, что я стал для клана Цзинь врагом?» Или так получилось уже после того, как Вэнь Нин, забывшись и ослушавшись, нанёс страшный удар? Мысли путались, и чтобы успокоить их, Вэй Ин выхватил флейту. Чэньцин обожгла его пальцы — она тоже помнила здешние места и словно тянулась к чему-то, трепетно выискивая свою подругу печать. Да только от той не должно было что-то остаться. Вэй Ин не хотел призывать тьму, он начал играть «Очищение сердца», нота за нотой выплетая себе спокойствие. Как же он жаждал, чтобы чистый и высокий голос дицзы сейчас услышал Лань Чжань! Чтобы он вышел прямо из пасти дворца и окликнул… Но отозвались только ветра, закрутили позёмку на каменных плитах, бросились снега на ступени лестницы. Закончив играть, Вэй Ин приблизился к ней и начал подниматься, то и дело останавливаясь. Солнце садилось. Весь день небо скрывали тучи, но в этот самый миг луч прорвался сквозь них, выкрасив снег в алый, заставив Вэй Ина задохнуться от ощущения, что он идёт по крови. Обернувшись, он посмотрел на запламеневший закат, обещающий ветреный и холодный день, и на этот раз вспомнил маленький дом неподалёку от речного берега, жаровню, где тлели угли, чашу с чаем в любимых руках. — Зачем же я отпустил тебя, Лань Чжань, отчего не удержал? — покачал он головой. Но столько вокруг было вопросов, что этот стал только лишь ещё одним. Вэй Ин заторопился, промчался по последним оледеневшим ступеням и без замирания в сердце шагнул в сумрак Главного зала. Прежде здесь курились благовония и горели факелы. Величественный трон возвышался над всем, и становилось ясно с первого взгляда, что заклинатель, его занимающий, невообразимо силён. Странно понимать, что умер он от удара в спину, не сумев защитить себя, не успев увидеть лица убийцы. Огонь в Знойном дворце давно угас, зима выстудила стены. Только ветра гуляли по коридорам и танцевали в зале. Вэй Ин прошёл в центр, запрокинул голову, обернулся вокруг своей оси, пытаясь отыскать подсказку. — Лань Чжань, я пришёл, как ты и просил! — крикнул он, потому что отчаяние всколыхнулось внутри. В самом деле он надеялся, что здесь они воссоединятся. Он мечтал, что сумеет сказать, открыться, поймать ладони и целовать пальцы… Но нет, его встретили пустота, знакомая темнота, тоска и глухая боль. Открытый холоду и ветрам Главный зал не подходил для ночлега и не скрывал для Вэй Ина посланий. Потому он двинулся прочь, свернув наугад в первый попавшийся коридор. Череда комнат была полна воспоминаниями о разрушениях, света становилось всё меньше, и Вэй Ин зажёг огненный талисман, чтобы не красться в темноте. Наконец один из проёмов оказался закрытым, и, понадеявшись, что в комнате за ним будет не настолько холодно, Вэй Ин толкнул дверь. Он увидел крохотную спальню, вероятно, принадлежавшую слугам. Узкая кровать была всё ещё застлана стареньким одеялом. В углу даже нашлась жаровня, а на запылённой полке чайник и чаша. Поблагодарив судьбу за столь щедрый подарок, Вэй Ин сумел развести огонь и сделал себе чай, только теперь вспомнив, что нужно поесть. Желудок подвело от голода, едва только он открыл мешочек со своими скудными припасами. Да только их следовало беречь. Вэй Ин постарался припомнить, как близко к Безночному городу хоть какое-то селенье, но так в голову ничего и не пришло. У него не было ни меча, ни лошади, можно было надеяться лишь на собственные ноги. Даже дурно стало, стоило представить, как далеко он от любого человеческого жилья. Когда у него была печать, заклиная мрак, он мог передвигаться не медленнее тех, кто использовал мечи. А теперь и Чэньцин ему не помощница. Вэй Ин сделал глоток чая и покачал головой. Вдруг ему стоит подождать? Набраться терпения? Вдруг Лань Чжань придёт сюда?.. Неизвестность томила и мучила. Перекусив, Вэй Ин устроился на постели, поставив жаровню как можно ближе, укрылся собственным плащом и задремал было. Однако вскоре его разбудили стенания ветра. Вздохи и всхлипы неслись со стороны Главного зала. Сон тут же сбежал. От нечего делать Вэй Ин поднялся и принялся бродить по комнате. Казалось, он с первого взгляда обнаружил тут всё, что возможно, однако стоило присмотреться, и нашлась свеча, благовония… неожиданно писчий прибор. Вот теперь Вэй Ин засомневался, что комната действительно принадлежала слуге. А точнее, что изящная нефритовая подставка, где можно было развести тушь и расположить кисть, могла принадлежать кому-то столь незначительному. Он зажёг свечу и поднёс ближе — и конечно, на писчем приборе обнаружился лёгкий узор облаков. Даже сердце в то же мгновение забилось быстрее. Значит, Лань Чжань бывал здесь, оставил для него эту комнату, знал, что Вэй Ин отыщет её. Теперь Вэй Ин придирчиво оглядел каждый уголок, пока в конце концов не обнаружил неприметный свиток, задвинутый в самый край полки. Выудив его, он поспешно сломал печать и тут же замер — эти росчерки иероглифов были ему знакомы. Он помнил, насколько изящно выписывал Лань Чжань даже самые пустые и вздорные правила клана. Не узнать его каллиграфию было невозможно. «Вэй Ин, — звучало письмо голосом Лань Чжаня. — Если ты не нашёл меня здесь, возьми курильницу и оставь там сандаловый конус. Мой брат узнает, что ты пришёл». Техника курильницы и благовоний была одной из тайн клана Лань. Вэй Ин с любопытством присмотрелся к маленькому медному цветку лотоса, куда следовало опустить конус, но ничего не почувствовал. И лишь когда от верхушки конуса начал отделяться дымок, он ощутил и поток энергии ци, устремившийся прочь. И снова Вэй Ин устроился на постели, подобрав под себя ноги и укутавшись в плащ. Пусть жаровня давала достаточно тепла, всё же Знойный дворец промёрз насквозь, от каменных стен тянуло холодом, а ветер принялся дышать в щель под дверьми, будто желая ворваться и сожрать. Ледяная пасть со множеством острых клыков так и виделась Вэй Ину. Он не думал, что сообщение достигнет адресата легко и быстро. К тому же разве Лань Сичэнь не глава клана? У него наверняка немало забот, он не сможет сорваться вот так просто. Нет, придётся подождать, как же иначе?.. Вэй Ин устало вздохнул. Снова хотелось есть. Взгляд его скользнул по плитам пола, и тут он заметил, что одна чуть возвышается над остальными. Вооружившись ножом, Вэй Ин попытался поддеть её и обнаружил маленький тайник, наверняка тоже оставленный Лань Чжанем. Там его ждал маленький кувшин «Улыбки Императора», мешочек с кусочками серебра и… две ленты. Одна белая с поблёскивающим знаком бегущих облаков, вторая — алая. Вэй Ин замер на холодном полу, рассматривая всё это, а сердце знакомо заболело. Дрожащими пальцами он поднял эти маленькие сокровища, спрятал их в рукав, только вино оставив. Хотелось тут же сделать глоток, но Вэй Ин не посмел, лишь вернулся на постель, баюкая кувшин в пальцах. Нестерпимо захотелось увидеть Лань Чжаня, упасть перед ним и долго путанно объяснять, как сильно, как невозможно сильно он любит. *** Должно быть, он всё же сумел забыться сном. Или же ему не удалось противостоять усталости. Так или иначе, но когда, вздрогнув, поднял голову, от свечи почти ничего не осталось. Крохотный фитилёк плавал в лужице, беспрестанно моргая. Он собирался погаснуть и оставить Вэй Ина в руках темноты. Пошевелившись, Вэй Ин осознал, что у него затекло всё тело. Пришлось спускаться с постели, потягиваться и разминать мышцы. И в тот самый момент, когда он, отставив кувшинчик с вином, потянулся поправить фитиль свечи и чуточку поделиться с ним ци, чтоб он удержался подольше, со стороны двери раздался знакомый голос: — Господин Вэй. Вэй Ин осознал, что ждал другого. И теперь снова стало больно. Совладав с собой, он медленно повернулся и поклонился. — Цзэу-цзюнь. — Я надеялся, что… — Лань Сичэнь выглядел встревоженным. Нельзя было исключать, что это неверный свет так вычерчивал его лицо, углубляя тени на нём, но Вэй Ин не спешил списать всё только на бесприютную атмосферу некогда пышного Знойного дворца. Оборвав себя, Сичэнь заговорил снова не сразу: — Ванцзи не ответил мне, от него нет вестей уже несколько дней. Раз уж вы здесь, полагаю, что знаете куда меньше моего. — Что происходит? — спросил Вэй Ин, и получилось хрипло и блёкло. Лань Сичэнь кивнул ему на постель, безмолвно приглашая сесть, но сам остался стоять. Хоть койка и была маленькой, они могли бы устроиться и вместе, но, похоже, напряжение, что испытывал Цзэу-цзюнь, не позволяло ему расположиться сидя. — Прошло почти два года с того момента, как вы, господин Вэй, исчезли. Для всего мира исчез и Ванцзи. Злые языки говорили, что вы решили напоследок забрать во тьму самую непримиримую душу… — Лань Сичэнь не смотрел на него. Взгляд его был будто бы обращён внутрь. Вэй Ин замер на постели, слушая чрезвычайно внимательно. — Возможно, я один знал истину. Во всей Поднебесной не сыскалось бы сердца, более преданного вам, господин Вэй. Вспомнив себя, Вэй Ин глубоко вздохнул. От боли и гнева он ничего вокруг не видел. Не заметил, что за чувства движут Лань Чжанем. Ослеплённый собственным несчастьем, не понимал, что они тянутся друг к другу. Как теперь повернуть время вспять, чтобы исправить ошибки. — Мне казалось, вы не способны убить Ванцзи, как и он не был способен причинить вам боль. Я верил, что всё не так однозначно, — продолжал Лань Сичэнь. В лице его отражались давние чувства. Тревога и тоска, то, как он волновался о брате, то, сколько боли ему пришлось вынести. — Минуло несколько месяцев, и Ванцзи всё же появился в Облачных глубинах. Он воспользовался талисманами перемещения и рассказал, что сумел удержать вашу душу, и теперь ему нужны техники, что помогут вернуть вам способность смеяться… — и он качнул головой. — В нашем клане немало опасных техник, страшных… Ванцзи выбирал тщательно. Чтобы горе не раскололо вашу душу на осколки, он лишил вас памяти, господин Вэй. Надеюсь, вы не держите обиды. — Обиды? — удивился Вэй Ин. — Нет, — и он уже собрался прервать рассказ, потому что к чему ворошить былое? Но Лань Сичэнь, заметив его нетерпение, сделал знак подождать. — Вас искали, — продолжил он. — Когда сошёл тёмный туман, в ущелье не нашлось останков. Клан Цзинь немедленно начал поиски, не отставал от него клан Цзян. Признаюсь, и я немало времени потратил на то, чтобы изучить каждый камень этих гор. И когда все уже отказались от мысли, что возможно найти подтверждение вашей гибели, только глава клана Цзян продолжал снова и снова приходить сюда. Воспоминание о Цзян Чэне полоснуло как ножом. Сколько же ненависти в его сердце, что он так неистовствовал? Однако всё это тоже было неважно теперь. Вэй Ин нахмурился. — Пустое, — выдохнул он. — К чему мне это? Лань Чжань писал, что… — он мотнул головой. — Нет, неважно. Где он, что с ним? Что он собирался делать? — Когда он появился в Облачных глубинах, рассказал мне, что не считает вас виновным в гибели Цзинь Цзысюаня. Также он был убеждён, что вовсе не вы заставили бесноваться тёмную энергию, из-за чего погибла ваша шицзе. И он попросил меня заняться расследованием, а сам помогал, появляясь однажды в месяц, — пояснил Лань Сичэнь. — И вот теперь все кусочки мозаики были у него уже в руках. Оставалось только призвать к ответу того, кто стоял за всем замыслом… Но… — Но?.. — Вэй Ин чуть подался вперёд. Он готов был и вовсе сорваться с места, как только услышит, куда устремился Лань Чжань. — Оказалось, не только Ванцзи ищет виновного. И не только у него наконец сложилась картина, — Лань Сичэнь чуть повернулся, и Вэй Ин осознал вдруг, что он не только волнуется за брата. Он выглядел так, будто сломлен, точно потерял кого-то дорогого. И вот от этого вмиг стало страшно. — Призвать к ответу или совершить месть — чего бы там ни хотел Ванцзи, он опоздал. Клан Цзян не оставил камня на камне от Башни Золотого карпа. Я слышал, что в той резне выжил один лишь ребёнок, потому что он всё же приходится племянником главе клана Цзян. — Клан… Цзян? — вспомнил колокольчик Вэй Ин. — То есть как это — клан Цзян? — Я тоже не понимаю, — признал Лань Сичэнь. — Облачные глубины далеко, мы узнали новости последними. Ванцзи же… он не откликнулся. — Но… Цзян Чэн… — Вэй Ин отчаянно зажмурился. — Но почему, я… — разве же Цзян Чэн не желал ему смерти там, на скале?! — Господин Вэй, — привлёк его внимание Лань Сичэнь. — Ванцзи просил передать вам это, — и он протянул половину Тигриной печати. — Где другие осколки, если они есть, мне неизвестно. Печать откликнулась ему, пусть и была наполовину мертва. Уложив её на ладонь, Вэй Ин осознал, что здесь, в Безночном городе, у него даже есть шанс вернуть ей хотя бы частицу могущества. Неужели за этим его и направил сюда Лань Чжань? — Но ведь Цзян Чэн не мог причинить Лань Чжаню вред, — вздохнул он. — Это ведь Цзян Чэн. — Боюсь, вы не знаете, каким стал глава клана Цзян после вашего исчезновения, — мягко заключил Лань Сичэнь. — А теперь мне пора идти, нельзя, чтобы моё отсутствие обнаружили в Облачных глубинах. Как только придёт рассвет, осмотритесь здесь. Ванцзи оставлял тут немало полезного. Следом за этим Лань Сичэнь использовал талисман перемещения. Вэй Ин остался в одиночестве и крепко сжал печать в ладони. Он никак не мог осмыслить услышанное.