Догорающий лёд поцелуя

8 сентября 2000, 17.15 Сидя в машине перед Управлением, беспокойно поглядываю то на часы, то на хнычущую Николь в моих объятиях. Коннор опаздывает на пятнадцать минуть. Нонсенс. Он ведь из тех людей, у которых даже Армагеддон и тот обычно случается по расписанию. А на повестке дня дело куда поважнее конца света… Мы собрались ехать в церковь, чтобы обговорить нюансы крещения Николь, назначенного на конец сентября. Меня очень удивило решение Коннора крестить дочь, ведь он сам человек нерелигиозный. И неделю назад по телефону я попросила пояснить, что же его подтолкнуло к столь тщательному приготовлению к священному таинству. — Я хочу быть рядом с Николь, когда она будет делать первые шаги. И по земле, и по жизненной дороге. Но также я хочу, чтобы она сама выбирала, на какую развилку ей становиться. Не буду подталкивать и делать выборы за неё. Вот только знаешь, после всего пережитого, я пусть и не заимел желание просить у Всевышнего уберечь моих близких от бед, однако моя личная вера не касается дочери. Пока Николь не может решать сама, я, как её отец, должен сделать для неё даже то, во что не верю сам. Выслушав его, не могла остаться в стороне. Хоть и я — в целом верующая в высшие силы — не приверженка религии. Для меня душа человека — самый главный храм, в котором я и предпочитаю молиться своими словами некому абстрактному Богу, не имеющему ничего общего с ликом на иконах. Но Коннор прав. Во что бы мы ни верили сами, не можем точно знать, какие силы воздействуют на людские судьбы и имеют над ними власть. Может, ангелы давно отвернулись от нас, но мы должны сделать всё, чтобы их лица были обращены в сторону тех, кто ещё не может ступать самостоятельно по жизненному пути. Думая про дотошность Коннора, вдруг мимолётно улыбаюсь. Моя дополнительная цель в сегодняшней встрече видится как следующая: если беседа затянется, нужно будет спасти святого отца от выносящего мозги другого не-святого отца, который даже чертей в преисподней достанет, если ему что-то нужно для дочери. И мне так нравится усердие Коннора во всём, что касается Николь… Усмешкой пытаюсь прогнать прочь противную тревогу, подбирающуюся ближе с каждым взглядом на часы. Как же плохо в одночасье расстаться с врождёнными способностями, с привилегиями которых срасталась всю сознательную жизнь. Сколько раз я хотела от них избавиться из-за желания быть обычным человеком? Ну вот, казалось бы, радуйся, Адриана. Только не пляшется от счастья. Путешествие различными видами транспорта и потеря времени из-за этого причиняют не самый сильный дискомфорт. Переживу как-нибудь. Куда сильнее ощущается нехватка другого. В июне я нещадно хотела вырвать из солнечного сплетения связь с Коннором, теперь же желаю вернуть её больше всего. Может, так я смогла бы понять его лучше? Прочувствовать, что у него внутри? Знаю, неправильное желание, запретное. Как и любая из сверхспособностей: то ли великий дар, то ли сокрушающее проклятие. Обходятся же люди как-то без этого, понимая друг друга без экстрасенсорики с помощью зрения, слуха, жестов… Но передо мной настолько неизвестный и плохо поддающийся изучению феномен, и я всякий раз ощущаю безысходность в попытках чуть-чуть приблизиться к разгадке тайны «Что на уме у профессора Коннора Дойла?». И что его терзает. Меня пожирает беспокойство за него, а он молчит… Делает вид — всё прекрасно, ещё и словами порой пытается убедить, но я ведь вижу — его что-то тревожит. Невероятно упрямый…. Твердолобый… Невыносимый… Любимый… Я уже измоталась в попытке не надавить на его личные границы и не заставить выстроить вокруг себя такую стену, которую я после динамитом не подорву. Знаю, он не терпит вмешательства в свою жизнь, тщательно обходит все вопросы, связанные с личным. Иногда мне кажется, больше всего он боится показаться слабым в момент даже незначительного откровения. А я боюсь не сдержаться и всё же разломать его защитные границы. Пусть динамит тут бесполезен, я, окончательно обезумев, готова голыми руками рыть землю под его стенами… Но поможет ли? Вчера он открыто улыбался, шутил, надо же… Мы вместе купали Николь, вместе укладывали её спать. И как же трепетно он смотрел на неё! А потом переводил такой же тёплый взгляд в мою сторону. И я, как дура, всё ждала, сама не зная, чего именно… Да хотя бы грохота одного упавшего кирпичика из клятой стены. Правда, пока мы пили ромашковый чай на кухне и непринуждённо болтали, мне на миг показалось — их вывалилось куда больше. Но утром… Утром Коннор витал где-то явно не в ванильных облаках. Чересчур серьёзный, напряжённый, пропускающий мимо ушей половину моих реплик, рассеянный… Чуть не забыл важные документы, вернулся за ними из подъезда. Натянуто улыбнулся и дёрнулся от прикосновения к ладони, когда я подавала ему кейс. Вот и как его понять?! Да, он уже вроде не так резко очерчивает границы, подпускает к себе на несколько шагов ближе. Но… сколько я ещё буду идти оставшиеся? Всю жизнь? Да и дойду ли, не померев от старости, или молодой разобьюсь о вновь отстроенные стены? Всякий раз, когда думаю об этом, хочется завыть хоть на луну, хоть на солнце… или зарычать. И я бы на многое могла закрыть глаза, но сводит с ума одна догадка. Что, если Коннор часто молча терпит боль? Стоит лишь подумать, что его мучает не только память о случившихся событиях, но и донимают неприятные физические ощущения, как каждая клетка в собственном теле начинает чувствоваться иначе — разрываться потоком спящей силы или обычным состраданием, что не менее болезненно. Хуже всего осознание — я бесполезна, не могу применить силу, призванную успокаивать сотрясающие и сжимающие тело в комок волны… Только здесь есть огромное «но». Коннор же не только не просит о помощи, он говорить со мной наотрез отказывается, что именно его беспокоит и насколько сильно… Может, не озвучивает, ведь я однажды ему уже «помогла» в момент, когда было нельзя? И пусть ему тогда стало лучше, но какие внутренние демоны терзают Коннора сейчас? Насколько я виновата в продолжении его агонии? Ведь моя безрассудная помощь, облегчившая муки Коннора всего на несколько дней, могла навредить ему настолько, что он и вовсе не хочет теперь делиться своим состоянием. Чтобы я снова не сделала хуже? Меня же день за днём убивает чувство вины. Из-за усыплённой связи не могу прочувствовать, насколько всё плохо, насколько Коннору больно… И я уже не могу спокойно жить с мыслью: именно я своими руками, оплетёнными белыми исцеляющими нитями, не только разорвала его отношения, заставила почувствовать боль в разбитом сердце, но и толкнула в алую бездну бесконечного пожара внутри. Нельзя было вмешиваться в процесс перестройки организма, нельзя… Стоило найти иной способ помочь ему. А главное, как всё исправить? Правда, становится очевидно: Коннор не хочет, чтобы я делала минимальные попытки, раз не принимает обычную, человеческую помощь. Наверное, могу его понять… Разве я сама бы хотела, чтобы мне помогли в один из критических моментов так, чтобы потом, после недолгого облегчения, этот критический момент растянулся на всю жизнь? Он даже имеет право ненавидеть меня, но искр жгучего чувства не замечала в его глазах ни разу. Зато слова Коннора, сказанные им однажды во время ссоры, каждый день всплывают в памяти: «В следующий раз, когда тебе захочется использовать свой дар, спроси у другого человека, насколько приемлем для него такой вид помощи. И как такого рода самодеятельность может отразиться на его дальнейшей жизни». Что сделала я после того, как услышала их? Ударила его по лицу… Что делаю я сейчас? Каждый день избиваю себя, понимая, он был прав… Я не спросила… Сделала выбор сама. Вот и он не хочет говорить со мной о последствиях. Таков его выбор. После этой мысли начинается следующая испепеляющая развилка в моем персональном аду противоречий. Часто вспоминаю наш с ним разговор после близости на кухне. Когда я, в красном халате и с такой же пунцовой горящей кожей, выпалила про Джона и наши с ним отношения. Буквально проорала, как важно мне услышать «Останься» от мужчины. Дала понять — жду первый шаг… Не знаю, почему замкнулась дурацкая установка — именно мужчина должен первым заявить о желании близких отношений. Но сейчас я настолько сильно люблю этого твердолобого молчаливого профессора, что готова наплевать на все свои принципы и установки… Во снах я слышу его «Останься», которое он шепчет мне на ухо. И до дрожи хочу услышать его наяву. Да я сама уже близка к выкрику слов о чувствах, если бы только не одно «но»… Коннор действительно чересчур внимателен к деталям. К любым. Всегда. Кто-то назовёт это педантизмом и занудством, я же вижу одно из его главных положительных качеств. И не сомневаюсь — он помнит про моё желание услышать «Останься»… Помнит и молчит дальше… Означает ли это, что я ему не нужна, раз он не делает первый шаг, зная его важность для меня? Может, он боится спящего во мне дара, который однажды неминуемо проснётся? Пока всё хорошо, он будто бы тянется ко мне и показывает расположение взглядами, улыбками, жестами. Но в моменты, когда я могу догадываться о его плохом самочувствии, Коннор моментально закрывается и даже отшатывается от моих касаний, как вчера. И, чёрт, с одной стороны, я так сильно хочу, чтобы способности спали дальше, хочу оставаться обычным человеком… С другой, может, я встала не на ту дорогу, пытаясь убедить себя — Коннор не говорит со мной о себе и не хочет принимать помощь, потому что я ему навредила, и он винит меня, боится моей энергии? Может, дело в чём-то другом? Только в чём? Но если всё так, если Коннор в самом деле боится моей пока дремлющей части сущности, я хочу знать! Хочу услышать словами от него. Я устала подбирать ключи к новым замкам, которые он раз за разом навешивает на свою душу, всё время оставаясь наглухо заколоченным и молчаливым. Лимит скоро будет превышен. И ртутный столбик в моём внутреннем градуснике терпения резким ударом разобьёт стекло холодной оболочки, тоже пока поддерживающей игру «Всё хорошо» в попытках найти правильные координаты в сердце Коннора Дойла. И пока эта крепость остаётся неприступной, я раскрываюсь всё сильнее, порой абсолютно не думая о поступках. Когда вчера приехала, на пороге встретил обеспокоенный Адам. Сказал, что Коннору нехорошо, и он уснул. Я заглянула в его комнату. Коннор не просто спал, его трясло, он тихо стонал. Кинулась к нему, присела рядом. Принялась гладить по щекам, в надежде прервать кошмар. Но Коннор никак не просыпался… Все его мышцы были напряжены до предела, будто бы превратились в стальные тросы, а он сам — в натянутую струну. И когда моё имя едва слышимым шёпотом сорвалось с пересохших губ, меня окатило смывающим все разумные мысли жаром. Я склонилась к нему и прижалась губами к искривлённому рту. Хотела разделить с ним мучительный момент, хотела растворить боль… Без дара, если такое вообще возможно. Просто рвущейся наружу силой любви, которой внутри мало места. Помогло ли, но Коннор в моих объятиях обмяк… А через мгновение проснулся. До сих пор не могу успокоиться, гадая, а помнит ли он поцелуй? Так безрассудно, так по-юношески, но я не смогла оторваться от его губ быстро. Поцеловала отнюдь не робко, так сильно желая поскорее вырвать из лап кошмара… Где-то глубоко в душе надеялась — очнувшись, Коннор будет помнить, как и чем я пробудила. Однако он в очередной раз лишь отстранился… И бесконечная череда «Почему?», градом стучащая по затылку, не стихает со вчерашнего вечера. Снова бросаю взгляд на часы. Тревога всё сильнее царапает грудь, и я продолжаю себя накручивать… Да боже, Адриана, он просто задерживается, не превращайся в паникующую истеричку! Но в непонимании, что происходит с Коннором, даже пустяковое опоздание заставляет почувствовать неладное. Не могу просто так сидеть и ждать, не понимая, почему сверхпунктуальный профессор Дойл так беспардонно опаздывает. И не отвечает на мои звонки… Всё ещё тщетно пытаясь укачать капризничающую Николь, выхожу с ней из машины и иду в Управление. Уверенно подхожу к турникетам, за которыми маячит фигура охранника. Если не пустят дальше проходной, может, хотя бы помогут узнать, почему один из кейс-менеджеров до сих пор не покинул рабочее место. И в момент обмена приветствиями с охранником слышу знакомый голос. Оборачиваюсь и вижу спешащего к нам Питера. — Привет! — с дежурной улыбкой здоровается он, зажимая в одной руке стаканчик с кофе, в другой — пакет из супермаркета. Ночевать, что ли, в Управлении собрался? — Привет. У вас случайно там не какое-нибудь внеплановое заседание? — Киваю на пакет и кофе. — Или почему ты в пятницу вечером идёшь обратно на работу? — Нет, не заседание, у меня собственные планы на вечер в лаборатории. В рабочее время других дел хватает. — Его глаза вдруг расширяются, и запястье руки, держащей пакет, ударяется о лоб. — Прости, Коннор ведь попросил позвонить тебе. Мобильный мне свой оставил, а я машинально сунул аппарат в его кейс и ушёл в магазин. — Тяжело вздыхает. — Мысли совсем не о том… — Так, а почему Коннор попросил мне позвонить? — Я твой номер потерял, а у него набрать тебя не было времени. Когда Коннор собрался выходить из кабинета, туда влетел взвинченный Блевинс. И поволок Дойла на экстренное совещание. Тот даже минуту на звонок выторговать не успел. Там что-то серьёзное стряслось, но это всех кейс-менеджеров касается. — Понятно. — Мысленно выдыхаю. Знаю, что такое оперативные и важные планёрки. Даже если бы у Коннора был с собой телефон, перед лицом директора писать сообщения не будешь. Однако в масштабах представлений Коннора, я так понимаю, у него в голове всё же происходит Армагеддон. Ведь если его совещание продлится ещё минут двадцать, на встречу со святым отцом мы сегодня не успеем. Переминаюсь с ноги на ногу, оглядываясь на входные двери. Николь начинает требовательно плакать и хватать меня за волосы. А я через огромный холл хорошо слышу, как по подоконникам начинает грохотать сильный дождь. Значит, путь в машину временно отрезан. И пока я выискиваю глазами, где бы присесть, Питер просит охранника: — Майкл, выпиши пропуск посетителя, девушка со мной. А с ней — дочь Дойла. Пусть подождут его в кабинете. — Питер разворачивается ко мне и подмигивает. — Не то профессор мне голову оторвёт, что я тебя не предупредил о его задержке. — Будет наш секрет, — криво улыбаюсь, пытаюсь укачать разбушевавшуюся маленькую мисс Дойл, которая хмурит брови точь-в-точь как папа. И почему-то смотрит на Питера. — О, гляди, Никки, ты что, вспомнила, как я тебя нянчил три месяца назад? — усмехается Питер. — Прости, малышка, ты мне очень нравишься, но на руках тёти тебе будет лучше. Тем более, мои заняты. Охранник вручает мне пропуск визитёра, и стальные турникеты остаются позади. Вместе с Питером мы идём по лестнице, но мне всё меньше нравится идея подняться наверх. Не знаю, где здесь кабинет директора, и, возможно, если он даже в другом крыле, у Коннора есть все шансы услышать крик дочери, нарастающий с каждым шагом вперёд. — Питер, можешь о чём-нибудь рассказать? — прошу я. Давно заметила, что Николь очень хорошо реагирует на речь, особенно, если говорят мужчины. Ей нравится их слушать. И, кажется, папочку внимание дочери к речам разных дядь уже начинает напрягать. — О чём? — рассеянно спрашивает он. — Да вот хотя бы о своих планах здесь в свободное от работы время. И мне любопытно, и Николь, может, послушает. — А, понял, — понимающе улыбается. — Ну, как тебе сказать. Я работаю над одним проектом. Пытаюсь собрать… как бы это выразиться, чтобы не слишком безумно прозвучало… — Он задумывается, но очередной вскрик Никки после паузы заставляет его заговорить снова. — В общем, темпоральный аппарат. — Чего? — Только не смейся. А то я уже сыт смешками по горло, — с обидой фыркает Питер. — Другими словами, машину времени. Не помогло предупреждение. В момент, когда я едва сдерживаю смешок, из горла Николь вырывается пронзительный беспокойный вопль. Она начинает бить кулачками меня по плечам. — Да что с тобой, милая? — Это не совсем та машина времени, о которой ты могла слышать, — начинает тараторить Питер, глядя на Николь, и она начинает плакать чуть тише, но не менее отчаянно. — По крайней мере, такую, позволяющую прыгнуть в наше прошлое или будущее, у меня пока не выходит спроектировать. Но я также разрабатываю теорию временной сетки. Наша Вселенная — бесконечное переплетение миров, и в них события могут идти совсем не так, как в нашем. — И тут Питер, кажется, уже и сам рад стараться, поняв, что нашёл невольных слушателей. — Просто представь. — Его глаза загораются. — Например, ты знаешь о совершённой тобой ужасной ошибке, из-за которой твоё будущее пошло наперекосяк. Но через разрывы в пространственно-временном континууме у тебя появляется возможность попасть в одну из реальностей, в своё условное прошлое, где ты можешь изменить выбор. — Выходит, меняя событие где-то в ином мире, мы никак не влияем на нашу жизнь? Зато залетевшая бабочка эффектным взмахом крыла может совершить бурю в ином измерении? — Вижу, ты немного знакома с детерминировано-хаотическими системами, — хмыкает Питер. — Да, никак не влияем на свою судьбу, но ведь в этом бесконечном переплетении миров такое же бесконечное количество нас самих. И у тебя появляется шанс изменить нечто свершившееся для будущего какой-то из версий себя. Ведь там тоже ты. — Ну, знаешь, так можно очень увлечься переписыванием страниц жизни в других мирах, пропустив собственную. — И всё же голова начинает болеть. Материи физики всегда казались мне чем-то крайне скучным и неинтересным. — Нет, я понимаю, что где-то там тоже существую я… выходит, порой даже не совсем похожая на себя, верно? — Возможно. — Не знаю, Питер, не слишком соблазнительная перспектива. Другие мы — это… другие, мы же всё равно не ощутим их как себя. И я буду помнить о своей ошибке и о том, куда после неё скатилась моя жизнь. Её же мне и придётся доживать, пожиная плоды собственного судьбоносного решения. — Это мы с тобой про прошлое говорим. Но можно ведь заглянуть и в будущее. Опять же, узнать, как сложилась бы твоя судьба, сделай ты какой-то важный выбор, в котором здесь пока сомневаешься. А такая возможность кажется куда более интересной. Например, признайся я в любви Коннору первой, какова вероятность взаимности? Но признание — условно мой выбор. Ответ на него — выбор того Коннора, который существует в другой реальности. Я у своего понять-то не могу, что в голове творится, куда мне замахиваться на познание сложных и тонких душевных организаций профессоров Дойлов, живущих в иных мирах? — Хорошо, если выбор зависит только от нас, Питер. — Знал бы он, сколько обречённости мне хочется вложить в сказанное. — Но так не бывает. В него всегда примешивается куча переменных, разве я не права? Выборы тех окружающих, среди которых мы находимся. Да и если думать, что путь человека — бесконечная череда развилок, ты никогда не окажешься в версии себя, чья жизнь текла так же, и к этому определённому моменту вы подошли одинаковыми дорожками, с одинаковыми мыслями и ценностями. — Но есть ключевые события, единые для бесчисленного количества версий. И неважно, были ли до этого какие-то отличия. Что-то настолько судьбоносное, когда собственным выбором можно повлиять на жизнь другого человека намеренно, стереть из неё что-то плохое. — Он смотрит так, словно ждёт некого особого понимания и поддержки. И я знаю только про одно событие, на которое он может мне намекать своим проникновенным взглядом. — Ты… про Архангельск, что ли? Питер кивает и закусывает щеку изнутри, отводя взгляд в сторону. — Взрыв на заводе навсегда изменил не только жизнь Коннора, но и мою. Эту страницу я бы очень хотел переписать. Пусть и не для себя здесь, но ты представляешь, сколько во Вселенной реальностей, где нет никакого «Улья», и Коннор… Николь взвизгивает, и Питер замолкает. А я, укачивая её, задумываюсь. Неоднократно пыталась представить себя рядом с Коннором в Архангельске. Раз за разом изучала каждую запятую в материалах дела ОНИР, которые достала не совсем законным путём. В папке расследования лежал детальный отчёт о произошедшем с показаниями всех членов команды. Вчитываясь в сухую констатацию фактов, я до невозможности сильно хотела своими глазами увидеть, что происходило там, чтобы восстановить полную картину. И не только. Желала помочь Коннору, не допустить взрыв, покрывший копотью его сердце… Не дать ему пойти путём настолько сильных страданий… Но ведь тогда Николь бы не родилась… А мы с Коннором, возможно, никогда бы не встретились. Тут же пробирает до липких мурашек, бегущих по всему телу. Имей Коннор выбор, по какой развилке он бы пошёл: избежать заражения и попадания в «Улей» или пройти через все испытания со знанием — он обретёт дочь? Не хочу за него думать, но вдруг желание узнать ответ начинает точить изнутри. Воображение охотно разворачивает сценарии, где никакого «Улья» никогда не существовало, но мы с Коннором всё равно познакомились. Например, в торговом центре… В такой реальности Аманда никогда не работала в лаборатории, и, поборов рак, родила от любимого мужчины чудную малышку… А у нас с Коннором… Ну так, стоп, Адриана. Куда меня сносит? В какие лавандовые дали? Вот она — реальность. Свершившаяся. И её не изменить… Разве что благодаря темпоральному аппарату Питера появляется возможность сбежать в другой мир, где всё можно переписать иначе. Только для кого? И зачем? Возможно, Питера волнует чувства его версии в мирах, где он оставил Коннора один на один с паразитами в компрессорной. Подчинился приказу и ушёл. Возможно, он не хочет, чтобы эти Питеры Эксоны жили с пожирающей душу виной. Может, я слишком эгоистична и не готова спасать Конноров Дойлов во всех других мирах? Ведь я хочу если не спасти, то хотя бы стать ближе к своему, не отдалиться от него на расстояние, не измеряемое известными физике величинами. Хотя ведь тоже живу с убивающим меня чувством вины, но за другой свой поступок. Где я как раз не оставила Коннора одного и вытащила его насильно из агонии… Теперь мы оба расплачиваемся за мой шаг… Хотела бы я предостеречь себя в других мирах? Не знаю… Возмездие уже душит, но я бы точно не желала нести ответственность за шаги, сделанные в ином измерении. Кто знает, как бы там обернулась та ситуация и в какой момент? День, два, неделя, месяц… Нет, я выбираю жизнь в своём теле и отмывание грехов в моей реальности. И как бы мне ни хотелось завершить начинающий почему-то раздражать разговор, Николь никак не успокаивается. То громко плачет, то хнычет. Значит, продолжаем беседу. — А твой прибор… Он способен перенести в другую реальность человека целиком? Или только его сознание, например? — Пока прибор не настолько мощный, чтобы осуществить перенос на физическом уровне. Он, скорее, настроен на отправку сознания в тело другой версии человека, соответствующей выбранным критериям. — То есть ты хочешь сказать, что моё сознание направится в тело некой другой меня, которая не стала агентом ФБР, а, к примеру, пошла работать главным аналитиком в вашу команду? — Почему главным? — Питер забавно выкатывает глаза. — Это же просто пример. — И мои брови в ответ взлетают вверх. Нащупала болезненную мозоль? Замахнулась на должность, на которой хотел бы оказаться младший научный сотрудник Офиса по научным исследования и разработкам Питер Эксон? — Ну… Да. — Почесав затылок, Питер продолжает: — Очевидно, где-то может быть такая Вселенная, где ты работаешь в ОНИР. Просто именно на этот критерий и нужно настроить поиск альтернативной реальности. Если она существует, твоё сознание перенесётся туда. — Ладно, допустим, а что будет с моим телом здесь? — А вот это интересный момент… Пока не до конца изученный. Теоретически ты можешь всё время пролежать в подобие комы. Но есть вероятность — в этот момент произойдёт обмен сознаниями, и в теле здешней тебя проснётся другая Адриана. — Представляю её шок. Питер усмехается, кивая, а я продолжаю: — Но можно ли создать критерий, настроенный на поиск человека, условно переместившегося в иное измерение? — Переместившегося каким образом? — Если из этой реальности пропал человек, совершил переход благодаря машине времени или какому-то случайному явлению, можно ли его найти? Разговор прерывает очередной вскрик Николь, которая какое-то время слушала продолжение беседы молча. Теперь она смотрит на меня, и в её огромных серых глазёнках ясно читается мольба. Ох, а я так сильно хочу прочитать в них ответ на терзающий вопрос… Увидеть в зрачках хотя бы отражение того места, куда она отправила Дёмина. Не понимаю, почему это настолько сильно не даёт мне покоя. Наверное, будоражит страх — однажды Николь снова шагнёт туда, одна или с кем-то… Как мы будем её искать? Гоню от себя эти мысли. Всю жизнь прожить со страхом — отвратительная перспектива. Но пока я на миг желала бы увидеть, где она побывала с Дёминым… и где его оставила. — Я пока над таким не думал. Как и над тем, как вернуть сознание обратно после перемещения. Ведь прибор останется в этой реальности. И кто-то должен перепрограммировать критерии, установить верные и нажать кнопку. — Ты на себе, что ли, её собрался испытывать? — Не на других же… — пожимает плечами Питер. — Это мой прибор, я несу ответственность за своё изобретение. «А готов ли ты нести ответственность за те выборы, которые создашь в других мирах?» — хочется спросить мне. Но Николь так истошно вскрикивает, что я едва не подпрыгиваю на месте. Смотрю на побледневшее личико. И на секунду кажется, я вижу в её зрачках мимолётно пробежавшие цветные прожилки. Пока всматриваюсь активнее, Питер открывает дверь и пропускает нас вперёд. Мельком оглядываю обстановку, понимая — мы в кабинете Коннора. Но всё моё внимание сосредоточено на заливающейся криком Николь. Будто она не хочет быть здесь и её что-то пугает. Я почти принимаю решение выйти обратно, вернуться в холл. Даже отправиться с ней под дождь, ведь до исступления доводит её непонятная реакция. С каждой секундой Никки захлёбывается всё сильнее. Но вдруг замирает. Побледневшие губы дрожат. — Никки, смотри. — Поднимаю глаза на Питера, который, оставив пакет и стаканчик на столе, протягивает в нашу сторону что-то похожее на большой пульт от телевизора. — В кабинете твоего папы нет других игрушек, но, может, эта тебе понравится? — Это и есть твоё изобретение? — тихо спрашиваю я, неотрывно глядя на резко замолчавшую Николь. Не дожидаясь ответа, отдаю Питеру малышку. — Подержи её минутку, у меня в рюкзаке есть вода. Может, она хочет пить… — Ладно. — Он ловко берёт Николь, но во второй руке всё ещё сжимает прибор. — Убрал бы ты эту штуку. — С трудом расстёгиваю дрожащими руками замок рюкзака. Скорей бы достать бутылочку и напоить прикрывшую веки Николь. Те цветные блики в зрачках минуту назад, теперь — белое личико. И противное ощущение — она осталась без сил. Только куда они ушли? И для чего? Ничего ведь не произошло… — Не волнуйся, прибор не включён и не синхронизирован с компьютером. Без связи это всего лишь пульт с кнопкой. Только программное обеспечение на моём ноутбуке… — Он резко замолкает, крепко прижимая к себе Николь и всматриваясь в прибор, до кнопки которого Николь только что дотронулась. — Не может быть. — Что? — Вижу одновременно вспыхнувшие синим цветом глаза Николь и красный огонёк на пластмассовом изобретении Питера. Красный и синий моментально схлёстываются в единство, разливающееся по стенам кабинета. И мир погружается во мрак… …Веки заливает свинец, в ушах гудит настолько сильно, что кажется — я вряд ли услышу даже крик Николь. — Никки… — пытаюсь прошептать, но не произношу или не слышу ни звука. Хоть бы с малышкой всё было нормально, и она не исчезла. «Без связи с компьютером прибор не работает…» Однажды она уже пропала на моих глазах без всяких приборов. И я готова уверовать в кого угодно, молить, разбивая лоб, лишь бы подобное не повторилось. — Адриана, что с тобой? — Голос Питера звучит слишком громко, а гул и не думает стихать. Может, он не в ушах, а внешний? Только откуда ему взяться в кабинете Коннора? И где моя девочка? — Никки, — наконец срывается с губ. — Что? Адриана? Да что случилось? — допытывается Питер, а у меня наконец-то получается приоткрыть веки. Вокруг слишком мрачно, лицо Питера расплывается. Усиленно пытаюсь сфокусировать взгляд на его руках, только что державших Никки, но в них никого нет. Паника сжимает горло. — Ник… — Питер, Адриана, что у вас? — громыхает вопрос Коннора, и, как по приказу, мои переполненные слезами глаза распахиваются, а зрение наконец становится ясным. И… В эту же секунду мне хочется зажмуриться обратно. Чтобы окончательно проснуться, потому что пробуждение — всего лишь иллюзия, подпитанная разговорами с Эксоном. Часто моргаю, незаметно щипаю себя за запястье, пытаясь вырваться из лап начинающегося кошмара. Но взгляд хаотичными рывками исследует бетонные стены, мечущихся вокруг людей и… Коннора, стоящего в десятке шагов от нас с Питером. Я не сразу замечаю — сейчас Эксон одет иначе, зато хорошо вижу не только бежевый свитер Коннора, но и испарину на его лбу, перебинтованную руку, прижатую к животу, и сгорбленную позу. — Нельзя медлить, нужно срочно вывозить его отсюда, — звучит знакомый женский голос. Мимо кто-то проносится, а я стою и смотрю только на Коннора, который тоже окидывает меня вопросительным взглядом. Пытается выпрямиться и стремительными шагами подходит к нам с Питером. — Эксон, чего застрял? — грозно спрашивает Коннор. — Помоги остальным, — кивает в сторону. — Адриана, ты слышала мой приказ? Не забыла, какие обязанности исполняешь на новой для тебя должности главного аналитика, если нам нужно разделиться в экстренной ситуации? По инструкции принимаешь временное руководство и выводишь людей отсюда. Я открою вам двери. Наш разговор с Питером бессвязными отрывками проносится в памяти… — Ты… про Архангельск, что ли? — Взрыв на заводе навсегда изменил не только его жизнь, но и мою. Эту страницу я бы очень хотел переписать. Куда, чёрт бы тебя побрал, Питер, вели те запрограммированные координаты в твоём ноутбуке? Или… — То есть ты хочешь сказать, что моё сознание направится в тело некой другой меня, которая не стала агентом ФБР, а, к примеру, пошла работать главным аналитиком в вашу команду? Выходит, есть всё же такая реальность? Но кто сгенерировал запрос на перемещение? Питер? Я? Или мы вместе неким невероятным образом без программы в компьютере создали координаты путешествия во времени и пространстве? Нет… Не может быть. Я всего лишь брежу, лёжа на полу с сотрясением мозга… Всё происходящее не может быть взаправду. Или… Чёрт, изобретение Питера сработало в руках Николь, однажды физически отправившей другого человека неизвестно куда. А теперь моё сознание оказалось в другой версии себя? И я действительно проживаю те самые страшные часы… нет, минуты до взрыва, явно в эту секунду уже спланированного Коннором Дойлом? Ощутимее щипаю за запястье раз за разом, но не просыпаюсь. Поверить сложно, но… Если допустить вероятность… Питер ведь говорил про бесконечное переплетение реальностей, и сейчас я чётко понимаю — передо мной другой Коннор Дойл. Объяснить не могу, но иногда мне кажется, что своего я бы узнала из сотен других. Даже если у него будет другое лицо. Спящая связь всё равно позволяет чувствовать моего Коннора иначе. Или… причиной тому любовь? — Адриана, ты слышишь? Почему не реагируешь? — Чужие пальцы смыкаются на руке. Концентрироваться всё ещё невероятно сложно. Но жизненно необходимо. Ведь мы теряем время… — Мы теряем время! — вторит моим мыслям Коннор. — Выводи людей отсюда, а я спущусь в технический отсек — включу открытие дверей. Встретимся за территорией. — Нет! — Вырывается само по себе. — Питер! — рявкаю громко, и сама вздрагиваю от силы голоса. Оборачиваюсь и в упор смотрю на быстро собирающего рюкзак Эксона. — Теперь командуешь ты, я остаюсь с Коннором. Веди людей к выходу, мы откроем вам двери. Уже ясно и чётко могу рассмотреть Антона, Клэр и Рэя, поднимающих носилки с раненым мужчиной. Питер кивает и тоже хватает край носилок. Рядом с ними трётся какая-то блондинка, наверное, единственная выжившая русская учёная. И Линдсей. Стоит, застыв с сумкой в руках, поглядывает на нас с Коннором. Словив мой взгляд, быстро разворачивается и бежит следом за остальными. — Адриана! — Коннор сжимает мою руку. — Ты идёшь с ними. Это приказ! Немедленно! — Он бешено сверкает глазами… воспалёнными и затянутыми пеленой боли. И моё сердце обрывается, стремительно падая вниз. Но не время поддаваться эмоциям. — Нет, я остаюсь с тобой. — Сейчас же покинь территорию завода вместе с командой! — цедит он сквозь зубы, стараясь стоять ровно. — Я не подчинюсь, ты тянешь время! Жизнь… — чёрт, из памяти вылетела фамилия мужчины на носилках, — пострадавшего под угрозой. Кажется, проходит целая вечность, пока мы стоим, пожирая друг друга взглядами. Но на деле — не более десяти секунд. Коннор медлит, всё также без слов приказывая мне убираться. — Мы пойдём вниз вместе! — Тоже сжимаю его плечо, не чувствуя более силу захвата на моей руке. Фразы вылетают сами по себе, и меня, всё ещё видящей окружающее как в дымке сна, будто бы изнутри что-то подталкивает на слова и действия. — И выйдем тоже вместе, ты понял? Бешеный блеск в глазах гаснет, Коннор тяжело дышит, всё сильнее стискивая челюсти. Захват разжимается, пальцы осторожно дотрагиваются до моей щеки. А я смотрю, вкладывая во взгляд всю свою решительность, которую способна собрать внутри. Хоть нутро начинает сотрясаться от непонимания, шока. Но накаты липкой паники раз за разом гасит нелепая надежда: всё происходящее — кошмар, я вот-вот открою глаза в кабинете Коннора. И пока во взгляде этого Дойла мелькает замешательство, мою веру в сон сжигает внезапно закипающая злость. Ты же хотела увидеть события в Архангельске своими глазами, Адриана? Ну так смотри… Смотри и ужасайся не только тому, что желание сбылось, пусть и не в твоём мире. Кошмар, обратившийся в реальность, или реальность, схлестнувшаяся с кошмаром? Сейчас не так важно. Важны лишь те шаги, которые ты сделаешь в чужом теле. И ответственность за какой выбор взвалишь на свои плечи. Оглядываюсь. Но неужели в прошлом моего Коннора всё происходило так же? Он приказал, они все ушли, оставив его одного? Неужели были настолько поглощены изучением паразитической твари, новой формы жизни, что не заметили признаков заражения у своего руководителя? Пусть он отлично держится, но всё же порой невольно вздрагивает, наклоняется вперёд, прижимая предплечье к животу. С тяжёлым дыханием изо рта вылетают еле слышные стоны. Да, я здесь всего несколько секунд. И помню по материалам дела, что в момент вскрытия одного из русских из тела вырвался выросший паразит, ранивший зоолога ОНИР. Его и приказал в срочном порядке вывозить Коннор. Похоже, именно в этом моменте я и оказалась, только в другой реальности. Понимаю и теперь вижу своими глазами — все были заняты спасением жизни другого человека. Но куда они смотрели раньше? Столько людей, и никто не распознал настолько очевидные признаки болезни у Коннора? Куда смотрела влюблённая в него Линдсей Доннер? Она и в прошлом моего Коннора вот так развернулась и подчинилась приказу? А потом написала об этом в рапорте. Несмотря на попытку выдержать отчёт в деловой форме, он всё равно пропитался эмоциями, и каждое слово кричало о трагической потере. Но почему она не попыталась поспорить с Коннором, не пошла за ним? Подчинённые вынуждены выполнять директивы командира, мне ли не знать? Но любящему сердцу нельзя так просто приказать… Или этот герой настолько убедительно играл роль в привычной ему постановке «Всё хорошо», что никто не увидел тень смерти, тянущей к нему свои лапы? Изнутри точит подлая мысль… А я в своём мире хорошо смотрю? Всё ли замечаю? Всегда могу пойти наперекор его даже не командирским приказам? Или тоже подчиняюсь правилам Коннора и… бездействую? Но не в этот раз! — Я останусь с тобой! — твёрдо произношу. — И пока мы спорим, команда стоит под дверями. Жизнь раненого на волоске, давай поспешим. — Специально делаю акцент на чужой судьбе, ведь своя Коннора, похоже, уже мало волнует. Очевидно, Конноры Дойлы во всех мирах упрямые бараны, но иногда всё же способные отступить хоть на шаг, если мост впереди рассыпается. Коннор громко чертыхается, разворачивается и идёт к двери. Иду за ним следом, наблюдая, как тяжело ему даётся каждое движение. Очередной табун липких мурашек проносится по спине. Краем глаза вылавливаю смутные синие тени, пробегающие по стенам. Они словно пытаются доказать мне — я во сне. Но мне всё сложнее им верить. Кажется, это действительно тот самый путь к котлу, в котором горел мой любимый… В мозгу бьётся сумасшедшая просьба. Мне хочется кричать: «Вытащи меня отсюда!», обращаясь к моему Коннору, оставшемуся где-то там за соединяющей миры границей… Но ведь я оказалась здесь, чтобы увидеть. А теперь ещё и попытаться спасти? Питер прав… Пусть я знаю, что передо мной другой Коннор, но бросить его и убежать во имя своей сохранности уже не смогу, куда бы ни привела нас дорога… Пришла — нужно действовать, чтобы котёл не закипел ни для этого Коннора, ни тем более для нас двоих. Коридор, по которому мы шагаем, кажется бесконечным. Понятия не имею, сколько нам ещё идти. Уверенная походка Коннора то и дело подкашивается, но он не даёт мне подойти ближе, чем на расстояние вытянутой руки. Расклад вмиг меняется, когда Коннор со вскриком падает на колени, и его начинает тошнить на пол ядовито-жёлтой жидкостью. Он сплёвывает куски не хочу думать чего… С трудом сама сдерживая рвотные позывы и от увиденного, и от всё сильнее захватывающей в тиски паники потрясения, касаюсь спины Коннора. — Открой… двери! — хрипит он. — Быстро! Я сказал, иди! — Голос обращается в рык, когда Коннор вытирает рукавом слизь с губ. А я слышу такие знакомые командные нотки. Коннор кашляет, но начинает чеканить, как выглядят рычаги и кнопки, открывающие двери. Чётко, внятно, только по лицу рекой течёт пот, и Коннор уже не старается его стереть. И, глядя на него, я переворачивающимся нутром ещё острее чувствую стремительно утекающее время. Его время. Хоть мне безумно хочется выйти вместе с ним через ту дверь, что я открою. Как можно скорее… — Сиди здесь! Старайся без надобности не двигаться и ровнее дышать! Я быстро вернусь. Не сомневаюсь — он не послушает. И пусть меня волнует жизнь Коннора, но я не могу так цинично и бездушно отнестись к раненому и людям, пытающимся его вывезти прочь. Хоть я и зла на них, но на себя злюсь не меньше. Безумно страшно даже на пару минут оставлять Коннора в одиночестве, но я должна действовать быстрее. Добегаю до компрессорной. Чёрт, здесь все стены сплошь состоят из электрических щитков. Вспоминаю инструкции Коннора, которые буквально за пару минут успели почти вылететь из памяти, сотрясаемой нервной дрожью. Идти прямо в конец помещения, щитки второй и третий справа от угла выше головы, плоские ручки, повернуть до упора… Вроде нашла. Поворачиваю, но вместо гула до ушей доносится детский вскрик. И жар окатывает с головы до ног. Николь?! Только сейчас доходит — в этом мире Адриана, кажется, не обладает сверхспособностями. Или мои надёжно спят за барьерами, никак не раскрутить воронку из нитей силы. Но в эту секунду я готова поклясться — чувствую всполох энергии внутри. Кидаюсь к двери и лоб в лоб сталкиваюсь с Коннором. — Я… — отрешённо произносит он, — отключился. Судя по всему, всего на минуту, да? Не помню, как дошёл сюда. Ты открыла двери? Вопросительно смотрит на меня и выглядит дезориентированным. Внешне он совсем плох. Как же он держится?.. И как мне, глядя на него, не разрыдаться от непонимания, что происходит? Быстро киваю и смотрю на щитки, а колотящееся сердце никак не даёт успокоиться. Я ведь услышала крик Николь, ощутила пульсацию дара. Всего на несколько мгновений, но мне не могло почудиться. Выглядываю в коридор, там лишь темнота и пустота… Никого. И внутри снова ничего. Не знаю, кто или что проложило путь сюда — Николь, машина времени, координаты одни на двоих, но пускай бесконечное переплетение реальностей не приведёт сюда Никки. Может, я почувствовала её через тот самый разрыв пространственно-временного континуума, о котором говорил Питер? Но она в своём мире, в безопасности… Хочу верить. Крохи силы же, вспыхнувшие частицами энергии и моментально сгоревшие в солнечном сплетении, не дают мне самой шанса сделать переход и в одну секунду покинуть стены завода. Шанса, который я использовала бы не только для себя… А иначе как я собираюсь вытаскивать отсюда Коннора? И себя заодно. Несмотря на подкаты слёз, стараюсь рассуждать. Сколько шагов до входных дверей? Сколько потребуется времени, чтобы преодолеть эту дистанцию? Дожидается ли нас на улице команда или она уже на пути в больницу? Но, главное, сможет ли Коннор пройти не самый дальний путь? Думай же, Адриана, думай… Тактика и стратегии — твои самые сильные стороны на работе. Видимо, не в этом мире, так как слёзы грозятся не только потечь по щекам, но и смыть все мысли. — Адриана, я тебя умоляю. — Коннор хватает меня за руку и притягивает ближе. — Знаю, о чём ты размышляешь. Но я не могу идти. Даже если получится… — Сглатывает, морщится. Не могу на него смотреть… А ведь хотела… Сейчас не могу, иначе разрыдаюсь в полнейшем бессилии. Я должна что-то придумать, но как же больно. И непонятно. Тщетно пытаюсь достать хоть одну нить силы, раскрутить вихрь дара. Я ведь ощутила секундное наполнение, значит, я просто без сил? Но истощения не чувствую, зато отчаяние накрывает с головой. — Адриана! — зовёт Коннор. — Понимаю, почему не уходишь и не хочешь меня оставлять… Прости. Родная, ты слышишь? Что?.. Как он меня назвал? Как… — Мы вместе несколько месяцев, а я тебе так и не сказал самое важное… — Коннор шепчет и быстрыми движениями гладит мои щёки, волосы. — Всё ждал подходящий момент, идиот. И сейчас точно не он… Думал, вернёмся из России, и я… — Закрывает глаза, мотает головой. — Чёрт, зачем тебе это всё же говорю? Точно идиот, нашёл момент… — Кладёт руку на мой затылок, а я не могу пошевелиться. — Коннор, ты скажешь мне. Когда мы будем дома. — Сердце понимает, что он хочет произнести. Но его слова не для меня. Я не та, кому он должен их сказать. И он не тот, от кого я хочу их услышать… Зато я та, которая разорвёт себя на части, но вытащит его отсюда! Не ради себя… Как легко было размышлять, что я не увлекусь чем-то подобным, пока мы стояли с Питером в кабинете. Правда, я и не выбирала, оказаться здесь или нет, но одного чувства вины мне достаточно. Я не позволю себе заиметь здесь второе и потерять того, кто так и не озвучил слова, которые эта Адриана, наверное, ждёт не меньше, чем я от своего Коннора… — Адриана… Помнишь нашу ежедневную игру в желания? Мы всегда исполняли загаданное, пускай глупое и несуразное. Исполни моё очередное, пожалуйста! Не твоего шефа, а любящего тебя человека… Покинь территорию завода! Немедленно беги отсюда! — Нежность в голосе всё же обращается в сталь на последних словах. — Что ты задумал, Коннор? — Решительность и ярость вдребезги разбивают накатившую на мозг ласковую дымку, когда я замечаю, как он смотрит на рычаги компрессора и как нездорово блестят его глаза. — Слушай, нельзя допустить распространение этих тварей. Они начинают жить вне хозяев, кто-то должен передать эту информацию. Услышь наконец, эта тварь… — он сглатывает и мотает головой, — уже готова покинуть моё тело. — И что ты собираешься делать? Подорвать завод? С собой и паразитами? — На последних словах взвизгиваю, как девчонка. Нужно вернуть голосу собранность. — Нет, Коннор, нет! Тварей можно уничтожить иначе, и об этом мы подумаем, когда выберемся отсюда. Вместе. И я не верю, что из тебя нельзя извлечь паразита хирургическим путём… — Я не дотяну до госпиталя, — уверенно произносит он, сжимая мою руку. — Ты не можешь этого знать. — Долг мужчины защищать и спасать свою женщину! Позволь же мне… — обессиленно рычит Коннор. — Не позволю! Женщина в первую очередь хочет, чтобы её любили! — выпаливаю я. Обуявшая ярость выжигает нутро. Спасатель хренов, надо же! Если в этой вселенной он любим и сам любит, какого чёрта не пытается выбраться? Боится остаться инвалидом? Боится обречь Адриану на заботу о себе? Да твою ж мать, Коннор!.. Нет, так не пойдёт! — Приказывать теперь буду я, как твой главный аналитик! Ты действительно не в состоянии командовать. По инструкции… — Чёрт бы тебя побрал, Адриана! — грубо выкрикивает он, но по вжатой в плечи голове понимаю: слово «инструкция» — волшебная кнопка. И Коннор обязан подчиниться, но… это же Коннор Дойл. Иногда звучит как диагноз, и я не удивлюсь, если его именем однажды назовут какой-нибудь синдром. — Ты слышала, что я тебе сказал? Уходи! М… — От вырвавшегося внезапно громкого стона голос срывается и звучит иначе. — Адри… Прошу… Да пойми ты, меня уже не спасти. — В десятый раз повторяю — я тебя не оставлю! Мне нужен живой герой, а не память о нём и о его сомнительном подвиге! — изо всех сил стараюсь, чтобы уверенностью звенел каждый звук в слове. — Теряем время. Учти: мы или уйдём отсюда вместе, или оба останемся здесь! Мне хочется колотить руками по стене, разбивая их в кровь. Но больше — раздирать ногтями грудь и живот, выцарапывая оттуда разрывающие импульсы. Коннору больно физически, мне же нет… Но я без связи, без любви к тому, кто передо мной, как будто бы могу внутри себя чувствовать его ощущения. И несвязный отголосок мысли, что мой Коннор был ровно в такой же ситуации, доводит до сокрушительного безумия… Но о чувствах и пережитом прошлом моего я порыдаю потом. Сжимаю пальцы в кулаки и поворачиваюсь к этому Коннору. Я не позволю ему умереть… И мне уже всё равно, что рядом не мой Коннор. Мой Коннор… Только теперь понимаю, как это звучит… Противозаконно, что ли? Мой… Чужой… Близкий… Далёкий. Вдруг становится неважно. Этот пойдёт за мной. И никакого взрыва здесь не будет. — Что за?.. — Ядовитое шипение заставляет обмереть. Знаю, кому оно принадлежит… Слишком хорошо, чтобы узнать даже по двум сказанным словам. Мой бывший одноклассник… Мальчик, впервые поцеловавший меня. — Адриана? Юноша, сделавший больно физически и душевно. Мужчина, чуть не убивший во имя сумасшедшей любви. — Какого хрена? Где мы? Ублюдок, которого я так хотела найти в любом из уголков необъятной вселенной. Алексей Дёмин стоит на пороге компрессорной. Не призрак, не мираж… И вот я встретилась с тем, кого так хотела найти перед отправкой сюда. Но он… здесь?! Швыряет мне маленький предмет, который до этого сжимал в ладони. Машинально ловлю и вижу плюшевого тигрёнка, улыбающегося кривым ртом из чёрных ниток. Блестящие глазки-бусинки смотрят лукаво, как бы говоря: «А вот и я, ваша другая пропажа, которую вы так долго искали!» — Куда меня отправила твоя чёртова племянница? — Выплёвывая слова, со злостью спрашивает Алексей. — Племянница? — раздаётся недоумённый вопрос Коннора. — Боже… — Да это же тот самый тигрёнок с карусельки Николь, улетевший в неизвестном направлении месяц назад. Мы с Коннором его так и не нашли. Так вот куда улетела сломанная лопасть с игрушкой… — Никки… Но… как? Разве важно сейчас «как»? Важно, «кто» передо мной. Хочу сделать шаг к Алексею, движимая только ненавистью. Но её тут же гасит другая, более сильная волна чувств, стоит заметить, как Коннор резко закашливается и сгибается. Кладу руку ему на спину, второй касаюсь живота. Словно в моих ладонях есть сила, способная растворить не только боль, но и причиняющую её тварь. Ощущаю прокаты паразита по внутренностям Коннора, стремление вырваться на свободу. Тугими рывками он движется вверх, а под моей кожей с каждым рывком к мозгу пробирается растворяющий сознание и действительность ужас. Умоляю, Коннор, держись… Мы выберемся. Ты, чтобы оказаться в объятиях своей Адрианы. А я… я… На миг забываю про Алексея… Но это не значит, что и он готов просто стоять и смотреть. Всего лишь один взгляд в сторону — вижу, как он срывается с места с перекошенным гневом лицом. Нас отделяет несколько шагов, и мои мышцы тоже превращаются в стальные жгуты. Нет, подонок, ты больше не причинишь боль ни мне, ни кому-то ещё. Руки наливаются иной силой, способной в слепой ярости нанести удар и защитить не только себя. Наши взгляды уже сшибаются в борьбе, до встречи тел остаётся шаг… Непреодолённый шаг… На пути, взявшись из ниоткуда, вырастает огромная скользкая тварь. Десятком тонких щупалец пронзает грудь Алексея, ударом выбивая оглушающий крик. В нём тонет мой собственный. И Коннор, несколько секунд назад заходившийся кашлем, вдруг неловким движением отпихивает меня к стене, закрывая собой. За ним мне больше ничего не рассмотреть… Но уши раздирают вопли Алексея. И когда они на миг смолкают, в один звук соединяются надрывные хрипы, булькающее шуршание и нечеловеческое урчание. Кровь стынет в жилах, а невыплеснутое напряжение в конечностях моментально растворяется, заставляя тело обмякнуть в бессильном ужасе. Но держат на ногах даже не дрожащие руки Коннора, а его широко распахнутые глаза. И я вспоминаю, зачем хотела оказаться здесь… Сила вновь разливается по одеревеневшему телу. Хватаю Коннора за запястья и, не обращая внимания на вялое сопротивление, тащу прочь из компрессорной. Но стоит нам вылететь в коридор, оба замираем как вкопанные. Несколько взрослых паразитов своими внушительными телами преграждают дорогу и тянут щупальца к нам. Нет пути в компрессорную, нет пути вперёд, к выходу. Нет пути назад. За нашими спинами ещё одна взрослая особь, хищно раскрывающая пасть. Коннор крепко сжимает мою ладонь. Крики Алексея окончательно смолкают. Но в мозг, словно сверлом, входит чужая мысль: «Адри! В твоих губах — спасение… Поцелуй не его… Меня…»