С горьким осознанием, что этого всего не было,
что Гриша — это всего лишь идеальный плод его фантазии.
— Так, детка, ложись вот тут. Эй, ты почему до сих пор в пижаме? — командовал мафиози. — Да не буду я раздеваться, тут светло очень! Нет! — сопротивлялся тот. — Я твой начальник, и я тебе приказываю всё с себя снять. — У меня сегодня выходной, — склонив голову набок да сложив в районе груди руки, заявил парень и тут же громко пискнул, когда голубоглазый резко притянул его к себе и поцеловал. Гриша так обнял его, что у того чуть колени не прогнулись, да так чувственно впился в губы, что Костик уже был готов на всё. Поэтому то брюнет и не заметил, как Фараон ловко обхитрил его, незаметно стянув всё, что на нём было. — Вот, так гораздо лучше, — прыснул от смеха седоволосый, любуясь поалевшими щеками своего возлюбленного, — Ляг на диван, кнопка. — Н-нет. Ну не могу я так, — закрывая полыхающее лицо ладошками, прошептал тот. — Можешь. Я знаю, что можешь. Так, примерь-ка вот это, — прошептал Подоляк, одним движением защёлкивая на тонкой шее красивую подвеску, — Шикардос. Ещё несколько штрихов и будем кайфовать! Цветаков хотел уже сбежать и спрятаться в ванной от такой настойчивости, но заметив, как загорелись глаза мужчины, заставил сам себя делать так, как тот хочет — ведь действительно мафиози был доволен, как ребёнок.И вот спустя несколько минут Григорий взялся за дело
Костя лежал на диване, в той позе, которая нужна была новоиспечённому художнику, выставляя на показ свой худенький стан. Тонкие ножки и пах были прикрыты лёгким, шелковым покрывалом, на обнаженной груди висел маленький, диамантовый кулончик. Губки же были слегла намазаны блеском, щёки лишь сильнее побагровели, а глаза — смущённо отведены в сторону. Седоволосый сидел напротив, держа в зубах кисть, рукой он выводил силуэт своего любимого, поглядывая на него уж слишком страстным взглядом — ещё бы, тот таким красивым был, что возбудил бы даже импотента! — Господи, до чего же ты хорош! Костик, твоя внешность — это просто бомба. Я взгляда оторвать от тебя не могу… — осыпал его комплиментами мужчина. — Гриш, ещё долго? — смущённо спрашивал Цветаков. — Детка, тебе надо расслабиться и получать удовольствие от процесса. — Ты так пристально на меня смотришь, мне неловко… — Я любуюсь тобой. Ты очень красивый, малыш. У тебя просто шикарное тело. — Нет, не могу я так больше, это очень-очень стыдно!!! — брюнет полностью укрылся одеялом и закрыл личико руками, Фараон только вздохнул, отставив инструмент, и присел рядом. — Кнопка, тебя даже мой взгляд пугает? — мягко коснувшись пушистой шевелюры, спросил тот. — Я не знаю… Мне очень стыдно, когда на меня кто-то смотрит… Ещё и когда я обнаженный… — Маленький, ну что поделаем? Люблю я на тебя смотреть, особенно, когда на тебе ничего нет, — засмеялся Подоляк, после чего произнес, — А ещё… Ты первый, кого я захотел нарисовать, после смерти своей Ирочки. — Ась? — Ты прекрасно знаешь, какой способ жизни я вёл до тебя. Этих всех «взрослых» пустышек, что лазают по бутикам и не вылазят из спа-салонов, было много, но ни одна из них не вдохновила меня так, как ты, — взяв нежно за руку парня, сказал Гриша, смотря ему прямо в глаза, — Поверь ты мне наконец — я люблю тебя таким, какой ты есть, и вот этого всего я не вижу — нету ни шрамов, ни ожогов, ни клейма… Есть только ты! Конечно Костя верит ему. Безумно верит! Но привыкнуть к тому, что он смог настолько влюбить в себя такого шикарного мужчину, не выходит. Каждый раз кажется, что всё разрушится, что ворвётся в их жизнь какая-нибудь гнида и всё пойдёт прахом. — Не в моём стиле показывать наброски карандашом, но… Я хочу, чтобы ты знал, как выглядишь в моих глазах. Примерно — вот так. Константин сначала подумал, что это какая-то шутка, но потом, присмотревшись к нарисованному юноше, узнал свои черты… И это было неописуемо красиво, невозможно идеально… — Боже, если ты так карандашом делаешь набросок, то что же будет, когда ты её закончишь? Гришик, ты божественно рисуешь! — не уставал восхищаться парень. — Рисую идеально только тех, кого по-настоящему люблю, — прошептал Подоляк, а потом ощутил, как к его груди прижался брюнет, шепча признание в ответ, — Ты уже собрал вещи? — Какие вещи? — недоумённо спросил Цветаков. — Мы на море летим. Уже завтра…- почесал затылок мафиози, проронив тихое: «Упс, забыл…». — Ты бы ещё за полчаса до вылета мне об этом сказал, — хихикнул кнопка, после чего добавил, — Сначала покормлю своего любимого мужа вкусным завтраком, а потом разберёмся со всем остальным. *** — Виталий? Эй! — Давид присмотрелся к Киму, что уже третьи сутки не отходил от него и всё время был рядом, кормя, поправляя подушки, говоря какие лекарства пить… Парень совсем осунулся и даже немного похудел, что было ему несвойственно, ведь Арахамии он нравился таким, слегка пухленьким медвежоночком, с нежными, круглыми щечками, которые так и хотелось ущипнуть. А сейчас…Нет это был не тот Виталик, это было то, что от него осталось…
— А? Ты звал меня? — переспросил тот слабым шепотом, — Тебе что-то нужно? Я принесу. — Слушай, я себя уже намного лучше чувствую, а ты чё-т совсем плохо выглядишь. Тебе бы поспать… — Я не буду спать до тех пор, пока ты не выздоровеешь. — Витась, я тебе безмерно благодарен за вот это вот всё, и за то, что ты так обо мне заботишься. Но ты мне ничего не должен. Не надо всего этого. У тебя каникулы, тебе надо отдохнуть, сил набраться на новый учебный год, а не сидеть здесь. — Я не брошу тебя. — У меня есть Артём, есть мать, которая сюда приезжает чуть ли не каждый день со своими судочками… — кареглазый поморщился, слыша имя того выскочки, что приходил к анестезиологу. Но тут не поспоришь — выскочка был красив, как чёрт — ухоженный, высокий, тоненький, с пшеничными волосами, собранными в высокий хвост и глубокими зелёными глазами, ещё и врач — кардиолог, его все знали… А кто по сравнению с ним Витась? Замухрышка-студент, которому все постоянно тычут в лицо, что без отца он никто? — Тук-тук, можно? О, ты сегодня не один. Здравствуйте, — поздоровался Луговой, кивая Виталику, а тому аж скулы свело от неприязни, — Привет, Давидик. Ну как ты тут? О, вижу сатурация сегодня повыше, молодец твой мед-братик, хорошо заботится о тебе. Я, кстати, Артём, а вы? — протягивая свою ухоженную ладонь с наманикюренными пальцами, представился тот. — В… Виталик, — хрипло сказал мальчик, пожимая руку своему сопернику. Доктор изучил его и мысленно хмыкнул — на молоденьких Давида Георгиевича потянуло… Но что ему судить? Он сам уже давно не испытывал тех чувств, что были ещё тогда, в их первую встречу, в их первое свидание, ночи… — Очень приятно. «А мне не очень» — хотел было сказать Ким, но тут зашёл его папа, тоже немного сонный, ведь сегодняшнее дежурство очень сильно его вымотало. Он кивнул сыну в знак приветствия и принялся осматривать своего горе пациента, даже не замечая, как на него стал таращиться Тёма, да так, будто тот восьмое чудо света. — Так, Давид Георгиевич, анализы твои шикарны, по сравнению с тем, что было до поступления, показатели тоже, лечение Подоляка тебе пошло на пользу. Но и мой карапуз внёс не малую лепту в твоё медленнотекущее восстановление. — Да, вы правы. Но и ему не надо так часто тут тереться, я ведь ещё заразный. А Виталик вон как осунулся, пусть за своим здоровьем приглядывает. — Слышал, студент? — ущипнув за щеку сына, спросил Александр Викторович, обворожительно улыбаясь — эта улыбка, кажись, только что покорила чьё-то маленькое сердечко, — Давай немного домой, там и мать приехала… Вы ведь уже давно не виделись. — Я не хочу оставлять Давида… — Ты его не оставляешь, тем более вот, есть кому за ним присмотреть, — кивнул в сторону Артёма тот, всё так же не обращая на него особого внимания. — Ем, вы совершенно правы, — отойдя немного от своего ступорозного состояния, сказал Луговой, — Можно с вами поговорить, наедине? — Со мной? — удивился Ким-старший, — Да, пожалуйста. Виталик совсем поник смотря на этого белобрысого выскочку, думая что тот сейчас будет просить его отца ограничить общение Давида с ним… Однако ни Витасе, ни уж тем более Давидику не пришло бы и в голову, что этот безумец станет творить!Да и если честно Тёма сам от себя такого не ожидал!
— Присаживайтесь, э-э-э… Простите, совсем забыл спросить, как вас зовут. — Артём. Можно, просто — Тёма, — сказал тот, строя ему глазки. — Нет уж, мы с вами не в таких близких отношениях. Отчество то у вас имеется, Артём? — Анатолиевич я. — Так уже получше. Так что вам от меня надо, Артём Анатольевич? Я внимательно слушаю вас. — Мне? Мне вот это вот надо, — блондин сам не понял, что делает — да он никогда бы в жизни так унижаться не стал, а уж тем более лезть к незнакомому мужчине, да и к тому же наверняка женатому и имеющему детей. Александр Викторович в первую секунду не понял нихрена — к его губам кто-то коснулся. К его. Губам. Кто-то. Коснулся. Кто, осознание пришло спустя несколько мгновений и он, не удержавшись, отпихнул от себя кардиолога, да так резко вмазал ему по лицу, что тот аж потерял сознание. — Эй! Твою мать… Что это ещё за придурок? Блядь, за такое меня Подоляк выкинет нахуй отсюда. Просыпайся давай! Эй! Артём! Только этого геморроя мне не хватало… — закатил глаза врач и быстро взял на руки этого засранца, что на удивление оказался очень лёгким, — Ну давай же, а! Ким-старший положил того на кушетку и принялся быстро расстегивать тугую рубашку, что была застёгнута до последней пуговицы, дабы не сдавливало дыхательные пути. Рядом был графин с водой, мужчина тут же взял его и слегка окропил худые скулы, тот пришёл в себя и хотел резко подорваться, но брюнет тут же остановил его, мягко хватая за плечи. — Чшшш, не надо так резко, — прошептал врач, а потом вдруг резко спросил, — Что ты творишь придурок?! — Я? А что я? Я разве сделал что-то плохое? Ой, больно-то как, — зажимая носик рукой, прошептал тот, — И кровь идёт… Зачем вы так со мной? — Ким, мне с тобой посо… Ветоваться надо… Это чё у вас здесь происходит? — войдя в кабинет Сашки, спросил Михаил. «Ну всё, плюс одно дежурство и урезание премии мне обеспечено» — обреченно подумал тот. — Здраствуйте, Михаил Григорьевич… Да я вот друга проведывал, поскользнулся, упал, а Александр Викторович помог мне, вот кровотечение мне останавливает, — не выдал того кардиолог. — Тёмочка? Боже, я уже и не думал, что тебя повстречаю! Саш, шо ты стоишь? Давай, помоги парню, кровотечение останови, вон из носа так и капает. Рассказывай! Как ты? — Нормально… А вы как? Луговой, когда учился в меде, был одним из самых любимых учеников Хамелеона — тот в нём видел прекрасного врача и всегда восхищался его клиническим мышлением. Но парень так и не захотел идти работать в его клинику, боясь, что не потянет, что слишком мало опыта у него… — А где ты сейчас работаешь? — Да там же, в государственной… — Давай ко мне, а? Место организую, правда, я в отпуск маленький собираюсь, но после могу заняться этим делом, что скажешь? — Эм… А… Вот так сразу? Мне говорили, что у вас тут какой-то серьёзный отбор, да и конкурс большой на рабочии места, тем более в кардиологии. — Это всё фигня, ты просто замечательный врач, я в этом уверен. Александр слушал эту «светскую беседу» обрабатывая плоды своего труда на этом милом личике и мысленно прощался с покоем в больнице — вот только прилипалы-пидараса ему не хватало… А Хамелеону хрен что докажешь — если захочет, он сюда мясника притащит работать — это же его клиника.А может ему самому уволиться?
Да только где же ему будут ещё такую зарплату платить? Ему ребёнка на ноги ставить надо, жить как-то по-человечески, да и ещё куча всего другого — необходимого… С женой он уже давно развёлся — та нашла себе мужа «побогаче» и «повнимательнее» к ней, ведь Сашка — врач, ему действительно на обыденные вещи совсем не хватало порою времени… Но отдавать своего сына на воспитание другому мужику, он был не намерен, поэтому оставил его при себе, да и сам Витася был не против, мальчик всегда больше к нему тянулся… — Так мы ещё всё это обсудим, а сейчас извини, мне к себе в отделение надо. Оставь номерок Саше, ладно? — Ладно. До встречи. — Пока, Тёмочка. «Ой Господи, за что мне всё это. Думал перееду в Киев, налажу жизнь, сына более менее приведу в порядок, а тут… Ладно я потом подумаю, как буду изолироваться от этого новоиспечённого работничка» — Извините, Артём, я не должен был вас бить, — сказал тот, тяжело вздыхая, когда Михаил быстренько ушёл осматривать нового тяжелого пациента. — Это вы простите, но я не жалею, что поцеловал вас… — Я женат, у меня есть ребёнок. И жену свою я безумно люблю, вы не по адресу, — лгал Александр, надеясь, что это голубое чудо от него отлипнет — но не тут то было…Этот белобрысый умник ещё доставит ему хлопот…
Тем временем в больницу притопал Михасик, с красивой эко-сумочкой в которой припрятал несколько судочков. Он ведь знал, что у папы сегодня будет несколько сложных операций, поэтому ему бы не помешало хорошенько подкрепиться. В проёме он встретил грустного Виталика, что вышел из палаты Давида весь поникший. — Привет, мой хороший, — поздоровался Подоляк, крепко обнимая своего старосту. — Привет… Ты представляешь… Сюда этот выскочка пришёл… Артём. — И? Ну пришёл проведать своего бывшего, чё тут такого-то? — Давид на него так смотрит… А меня всё время норовит за дверь выставить… Он его любит, а не меня. — Если бы он его по-настоящему любил, не стал бы с тобой спать. Не верю я, что по-настоящему любящий человек, способен на измену. — Да какое это имеет значение? Я то ему не нужен! Всё равно не нужен… Блядь, чувствую себя прилипалой какой-то… — И ничё ты не прилипала, — появился з-за угла Луговой, всё ещё зажимая нос ватными тампонами. — Подслушивать чужой разговор — не хорошо, — шикнул на него Ким. — Ну извините, в следующий раз беруши с собой возьму. — Вот и возьми! — встал в позу Миша, угрожающе смотря на этого случайного свидетеля их беседы. — Чего вы такие нервные? Нам между прочим ещё работать в одном коллективе… — ЧТО?! — оба вскрикнули в унисон. — Меня Подоляк на работу взял. Так что, давайте дружить?«Вижу папа чё то не в те ворота играет…
Какого хера он его взял сюда на работать?!»
— Ты мне не друг! — Из-за Давидика? Так мы расстались, при чём уже давно. Мы просто остались друзьями… Малой, у тебя есть все шансы, просто перестань так зажиматься и будь более уверен, — зеленоглазый подмигнул ему и поспешил удалиться. — Тоже мне советчик, — прошептал Михайлик, а потом обратился к Витасику, — Я скажу папе, чтобы не брал его! — Нет, так будет нечестно. Он же действительно классный специалист. — Вообще ничего не понимаю… Зачем ему тогда сюда, если они с Давидом уже давно ни-ни? — рассуждал Михась, двигаясь со своим другом в сторону кабинета Кима-старшего, тот как раз выбежал, усердно утирая губы, что парням показалось слишком странным. — Александр Викторович? А что это с вами? — Отвалите от меня и даже не вздумайте приближаться, эта ваша голубизна прям в воздухе витает! Или это больница такая голубая?! — мужчина был просто в бешенстве, а губы себе, разве что, в кровь не разодрал, но чтобы те уж так сильно не привлекали внимания, решил, что сегодня целый день будет работать в маске. — Не обращай внимания, у папы сегодня ночное было, он как не выспится, немножко не в себе. Да и мама приехала, а он не очень любит такие вот её приезды без предупреждения. А я вот соскучился, поэтому сейчас к ней побегу. — О, это хорошо, развеешься. Хоть немного обстановку сменишь. — И то верно, — брюнет кивнул своему другу, да приобнял его, шепотом благодаря за поддержку. — Ладно я побегу, не то остынет, а папа сегодня очень занятой, надо проконтролировать, чтобы он хорошо покушал. — Беги-беги. Пока, Михайлик. По дороге к папе парень получил несколько оповещений — писала мама-Христя, которая уже никак не могла его дождаться, чтобы начать сборы — на море они собирались. Миша кратко ответил, что постарается вернуться, как можно быстрее, и вдруг ощутил сильную руку на талии сзади и как его быстренько подняли да закружили. — Привіт, моя мавпочка. — Ва-а-ай! Тато, та шо ж ти так мене лякаєш?! — захихикал тот, а затем развернулся да обнял Хамелеона. — Моя кіця, а ти став важчим, розкормила тебе тьотя Христя, да? — Єй! Я просто підкачався! — возмущался в шутку студент, а врач только улыбнулся ему да пропустил к себе в кабинет. — Сідай, зая. Я, правда, сьогодні часу не дуже маю… — Я знаю, тому приніс тобі вкусняшок. — Дякую, моє сонечко. Ой, хто як не ти з мамою ще про мене потурбується? Бусінки мої, — Миша только улыбнулся, в душе радуясь тому, какой у него всё-таки замечательный папа, — Що у тебе нового? — Та особливо нічого. Їздили з Льошиком вчора в торговий центр, застрягли на півдня в папашоні… Грали в боулінг, навіть з дітками іншими подружились, то було так весело. Льоша такий з дітьми ніжний. — Є таке, він дуже любить дітлахів, бо сам в душі ще та дитина. — Шкода, що я ніяк не зможу Люциферу подарувати бажане, — грустно сказал Михайлик. — Михасик, ну не засмучуйся. Хто знає, може, ви колись з дитячого будинку малятко візьмете. Ну принаймні колись дядя Коля розглядав цей варіант, бо розумів, шо його синуля навряд чи з дівкою знюхається. — Але ж дитині потрібні тато і мама. А я не дуже то на «маму» схожий, — с сарказмом подметил мальчик. — В світі так мало одностатевих шлюбів і родин? Ні. В деяких країнах це вже взагалі норма. Та й зарано тобі ше за діти думати, Михася. Тобі універ закінчити треба, чув? — шутливо-строгим голосом сказал Хамелеон. — Чув-чув, — ответил Миша, немножко грустно улыбаясь, но ведь папа действительно прав — неведомо, что завтра будет, а он так далеко «заглядывать» собрался. *** Алмазный не спеша ехал домой к своему возлюбленному, на заднем сидении покоились цветы с игрушечным, маленьким котиком и продолговатая, бархатная коробочка, в которой находился серебряный браслет с красивыми сапфировыми камушками. Мужчина уже был в предвкушении выходных и сладкой ночи, если бы только не одно, такое маленькое, каштановолосое «НО», что сидело с ногами на заснеженной лавке. Будь это кто-то другой, телохранитель проехал бы мимо, но девочку то он знал… — Эй, ты на часы смотрела? Шо ты тут делаешь? — притормозив совсем рядом да опустив немного окно матового внедорожника, спросил тот. — С бабулей поссорились… — Причина? — Говорит, что ты плохой и с тобой дружить нельзя. — А мы разве друзья? — Ты мне нравишься, ты хороший, ты меня домой отвёз, перчатки дал, ты покатал меня… — И что? Это нас друзьями не делает, да и мала ты ещё, чтобы с таким дядькой дружить. — Почему все считают меня ребёнком? — Потому что ты и есть ребёнок. Запрыгивай давай, отвезу тебя к бабушке… — девочка оттряхивает потрепанные сапожки от снега и садиться на перед, поближе к кареглазому, пристегиваясь. — Не хочу к бабуле. Я с тобой хочу… Тебе же тоже не с кем праздновать завтра Рождество? — С чего такие выводы? — А нэ… — кинув взглядом на заднее сиденье, признала свою ошибку та, — Таки есть. Она красивая? — Очень, — на автомате ответил Ермак, вспоминая своего любимого, что был похож на ясное, утреннее солнце, своими ярко-рыжими волосами и зелеными глазками с веснушками на все щёки. — У тебя есть дети? — Упаси Господь, — вдруг резко сказал тот. — Чего так? — С моей работой мне только дитя не хватает! Чё это у тебя за вопросы такие подозрительные? — Нормальные у меня вопросы. Это ты какой-то дерганный. — Жень, тебе не кажется, что тебе надо задуматься о своём поведении? С бабушкой ты вечно ругаешься, с подозрительными типами, вроде меня, общаешься, не понятно где в позднее время шляешься. Ну что это такое? — Это ты симулируешь воспитательный процесс? Сказать честно? На троечку… Ты когда злишься на пушистого медведя больше похож, чем на "угрюмого родителя". — Ты издеваешься надо мной?! Я с тобой вообще-то серьёзно разговариваю! — А я что не серьёзно? Просто ты как-то так давай поубедительней, чтобы мне страшно стало и я действительно задумалась… Андрей только посмотрел на эту непрошибаемую девчонку и тяжело вздохнул — ну и характер! А взгляд! Господи, да он в жизни ни у кого не видел подобного бесстрашного взгляда в таком детском возрасте. — Откуда ты только такая взялась? — Сама бы хотела узнать. — Как там твои поиски? Есть хоть какие-то успехи? — Пока нет. А эта карга старая молчит, как партизан… Ещё и вечно о тебе плохо говорит! Да что она вообще понимает в людях? Ведьма! Брюнет расхохотался на весь салон — малышка была настолько милой, когда возмущалась и о чем-то рассказывала, что от нее невозможно было оторвать глаз. Да и если уж честно признаться, Ермак специально наматывал круги, дабы подольше побыть с Евгенией — прикипел он к ней душой, нравилась ему малая — боевая, умная, смелая. — Эх, ну вот и всё. Сейчас буду получать за то, что сбежала, ещё, наверное, и по ушам даст… — Малая, ну шо же ты так? Говорю же тебе - не беси ты её… — Это ещё что - завтра будет целый день капать на мозги, какая я не благодарная и что она всё-таки сдаст меня в приют… История стара как мир… Ладно, это мои проблемы, невежливо ими тебя грузить — совсем понуро сказала та, а потом нацепив улыбку добавила, — С Рождеством тебя, Алмазный. — И тебя, Жень, — улыбнулся он ей в ответ, а затем остановил, мягко коснувшись хрупкого плеча, — Это тебе. — Нэ, это твоей девушке. — Ничего ей не случится, если я отдам этого котика тебе, — спокойно сказал Андрей, — Тебе он больше подойдёт. — Но у меня для тебя ничего нет. — А разве я прошу что-то взамен? Хотя всё-таки кое-что я тебя попрошу. Никаких поздних гулянок в опасных местах, идёт? — Идёт… — кивнула та, а потом, немного замявшись, всё же подалась вперёд и обняла Андрея, — Спасибо тебе за всё. Алмазный не понимает, что с ним — он впервые чувствует подобное — радость напополам с диким счастьем и восторгом. На задворках сознания он даёт себе обещание, что поможет этой малышке найти отца.Ой, Алмазный, далеко ходить не нужно…
*** …Миша находится в большом доме, в чужом большом доме, из которого уже второй час не может найти выхода. Он всё наматывал круги, бегал то туда, то сюда. А ещё очень хотелось пить и очень хотелось попасть домой. — Эй! Здесь есть кто-нибудь? Помогите мне! Собственный голос отбился одиноким эхом от зашарпанных стен, казалось, потолок сейчас посыплется и вообще упадёт на хрупкого юношу. Подоляк нутром чует — следит за ним кто-то. И этот кто-то очень опасный. — Пап! Дэда! Лёша! Ма-а-ам! — всё звал тот, но снова же в ответ тишина, — Куда же все подевались? — Меня ищешь? — отозвался Люцифер, но вид его не внушал ничего хорошего, как и взгляд — как будто чужой, презрительный. — Лёшенька! Слава Богу! Лёшенька, наконец-то я нашёл тебя! — подбежал к нему студент, но мафиози притормозил его, больно вцепившись в хрупкие плечи, — Лёш? — Что ты натворил? Что ты наделал, сволочь? Как ты мог так поступить со мной? — Арестович больно встряхнул его, а затем и вовсе отшвырнул от себя, да так резко, что мальчик приземлился затылком возле одной из тех хмурых стен. — Ч-что я с-сделал? Ч-что? Ч-то Л-лёша? — Ты убил меня. Ты убил нас. Нас больше не существует. Михась слышит чужой, зловещий, издевательский смех, а затем чувствует, как по щекам текут отчаянные, горячие слёзы. Лёша стоит перед ним совсем никакой — разбитый, и только морщиться от этих противных звуков и голосов вокруг. — Это ты. Это всё ты сделал. Зачем ты позвал их? Зачем? — Я не п-понимаю… Что я сд-делал?! Скажи, что и я испр-равлю это!!! Подоляк ощущает неумолимую, колючую боль в районе груди и горький ком в горле… Он чувствует себя виноватым, но не понимает в чём же эта вина заключается. Он умоляюще смотрит на Алексея и, не переставая, просит у него прощения, хотя и не знает за что. — Лёша, прости м-меня. Только з-забери меня отсюда. Я умоляю т-тебя! Я так д-домой хочу, Лёша! П-пожалуйста! Лёша, не уходи! Лёшенька! — Домой? Тебя там никто не ждёт. Ты там никому не нужен. — Лёша, к-куда ты идёшь? Лёша, н-нет! П-пожалуйста, не оставляй меня здесь!!! — брюнет вдруг ощущает липкие, большущие лапы у себя за спиной, которые хотят поглотить его. — Раньше надо было думать. — Лёёёёёёёшшааааааа!!! Михайлик резко распахнул глаза, загнанно дыша и на автомате утирая редкие слезинки с глаз. Господи, как же это было страшно. Он даже сейчас, проснувшись, ощущает ту атмосферу со сна — тот холод, ту отчуждённость, тот ужас, те лапища огромные! Мальчик поворачивает голову вправо — Люцифер спит спокойным сном, безмятежно улыбаясь. Он тихо прижимается к его плечу лбом, всхлипнув и поцеловав открывшийся участок кожи: — Как хорошо, что это был сон, любимый. Подоляк тихонько выбирается из-под одеяла и, взяв со спинки стула рубашку своего мужа, быстренько накинул на себя да подошёл к широкому окну, наблюдая за прозрачным стеклом большой кружочек — луна светила ярко-ярко. Так захотелось почувствовать объятия Лёши, ощутить запах его тела — такой дурманящий и одновременно успокаивающий. — Михась, золотко, ти чого не спиш? — увидев свою жену возле окна, одетого лишь в одну из его рубашек вишневого цвета, что спадала с левого плечика, открывая вид на молочную кожу, спросил Алексей. — Не спиться… Не знаю… — пожал плечами тот, тяжело вздыхая. Мужчина поднимается, накинув на себя хлопковые джогеры, и подошёл к парню со спины, ласково прижимая к себе, оставляя поцелуй на затылке. Миша наконец-то почувствовал себя в полной безопасности — в этих родных, нежных объятиях. — Льош мені… — вдруг начал Подоляк, но запнулся, вцепившись в сильную руку своего мужа. — Малюк, що сталось? — Сон мені дурний наснився… Наче ти кудись щезаєш, наче більше не любиш мене, наче… Наче ненавидиш мене… — совсем растерянно лепетал брюнет, страшась даже вспоминать увиденное, — Льоша, то так страшно було… — Цссс, то всього лиш сон. Я ж тут, я з тобою, Михайлик. Ходи сюди, покажи своє личко файненьке, — касаясь милой мордашки, произнес тот, — І вже плакав… Маленький, ну не можна вірити поганим снам. Ластівка моя. Миша уткнулся носиком в чужую шею и крепко обнял Арестовича, шепча, что никогда-никогда не хочет с ним расставаться. Мафиози же пытался хоть немножко успокоить свою жену, а точнее его разбушевавшуюся фантазию. — Ну от як я можу тебе розлюбити? Що за дурниці? Та я за тебе душу би продав, Михась, — честно говорил тот, видя что его возлюбленный до сих пор находится под воздействием кошмара. — А я за тебе, Льошенька. — Все, забули. Нема. Не було того і нема. Є ми. Тут і зараз, оце твоя реальність, зайчик. Михась утвердительно кивает, лишь сильнее прижимаясь к мужчине, наслаждаясь его приятным запахом. Алексей же всё гладил его нежно по макушке и нашептывал разные успокаивающие глупости. — Давай ещё чуть-чуть поспим, м? Я тебя к себе прижму и даже сквозь сон не отпущу, детка, — обещал тот, касаясь своим носом носика парня, — Нам ещё с утра вещи надо подготовить и вперед да с песней в аэропорт. — Хорошо, любимый. — Ты уже летал когда-то? — Не-а. Но если честно, я немного боюсь…- смущённо признался кареглазый. — Маленький, я буду рядом и ничего страшного не произойдет. — Надеюсь… — Обещаю, всё будет тип-топ, только не плачь, глупенький. Арестович сам противоречил своим словам — вроде бы они собирались только что спать, но тот вдруг подхватил студента за талию и посадил на одну из высоких тумбочек в комнате, наощупь зажигая ночник, который обволок всю комнату приятным, светло-голубым светом. Михайлик немного пожмурил глазки, а потом вопросительно посмотрел на своего мужа. Тот, склонив голову на бок, лишь хитро улыбался да водил раскрытой широкой ладонью по сочному бедру, иногда разрешая себе вольность — проникая на внутреннюю сторону ножки, поднимаясь высоко-высоко, слишком близко к паху, от чего Михась быстро прятал в смущении глаза, мило краснея. — Льошенька, ти ж спати збирався? — А я передумал… Какое спать, когда рядом со мной такая аппетитная булочка. Булочка с вишней, — шептал он на поалевшее ушко, опаляя кожу своим горячим дыханием, выцеловывая тонкую шею, рукой всё так же нежно водя по красивым ножкам, кончиками пальцев задевая кожу в районе лобка. Михась находит своими губами губы мужчины, нежно целуясь, прижимаясь всем телом, тихо мыча от касаний ладони, что ласково заскользила по его полувозбуждённой плоти. Лёша хватает его за талию и прижимает крепко к себе, двигаясь в сторону широкой кровати. — Люцифер, постой… Ну куда ты? Лёша, бля-а-а-ах-адь! — тот бросил парня на подушки, а сам съехал вниз и заглотил чуть ли не до основания напряжённый член. Миша спрятал лицо в изгибе локтя и учащённо задышал, второй рукой сжимая край шёлковых простыней. Хотелось поскорее стащить с себя эту, вдруг ставшей мучительно тесной, вишнёвую рубашку и ощутить касания мафиози всем телом. Со временем Алексей стал подготавливать своего любимого, обильно смазывая, касаясь подушечками пальцев нежно, аккуратно, бережно, словно специально растягивая весь кайф. Парень же лежал и уже не знал куда деваться, он пытался то податься на встречу обволакивающему рту, то сильнее насадиться на пальцы, что могли свести с ума одним движением. — Лёша… А-а-ах… Давай быстрее…- скулил кареглазый, желая скорейшей разрдяки. — Болеть же потом будет, зай. — Пофиг, хочу тебя! М-м-м-м!!! Боже, Лёша, сделай так ещё! Ещё, пожалуйста! — просил тот, ощущая медленное, тесное заглатывание и проворные фаланги, что не останавливаясь, терзали клубок нервов. Брюнет тихо хмыкнул и остановился, специально дразня своего мальчика, щёки у которого полыхали, словно лепестки алой розы. Но Михася даже ничего возразить не успел, как почувствовал твёрдую, смазанную плоть снизу, которая одним своим мощным движением заставила его излиться, закричав на всю комнату. — Мой маленький дьяволёнок, — прошептал Алексей, прижимая к себе Подоляка как можно ближе, наклоняясь и целуя, да так страстно, что у студента на мгновение перехватило дыхание. — Ты специально, м-м-м, дразнишь меня? — спросил кареглазый, на что мужчина сделал ещё один резкий толчок, Миша же растерянно ахнул, а потом вдруг хитро улыбнулся и своими маленькими коготками потянулся к накачанным плечам, тут же царапая их. — Какой непослушный котик! — рассмеялся Арестович, снова впиваясь в раскрасневшиеся губы, начиная быстро двигаться, он просто млел от того, как разрисовывали его спину коготки Михаси. Долго они так продержаться не смогли — почти одновременно достигая пика. Лёша упал совсем рядом, пытаясь восстановить дыхание — хотелось продолжения, ведь кто устоит, когда у тебя в постели такая шикарная конфетка? Михась же прижался вдруг к его груди и носиком потёрся о неё, смущённо улыбаясь и пряча всё те же поалевшие щёчки. — Что, зайка? — Ничего. Я просто тебя люблю. — Кошечка, и я люблю. Люблю безумно. — Я ещё хочу… — шепчет Миша, немного приподнимается и вдруг садиться сверху на Алексея, расстёгивая рубашку и отбрасывая её в сторону. Тот, залюбовавшись подтянуты телом своей жены, не стал себе ни в чём отказывать — обеими руками коснулся тонкой талии, огладил бока, мягкий животик, поднимаясь выше к груди, кончиками больших пальцев дразня коричневые точечки. Студент закинул голову, тихо мыча, кладя свои руки на плечи Арестовича, потираясь о него, дразня, заставляя хотеть себя ещё больше, сводя с ума, соблазняя… Дон обещает себе, что не выпустит с объятий это солнышко, когда они поедут к морю, и уже в голове прикидывает себе, где, в каких местах и позах они могли бы залюбить друг друга. Михайлик думает о чём-то подобном, но даже в своих мыслях он ведёт себя всё так же скромно, боясь признаться самому себе, как ему порою хочется, чтобы мафиози не сдерживал себя — отпуская себя, не останавливая…Любя его до потери сознания
— Господи, я с ума сойду… Михась, что же ты творишь… Ты просто нереально ахуенно двигаешься, моя ласточка, — шептал пытаясь унять своё сбившееся дыхание мужчина, у него голова шла кругом от увиденного. Миша выглядел слишком… Слишком сексуально! Лёша просто не мог оторвать своего взгляда от этого прекрасного тела — как же его мальчик был хорош! Особенно сейчас, так ритмично двигаясь на нём и крича на всю комнату о том, как же ему хорошо и как же хочется ещё и ещё. Мужчина касается обеими ладонями упругих ягодиц, властно сжимая их, помогая брюнету насаживаться всё глубже, всё сильнее. Этот тонкий голосок был усладой для его ушей: — Льошенька… Я не можу більше! Льошенька-а-а! Арестович отнимает одну из своих рук от округлых половинок и накрывает ладонью сочащуюся предэякулятом плоть, нежно поглаживая, дразня уздечку… Михась в какой-то момент слишком сильно насаживается на своего мужа и, захлебнувшись собственным стоном, бурно кончает в чужую руку, ощущая внутри себя тёплое семя. Секунда и он падает Люциферу на грудь, крепко прижимаясь, пытаясь оставаться, как можно дольше, вот так — одним целым. Подоляк поймал себя на мысли, что хотел бы так навечно — вместе, всегда рядом, никаких перестрелок, сделок и прочей волокиты… Но он прекрасно понимал, что такова жизнь его супруга, мафиози уже не переубедишь. — Льош?.. — Що мій солоденький? — тихо спросил Алексей, приобнимая мальчика за плечи, зарываясь носом в приятно пахнущую макушку, на темных волосиках которой переливались первые лучики утреннего солнца — как же они любили встречать рассвет вместе… — В тебе так серденько голосно стукає…Тук-тук… Тук-тук…- Михась оставляет едва ощутимый поцелуй в том месте, где должно было находиться сердце Дона. — Це воно тобі шепоче: «Люб-лю», «Люб-лю»… — А я більше люблю… Дуже люблю!Сколько раз они друг другу за эту ночь сказали «Люблю»?
Не сосчитать.
— Кицька моя, я тобі так хочу спинку кремиком намазати, поплавати з тобою, позагоряти на пісочку… Тобі, напевно, дуже пасуватиме панамочка з квітками. — А я просто хочу завжди бути з тобою… Завжди-завжди, і на морі і на березі і на не… — Арестович притулил к пухлым губкам палец, не дав договорить. — На небо нам з тобою ще зарано, ангелочок мій. — Я з тобою і в пекло піду… — Будем палати в одному котлі? — рассмеялся мафиози. Михайлик только тихо хмыкнул, лишь сильнее прижимаясь к крепкому торсу, краем уха слыша командный голос мамы-Христи за дверью… Пора собираться. А они так и не успели ещё немножко поспать, но ничего… Впереди их ждёт увлекательное путешествие и просто потрясающий отдых всей семьёй.