За мной не заржавеет!

      — Мой король, я вызываю вас на дуэль! — брошенная перчатка хлёстко ударила по бледной щеке. В ушах застыл звук схлопывания всей вселенной, словно надули огромный мыльный шар, что как скорлупа, стеной выстроилась между двумя людьми, или же только перед одни. Плотным слоем, непробиваемым льдом, таким же который он смог растопить на сердце его короля.       — Мой милый рыцарь, не многого вы желаете? — голос не дрожал, может лишь глухой смешок, походящий на пофыркивания, и то был лишь щепетильной внимательностью на чужие действия. Камни вместо глаз, и в правду, это идеально описывало их. Яркие сапфиры, что вставили в глазное яблоко, фарфоровой древнегреческой статуи некого Бога, хотелось бы верить, что Диониса, но вот чужое, граничащее с незамедлительным рвотным позывом, отношении к алкоголю говорило об обратном.       В носу защекотало от напряжённости и сухости ситуации. Пара слов с обеих сторон и снова нос спрятан в тоны бумаг и писем, в них пряталась всё его жизнь, что до смешного хотелось назвать старческой и потрепать сурового трудягу по голове, словно послушного щенка, или лучше старого дотошного пса?       Воздух втянулся с тонким свистом, проталкивая нервный смешок обратно в глубь сознания. Рыцарь не должен бояться своего короля, ведь так? Он должен служить ему и быть верным, но никак не бояться его. Наверное...       Кавински почесал голую кожу руки, чувствуя, как белая ткань слегка трётся о тыльную сторону. Стало стыдно, что вот опять, он просит его внимание самым дурацким способом – швыряя в него перчаткой, которую с трепетом будут обратно натягивать, вытягивая каждый пальчик, чтобы после губами прижаться к центру ладони, оставляя мокрый след. Это был его символ для удачной тренировки, мягкие губы по утрам в богатых покоях, залитых солнцем и звоном трелей.       — Хоть минуту уделите, мой король? — хотел искренне верить, что это был не вопрос, а прямая просьба, если не приказ. Губы поджались, теряя свою красочность, превращаясь в белую полосу, пока вновь не раскрылись, словно роза с её красными лепестками, мягкими и сочными.       Такое бессознательное милое действие, когда кончик языка прошёлся по нижней губы и прежде чем уйти, шлёпнул по верхней забираясь вдоль белёсого рубца. Но в животе закрутилось, словно недавний обед прыгает выше, подступая к горлу, поджимая бешено бьющее сердце к груди, выставляя на всеобщее обозрение. По ногам волной прошли мурашки, поднимая каждую волосинку под выглаженной тканью потрёпанных брюк. Винс, кончиками пальцев забравшись под белую перчатку, неосознанно потёр шершавую ладонь, пытаясь избавиться от некого зуда воспоминаний.       В десятке метров от него слышится до боли знакомый тяжелый выдох с нотами гортанного стона. Высокий мужчина встал, загребая черную копну волос назад, а после открыл глаза, что он так старательно жмурил, возвращаясь в вертикальное состояние. Белая перчатка упала на середину стола, Войд коснулся пальцами ткани, чуть забрался внутрь, чувствуя оставшееся тепло от руки любимого. Подцепив небольшой элемент одежды, король двинулся к увядшему человеку, что никак не осмеливался сделать шаг, словно тот находился в зыбучих песках, а каждый шаг, как новое испытания, вытягивает из рыцаря энергию, что и так осталась в виде жалкой пригоршни.       — Мой дорогой, время нещадно даже к влюбленным, — чужое тело с сильно обняли, запуская руки под подмышки и паднимая растерянного, большого ребёнка, который быстро принимает свою роль и позицию – жмётся ближе, обхватывая руками шею, тыкает носом в изгиб и поджимает ноги, боясь задеть пол и стать тем надоедливым взрослым, просящим внимания.       Войд садится на место, запрокидывая голову назад, чтобы встретиться, с бесконечно уставшими и глубокими от боли и старадания, глазами. Мужчина похлопывает того по спине и бубня под нос неразборчивый мотив песни, что слышал проходя по ночным коридорам замка, в левом крыле, проверяя безопасность и ища своего ненаглядного. Винс треплет рукой мягкие волосы, оттягивая их назад, пока не столкнётся с высокой спинкой стула и не спуститься ниже, начиная всё сначала.       Губы неприятно щипало от очевидного желания и от трагичности развернувшихся событий, которые никоим образом не могли вывести на что-то более горячее и страстное, хотелось чего-то нового, грубого, того, что король оценит по достоинству и впишет в свой ежедневный список задач.       — Мой король, может вам нужна правильная мотивация? — слащавый голосок тихо зашептал в ухо, прежде чем рука скользнула к воротнику до отвратительного белой рубашки, растирая скользкую ткань между пальцев.       — Мотивация мне не нужна, — Войд грубо хлопнул его спине, прицокнул, а после и вовсе скривив измученную гримасу, словно ему принесли дополнительную стопку с работой, которую нужно сделать до следующего дня, откинулся на спинку кресла, не отпуская надоедливого любовника из рук.       — Скажи, чего тебе надо? — мужчина потёр переносицу пальцами, выдавая своё раздражение; хотелось его скрыть, но в груди кипело и сдерживать гневные порывы, рвущиеся наружу, выходило всё хуже. Войд прикрыл глаза, когда мир на секунду замолк, затих, словно всё живое разом вымерло, включая и ветер, гуляющий по комнате из открытого окна. Но он остался жить, сердце стучало под ухом, шумный, чуть взволнованный, продолжительный вздох вырвал его из короткого сна, что набежал на него за секунду и сбросил с него покрывало тьмы так же быстро.       — Просто немного любви и тепла, — душистая макушка трётся о подбородок. — Может быть чуть больше прикосновений здесь, — Винс мягко обхватил чудую руку, стаскивая её со спину вниз, пока та не добралась до ягодиц; блондин сжал пальцы, чтобы почувствовать как под его руками гнётся другая. Винс щуриться и прислоняется ближе.       Ягодицы приятно массируют, а глубокое дыхание над ухом начинает возбуждать. Бедра непринуждённо трутся друг о друга, во рту накапливактся слюна от наростающего желания, хочется, очень хочется.       Хочется, чтобы мазолистые пальцы зарылись в волосах, отсранили от себя, глубоко вглядываясь в его глаза, поцеловали с языком. Нащупывали через одежду формы, трогали соски и скользили пальцами вниз, дразняще выводя круги и узоры на животе, рядом с пупком и вниз, к паху, где грубо сжать и потерят головку.       Хочется чтобы посадили на колени, подтянули лицо к животу, чтобы почувствовать мужской запах, пока под руками, выпирающий твердый бугорок, медленно раскрывающийся, сразу после того как резинка опуститься до бёдер. Пальцами обхватить член и размазать первый капли, легким поцелуем в головку. Заставить судурожно дышать и подталкивать к активным действиям тяжелым похлопыванием руки, чтобы после протолкнуть член в рот, всасывая щёки.       Винс застонал, рукой сдавливая вставший орган, который с нетерпением изнывал от ярких картинок в голове. Красные глаза открылись.       — Винс, у меня рабочий день, как и у тебя, — полный облом, все мечтания прочь, когда пронзительный, холодный взгляд чуть ли не разрезал рыцаря на два, после короткой переглядки; Винс сразу отвёл глаза, на него словно хлынул морозный дождь. Его слабо спихнули с колен, а затем развернули, беря за руку. Мужские руки слабо потёрли вспотевшую ладонь, преже чем прихватить белую перчатку, натягивая её на законное место. Каждая складка гладилась под легкими, но настойчивыми движениями. Перчатка была на месте, остался только финальный штрих. Чужие губы горячо пижались по середине, взгляд из подлобья прошиб горячей волной по спине. Винс присвиснул, нервно хихикнув, не забыв отдёрнуть поцелованную руку к груди, а после развернуться, чуть ли не влетев в стол, но всё же сумев выйти из кабинета короля.       Он облажался, жестко облажался... ведь так?