За мной не заржавеет!

— Мускат, ну будь послушным котёнком! — Женщина бегала по кругу, наверстывая за кошачьим невесть сколько кругов, но ноги начинали отваливаться, даже у опытной убийцы. Смириться и сдаться, отпуская, опустившегося на четвереньки, мохнатого, затоптавшего своё великое эго, лишь для побега, это многого стоило, как и, собственно, победы в этой игре. — Давай же, Мускат! Ты же не жалкий трус, а? — Пошла на уловки Пуговица, еле справившаяся с тем, чтобы удержать равновесие на очередном повороте и теперь, царапая их новенький диван, она брела к нему, рывками сокращая дистанцию. Кот загнал сам себя в угол, или только в своей голове, ведь рядом заманчиво мелькали огни из открытого окна. Высоко, всё-таки плавать в роскоши и раскупать направо и налево дорогущие, многоэтажные дома – плохая идея. Мускат это четко понял, перевешивая с окна на половину. — Мускат, ты кот, но и человек, не уверена, что твои лапы выдержат падения! — Я ещё не пробовал, Пуговица. — Лапы впиваются в раму, спиной чувствуется чуть теплый ветер, снующий по всей Поэне, в которой похоже не хотят замечать страдания столь благородного и гордого кота. Глаза, две черные бусины, нацелены на крадущуюся женщину, тут нельзя сказать, где было страшнее: впереди или сзади, но смотреть вниз не хотелось от слова совсем. — Я могучий кот. Утешал хоть чем-то, высовывая пушистую лапу на маленький карниз, который, славу Богу Времени, там был, и был довольно плотно прикручен для чести выдержать на себе вес хорошо сложенного кошачьего. Пуговица делает выпад, хватая за ворот и чуть цепляя шерсть, вырывая её клочьями, но ей удаётся затащить испуганного, от того и сопротивляющегося, возлюбленного. Пару движений и взмахов накрашенных ноготков и вот этот кожаный аксессуар блестит на потрёпанной шейке Муската. — Ну, котик, тебе это идёт. — Шепот в губы, прежде чем прижаться страстным поцелуем к пушистой морде, обхватывая меховые щёки зверька. Седлают сверху, прижимая своим мускулистым телом к не шибко мягкому ковру, от чего ноет в лопатках. — Ты же просто чудо! «Снова поцелуй, словно мёдом намазали чужие губы, может от этого она такая сладкая» – думает Мускат, скорбя о своей потерянной девственности неприрученного дикого кота, но всё-таки, как бы он не дулся, его язык расталкивает чужие губы и вылизывает полости рта. — Вот так, хороший Мускатик, — трясутся над ним, словно над промокшим котом, что только привели домой. Подхватывают на руки и валят на мягкий диван, прилипая с очередным поцелуем. Пальчики залезают под широкие края туники и медленно рвут, стоном заполняя их соитие. — Это шёлк, — хнычут куда-то в щёку, в кулаках сжимая грубую униформу главы убийц. Кот всхлипывает, когда женская рука гладит его по животу, гармошкой собирая у подбородка оставшуюся целую часть тунику. Выпрямив руки и приподняв морду, он помогает верху одежды лететь в сторону, залезая на стеклянный столик, потерпевший некоторые корректировки парочками свежих царапин. — Рад? — Трутся носом в шею, зубами кусая собственный подарок, или же больше грубый намёк для непонимающих недотёп со странными вкусами. Руки сжимают бока, большими пальцами растирая красную шубку. — Точно могу сказать такой мех – это сказка для браконьеров. — смеются куда-то в грудь. — Ты совсем не умеешь делать комплименты, Пуговица, — недовольно дёргают хвостом, сшибая с бока главы метательный кинжал. Металл режет по хвосту, приходится поджать его ближе к ногам и цокнуть, болезненно сморщившись. Неприятная прохлада, почти неощутимая, пробегает по ляжкам вдоль ног и щиплет за голени. — Пуговица, будь добра и про себя не забыть. Шипит Мускат, делать что-либо самому ему не позволяют, стискивая его передние лапы накаченными бедрами, в этой тяжёлой для дыхания – коже, или как отзывается сама женщина, толковом подарке. Кот на это задирает нос, насупив брови. Пуговица ласково гладит того по груди вверх-вниз, подлезая пальцами под ошейник, свободно прилегающий к пушистому меху. Полюбовавшись пару минут и просверлив, как минимум пару дырок на лице кошачьего, она тянется к косухе, одним рваным движением распахивая её. Груди в черном бюсте, конечно, без излишеств, но это всё равно было чертовски привлекательно для кота, что потянулся руками обхватывая эти упругие груди. Лапы не слишком подходили к такому роду ласк и твердые подушечки натирали кожу, но в этом было что-то своё невообразимо жгучее – Пуговица совсем по-девчачьи хихикнула, приподнимаясь над пряностником – от нетерпеливости женщины, молния затрещала по швам, нечего было говорить о ткани, треснувшей в пару местах, когда наточенные ногти дёргали обтягивающие джинсы – губа уже кровоточила, пока Пуговица, задевая свою же кожу, не стянула сковывающий элемент. — Выглядит горячо, — тянут Мускат, ёрзая всем телом и сминая под собой покрывало – идеалистичным потугам Пуговицы – не понравится – хвост довольно трясся в воздухе за спиной убийцы, забрасывая всё шерстью, что может поделать кот со своими естественными рефлексами, когда из мягких лап вылезают острые коготки. Мускат шипит, врезая лапами по мягкой обивки, глубокие царапины тянутся вверх, протяжный стон, схожий с мурчанием, утробно достаётся из его сути — Пуговицы пугающе улыбается и подаётся бедрами назад, мягко касаясь кошачьей головки — морда запрокидывается назад, а сам он теряется в ощущениях и дребезжащем голосом, выстанывает нечленораздельные мольбы. Твёрдые коленные чашечки служат прекрасной опорой для быстрых взмахов бедрами, словно клинком, Пуговица калечила его гордость с каждым новым толчком, разрезая на мелкие кусочки, когда кошачий рот широко открывался, а язык выскальзывал наружу – Мускат терялся в ней, его бесстрашной убийце, готовой на всякого рода преступления рядом с ним и ради него — глубокий и требовательный поцелуй, впитавший всю силу того искушения и опьяняющего контроля, что обладала Пуговица, она передавала это ему, изрядно вспотевшая и уставшая, тело обмякло и дрожало под натиском твёрдой головки, что скользила по мягким стенкам в медленном темпе. — Поцелуй ещё раз, — страстно шепчут в губы, обдувая загнанным дыханием морду возлюбленного, что сжимает её плечи в пушистом коконе своих лап, прижимая взмокшее тело ближе. — Как пожелаешь, хозяйка, — мурлычут в ответ, вытягивая губы навстречу чувственному поцелую, растворяя все смущающие стоны и пискливые вскрики, порочившие все громоздкие ограждения жгучей красотки — Мускат не против, ему нравится мягкие губы и заевшее, и слегка надоевшее, чувство ответственности, что несут тонкие женские плечи, вздрагивающие от его языка. Кот встрепенулся – на него сверху повалилась обмякшая тушка. — Мускат, если ты закончил, тебя надо остановиться, — изнемажённо шепчут, лениво проталкивая палец в глубокие царапины от кошачьих когтей. На лице читалась усталость, чьи морщины растирало утихшее удовольствие от теплоты чужого семени внутри. — И да с тебя новый желтый диван, точь-в-точь такой же, понял? — вполне серьёзный голос и два омута, что упирались в него, были не хуже любой средневековой пытки, Мускату оставалась лишь смиренно кивнуть, укладывая вновь безопасные лапы на женскую спину.