За мной не заржавеет!

Тропинка простиралась несмотря ни на что. Небольшие холмы, или же заросшие овраги, неглубокие топи, колючие кустарники, она отчётливо виднелась, словно прорезая девственный лес. Тихий и страшный лес, пугающий своей атмосферой, грозной и плотной до неё можно было докоснуться, почувствовать в каждом вздохе, ту пыль, горечь потерь ребёнка. Рома чувствовал это, завёрнутый потуже в красную накидку, что была чуть ли не единственной одеждой, в которую его заблагорассудили одеть в холодную зимнюю ночь.                         *** — Такое веление Хозяина леса! — Верещал староста деревни, обливаясь слюной и потом с каждым новым рывком, когда он сдирал с него одежду как одержимый. Никто не посмел ему мешать, даже мать, что громко рыдала, спрятавшись в руках отчима, чьё лицо скрывала придурковатая маска, а щелкой прорезались яркие глаза. Он был как на ладони, зверюшка для всеобщего обозрения, не смеющая сопротивляться, потому что: — Ты же не хочешь, чтобы твоя мама пострадала? — Противный голос, скрипел сверху, заполоняя воздух скверным запахом, что сочилось из его рта. Грязного и не закрывающегося, как прорвало, этот старикашка щебетал ему похабности, еле сдерживая свои животные порывы, перебирая своими костлявыми пальчиками, представляя чужие упругие бедра. — Или может твой дружочек? — Не смей. — Зарычал шатен, вспоминая молодое лицо своего парня, что точно не вписывалось в отношение с кем-либо. Смуглая, гладкая кожа, на подбородке уже росла щетина, что до смешного напоминала Лололошке козлиную бородку, от чего парень темнел ещё больше и напоминал спелую сливу. Это нравилось ему. Светлая голова с вечно вьющимся барашком и необычные горящие глаза, поражающие Романа каждую их встречу. Бабки шептались, упрекали, молодёжь, но держали язык за зубами до этого момента. Если быть точнее дня. Дня кровавых цветов. Так его окрестили последний день второго месяца зимы, когда мелкий снег покрапывал на лицо жителей, с грустью смотрящих в след уходящий лошади, что словно ниспослал голод, оставляя им свою белую кобылу, возрощавшуюся всегда в одиночестве, при этом забирая невинную душу.                         *** Кобыла раздражённо дёрнула головой, громко отфыркиваясь от назойливой руки парня, что изо всех сил тянул её обратно, хоть знал дороги назад уже нет. В сердце горела пламенем надежда на светловолосого юношу, а щеки согревали горячие слезы. — Прошу, давай вернёмся. Прошу! — Навзрыд причитал парень, вытирая о красный плащ, проявление своего страха. Он усердно пытался прояснить картинку перед собой, моргая как можно чаще, но слёзы бежали быстрее. Сквозь плотно пристроившиеся друг к другу стволов сосен показались красные вкрапления. — Нет! — Юноша скрючился от душевной боли, голова коснулась шеи лошади, что непринуждённо вздёрнула голову и побрела дальше. Громадный дуб, угрюмый, неприклонно стоявший на своём месте. Он ждал его, раскинув кривые ветви, прикрывая от света луны и звёзд. Юноша отчаянно сжал поводья, слушая отдалённой потрескивания веток, ломавшихся под чужим весом. Пара красных голов, которыми был окружён дуб, встревоженно дрогнули под снегом, вытаскивая свои лепестки. — Прошу. — Губы еле открылись выпуская шепот, Рома досадливо вскинул руки с поводьями и ударил лошадь шпорами. На фоне замелькал фонарь, яркий насыщенный желтый блистал во тьме, а кобыла шла к нему, как летел мотылёк, так же легко и без раздумий. — Нет, нет, нет. — Лололошка поджал дрожащие губы, глаза снова защипало. Он вновь ударил животное по бокам, натягивая поводья, крутя ими в разные стороны, словно управлял удочкой. Красный капюшон закрывавший до этого лицо спал на его плечи, он угрюмо зашипел, чувствуя как холод сушил глаза. — Чёрт возьми, прошу. — Слезай. — Голос был суров и строг, но читалась некая мягкость, словно капля жалости в море мрака. Свет бил в его лицо, было видно хмурого взрослого мужчина, слегка обросшего по бокам, где теперь была черная щетина. Губы сомкнуты в тугую нить, а верхняя чуть подрагивает, словно переживая тот момент, когда на ней образовалась белёсая ранка. Нос с небольшой горбинкой принюхивался. Глаза по-звериному блестели, а брови взлохмачены и сведены к переносице. Из-за плеча торчала голова двуствольного дула. — Ещё чего, гад. — Шикнул Лололошка, натягивая спавший капюшон и запахивая полы красной накидки, которая непристойна оголило его босую ногу, показывая на обозрение плотоядных глаз. Из горла вылетел жалобный всхлип, который парень неумело перевёл в дрожащий вздох, пряча своё лицо в объятия темноты. — Может мне на тебя ещё напрыгнуть с радостными воплями? «Ядовитый попался, а до этого как извивался, не хуже удава» — Губы мужчины дрогнули от новизны чужих препераний, коих он не слышал давно. — Стоило бы, но похоже ты воздержишься, я прав? — Плюнул в сторону охотник, ногой нервно растирая скрипучий снег, проминавшийся под ним, на что тот смотрел с упоениям, представляя чужую грудь. Большая рука накрыли морду лошади, властно поглаживая. Озябшее животное неряшливо переминалась с ноги на ногу, пытаясь избавится от холода, гонимого то ли от самой осени, то ли от грубых прикосновения шершавых ладоней. — А теперь... — Во тьме блеснули черные зрачки, мужчина взметнул фонарь перед лицом лошади. — ЖИВО СЛЕЗАЙ! — Мха?! — Промокшая земля хоть на немного, но сгладило жесткое падение. Рома задрожал всё ещё не до конца понимающий и испуганный внезапным криком, больше походившим на рык, от которого лошадь встала на дыбы, сбрасывая окаменевшего всадника и топча хрупкий снег, ускакала вдаль с громким ржанием. — Не подходи, чёртов пошляк! — Не бойся, я буду нежен... — Мужчина оскалился, вытаскивая из пазухи ружьё. Рома дрогнул, отползая на локтях, ногами неряшливо отталкиваясь от колющего снега, что таял, охлаждая белоснежные ступни и марая полы красной накидки, что явно уже не вернуть к её первоначальному шелковистому виду. Легкий, словно перо, и нежный, как чужие губы, такой была накидка, но теперь промокшая и замызганная грязным снегом, в мелких дырках в некоторых местах, её было нельзя назвать прекрасной. Но это даже забавляло, охотник нацелился. Примеряясь, он щурил то одни глаз, то второй с задорной улыбкой, смотрел в прицел на перекошенное страхом лицо парня. — Точнее постараюсь. — Хах. — Раздражённо выдохнул брюнет, припуская ружьё. Он прищурил глаза с отвращением глядя на чужое одеяние, если так его можно было назвать. Он облизнул клык, резко клацая пастью, с издёвкой подмечая подрагивание тела под ним. — Не угодил тому чокнутому старику? — Охотник дразняще коснулся изящной, тонкой ткани белых трусов, что хлипко придерживали достоинства парня, железным ружьём, слабо выдавливая контуры аккуратного члена. — Старик решил отыграться. Уточнил брюнет, хихикая про себя и отмечая угрюмую гримасу его новой шапочки, что лягнула его ногой, оставляя мокрый след, расплывшийся в непонятный узор. Мужчина с досадой, дёрнул мокрую штанину и глухо цыкнул, наступая на чужой плащ. Лололошка вскрикнул, на этот раз падать было по приятнее, да и недалеко, и он сумел выставить перед собой руки, сразу жалея об этом, когда ладони утонули в рыхлом покрове леса. Рома вздёрнул голову, бросая жалящей взгляд на незнакомца, тихо причитая, но всё больше забываясь, парень начал говорить громче, чётче, расставляя ударения: —... Гад, такой гад. Чертов убийца и грёбаный псих! Размахивает тут своим ружьём, ещё и приказывает! — Шатен перевалился на спину и приподнялся на локтях, мотнул головой в сторону, сбрасывая с лица, пока ещё сухие кудри. — Обещаниями разбрасывается! Буду нежен, в жопу засунь себе! — Юноша дёрнулся вперёд, окрылённый своим бесстрашием и мёртвым молчанием охотника. — Давай! Убей меня, всё равно в деревню не пустят. — Плечи содрогнулись, как и голос, надломившийся и жалкий, он дал слабину и завопил. — УБЕЙ! — Побереги голосок, истеричка. — Мужчина схватил парня за блестящие волосы, натягивая их. Рома с шиком втянул воздух, щуря от боли глаза и впиваясь руками в запястье, что сильнее напряглось и от того дрогнуло. — Слушай сюда. — Мужчина присел на корточки, притягивая парня поближе, выдыхая каждое слово ему в губы. Глаза неотрывно следили за чужими, незнакомец тихо усмехнулся, чувствуя тонкие пальчики теперь уже комкали его рубашку. — Тебя отправили сюда для того, чтобы угодить мне. — Мужчина отцепил онемевшие руки от своей одежды, переплетая их пальцы, сильно сдавливая. Рома промычал и зашаркал по плащу ногами. — И у тебя это пока получается очень, очень... — Брюнет улыбнулся. — Плохо! — Гадина, ты думаешь я этого хотел? — Нет. Губы встретились с замерзшими и отчасти посиневшими другими, что вновь приоткрылись в новом ругательстве. Мужчина сжал его пальцы крепче надавливая на костяшки, от чего продрогшие конечности смешно выпрямились, а в поцелуе последовал сдавленный мужской смех. Незнакомец прикрыл глаза, заваливаясь на парнишку, пытавшегося выбраться из крупной туши охотника. Промёрзшие ноги коснулись чужих колен, небрежно растопыривая пальчики в разные стороны, слабо давя. Мокрые следы заплясали на бедрах, на что наконец обратил мужчина. — Если так хочешь пошалить своими ножками, то сначала согрей их. — Раздражённо выдохнул мужчина, зло смотря на запыхавшегося юношу, не готового к долгому поцелую. Незнакомец чуть смягчился, припал к тонкой струйке слюны, вытекавшей из открытого рта и вымученно выдохнул. — Лучше закинь их ко мне на спину и прижми ступни к поясу. — Мужчина направил чужие озябшие ножки, что по сравнению с его ладонью были щуплые и белоснежные, с красными ступнями, что напоминали спелые яблоки. Охотник шикнул, когда холодные ступни уперлись ему в поясницу. — Я не такой хлюпик, как ты. — П-пошёл ты. — Голос дрожал от холода и от натяжения, в котором незнакомец держал его всё это время, удерживая его голову откинутой назад. Его рука, сжатая в широкой ладони, ныла от тупой боли, а вторая продолжала комкать черную ткань, которая, на удивления, оказалась ни чуть не плотнее шелкового красного плаща. — Ты грёбаный педик. — Уф, говоришь такие непристойности в мой адрес, а сам поглядите, жмётся, словно последняя сучка. — Мужчина вцепился в его шею с утробным рыком, прижимаясь к промёрзшему телу, сильнее вжимая в снег. Рома вскрикнул, разрываясь от боли, то ли жалеть о руке, что с хрустом припечатали к лесной подстилке, то ли кричать от жгучей боли в шее, терзающие острые, как бритва, зубы мужчины. Худенькие ножки заелозили по спине, растирая красные ступни. — Сука, хватит так делать, а то точно не сыщешь милос... Бля! — Охотник разорвал их цепь рук и размахнулся, припечатывая громкий шлепок на бедро парня. — ХВАТИТ ДРЫГАТЬ НОГАМИ! — АХ! — Из глаз брызнули слёзы, Рома открыл рот в изумлении, хватая как можно больше студёного воздуха. Спина разом выпрямилась, а пальцы ног подогнулись, прижимая мужчину ближе, сковывая без право на выход. — И-извин-ни. — Лололошка сделал глоток, оторопевшим голосом вновь залепетал: — И-извин-ни. — Мха! О, как запел, только руку поднял и сразу лапочкой стал. — Мужчина навис над ним, ловя его взгляд. — Какой послушный, а как сжимаешь. — Незнакомец наклонился ближе, проводя языком по дрожащим губам. — Где твой едкий язычок. Ну, не стесняйся. — Брюнет оттянул потеплевшую губу жертвы, поглядывая в опухшие глаза, что зажмурились, словно парень пытался проснуться от страшного кошмара. — Покажи нам язычок, будь душкой. — Охотник слегка отодвинулся, дожидаясь, пока красный язык не вынырнет из припухших губ, чтобы нежно обхватить его, посасывая. Шатена передёрнуло, но он продолжал смирно лежать, морща нос и сильнее жмуря глаза, повиновался воле маньяка. — Чёрт-с два, расслабься. — Угрюмо хмыкнул тот, проталкивая свой язык в чужую полость. Ровные зубы; мягкий, теплый язычок, лежавший во рту пластом – прелестный рот. Охотник цокнул, освобождая шатена от своих ласк. — Как бревно, ты хоть дышишь? — Д-да. — Пискнул шатен, устраиваясь поближе к огромному телу, которому холод был нипочём. Лололошка всхлипнул, волосы натянули сильнее, а к губам прижались другие, властно сминая и проталкивая мокрый язык. Парень сморщился, плотнее обхватывая чужие бока ногами, что слегка отогрелись и уже могли более живо двигаться. — Всё ещё ледяные. — Мужчина с раздражением дёрнул на себя худые ноги, прижимая их к своему животу, он снова навис над парнем. Лицо того перекосила странная гримаса, похоже это было не слишком удобно для него. — З-зачем вам они? — Парень недоумевал, почему какой-то маньяк так заботиться о его онемевших ногах. Разрешает греть их о свою спину и жмёт к себе. Лололошка стиснул стучащие зубы и глянул в фиолетовый глаза, что блестели от света фонаря, рухнувшего вместе с ними и откинутый на пару шагов. — В-вы хотите их съесть? — Хах, очень умно с твоей стороны, но они слишком тощие. — Брюнет дотронулся до чужой лодыжки, растёр её и опустился ниже, накрывая ладонью маленькой стопе. Пальцы начали массировать ногу, мягко надавливая в некоторых местах, мужчина сел на колени, подтягивая одной рукой тощее тело. — Но они вполне сойдут для другого дельца. — Нет. — Испуганно выдохнул Рома, когда шершавый язык прошёлся по стопе, а пятку нежно поцеловали. Фиолетовые глаза блеснули во тьме, Рома всхлипнул, с отвращением отворачивая голову и навострив уши, прикрыл глаза. Зашуршала молния, а после к щиколотке прижалось что-то теплое и влажное. Шатен накрыл губы рукой. Агрегат двинулся ниже, оставляя теплую дорожку, он коснулся стопы, упираясь в сжатые пальцы ног. Сверху послышалось глухое мычание, ноги согнули в коленях сильнее, перекинули вес и прокатились членом по сведённым стопам. Толкнулись ещё раз, сильнее сжимая щиколотки. — Ах. Мужчина вскидывал бедрами всё резче, чувствовал как кожа постепенно согревается, а мягкие стопы становятся влажными уже от его предэякулята. Легкая дрожь прокатилась по телу, охотник поднял глаза и довольно хмыкнул. — Наконец понял, что последний день живёшь, неженка. — Присвистнул маньяк. — Какая ты похабная сучка. — Мужчина продолжил свои телодвижения, чуть сильнее наваливаясь на покрасневшего парня, который опустил свою руки в кружевные трусы. — Ты скоро? — Запыхавшись сказал провозглашённый маньяк, толкаясь между сжатых ступней и вслушиваясь в тихий скулёж снизу. — Блядь, тебе лучше поторопиться, я не особо люблю ждать. Ахх! — Да, да, да! — Лололошка задрожал, он прищурил глаза, дёргая ногами, что надёжно держали громадные руки. Парень открыл глаза, отмечая загнанное дыхание, что застыло в пару сантиметров от его лица. Ноги неприятно свело, но Рома лишь шумно выдыхал ногтями шкрябая по красной накидке. К губам грубо прижались, прокусываю её, а после отстранились. Мужчина вскинул голову, завывая. — Чёрт возьми! — Ах-ха, это не входило в планы, ха. — Мужчина отбросил чужие ноги, дрожащими пальцами убирая капли спермы с молодого лица. — Ах, да точно. — Маньяк выпрямился, сжал чужую талию одной рукой, второй потянулся к ружью, упирая его в испачканные живот. — Я же говорил, что ты справляешься плохо? — Брюнет дождался одобрительного кивка, столь кроткого и запуганного, что он невольно взглотнул от наслаждения. — Ну так вот, ты оправдал мои ожидания, так что я убью тебя быстро. Как тебе? — Псих. — Одними губами прошептал Лололошка, слёз больше не было, а расслабленное тело могло лишь подчиняться, или жалко отбиваться. Продрогшими пальцами он скользнул вниз, сморщился, но всё-таки обвёл пальцами холодное железо. — А что будет после? — Хммм. — Мужчина задумчиво вскинул голову, устремляя взгляд на луну, что сочилась сквозь крону величавого дуба. — Я отнесу твой труп к реке, возложу небольшое надгробие, а после поляна окраситься в красный цвет. — Мужчина провёл рукой по боку парня, опуская взгляд к красному лицу шатена. — Мак окрасит всё в красный, хах. И так повторяется из года в год. — Он мотнул головой. — Новый жертвы, смерть, а после красные цветы. — З-зачем? — Захлёбываясь страхом, что медленно давил, мычал парень, дрожащими пальцами сжимая дуло оружия. Охотник с досадой глянул на него, после наклонился, нежно прижимаясь к похолодевшим губам. — Такова учесть красной шапочки, только в этой сказке нет, доброго охотника, что спасёт тебя, есть только я. — Брюнет отодвинулся. — А я давно примкнул к Хозяину этого Леса и теперь брожу, окрашивая руки в красный. — Мужчина поёрзал на снегу, приминая его. — О, может познакомиться напоследок? — Иди ты, придурок. — Лололошка нервно рассмеялся, слабо толкая ногой массивное тело маньяка, что тихо рассмеялся и шепнул ему на ухо. Шатен вскрикнул, содрогаясь от боли, он вцепился в землю, зарывая пальцы в снег. Рот заполнила кровь, а в глазах потемнело. Лололошка всхлипнул, оставляя эту жизнь. В голове белой бабочкой, сгорело одно слово: «Войд». — Вот так, ты был хорошей красной шапочкой. — Войд подхватил ослабшее тело, кровь окрасила одежду, а ноги побрели в даль, огибая дуб и ныряя в непроглядную гущу леса. В глазах зарябили красные цветы, учуявшие свежую кровь, они потянули головы вверх. — День красных цветов, хах.