За мной не заржавеет!

— Тебе так нравится это освещение, Дейви? — Парень подкрался сзади, шатен даже не услышал, как тот открыл входную дверь и дошёл до комнаты, похоже работа наблюдателя давала свои плоды и это радовало, в равной степени, как и пугало. — Хотя не имею никаких возражений. — Лололошка захрипел, скрываясь от бархатного голоса, в вибрации своего собственного голоса и стука сердца. Мужчина же неумолимо лепетал под ухом, не хуже любого демона, сидевшего у каждого на плече. Он ворковал, вырисовывал на спине невидимые рисунки и никак не мог умолкнуть. Низкий баритон игриво ласкал слух, проникая вглубь его души. — Как ты плавишься. Кавински беглым огнём скользнул по хрупким плечам губами. Жаром проходились по груди пальцы, словно стряхивая невидимую пыль, опустились до подрагивающего живота, прижимаясь. — Ах. — Тихий, пугливый полустон вырвался из горла, теряясь в потрескивание кондиционера и умеренном жужжание ламп. Копна волос прижалась к выпирающим лопаткам, щекотя кожу, а дыхание пускало мурашки и согревало изнывающую спину. Рома скользнул ладонями вниз, накрывая чужие руки, что в исступлении вздрогнули, вместе со рванным вздохом, а после сплелись в крепкие цепи. — Винс. — Трепет вырвался щекотя лёгкие, тонкие пальцы сильнее сжали чужие, крепкие, словно боясь разжать, будто тот рассыпаться как ваза, недавно сломанная при ссоре. Плечи сгорбились сильнее, когда мокрые следы начали таить, холодом оставаясь на спине. Рома шумно потягивал носом воздух. Ещё боролся с нежными ласками и теплыми объятия. — Ты плавленый сыр? — Всё ещё насмехался наблюдатель, слизывая солёные дорожки от пота. Знойный летний день давал о себе знать, хоть и клонился к закату, прикрывая своё золотое око. Оголённое тело молочного цвета горячило разум, а тяжелое дыхание возводило всё в абсолют. Кавински обжигался мыслью о парне, сжигая в его ярком огне, не страшась превратиться в пепел. Он готов стать фениксом и возродиться в его объятиях вновь. По утру, когда лучи будут полосить по лицу, а чужая рука прижмёт к кровати. Волосы разметаются по его груди, нежное сопенье будет щекотать живот. Винс рассмеялся красочной картине, что предстояло увидеть и в этот раз, но сейчас только вечер. Вечер любви и страсти. Блондин впецился зубами в выпирающую кость и слабо сжал, разрывая тонкую цепочку слюны, вновь прижавшись к лопатке. Его пальцы карябыли плоский живот, пока чужие ладони со шлепком не прижали их к коже, останавливая. Рома взвился, вытягивая шею и запрокидывая голову. Зубы впивались в мягкие бока, напоминающие сладкую вату, а горячие руки, вырвавшись из плена, до боли стиснули бедра. — Винс! — Пролепетал парень на одном выдохе, звонко хлопая по чужим рукам, прежде чем развернуться лицом к парню, что по-кошачьи сузил глаза и вскинул брови, облизывая губы, на которых остался вкус желанного тела. Лололошка запыхтел, потирая раненый бок, что слабо щипало, а после и шатен вовсе непроизвольно сморщился, шипя от глухой боли. Кавински стянул очки. Заправляя их за чужое ухо, механик лукаво усмехнулся, наблюдая как чужое лицо вытягивается от удивления, а после вновь приобретают суровые черты. — Ты этим только не отделаешься, Мистер. — Моей раздетой музе, нужны ласки? — Голос звучал ниже и выходил из самой груди, с задорной хрипотцой и задорной ноткой. Кавински бесстыдно гулял по телу юноши, что блистал своей чистотой, похоже, кто-то принимал ванну, или наоборот не успел и светился о его прикосновений, словно лучик солнца. Парень шагнул ближе, прижимаясь грудью к другой, тяжело вздымающейся, но внутри горящей также пламенно, как и его. — Какой тяжёлый взгляд, а осанка какая! Но я вижу, что ты рад что я пришёл пораньше. Рома шумно выдохнул, не подавая смущения и сжимая губы плотнее, когда наблюдатель щелкнул по головке его члена, прилипая губами к его скуле. — Моя маленькая шестерёнка, если ты хотел, чтобы я лебезил перед тобой, мог бы попросить. — Кавински кончиком носа провёл по ключице парня, вдыхая тонкий запах карамели. Руки шлепнули по бедрам и потекли ниже, тая от мягкости чужих форм. — Ты кого-то ждал? — Винс поднял голову непринуждённо прижимаясь к чужим губам, совсем по-детски, лениво провёл языком по губам и отстранился, выжидающе глядя в глаза возлюбленного. — Голый, чистый, растянутый, ещё включил этот свет. Всё не просто так. Мой мальчик бы не стал, так вертеть своим задом для простого ухажёра. Механик вновь приблизился к лицу юноши, на этот раз цепляя зубами нижнюю губу и оттягивая, игриво мурлыча и похлопывая по пышным бокам шатена. Рома раздражённо выдохнул. — Хватит. — Наблюдатель вздрогнул и отпустил своё маленькое увлечение, губу, и раскрыл свой рот в довольном стоне. Лололошка же прижался ближе, потирая свои членом о его живот и впивая свои ногти в его поясницу. — Кавински, ты же знаешь наш уговор. — Зло рыкнул парень, перепрыгивая руками на крепкие плечи и встряхивая поплывшего блондина. — Никто кроме тебя не сможет меня нагнуть! — Пальцы сжали подбородок, мягко провели по щетине и проскользнули в жаркий рот. Шатен взглотнул, ресницы дернулись в изумлении. Он потянул челюсть вниз, вытаскивая пальцами скользкий язык. — Чёрт, Винс! — Ах. — Язык скользнул по пальцу, губы плотно сжались вокруг, грубые руки легли на запястье комиссара, чьи ноги заметно дрожали, а лицо вспыхнуло, как огонь в костре. Холодный металл потёрся о подушечку пальцев. — Маленький сюрприз, правда шалить пока нельзя. Сказали недельку-вторую потерпеть, прежде чем лезть в твоё колечко. Кавински на прощание лизнул подрагивающие пальцы шатена и отпустил его. Рома прикрыл рукой лицо, шумно вдыхая воздух и смущённо отводя взгляд. Кто мог догадаться, что этот наблюдатель решиться на пирсинг языка? Лололошка повернулся к кровати, неровной походкой преодолевая незамысловатый путь. Голый ягодицы коснулись мягкой ткани, парень заёрзал, прежде чем упасть на постель спиной, расставляя ноги в разные стороны. — Тогда приступай, развратный придурок. — Дейв засмеялся, как и механик, что уже устроился между его ног, в голодном припадке прижимаясь губами к бледным коленям, бедрам и лодыжкам. — Тебя что ли не кормят в мастерской, мой волчонок? — Рома заскулил, выгибаясь в спине. Растянутые стенки сжались, позволяя прочувствовать инородное тело, которое толкалось рывками, в сумбурном направлении, расталкивая себе место. — Уф, прошу глубже-е-е! Комиссар тихо вскрикнул, когда член всё-таки скользнул глубже, головкой напирая на заветную простату, что выстрелила табуном мурашек и приглушёнными белыми искрами в глазах. Губа гудела, а руки соскальзывали с загорелых плеч, жалко цепляясь в запястья, что, как и его пробивала крупная дрожь. Винс двигал бедрами, уперев руки по бокам, глаза были напротив чужих блестящих и не сумевших ухватиться за что-либо и теперь мешавшихся, то от его лица к их месту плетения, то устремлялись к потолку, с протяжным мычанием. — Эй, смотри на меня. — Наблюдатель мягко чмокнул парня в щёку, замедляя их трение между собой. Дейв коротко застонал, чувствуя размашистый толчок внутрь. Его глаза смотрели на него. Красный свет обволакивал механика, красные глаза, казалось, потемнели. — Хорошая шестерёнка! — Бледные ноги взмылись вверх поддерживаемые сильными руками. Дейв коротко пискнул, округляя глаза. Внутрь толкнулись с новой силой, бедра ударялись о другие, движение переросли в ещё более быстрые. — Скоро будет финал! Лололошка крепко зажмурил глаза, забывая слова механика, чувствуя лишь подрагивающую плоть внутри и томно застонал, содрогаясь от ощущений. Горячая сперма заполняла кишку, член не давал ей вытечь. Кавински открыл рот, подрагивая от оргазма и теплоты чужого тела. Губы дрогнули в хитрой ухмылке, а глаза блеснули, вглядываясь в молодой лицо. Красный цвет, что привык видеть наблюдатель, обволакивал возбуждённое тело его шестерёнки, а любезно одетые на него очки съежили, показывая подрагивающие ресницы. — Ты опять закрыл глаза. — С грустью пробубнил Кавински поддёргивая чужой член, который уже готов был излиться и ждал лишь должного внимания. Шатен заскулил, чувствуя стыд, перед своим ухажёром, что не стесняясь прижался к нему своим вспотевшим телом и тёрся, лаская орган. Дейв потянулся к любовнику, смущённо опустив глаза, прижимался к его губам, изогнутым в слащавой улыбке. Рома дрогнул вскрикивая. Тело разом ослабело, а ноги сомкнулись на талии наблюдателя, вздрагивая от грубых движений. — Голосок прорезался наконец! — Уже довольно промурлыкал механик, вслушиваясь в долгий крик Дейва и чувствуя теплую сперму на своих пальцах. Кавински томно выдохнул, прижимаясь щекой к груди, что тяжело содрогалась и выпускала воздух, словно дырявый, с тихим свистом. Широкая ладонь прижалась к плечу, растирая капли пота. — Винс, ты опять кончил в меня. — Устало заскулили сверху, нежные ласки прекратились и рука пластом легла на шею. Рома прикрыл глаза, стягивая чужие очки, из-за которых вещи теряли свою ясность при красном освещении, и устало потёр переносицу. — Я же просил так не делать! Хоть век технологий и всё такое, но как я буду смотреть в глаза доктору? Что я ему скажу? — Тараторили сверху, раздражённо натягивая золотистые пряди волос, словно гладили какую-то неотёсанного ретривера, в самом рассвете сил. Кавински тихо замычал, царапая ногтем горошину соска, прежде чем потянуться к нему языком, проходя прохладным металлом. — Винс, я серьезно! — Ну-ну, ты же знаешь, как я о тебе беспокоюсь, малышка. — Грубая рука скользнула по бедру, пробираясь к чувствительной талии юноши, механик слегка приподнялся, поглядывая на чужую грудь. — У меня есть знакомый, он точно не будет задавать вопросов. — Винс хихикнул, получая должную реакцию на лёгкий укус, почти сразу зализанный языком. — Ну, если мы стесняемся, я могу помыть сам. — Наблюдатель прижался ближе вбирая горошину в рот, рукой массируя бедро шатена. — Если, конечно, шестерёнка не боится, что я не смогу сдержаться и сделать чего-то похуже. — Винс, ты у меня сейчас получишь. — Зашипел комиссар, натягивая мягкие локоны и вглядываясь в бессовестные красные глаза, что округлились, словно в испуге и вновь сузились, приобретая обычный игривый прищур. Блондин пошатнулся вперёд, теперь их лица находились всего в пару сантиметров. Механик вытащил язык, кончиком проходясь по другим, плотно сжатым и вытянутым в полоску. — Это можно принимать за «да»? — Да.