Последний сын

У Рамона рассечена свежим шрамом левая бровь, но он не смущается этой мелочи, живописно усевшись перед Рокэ и рассказывая ему очередную историю. Рокэ смеëтся. Лица не видно, но тонкие плечи легко вздрагивают под белой рубашкой. Он откидывает волосы за спину — едва ли продуманным, скорее безотчётным жестом. Но Рамон перестаёт улыбаться. Алваро показательно громко хлопает дверью на террасу. Его не пугаются — уж для этих двоих нужно нечто большее, чтобы испугаться. Но Рокэ неприязненно отворачивается, всем телом изображая, как раздражает его чужое вторжение в бывший вполне приятным разговор. — Пойдём, обсудим привезённое тобой письмо, — Алваро тоже обращается к Рамону, не взглянув на сына. Рамон гибко поднимается на ноги, моментально оказываясь почти на голову выше. Обменивается с Рокэ коротким, что-то обещающим взглядом напоследок. Алваро ничего не говорит им вслух. Этого следовало ожидать. Того, что Рокэ, пробуя всех подряд на прочность, однажды наткнется на того, кого это не отпугнёт. Это произошло даже слишком быстро. — Вышвырнешь меня из дома завтра же утром? — с кривой усмешкой первым обращается к нему Рамон. — Сегодня, — исправляет его Алваро. — Не думаю, что это будет иметь какие-то трагические последствия. Оплатить ночлег ты ещё в состоянии. — Всё так, — легко соглашается Рамон. — А я ждал, что ты будешь предлагать мне хоть мало-мальское повышение в должности, чтобы я убрался. Взаимовыгодный обмен. — У тебя нет ничего, что ты можешь мне предложить. Да ты бы и не согласился. — Не согласился бы. Но приятнее отказаться, чем никогда не иметь. — Ты согласишься, Рамон, — Алваро запечатывает одно письмо, а другой лист, ещё не сложенный, протягивает собеседнику. — Это война, которую ты хотел. Возьми и доставь адмиралу. Нет смысла что-то брать у меня, когда можно получить это самому, не так ли? Прочитав бумагу, Рамон поднимает на него задумчивый взгляд. В нём нет неприязни, но есть досадливо-радостное удивление. — В этот раз ты выиграл, маршал. — Твою лошадь уже должны были заседлать. Обойдëмся без долгих прощаний. — Это я уже и сам понял... Рамон все-таки останавливается в дверях, сутулится в слишком низком проëме, напоследок неуверенно обернувшись: — Парень создан для флота. Он уже сейчас разбирается в навигации лучше меня. Он чувствует море и знает его. Что ты будешь делать с ним на суше? — Воевать, — спокойно отвечает Алваро. Рамон дёргает разбитой бровью, пожимает плечами и уходит. Проверять, успеет ли он уехать, не увидевшись с Рокэ, нет смысла: если сам Рамон и не пойдëт против запрета, то есть Рокэ, без ведома которого в этом доме давно уже не происходит ничего. Иногда Алваро кажется, что они с Рокэ действительно оказываются в одной комнате только для того, чтобы воевать друг с другом. *** О том, что сын отказался ужинать и заперся в комнате, ему докладывают тем же вечером. Алваро пожимает плечами и приказывает выставить охрану под окнами. Дверь не единственный выход, а Рамон не успел уехать достаточно далеко, даже если уже со свойственной ему прямолинейностью отказался тащить мальчишку с собой. Этот ход наверняка, вносит в далекоидущие планы Рокэ изрядные коррективы. Завтрак, как и обед, тоже проходит без участия отпрыска. Первой не выдерживает Долорес, хотя Алваро уверен, что без её вмешательства это противостояние можно было бы затянуть ещё на день. Но смысла в этом нет, как нет смысла лишний раз волновать Долорес. Он коротко стучит костяшками пальцев по деревянной створке. В ответ раздаётся только тишина, почти ощутимо возмущённая. — Я собирался сказать, что ты отправляешься в Лаик. Можешь выслушать через дверь, если эта новость не слишком тебя занимает. Шагов за дверью не слышно, поэтому створка распахивается действительно неожиданно. Ничуть не истощённый своим заключением, разве что сонно-взъерошенный, Рокэ молча замирает на пороге. Ожидает уточнений, которые испортят долгожданное удовольствие. Алваро молчит. — Новый набор в Лаик только через несколько месяцев, — с подозрением произносит он. — И ты проведëшь их в Талиге. Я буду очень благодарен, если в доме у Савиньяка ты начнёшь вовремя выходить к ужину. Сарказм попадает в цель. Рокэ оскорбленно задирает острый нос. — Я мог бы уехать с Рамоном, если бы вы не... — Если бы я что? Не запретил? Но я не запрещал. Не давая ему возможности оставить за собой последнее слово, Алваро разворачивается и уходит. Дверь за его спиной оглушительно хлопает, но скрипа засова не раздаётся. Нет смысла запираться, если никто и не пытается войти к тебе. — У нас несколько молоденьких служанок, Лора. А он красив и когда-нибудь станет герцогом. Хотя в его случае красив — и этого уже более чем достаточно, чтобы тайком приносить ему после полуночи еду и воду. — Ты всегда был к нему несправедлив, — Долорес зябко запахивается в шаль, но теперь выглядит гораздо спокойнее, наверное, все-таки поверив его словам. — Разве так? — искренне удивляется Алваро. *** Молчаливый протест всë-таки продолжается ещё несколько дней. Рокэ обедает, не выходя из своей комнаты. Алваро, напротив, спускается вниз, чтобы сидеть напротив исхудавшей и отстранëнной Долорес. Все разговоры бестолково сводятся к тому, что она хочет написать письмо Арлетте и передать его через Рокэ. Но в назначенный день он все равно уезжает без письма. *** Тонкий силуэт, не обременивший себя плащом, кажется одновременно и знакомым, и неправильным. Долорес первая сорвано вздыхает, приложив ладонь к губам, но тут же опускает плечи и ничего не говорит. Рокэ с неумело и криво срезанными волосами как будто становится младше на пару лет — неожиданно хрупкая шея, непослушные пряди, которые никак не удаётся убрать за уши. Он похож на гравюру, сошедшую со страниц книги, тоненький мальчик-менестрель, бесстрашно бредущий сквозь чернильную тьму навстречу долгожданным опасностям. — Всë равно это сделали бы в Лаик. Я захотел сам. «Чтоб они не возомнили, что могут что-то решать, когда перед ними Рокэ Алва». Долорес всë так же молча обнимает его, судорожными движениями ладони пытаясь пригладить встопорщившиеся вихры на загривке. А Арлетте теперь придётся написать самому и послать письмо сегодня же, чтобы оно успело обогнать мальчишку. Арно — тот не обратит внимания, а если и обратит, то спросит напрямую, а Арлетта может наделать неверных выводов... Долорес поспешно скрывается в доме, на ходу доставая из рукава платок. Они двое провожают её взглядами. — Иди сюда, — требует Алваро. Выравнивать вьющиеся тяжёлые пряди охотничьим ножом — сомнительное удовольствие. Но Рокэ получает свои пять минут триумфа, глядя на него словно терзаемый еретиками эсператистский святой, убеждённый в собственной правоте. — Достаточно, приведешь себя в порядок в Талиге, — наконец сдаётся Алваро. — Все твои карточные долги я оплачу, если они будут исчисляться деньгами. Остальное на твоей совести. — Этого не потребуется, — гордо фыркает на него Рокэ. Деньги увозит с собой старик Рикардо, позволяя Рокэ красиво взлететь на коня с пустыми руками и ощущением превосходства над презренными родительскими подачками. Алваро зачем-то заходит в стойло к лошадям и скармливает сухарь молоденькой гнедой кобыле, занявшей место Фобоса. Конь Рубена благополучно умер от старости. *** Что служба Рокэ не станет гладкой, он мог бы предположить, уже когда тому исполнилось семь. И ни фок Варзов, ни Ноймаринен, ни сам Эрнани, вздумайся ему восстать из могилы, не станут гарантом спокойствия. Обвинять Вольфганга нет смысла, особенно когда и сам чувствуешь успокоение, зная, что он избежал опасности. — Давай, генерал, я готов выслушать, — фок Варзов хмурится и торопится сесть в свободное кресло, хотя Алваро уселся сразу, как только вошёл, вымотанный дорогой и удручающе неспешной лошадиной иноходью. — Есть что-нибудь, о чем ты не смог написать в письме? Вольфганг отрицательно качает головой. — Жаль, — с чувством заключает Алваро. — А я надеялся, что до моего приезда вы сочините удобоваримую историю, и я сделаю вид, что поверил в неë. — Так я должен был соврать? — кажется, что широкие брови Вольфганга не могут сойтись ещё сильнее, но он умудряется стать ещё более похожим на грозовую тучу. Алваро выразительно взмахивает рукой. Врать уже поздно. Упавшую со стола чашку не поймаешь, успеть бы отшагнуть, чтобы не забрызгаться кипятком. — Приведи мальчишку... Да не сам, Вольфганг, пошли кого-нибудь из охраны... Мы с тобой успеем обсудить расстановку сил, пока он появится. Фок Варзов отдаёт приказ кому-то за дверью, затем неожиданно от всей души прикладывает створку о дверной косяк. Алваро с любопытством смотрит на неё — нет, дверь выдержала. — Вы двое, — палец Вольфганга обвиняюще указывает на него. — Это какое-то проклятье. Я могу предугадать на полгода вперёд, что собирается делать армия Гаунау. Я знаю, чем занят самый последний безусый полковник в самом отдалённом гарнизоне. Но один-единственный Алва — это катастрофа! — Я никогда не сожалел, что именно ты взял его в оруженосцы. — Я тоже! — Вольфганг кажется и сам удивлённым тому, как повысил голос. — Я тоже. Но я не просил его стрелять в этого кошачьего Карлиона и спасать меня.