Последний сын

Рокэ тринадцать. Ему надоедает стоять в ожидании, когда отец закончит написание письма, и он устраивается на подлокотнике пустого кресла. — Сядь, — приказывает Алваро. Ему в ответ вопросительно вздергивают тонкую бровь. — Сядь, как это принято в приличном обществе. Увесистый томик с пьесами, привезённый из Талига, но всë ещё не попавший в руки Рокэ, действует лучше, чем любые угрозы. Мальчишка нехотя усаживается в кресло. — Поговорим о твоих успехах в обучении... — Фехтованию, — вскидывается Рокэ, не позволяя ему договорить. — Нет смысла болтать языком о том, что нужно демонстрировать в схватке. Рокэ недовольно закусывает нижнюю губу, склоняя голову к плечу. Длинные тяжёлые пряди волос рассыпаются по плечам и льнут к гладкой щеке. Алваро всë-таки предпочёл бы, чтобы возраст его хоть немного испортил. Рокэ Алва похож на закатную тварь, пришедшую издевательски ухмыляться и в конце концов получить душу того, кого избрал своей жертвой. Или на слишком избалованного юного герцога. Одно от другого не слишком-то далеко. — Мои успехи в стрельбе тоже не имеют шанса вас заинтересовать? — Не думаю, что ты покажешь мне что-то новое, чего я не видел на учениях стрелковых дивизий. Окончательно скиснув, Рокэ опускает голову, укладывает руки на колени и с успехом изображает раскаяние. Нужно ли отдавать ему книгу, если он и без того только и делает, что разыгрывает домашние пьесы? — Чем провинился учитель геометрии? — Он был довольно глуп. — Гораздо умнее было довести его до побега и остаться на три месяца без наставника вообще. За это время ты попытался хоть что-то прочитать самостоятельно? Рокэ бросает уже вполне искренне драматичный взгляд на прижатую отцовской ладонью книгу. Шансы получить её улетучиваются с каждой минутой. — Я сожалею, этого больше не повторится. — Не повторится, я приму все меры. Рокэ возмущенно передёргивает плечами и съëживается, словно ему пообещали что-то крайне неприятное. Хотя Алваро уверен, что ни один из учителей не касался детей и пальцем: все наказания исчерпываются только бесконечным переписыванием заданий. Алваро сдвигает книгу по столу, наконец снимая с неё ладонь, но Рокэ не торопится забрать. Поднимает глаза, расправляя плечи, смотрит долгим вопросительным взглядом. — Как чувствует себя твоя мать? — Лучше... Последние два месяца лучше. Алваро молча кивает, не собираясь продолжать разговор. Тонкие пальцы с нежным золотистым загаром вцепляются в книгу, но Рокэ на удивление даже не пытается её пролистать. — Если вы не будете так заняты… Могу я продемонстрировать свои навыки фехтования не на словах? Он кажется неожиданно серьёзным, заостряются скулы, нервно сжаты губы и вцепившиеся в подлокотник пальцы. — Возможно, позже, — уклончиво обещает Алваро. Рокэ разочарованно встряхивает головой, сразу возвращая себе равнодушную расхлябанность жестов, и отводит взгляд в сторону. — Как скажете, отец. Я могу идти? *** Он вытаскивает Рокэ из библиотеки, до странного удивлённый, что нашёл его именно там. После всех учительских жалоб кажется, что этот ребёнок совсем не собирается учиться. Но Рокэ, забившийся с ногами в высокое кресло у окна, погружённый в себя, одной рукой теребит уголок недочитанной страницы, накручивая на пальцы второй длинную прядь волос. — Дидерих? — очевидно ошибочно предполагает Алваро. Книга слишком увесистая для собрания пьесок. — Кодекс законов анаксии. — Рокэ моментально захлопывает том и выпрямляется в кресле, опустив ступни на пол. От его взгляда не спрятать две шпаги в отцовских руках. — Вы собираетесь тренироваться? — быть уклончивым Рокэ явно не умеет, всем телом подаваясь вперёд. Алваро кажется, что он понимает это чувство. Подростковое желание играть с кем-то, условно превосходящим тебя по силам. Испытать себя, поверить, что научился уже достаточно многому, чтобы встать наравне со взрослыми. Даже не наравне, а добиться признания того, что ты лучше, чем ровесники. — Я — собираюсь. Можешь присоединиться, если переоденешься достаточно быстро. Рокэ исчезает за дверью без единого звука, не пообещав вернуться, не исполнив никаких ритуалов вежливости. Алваро насмешливо фыркает. Ждать возвращения приходится недолго — Рокэ, конечно, не стал переодеваться, но небрежно собрал лентой спутанные волосы. — На площадку, — указывает Алваро, вручая ему обе шпаги. Сам несколько секунд медлит, рассматривая побелевшие от времени и пропитанного солью воздуха ряды книг. Любимое место для размышлений осталось таким же. Другим стал он сам. Другими стали мысли — и былого ощущения спокойствия уже не вернуть. У Рокэ есть возможность приглядеться к оружию, выбрать более удобную шпагу и расположиться спиной к солнцу, но он не предпринимает ничего. Неподвижно стоит, дожидаясь. Алваро ловит себя на том, что по привычке уже оценивает его, словно противника в предстоящей дуэли. «Словно ученика», — мысленно исправляет он себя. Рокэ уже сейчас во многом не оправдывает его надежд, он вытянется ещё на пару ладоней, но явно не вырастет достаточно высоким, в плечах, пожалуй, тоже станет шире, но не настолько, чтобы обращаться с более тяжёлым оружием, чем шпага. — Выбирай, — приказывает Алваро. — Это не то, к чему я привык, — Рокэ хмурится, но вдумчиво вертит оружие в руках. — Тогда мне подождать, пока ты привыкнешь, или сделать выбор за тебя? Синие глазищи возмущённо оглядывают его с ног до головы. Мальчик хотел другого. Играть и забавляться, красоваться и показывать себя, а не выцарапывать возможность вступить в поединок. Но развлекаться он может с кем угодно другим в любой другой из дней. — Я выбрал, — холодно объявляет Рокэ, протягивая ему шпагу, и оставляя себе ту, что уже держал в правой руке. По сути, разницы между ними нет, как нет и смысла в сравнении, но иногда имеет значение даже иллюзорное ощущение превосходства. И неиллюзорные возможности, которыми самоуверенные щенки никогда не торопятся воспользоваться. — Приступим? — Алваро легко поворачивает сына лицом к солнцу, подтолкнув его клинок своим. Рокэ недовольно прижмуривается, но тут же собирается, неожиданно молчаливый, сосредоточенный. Первый его выпад Алваро отражает с лёгкостью. Уводит в сторону, заставляя Рокэ глупо провалиться вперёд плечом и открыть беззащитный бок. Конечно, не пользуется этой промашкой, но явно даёт понять, что увидел её. — Не целься в корпус, у тебя не хватит силы нанести такой удар превосходящему противнику. Не силы — Рокэ не хватает веса. Слишком худой даже для своего возраста, он не победит взрослого мужчину с наскока. И, кажется, понимает это, хотя и щерится недовольной кошкой. Самым лучшим выбором стал бы удар в горло, который не теряет ничего, если наносить его снизу вверх, как раз из позиции подростка, не вытянувшего ростом. Но Рокэ не пытается к нему прибегнуть, сосредоточившись на руках и попытке выбить шпагу из чужой хватки. Тактика проигрышная изначально, но позволяющая не причинить противнику непоправимого вреда. — Это и есть те успехи, которые ты хотел мне продемонстрировать? Шпага летит на землю, но это шпага Рокэ, растирающего пострадавшее запястье. Он держится хорошо. Много лучше других мальчишек лет шестнадцати, которых Алваро иногда без особого удовольствия наблюдает на занятиях в Лаик. — Мы только начали, — огрызается Рокэ. Тонкая прядь волос липнет к влажному виску. Он встряхивает несколько раз кистью, перекладывает оружие в левую, но сразу же отказывается от очередной проигрышной затеи. — Тогда продолжим, — Алваро не собирается выказывать сочувствия к его усталости, но позволяет медленно, за несколько выпадов развернуть себя лицом к слепящему солнцу. С этого определенно стоило начать, и Рокэ выиграл бы если не битву, то несколько секунд для удовлетворения своего самолюбия. Он достаточно быстр, чтобы не уследить за его движениями, но достаточно академичен, чтобы предугадать их с закрытыми глазами. Хорошо, вполне хорошо. Только когда выпад замирает и неловко оканчивается на середине, а глаза Рокэ удивлённо распахиваются, он понимает, что произнёс похвалу вслух. — И не руби шпагой так, словно торопишься уронить её из рук. Рокэ знакомым — материнским — жестом поджимает губы, так и не признаваясь, что непривычно тяжёлое оружие ему действительно не по руке. Следующий колющий выпад не достигает цели, но в этот раз и Рокэ не открывается навстречу ответному. Мимолетной улыбкой озаряется его лицо. Оценили или нет? Алваро оценил. Менять учителя фехтования, который достиг вполне явных успехов, нет смысла. Но нужно дать мальчишке возможность тренироваться с другими соперниками. Может быть, отправить к Вейзелю на полгода, если тот готов будет терпеть ещё одного оболтуса, помимо своих. Или к Вольфгангу, подальше от моря, чтобы не испортить хорошую дуэльную технику развлечениями с саблей. Есть две непростительные ошибки — недооценить соперника и переоценить его. Алваро совершает вторую. Ему кажется, что Рокэ хватит ещё на несколько атак, пусть уже медленных и легко отражаемых, но хотя бы техничных. Но Рокэ сдаётся раньше. Бросается вперёд в последнем отчаянном рывке, обещающем или пронзить насквозь тело противника, или убить самого атакующего, если соперник умело подставит клинок под чужую атаку. Алваро совершенно машинально уводит в сторону чужую шпагу, против всех дуэльных правил ловя Рокэ за плечо, чтобы он не свалился под силой этого рывка. — Очень глупо, — холодно заключает он. Рокэ поднимает на него взгляд, совершенно шокированный, изумленный. Ответно вцепляется в рубашку, вдруг роняет шпагу, и шёпотом объявляет: — Я не собирался... Кровь на своём рукаве Алваро замечает, только опустив взгляд. Случайная царапина. — Я уже заметил, — он поднимает собственную шпагу выше, плашмя прижимая лезвие к горлу Рокэ. — Что ты не собирался драться со мной всерьёз. Тогда стоило ли начинать? Никогда не бросай оружие, если твой противник ещё дышит. Огромные синие глазищи ещё несколько секунд сохраняют непонимающее выражение, но потом лицо стремительно каменеет. Наверняка теперь Рокэ жалеет, что бросил оружие, но на сегодня с него все равно хватит. Алваро мягко отталкивает его от себя, стараясь больше не коснуться клинком. — Ты и правда делаешь успехи, — произносит он вслух, когда узкая спина в мокрой рубашке уже скрывается из виду. Рокэ его не слышит. *** — Ты не хочешь узнать, как прошло? — Мигель потягивается в кресле, неприятно напоминая требующего внимания Рокэ. — Представь себе, не хочу. Но вижу, что придётся, — Алваро продолжает разбирать бумаги, скопившиеся на столе. — Хорошо, я могу обойтись без подробностей, стоило просто попросить. Всë прошло как полагается. Кэцхен признали мальчишку. — Как полагается, — задумчиво повторяет Алваро. Он не уверен, что у созданий, живущих на утёсе, есть какой-то ритуал, сходный с человеческими. И от этого ритуала можно отойти или выполнить его в точности. — Я помню, что ты не очень-то их жалуешь... Но Рокэ... Понравился им. Утром его проводили до самого подножия скалы. — Хорошо. — Ты сомневался? У Мигеля серые, неожиданно светлые глаза. Метисы на здешних островах всегда рождаются такими, обладающими завораживающей, неправильной красотой. — Я — нет, — решительно отрезает Алваро, поднимая взгляд от бумаг. — А ты? — Если я отвечу «да», то меня утопят в заливе по приказу соберано? — К счастью для тебя, мы живём не во времена Рамиро, поэтому — нет. — Я не сомневался. Он Алва, такой же, как ты... Девочки тоже не ошибаются. Но и без них все давно верят. *** Рокэ пятнадцать, когда приходит известие о смерти Карлоса. И Алваро не пытается увести его от беззвучно рыдающей Долорес. Они как будто возвращаются в тот день полтора десятилетия назад, где Долорес, словно до смерти напуганная птица, закрывает собой сына. От него, Алваро. Как будто он когда-то собирался причинить ему вред. Рокэ неловко пытается разжать пальцы матери, вцепившиеся в его плечо, но не может, боясь сделать больно, и беспомощно смотрит на отца. — Побудешь с ней, — разрешает его сомнения Алваро. Накрывает его руку, прерывая попытки бороться, но стараясь не коснуться Долорес. Почему-то в этот момент Рокэ как никогда выглядит потерянным подростком. Теперь уже будущий герцог, соберано этого проклятого клочка земли. Он моментально теряет всю наносную наглость и остаётся ребёнком. Даже синие глаза, оттенённые тёмными ресницами, выглядят так привычно. Пальцы под ладонью Алваро тёплые и тонкие, живые. — У меня остался один сын, Рикардо, — произносит Алваро, только для того, чтобы заставить себя признать это вслух. Как отодрать присохшие бинты от раны — сразу, не оттягивая болезненных ощущений. — Даже с Рубеном… Это было не так. — Этого-то уж, пожалуй что, и смогут сохранить... Ладонь уже почти совсем седого старика-слуги не решается лечь на плечо маршала. — Кто, Рикардо? — Вам виднее, соберано, вам виднее... Закат розовеет нежным яблоневым цветом на горизонте. Такой спокойный день, такой солнечный. Карлосу бы понравился, очень тихий день. *** Шпагу привозит мальчишка Вольфганга, сам едва ли старше Карлоса, он старательно изображает скорбное сочувствие. Всерьёз почитает важным возложенный на него долг. — Оставайся на ночлег, — Алваро сжимает протянутую ему руку. — В доме много пустых комнат. В доме гораздо больше пустых комнат, чем ему хотелось бы. Рокэ стоит за плечом, молчаливо подталкивая в спину своим присутствием. — Что вы хотите сделать? — он приближается, когда они остаются одни. — Ищу что-нибудь, что можно будет передать твоей матери. Что-то, у чего не будет лезвия, — Алваро перебирает немногочисленные вещи сына, не испытывая к ним никакого чувства. Только неживые предметы. Дань традициям. Человека здесь давно уже нет. Рокэ закусывает нижнюю губу, но послушно присоединяется к поискам. А потом и вовсе отталкивает ладонь Алваро, вынимая из вещей потрёпанную книгу. — Этого будет достаточно. — Хорошо. Отнеси. Рокэ сжимает книгу в ладони, но не торопится уходить. — Что будет теперь? — Теперь? — Теперь, когда я должен стать герцогом. Что изменилось? Белая лента среди вещей Карлоса, наверное, принадлежит какой-то девушке. Сообщат ли ей? Долго ли она будет помнить или забудет через несколько дней? Долорес пытается помнить. Алваро предпочёл бы забывать. Он бы не осудил, если бы она забыла. — Ты отправишься в Лаик. Затем оруженосцем к Ноймаринену. Если сумеешь проявить себя, то сделаешь карьеру. Станешь герцогом... Надеюсь, что тебе не нужно объяснять, какие обязанности это подразумевает, всë-таки тебе уже не пять лет. Рука Рокэ, протянутая к нему над лежащими на столе вещами Карлоса, протянута словно над гробом. Пальцы судорожно вцепляются в рубашку. — Лаик, Ноймаринен, должность в Талиге. Всë, как у него. Вам ведь нет разницы, кто из нас, правда? Или нет... Разница была, когда он был жив. А теперь остался только я — выбор, который вам никогда не хотелось бы сделать. Алваро ответно протягивает руку, заставляя сына поднять подбородок. Ресницы совсем сухие, но моргают часто-часто. — Что не так? Не похож? — голос Рокэ неловко срывается, и сцена протеста выходит не такой эффектной, как ему хотелось. Он не похож. Алваро не перепутал бы их с Карлосом даже издали. Даже в сумерках. Как не перепутал бы ни одного из всех своих детей с другим. Но Рокэ — особенно. С его тонким бледным лицом, привычкой болезненно заламывать брови, длинными волосами, рассыпавшимися по плечам, мягкими движениями, текучими, совсем не похожими на размашистые жесты старшего сына... И синими глазами, в которые невозможно смотреть и невозможно не смотреть, как в ту ночь, когда им обоим померещился стеклянный витраж, и не ускользнуть было от грустного вопрошающего взгляда незнакомки. Он никогда не станет копией. Он Рокэ. Росио. Это значит, что Долорес никогда не вздрогнет в ужасе фальшивого узнавания, перепутав один силуэт с другим. Мёртвые мертвы навсегда. — Лучшее, что ты сделал для меня — не стал похожим на него. Рокэ отшатывается, словно его ударили.