Ошибка подполковника Дрёмова

Рокотов стоял около дверей в кабинет следственного отдела. Там, за дверью, слышался весьма громкий голос Дуденкова, он что-то воодушевлённо рассказывал. А Ивану так не хотелось сейчас его прерывать своим появлением. Но зайти ведь надо, не стоять же здесь в пороге. Рокотов осторожно приоткрыл дверь. Почти в центре кабинета стоял спиной ко входу Дуденков. Иван быстро поднёс палец к губам, показав сидящим у стола Свете и Йоффе, чтобы те сделали вид, что никто не вошёл. И они сделали такой вид. А Дуденков всё так же с необычайной энергией продолжал свой рассказ. — … И нашли, значит, этого Ганса в канаве, а у него, предоставьте, семь пуль и осколков в теле! Семь, а он жив ещё! Солдаты думали уж пристрелить животину, ну, чтобы не мучалась. Так ведь там какие-то академики проезжали, сказали, что тут не просто животина лежит, а очень ценный зверь — гиппопотам! — Дуденков с важным видом поднял палец вверх. Капитан и Света внимательно слушали рассказ Александра, однако Света то и дело поглядывала на Рокотова, который стоял и тоже с интересом слушал, но сиял от счастья (и также было видно, что он об этом своём счастье очень хотел рассказать Свете, но уже на едине с ней). — И что же с гиппопотамом этим дальше было? — спросил Йоффе. — Как что? Спасать стали такого ценного зверя! Лейтенанта из комендатуры прислали, тот стал ветеринаров разных вызванивать, спрашивать, как лечить бегемота. — Вылечил? — спросила уже Света. — А то как же! Конечно! Только представьте, чтобы у бегемота аппетит появился ему прописали не что-нибудь, а литр водки на ведро молока! Через пять минут у бегемота аппетит был воистину зверский! — Дуденков делался всё более довольным, словно бы это он самолично выхаживал этого бегемота, — Товарищ Полонский мне сегодня показал Ганса. Жив и очень здоров теперь наш бегемот. И даже дрессииован! — Бегемот? — переспосил Дуденкова Лев Анатольевич. — Да. Бегемот. Товарищ лейтенант выдрессировал его себя на спине возить. Честно слово! — Ну уж коли бегемот это речная лошадь, то конечно она и верхом прокатит, — наконец дал о себе знать Рокотов. Дуденков живо обернулся на слова майора. Он был уверен, что рассказывал всё это только Елагиной и Йоффе. А Света и капитан чуть посмеивались, вид у старшего лейтенанта сделался растерянный, прежний задор куда-то вмиг улетучился. А вот у Рокотова вид напротив был весьма довольный. Йоффе же вернулся к своему столу, освободив место для Ивана (это же Рокотов всегда сидел у стола Светланы Петровны). Иван сразу же очутился на своём месте. Оказалось, для него Света уже приготовила горячий чай. Дуденков потоптался на месте и сел возле стола Йоффе. — Не верите мне, Иван Григорьевич? — Дуденкову показалось, что майор не поверил в его рассказ о спасении бегемота Ганса. — Ну отчего же не верю… Верю. И более того, даже не сомневался, что бегемота водкой отпаивали, — ответил уверенно Иван взяв в руки стакан с чаем (обычно он уже должен был раза три закурить, но нынче это нельзя, оставалось занимать себя хотя бы чаепитием, благо было с кем). Дуденков сразу же ободрился. — Ну раз ты нам рассказывал историю, то теперь расскажу и я, — совершенно внезапно решил Иван, поглядел на Свету, а после перевёл взгляд на Дуденкова, — Знаешь, Саша, сколько мостов здесь в Кенигсберге? — Семь вроде, — Александр сомневался. — Всё верно, семь, — Иван сделал глоток, — Так вот. Есть одна задача, она так и называется «задача о семи кёнигсбергских мостах». — И что это за задача такая? — Дуденкову уже стало интересно. — Очень простая. Звучит так: как можно пройти по всем семи мостам Кёнигсберга, не проходя ни по одному из них дважды. — Просто пройти по мостам? — переспросил старший лейтенант. Иван кивнул. — И что тогда в этой задаче такого, если вы сами сказали, что она простая? — Дуденков не понимал, к чему весь этот разговор ведёт Рокотов. — Эту задачу придумал известный философ Иммануил Кант, — пояснил для начала Иван, — А решил математик Эйлер. — И что же он решил? — Александру было уже интересно получить ответ. — А то, что эта задача не решаемая, — за Ивана ответила Света, потому что она вспомнила, Ваня ей уже рассказывал эту историю про мосты, Канта и математику. — Всё верно, — Рокотов довольно глядел на Свету, если она сейчас ответила, значит не забыла, то, что он ей рассказывал, — Задача не решаема. — Ох уж эти философы… — многозначительно заметил Дуденков и поднялся с места, — Вот у нас, у ветеринаров, всё куда как проще. Иван ничего не ответил, просто пил чай. — Ладно, Лев Анатольевич, пойду я. Пора уже мне, — поднялся Дуденков, поправил гимнастёрку и ремень, — А то завтра ещё дальше заниматься этим самым зверинцем нашим, — Александр по деловому надел фуражку. — Почаще заходи к нам, — пригласила Дуденкова Света. — Да, заходи, рады будем, — согласился с ней Йоффе. — Зайду, как время будет, — стоя в дверях бодро добавил Дуденков, окинул сидящих в кабинете офицеров, особенно остановив взгляд на Рокотове, — До свидания! — До встречи, Саш! — попрощался первым Иван, всё же забавным для него был этот старший лейтенант ветеринарной службы. Дуденков вышел из кабинета. А вместе с этим стал собираться и капитан. — А ведь действительно… Смеркается уже во всю. А мне ещё идти до дома моего, — заметил Йоффе собирая со стола свои документы. — Так может мы вам свою машину дадим? Сержант отвезёт вас, — предложил сразу Иван. — Да как-то неудобно… — капитану действительно было неловко от того, что Иван Григорьевич предлагает ему их машину, — А вы как же? — Ничего, всё в порядке. Мы доберёмся, — заверила Света. — Доберёмся, — подтвердил слова Светы Рокотов, — Вы собирайтесь, я сейчас вызову машину, — он оставил на столе стакан и шагнул к своему, где у него был телефон. Через пару минут в кабинет зашёл Мамиев. Попрощавшись с Иван Григорьевичем, со Светланой Петровной, погасив на столе лампу, Лев Анатольевич уехал с сержантом домой. Кабинет погрузился в полумрак. От одиного горящей лампы на столе Рокотова кабинет казался меньше и даже уютнее. Иван наконец остался наедине со Светой. К стоявшему у своего стола Рокотову она медленно подошла и чуть слышно проговорила: — Ну как? Было без пояснений понятно, про что она спрашивала. — Хорошо! Всё в порядке! — Рокотов чуть присел на край стола, а затем лёгким движением рук приблизил к себе Свету. Она опустила на его плечи ладони, а затем свела их на его шее. Тонкие и чуть холодные кончики пальцев нежно касались кожи вызывая у Рокотова мурашки. Они так давно не были друг с другом. От этого Иван непроизвольно крепче обхватил Свету. Внутри постепенно накатывались волны давно не испытываемой и от этого такой жгучей страсти. Света обводила взглядом каждую линию лица Ивана. Другой, совершенно другой он стал. Всё в нём говорило той самой уверенностью, невероятным спокойствием, которое у него когда-то было. Тогда, когда они впервые встретились. Ушла печаль и тоска взгляда, что была последние три месяца. Сейчас взгляд был полон восхищения и тихого счастья. И конечно — спокойствия. Света очень хорошо знала причину этого. И ей самой становилось радостнее от того, что для Вани все его проблемы теперь были решены. Рокотов смотрел на своё счастье. Именно так он повторял сегодня про себя — его счастье. После слов сына о том, что тот не против и даже рад за него, пожелал им счастья, Иван окончательно успокоился, словно в этот момент он оставил груз прошлого, что мешал ему идти дальше. Теперь этой тяжести не было. И взглянув тогда на сына, он понял, да, его Мишка вырос. Это взрослый, самостоятельный человек, у которого теперь идёт своя жизнь, свой путь. А его жизнь, жизнь Ивана Рокотова, теперь всецело связана с ней — со Светланой, со его Светой. А ладонь Светы меж тем с плеча невесомо прошлась по его щеке, а затем всё так же невесомо оказалась в его жёстких поседевших волосах. Она мягким движением закинула его чёлку так, как ей всегда нравилось, чуть лихим вихром. От того, что Ваня был именно таким, каким он ей нравился больше всего, она шире улыбнулась. А Рокотов в ответ на это улыбался проступившии на её щеках ямочкам. Как они нравилось ему! Вновь ладони Светы обхвативали его шею. Больше всего на свете Рокотов сейчас хотел только одного — чтобы никто не заходил сюда, он хотел остаться наедине с ней. Иван немного наклонился вперёд, отчего он слегка коснулся кончиком носа её. Света от этого только мягче улыбнулась, потому что она знала что будет дальше. А дальше она обвила его своими руками, и уже так они вновь говорили друг другу «Люблю». После всего, через что прошли, сегодня, вчера, неделю, месяц, годы назад, вот так стоять и наслаждаться друг другом было истинным и абсолютным счастьем. Для этого хотелось остановить время, чтобы сделать этот момент вечным. Сейчас перестало существовать всё вокруг, этот кабинет, этот разрушенный город, приказы, обязанности, служба, присяга. Между ними была лишь единственная их клятва, которую они дали друг другу в самый страшный момент. И этой клятве, этой присяге на верность, они несмотря ни на что остались верны. Даже Смерти они не позволили её нарушить. Света всё же чуть шагнула назад, вновь подарила Ивану свой сияющий взгляд. Рокотову же сейчас казалось, что к ним вернулось то особое отношение между ними, что было тогда, когда они встретили друг друга. За эти три месяца, особенно последний месяц, Ивану казалось, что их близость уходила, а любовь если не гасла, то становилась сухой и пресной. Теперь же, он был уверен, что это было временно. «Они» ещё были. И пройдя этот период их любовь теперь действительно была зрелой, настоящей и нерушимо крепкой. Их семейное дерево любви продолжало цвести. Иван держал её в своих руках, любуясь и наслаждаясь ею, всё также прекрасной, нежной Светой. «Она ведь совсем забыла про года!» — провёл Иван по её щеке своей большой ладонью. Щёлкнула дверная ручка и на фоне светлого коридора стояла плечистая и чуть сутулившаяся фигура Дрёмова. Подполковник хотел войти в кабинет как всегда, широко распахнув дверь и уставив взгляд на находившихся здесь. Он распахнул дверь и испытал весьма сильное дежавю. Дрёмов опять увидел, то, что не должен был видеть. Решительность, с которой он сюда заходил, сразу же испарилась, взгляд убежал в сторону. В сторону от Рокотова шагнула и Света, скрестив руки на груди. Опять Дрёмов пришёл тогда, когда меньше всего его хочется видеть. — Извиняюсь за своё столь внезапное появление…, — виновато заговорил Дрёмов прикрыв дверь, — Иван Григорьевич, я к вам. Рокотов выпрямился, попытался придать себе спокойный, нераздражённый вид. Вышло у него это так себе, взгляд выдавал. Но Дрёмову этого хватило для того чтобы начать то, ради чего он здесь так не вовремя появился. — Иван Григорьевич… Хотел принести извинения за свои сомнения в отношении Михаила… Был не прав. Признаю свою ошибку. — практически на одном дыхании выговорил Дрёмов. Рокотов чуть кивнул. Хотя так хотелось высказать сейчас всё, что накипело за это время. Хлёстко, самыми крепкими словами. Однако Иван не хотел портить самому себе сейчас такой хороший вечер. Дрёмов посмотрел на Елагину, потом вновь на Рокотова. Было по ним ясно, что тут он уже лишний. Чуть кивнув, он сунул руку в карман и протянул оттуда Рокотову сложенную в двое бумагу. — Вот… В качестве извинений… Хоть я понимаю, Иван Григорьевич, что этого недостаточно. Рокотов забрал листок и быстро развернул его. Дрёмов быстро вышел. Иван принялся читать, что же ему отдал подполковник. — "… Приказываю… Объявить товарищам Рокотову И.Г. и Елагиной С.П. благодарность… Назначить двухдневный отпуск", — вслух прочёл Иван и улыбнулся, — Отпуск дал нам Дрёмов. — показал он документ Свете, а потом чуть грустно добавил. — На два дня правда. Света вытянула из его рук бумагу, положила её на стол Рокотова, а сама вновь взялась за его широкие и крепкие, как стена, плечи и прошептала: — Зато это будут только наши два дня! Ладони Рокотова скользнули от спины Светы к её, талии, он вновь прижал её к себе. Цунами чувств окончательно снесло стойкий рассудок Ивана. И всё только от одной мысли, что ближайшие два дня он проведёт рядом со Светой. Крепко прижав её к себе двумя руками, он также крепко прижался к её губам. И эти чувства оказались взимными.